Что такое богоборческая тема в литературе определение
БОГОБОРЧЕСТВО
Смотреть что такое «БОГОБОРЧЕСТВО» в других словарях:
богоборчество — богоборчество … Орфографический словарь-справочник
БОГОБОРЧЕСТВО — БОГОБОРЧЕСТВО, богоборчества, мн. нет, ср. (книжн. церк.). Богоборческое движение; религиозные переживания богоборца. Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935 1940 … Толковый словарь Ушакова
БОГОБОРЧЕСТВО — одна из начальных форм свободомыслия, приверженцы которой объявили Бога причиной зла в мире и осудили его за это. Античный образ богоборца – Прометей. В искусстве образ богоборца стал символом стремления к свободе и переустройству мира. Именно… … Евразийская мудрость от А до Я. Толковый словарь
Богоборчество — ср. Система взглядов, включающая в себя неприятие Бога [Бог I] и созданного им мира как несовместимого с идеей блага и утверждающая права человека на переустройство такого мира. Толковый словарь Ефремовой. Т. Ф. Ефремова. 2000 … Современный толковый словарь русского языка Ефремовой
богоборчество — богоборчество, богоборчества, богоборчества, богоборчеств, богоборчеству, богоборчествам, богоборчество, богоборчества, богоборчеством, богоборчествами, богоборчестве, богоборчествах (Источник: «Полная акцентуированная парадигма по А. А.… … Формы слов
богоборчество — богоб орчество, а … Русский орфографический словарь
богоборчество — богобо/рчество, а … Слитно. Раздельно. Через дефис.
богоборчество — бог/о/бор/ч/еств/о … Морфемно-орфографический словарь
КАМЮ — (Camus) Альбер (1913 1960) – франц. философ эссеист, писатель, журналист. Изучал философию в Алжир, ун те. Руководил Театром труда в Алжире, участвовал в Сопротивлении, сотрудничал в подпольной газете “Комба”, после освобождения ее гл.… … Энциклопедия культурологии
Мотив богоборчества в творчестве М. Ю. Лермонтова
Михаил Юрьевич Лермонтов – один из величайших русских поэтов, поднимавший в своих стихотворениях проблемы любви («Нет, не тебя так пылко я люблю…», «Я не унижусь пред тобою…»), одиночества («Тучи», «Первое января», «На севере диком стоит одиноко…»), свободы и воли («Парус», «Узник», «Сосед»), предназначения поэта в современном мире («Пророк», «Поэт», «Кинжал»). Писатель, приверженец такого литературного направления как романтизм, в традициях данного течения затрагивает и тему борьбы сильной личности против страны, общества, против самого Бога. Богоборческие мотивы пронизывают практически всю философскую лирику поэта наряду с тонкими и лиричными религиозными настроениями, отраженными в его произведениях.
Во-первых, Бог для поэта – это высшая небесная сила, способная наполнить душу человека светом надежды и веры. Стихотворение «Молитва», написанное Лермонтовым в 1839 году, является вершиной его духовной лирики, ведь именно в нем отражен настоящий, искренний, неподдельный разговор с Богом, который успокаивает измученного грустью лирического героя:
…С души как бремя скатится,
Сомненье далеко –
И верится, и плачется,
И так легко, легко…
В стихотворениях Лермонтова Бог иногда соединяется с природой, показывая гармонию окружающего мира, к которой на миг приобщается и лирический герой:
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, –
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога…
(«Когда волнуется желтеющая нива…», 1837)
…Но есть и Божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед…
С другой стороны, Бог – это лжец и враг, которого лирический герой стихотворений М.Ю. Лермонтова обвиняет в тотальном обмане своих надежд, мечт и ожиданий, чаяний на счастливую и беззаботную, полную покоя и любви жизнь, в неизвестности своего предназначения:
За все, за все тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей…
(«Благодарность», 1840)
Прием анафоры создает интонацию гневного перечисления обманутых чувств героя, его разочарованности во всем. Он ропщет на Господа, а заканчивает свой монолог смелым выпадом Богу – желанием собственной смерти, чтобы избежать новых страданий и иллюзий в этом мире:
…Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
Недолго я еще благодарил.
В душе любого человека с самого его рождения возникает противоречие: внутри живет как Бог, так и дьявол:
…Не походили на существ земных.
О нет! все было ад иль небо в них.
(«1831го июня 11 дня», 1831)
Их борьба (демонического и божественного) бесконечна, и, к сожалению, в стихотворениях М.Ю. Лермонтова чаще всего побеждает дьявол. Доказательством этому факту является поэма «Демон», в которой поэт создал особый тип сознания, вобравший в себя все обаяние порока и губительную силу своеволия, борьбы с Богом:
…Каким смотрел он злобным взглядом,
Как полон был смертельным ядом,
Вражды, не знающей конца, –
И веяло могильным хладом
От неподвижного лица…
Но Бог – это еще и податель высшей нравственной мудрости, которая помогает человеку прозреть, избавиться от духовной слепоты, привитой светским обществом без моральных ценностей и ориентиров:
С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока…
(«Пророк», 1841)
Лирический герой начинает видеть суть вещей, освобождается от темной повязки, скрывающей пороки людей, и теперь стремится об этом рассказать, «завет предвечного храня», однако его никто из ближних не слышит, а только бросает в осмеянного вождя и пророка человечества камни. Этот непосильный крест, данный ему Господом Богом, он несет в одиночку, хотя его слушается и ему помогает природа, в которой он находит убежище от окружающего мира, наполненного злобой:
…Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя…
Таким образом, отношение поэта к Богу неоднозначно: оно не раскрывается только в одной плоскости, а вбирает в себя многогранность поэтического сознания М.Ю. Лермонтова.
Богоборчество
«Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилия, восхищают его»
(Мф. 11:12)
“…ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь.” (Быт. 32:28)
Существует множество путей богопознания, одни из которых ясны, другие – позабыты и опасны, и, тем не менее, столь же реальны. Один из таких путей – познание и приближение к божественному через борьбу с ним.
Рассмотрев мифы и священное писание, можно выявить две совершенно разные группы богоборцев. Одни вступали в противостояние с божественной волей и не только побеждали, но и получили свыше признание собственной правоты. Другие были низвергнуты и прокляты. Из примеров можно выявить, в чем же между ними была принципиальная разница.
В древних, сакральных мифах, бывших для людей традиционного общества далеко не абстракцией и не объектом веры, а живой и непосредственно переживаемой реальностью, нередко встречаются сюжеты, в которых смертные противостоят богам или младшие боги противостоят верховному божеству.
В египетских мифах сама священная история развивается как череда столкновений между верховным божеством солнца Ра и другими богами. Причем в этих коллизиях зачастую отсутствует злая сторона – благ и владыка вселенной и те, кто бросают ему вызов.
Ра накладывает проклятие на богиню неба Нут, вследствие которого она не может иметь детей. Однако, вмешивается бог мудрости Тот и хитростью оспаривает волю бога солнца, давая возможность Нут завести детей.
В другом мифе в конфликт с Ра вступает бог Гор, не согласный с тем, чтобы над египетской землею владычествовал коварный убийца его отца Сет. Бог солнца считает, что сын Осириса слишком молод, чтобы отдать ему земное владычество над Египтом. Движимый жаждой справедливости Гор и его мать Исида посредством различных хитростей все же побеждают в состязании за трон, и Ра изменяет свое решение.
В одном из индийских мифов повелителю небесного царства Индре противостоит смертный Гаутама. У нищего мудреца был друг слон, которого он подобрал еще слоненком. Обратившись в царя, Индра спускается с небес и начинает требовать у отшельника отдать ему своего друга. В обмен он предлагает дворец, сокровища, скот и даже обращается к авторитету Брахмы-создателя, но Гаутама непреклонен – дружба для него ценнее всего, что могут предложить земные и небесные владыки.
Индра восхищен. Он отступает со словами: “Ты самый богатый человек на земле, ибо тебе известна цена настоящей дружбы.”
Когда, годы спустя, Гаутама приблизился к смерти, повелитель небесного царства берет его и слона живыми на высшее небо.
Интересен в этом отношение так же миф о принцессе Савитри. Из всех мужей принцесса предпочла нищего принца Сатьяванту, несмотря на то, что мудрец Нарада предрек ему гибель через год. Спустя двенадцать месяцев супружеской жизни, принц внезапно скончался в лесу и за его душой пришел бог смерти Яма. Савитри упала ему в ноги с мольбой не забирать мужа, хотя хорошей супруге следовало заняться погребальными церемониями, а не спорить со смертью испрашивая невозможного.
Обратимся к текстам Ветхого и Нового Завета, и в первую очередь к книге Иова.
Друзья же праведного мученика довольствуются своей отстраненностью и непониманием по отношению к Богу, ложным смирением. Являющийся в конце книги, юный Елиуй исступленно настаивает на недосягаемости и непостижимости Всевышнего и его Промысла. Исходя из такого отношения, неудивительно, что Бог не замечает его вовсе в разговоре с Иовом.
Сам спор Иова с друзьями также был одним из испытаний, суть которого праведник верно разгадал, обращаясь к друзьям (“А они ночь хотят превратить в день, свет приблизить к лицу тьмы” – Иов.17:12.; “Строго накажет Он вас, хотя вы и скрытно лицемерите” – Иов.13:10). Именно борьбы с собой, с попущенной Богом несправедливостью, ждал Господь от Иова, а вовсе не “теплохладного” благочестия.
Иной пример благословенного противления Богу отражен в жизни патриарха Иакова. Еще до момента своего рождения, в утробе матери, он вступил в борьбу со своим старшим братом Исавом, тем самым бросая вызов божественному предопределению, по которому он родился младшим. Оспаривая старшинство Исава, он не побоялся противостоять и собственному отцу – Исааку.
Своеобразным апофеозом его богоборческого пути становится непосредственное столкновение с самим Богом, который вступает с ним в схватку во время ночного бдения. Их поединок длится до зари, пока всемогущий Господь, удовлетворенный его рвением, не признает в нем победителя. Иаков отпускает Бога, когда тот дарует ему благословение.
“Я видел Бога лицем к лицу, и сохранилась душа моя.” (Быт. 32:30) – дерзновение Иакова открыло ему возможность богопознания.
Тем не менее, именно с ним Господь вступает в разговор: «Савл, Савл! что ты гонишь Меня?», а впоследствии, когда Савл раскаивается в былых деяниях и внемлет повелениям Бога, именует его “Мой избранный сосуд, чтобы возвещать имя Мое перед народами и царями и сынами Израилевыми” (Деян. 9:15).
К совершенно иному итогу приходят два других известных богоборца – Прометей и Люцифер.
Суетливый и переменчивый титан Прометей встает на сторону богов в их войне против титанов. Но верности олимпийским владыкам он также не сохраняет, совершая кощунственный обман в Меконе – хитроумно подменяя жертву, которую люди должны преподносить Зевсу. В общем и целом, такова вся деятельность Прометея по отношению к любым превосходящим его силам – изобретательный обман и нежелание следовать какому-либо принципу, кроме своих желаний. То, что, к примеру, очередной обман (похищение огня) Прометей совершает из сострадания к людям, не означает, что он обладает принципиальной добродетелью – это лишь проявление его переменчивой сущности, не приемлющей непоколебимых оснований как таковых.
В конце концов, мятежный титан оказывается прикованным к скале, в наказание за свое коварство.
Другой пример богоборчества, приведший к столь же бесславному падению, можно увидеть в Люцифере. Мятежный ангел, пожелавший уравнять себя с Богом, низвергается с небес, однозначно осужденный.
В чем же состоит принципиальная разница между библейскими богоборцами (такими как Иов, Иаков и др.) и Люцифером? Между благословенными и осужденными?
Разница в намерении. В том, что лежит в основе противления божественному. Гаутама отстаивал свою дружбу перед владыкой небес, Савитри хранила верность мужу, даже вопреки решениям судьбы, Иов искал богопознания и справедливости, а Иаков заботился о своем роде и его миссии, оказавшимися под угрозой из-за недостойности старшего брата.
Прометей же действовал из своих пристрастий и личных соображений, Люцифер поставил самого себя над Богом, как сделали это строители вавилонской башни и многие другие проклятые богоборцы.
Принципиальная разница между двумя типами богоборчеств в том, ради чего оно совершается – ради самого себя или ради другого, ради богопознания или отказа от божественного, ради высших ориентаций или по прихоти.
Тот же Иаков, одолев в схватке самого Бога, не превозносится над Ним, не самоутверждается вне Его, а испрашивает у побежденного благословения. Именно поэтому ему дается победа над всемогущим противником, одолеть которого, вроде бы, вообще не в возможностях тленного человека.
Победа обретается, а смысл открывается лишь тем богоборцам, кто полагает основание для борьбы с Богом в самом же Боге, исходит из незыблемого, внутреннего принципа, тождественного принципу свыше.
Метафизический же вердикт по отношению к проклятым богоборцам состоит в том, что автономное человеческое бытие, обособленное от трансцендентного, не способно победить, и даже обнаружить смысл в противостоянии божественному.
Уместно будет вспомнить слова Блаженного Августина:
“Никто не остается самим собой, опираясь лишь на самого себя.”
Сакральные мифы и тексты имеют несколько пластов и уровней, и всегда являются чем-то большим и чем-то еще, кроме тех определений, что им рационально можно дать. Суть сакрального во всей полноте раскрывается лишь в непосредственном опыте, не в чтении и представлении, а в постижении и отождествлении.
Несомненно, что в древности богоборчество выражалось в различных образах, но неизменной основой их столкновения с божественным было стремление к богопознанию. И это первое качество, которое оно утратило. Утрата отразилась в фигурах Прометея, Люцифера и подобных им богоборцев, довольствующихся собой, и не чающих постижения того, что превыше их.
Фигуры проклятых богоборцев становились все более определяющими экзистенциальными типами, а с наступлением Нового времени и идеи светского общества, утвердились в качестве нормативов.
“Прометеевская” ориентация близка “люциферианской” – ее суть в том, что современный человек живет своими пристрастиями, желаниями и настроениями, без метафизической задачи и преображающего смысла.
Впрочем, люди XXI века, по всей видимости, пали ниже Люцифера и Прометея, хоть и продолжают им соответствовать. Их борьба с Богом не имеет даже пафоса и трагедии – это пассивный агностицизм самодовольных невежд и ничего более.
Однако, примирение с таким порядком вещей, привыкание к нему – есть окончательное поражение человека перед роком, которое не может наступить. Ведь как бы темны ни были времена, никогда человеку не избавиться от своей благословенной дерзости – откровенной или сокрытой жажды богопознания.
И тот, на чьей стороне Бог, одолеет любого противника – даже самого Бога.