Что такое гаагский трибунал
Что такое Гаагский суд?
Гаагский суд – это популярная международная организация, которая была создана в 1889 году. Идею по созданию суда воплотили участники гаагской конференции. Благодаря ним появился суд принимающий участие в решении мировых конфликтов. Данный суд выступает арбитром в различных конфликтах государств, спорах между правительственных лиц и государства, организаций и граждан.
Основное отличие этого суда от других судебных процессов это тот факт, что обе стороны должны самостоятельно принять решение и быть согласными проводить публичное заседание в суде.
Обычно, такой термин как «гаагский суд» употребляют, говоря о решении Международного уголовного суда. Обычно он рассматривает сложнейшие мировые преступления, такие как: геноцид, агрессия либо другие тяжкие преступления против человечества.
Передавать дела в этот суд имеют право только государственные органы, признающие его компетенцию. Так же в редких случаях это может быть прокурор или Совет по безопасности в ООН. Так что небольшие споры/
По закону Международный уголовный суд может выносить любые приговоры наравне с государственным судом. Даже пожизненное заключение. Однако Соединенные Штаты не признают полномочия этого суда и отказываются от его участия в громких делах.
Что же такое Гаагский суд по мнению СМИ?
Однако, средства массовой информации характеризуют Международный уголовный суд как международный трибунал. Согласно их мнению Гаагский суд был создан только для преследования людей, которые ответственны за различные нарушения международного права. А точнее именно те нарушения, которые были произведены на территории близ Югославии.
Такие трибуналы создаются исключительно с ограниченными сроками. Они рассматривают только конкретные вопросы, связанные с нарушениями международных правовых норм, происходящих на ограниченной территории либо ситуации связанные с лидерами различных государств.
Гаагский суд является неким эталоном, общим мнением развитых стран. Именно поэтому данная организация представляет интересы международного права, с точки зрения мировых принципов.
Не смотря на то, что данный суд не может принимать решения без соответствующего разрешения от государственных служб, он имеет высокую репутацию и колоссальное влияние на мировую общественность.
Средняя продолжительность рассмотрения различных дел в этом суде затягивается обычно до 4ех-5ти лет, но не смотря на длительные сроки решения суда всегда устраивали общество.
Что такое судебный приказ?
В случаях если должник согласен со своим долгом, готов его выплачивать, но чуть позже либо говорит, что выплатит по решению суда советуем выбрать именно приказную форму.
Как заставить работать судебных приставов?
Выиграть дело в суде – это не проблема, особенно если заявитель имеет все основания взыскать долг с ответчика. После судебного решения исполнительный лист – долгожданный.
Арбитражный суд что рассматривает?
Одним из видов гражданского судебного процесса является арбитраж. Если говорить в общем, то арбитражный суд представляет собой орган судебной власти, который занимается.
Кого на самом деле судит Гаагский суд?
11 марта исполнилось 10 лет со дня начала работы Международного уголовного суда (МУС) в Гааге. Идея была благая — сделать так, чтобы ни один политик, ответственный за тяжелейшие преступления, не ушёл от ответственности. Однако пока что суд работает плохо. Во многом из-за того, что в его работе не участвуют Россия, США, Китай, Индия.
Документ об учреждении МУС подписали 17 июля 1998 года на конференции в Риме, отсюда он получил название «Римский статут». В силу он вступил 1 июля 2002 года, а 11 марта 2003-го началась его фактическая работа. В основе его создания лежала идея международного расследования геноцида, военных преступлений и преступлений против человечности. Резиденция МУС находится в Гааге — там же, где и Международного суда ООН. Однако ООН МУС не подчиняется, хотя дела в нём возбуждаются по рекомендации Совбеза.
Решение об основании Международного уголовного суда приняли после того, как за несколько лет до того начали работу трибуналы по бывшей Югославии и Руанде, где в 1990-е годы лилась кровь. Как работает трибунал по бывшей Югославии — напоминать излишне. Подавляющее число осуждённых на длительные сроки заключения составляют сербы, хорватов, боснийских мусульман и косовских албанцев сажали куда реже. Вопросы к нему накопились не только у Сербии и России, но даже и у многих политиков на Западе.
В отличие от трибунала по бывшей Югославии, где тон задавали судьи из стран Запада, состав МУС выглядит куда представительнее. В него входит 18 человек, из которых двое судей представляют Азию, двое — Восточную Европу, трое — Африку, четверо — Латинскую Америку, семь — Западную Европу, Северную Америку и Австралию с Океанией. В компетенцию суда входит рассмотрение преступлений, совершённых только после 1 июля 2002 года.
К суду можно привлечь граждан только тех стран, которые подписали и ратифицировали Римский статут. Однако, граждан третьих государств можно привлечь к ответственности в том случае, если об этом просит Совет Безопасности ООН. Первое положение резко ограничивает возможности судей. Достаточно влиятельному государству, обладающему правом вето в Совбезе ООН, не ратифицировать Римский статут, как его граждане автоматически избегут ответственности.
К настоящему времени договор о создании МУС подписали 115 государств, но далеко не все из них ратифицировали его в парламентах. Среди тех, кто согласился «не прятать» своих граждан — страны Евросоюза, Норвегия, Швейцария, Япония. В Западном полушарии документ подписали и ратифицировали практически все — Канада, Бразилия, Аргентина, Мексика. В общем, суд вполне может работать. Но не всё так гладко.
Читайте также: Гаагский суд: сербов можно убивать
Возьмём членов Совета Безопасности ООН… Ратифицировали документ только Франция и Великобритания. Что же касается России и США, то они в отношении МУС проявили редкое по нынешним временам единодушие. Оба государства документ подписали, но не ратифицировали. Интерес американцев понятен — они слишком много воюют, их граждане слишком много преступлений совершают. Одно дело иракской тюрьмы «Абу-Грейб» сколько лет могло продлиться… Но американцы непреклонны: никто, кроме США, не может судить их соотечественников.
В отличие от США, Россия не ведёт войны по всему миру. Однако локальный конфликт в Южной Осетии всё же случился. И если бы российские депутаты ратифицировали Римский статут — наших военных могли привлечь к суду. Памятуя об особо предвзятом отношении к нам со стороны представителей Запада (и частично мусульманского Востока), российских граждан могли осудить ни за что. Да и оглядка на поведение США в данном случае — серьёзный аргумент.
Пятый постоянный член Совбеза ООН Китай документ не подписал и не ратифицировал. Точно так же поступили Индия, Турция, Белоруссия. Белорусы не воюют нигде, а вот индийцы и турки то и дело ведут локальные войны, и на них происходит всякое. «На всякий случай» документ не ратифицировали непримиримые враги Израиль и Иран… Немногим государствам хочется, чтобы их граждан судили другие.
Вот и получается, что Международный уголовный суд занят исключительно конфликтами в Африке. Так, перед МУС предстал лидер организации «Союз конголезских патриотов», гражданин Демократической Республики Конго (ДРК) Томас Лубанго. В начале 2012 года его признали виновным в использовании в военных действиях детей в ходе гражданской войны в ДРК. По тем же статьям собираются судить вождей Армии сопротивления Господа в Уганде.
Постепенно руки судей дошли и до глав государства. Так, в июле 2008 года МУС выдал ордер на арест президента Судана Омара аль-Башира. Его обвиняют в геноциде жителей мятежной провинции Дарфур, где за последние годы погибли сотни тысяч людей. Сегодня в регионе находятся «голубые каски» ООН. Что же касается самого аль-Башира, с которым Запад уже давно особо дел не имеет, то он до сих пор руководит Суданом и просто не выезжает туда, где его могут схватить.
Но если аль-Башир действительно виноват в том, в чём его обвиняют, то история с Муаммаром Каддафи кажется куда непригляднее. Когда летом 2011 года авиация НАТО активно помогала противникам ливийского лидера, МУс выписал ордер на арест «Полковника». Кроме того, в розыск объявили сына Каддафи Сейфа уль-Ислама и бывшего главу разведки Ливии Абдуллу аль-Сенуси. «Полковник» до Гааги также не доехал — исламисты и фавориты НАТО попросту растерзали его.
Сегодня в гаагской тюрьме ждём своей участи бывший президент Кот-д’Ивуара Лоран Гбагбо. Его сочли главным виновником конфликта, разразившегося в стране два года назад. Весной 2011 года его захватил французский спецназ, позже Гбагбо привезли в Гаагу. Ему предъявили обвинение в преступлениях против человечности, но приговор пока не вынесен.
За 10 лет работы МУС пока явно не показал себя как уважаемая и независимая структура. Большинство ведущих стран мира просто не признают его. А в той части, где он работает, судьи по-прежнему выполняют заказы Запада по привлечению к ответственности неугодных ему правителей. Так где же разница между Международным уголовных судом и Международным трибуналом по бывшей Югославии? Пока разница — только в национальной принадлежности подсудимых.
Читайте самое интересное в рубрике «Мир»
Добавьте «Правду.Ру» в свои источники в Яндекс.Новости или News.Google, либо Яндекс.Дзен
Быстрые новости в Telegram-канале Правды.Ру. Не забудьте подписаться, чтоб быть в курсе событий.
Гаага, гудбай Почему Россия вышла из Международного уголовного суда и чем это обернется
Россия приняла решение выйти из соглашения по Международному уголовному суду в Гааге, которое не ратифицировала более шестнадцати лет. В Кремле это распоряжение президента объяснили защитой национальных интересов страны. Связан ли отказ России от участия в соглашении с заявлениями прокурора суда об оккупации Крыма, много ли потеряет Москва в связи этим решением и как оно отразится на и без того напряженной международной обстановке, выясняла «Лента.ру».
Министерству иностранных дел поручено уведомить генерального секретаря ООН Пан Ги Муна об этом решении. Распоряжение вступает в силу со дня подписания главой государства.
Международный уголовный суд призван осуществлять правосудие от имени мирового сообщества, рассматривая дела о самых тяжких преступлениях: геноциде, военных преступлениях и преступлениях против человечности. Он стал первым постоянным международным судом, работающим на основе договоренностей стран. Суд при этом не входит в структуру ООН, хотя может открывать дела по представлению ее Совета безопасности.
Устав суда — Римский статут — разрабатывался при участии России. Он был принят на Дипломатической конференции полномочных представителей под эгидой ООН в 1998 году, вступил в силу в 2002 году и начал действовать годом позже. Россия подписала документ 13 сентября 2000 года, однако до сих пор не ратифицировала его.
Где был документ 16 лет?
России потребовалось время для оценки деятельности МУС, считает доцент кафедры государственно-правовых дисциплин Института государственной службы и управления РАНХиГС Кира Сазонова: «Необходимо было увидеть суд в действии, чтобы решить вопрос о целесообразности ратификации, поскольку ратификация повлекла бы за собой весьма серьезные правовые последствия».
Вслед за ратификацией тяжкие преступления, совершенные гражданами России или на ее территории, стали бы подсудны МУС, а пока на Москву, так же как на Вашингтон и Пекин, юрисдикция международной инстанции не распространяется. Вместе с тем Россия принимала участие в работе суда в качестве наблюдателя.
Чем обидели Россию?
Прокурор МУС Фату Бенсуда
В Кремле назвали формулировки суда как по Крыму, так и по Донбассу противоречащими реальности. Пресс-секретарь главы государства подчеркнул, что население Крыма высказало свою позицию на референдуме, а ситуация на Донбассе — это внутриукраинский конфликт.
А из статута зачем выходить?
Россия вышла из соглашения по МУС, руководствуясь национальными интересами, заявил Песков.
Инстанция не оправдала надежд мирового сообщества, которое ожидало, что она станет «подлинно независимым, авторитетным органом международного правосудия», утверждают в МИД. Неэффективность работы суда отмечалась, в частности, в Генассамблее и Совбезе ООН. «Показателен факт: за 14 лет своей работы МУС вынес всего четыре приговора, израсходовав при этом более миллиарда долларов», — говорится в заявлении ведомства.
Доверие к МУС подорвано, в частности, его отношением к грузино-осетинскому конфликту 2008 года: суд предъявил обвинения в адрес югоосетинских ополченцев и российских военнослужащих. Еще в январе этого года представитель МИД Мария Захарова предупреждала, что Москва может пересмотреть свое отношение к гаагскому суду после такого решения.
Заявление прокурора МУС об оккупации Крыма и Севастополя, опубликованное накануне, в числе причины выхода из соглашения, однако, не называлась.
По чьим стопам пошла Москва?
О выходе из-под юрисдикции Международного уголовного суда 26 октября объявила Гамбия. Министр информации страны Шериф Боджанг назвал инстанцию расистским судом, «созданным для наказания и унижения цветных, особенно африканцев». В подтверждение своих слов он напомнил, что девять из десяти дел, находящихся на рассмотрении суда, касаются Африки. Кроме того, подчеркнул представитель Гамбии, за время существования МУС не был осужден ни один западный военный преступник.
Незадолго до этого о выходе из МУС заявила ЮАР, объяснив свое решение противоречием между национальным законодательством о неприкосновенности высокопоставленных лиц и требованием суда арестовать президента Судана Омара аль-Башира. Генсек ООН Пан Ги Мун тогда выразил сожаление в связи с решением Южной Африки и заявил, что суд играет центральную роль в борьбе с безнаказанностью. Он призвал государства повышать эффективность инстанции, а в случае претензий решать вопросы в рамках ассамблеи.
МИД России назвал «демарш Африканского союза» понятным на фоне неэффективности работы Международного уголовного суда.
Что потеряет Россия?
Россия де-юре не была под юрисдикцией Международного уголовного суда, так как не ратифицировала Римский статут, поэтому терять ей особо нечего. «Никаких серьезных негативных последствий России эта акция не принесет», — подтверждает депутат Михаил Емельянов. Наоборот, добавил он, страна «освобождается от тех обязательств, которые неправомерно ограничивали наш суверенитет».
«Ничего Россия не потеряет, — заверил председатель комитета Государственной Думы по международным делам Леонид Слуцкий. — Россия и без того не присоединилась бы к Римскому статуту Международного уголовного суда, поскольку ряд его позиций представлялся нам спорными с международно-правовой точки зрения». Положение страны в международно-правовом поле останется тем же.
Международная инстанция в Гааге неоднократно дискредитировала себя и была далека от принятых юридических стандартов, а потому участие в ней бесполезно, добавил первый зампред думского комитета по законодательству Емельянов.
Расследования суда, касающиеся России, носят чуть ли не заказной характер, уверен первый зампред комитета Совета Федерации по обороне и безопасности Франц Клинцевич. Решение по грузино-осетинскому конфликту было принято спустя семь лет, что говорит о том, что суду важен не столько результат многолетних расследований, сколько сам факт их назначения, отмечает сенатор.
Глава комитета ГД по международным делам Леонид Слуцкий
Как изменится наше положение в мире?
На фоне ангажированности заявлений МУС о Крыме, по мнению экспертов, Россия своим выходом из Римского статута в очередной раз подчеркивает свою позицию по крымскому вопросу и конфликту на юго-востоке Украины.
«Сейчас для нас очевидно, что он [суд] находится под влиянием ряда западных держав, которые стараются деформировать образ России в мировом политическом и информационном пространстве», — отметил Леонид Слуцкий. По его мнению, выход России из Римского статута может стать очередным поводом очернить образ России. «Но у них это вряд ли получится. Многие политики в других странах уже разбираются в реалиях в Крыму», — уверен Слуцкий.
Выходом из Римского статута дело может не ограничиться: у Москвы есть все основания оспорить документ прокурора МУС о Крыме, заявил глава международного комитета Совета Федерации Константин Косачев. Это очередной пример массированной атаки Киева и его сторонников на Россию и их попытки узаконить антироссийскую оценку событий 2013-2014 годов на Украине, резюмировал сенатор.
А разве «не стать» не подразумевает того, что мы и так там не состоим и состоять теперь не собираемся?
Заголовок получается не верный.
Давно пора. Чтобы наших не судили в своей стране.
Боевой летчик не знает, вернется с задания он или нет. Дальний бомбардировщик Ту-22М3 Вячеслава Малкова сбили 9 августа 2008-го над Цхинвалом. Майор попал в плен. Его вместе с еще одним летчиком обменяли на 18 грузинских солдат. Потом госпиталь, орден, квартира. Казалось, страшное позади. Но у Малкова закончился срок действия водительских прав. Он пошел менять, а там ему говорят: вы в международном розыске. И вызвали наряд. Так война еще раз напомнила о себе.
Сраные журналисты, о юго востоке речь не идёт в «обвинении» суда, по крайней мере я не вижу, но нужно обязательно дописать. Задрали с такой подачей информации
Россия своим выходом из Римского статута в очередной раз подчеркивает свою позицию по крымскому вопросу и конфликту на юго-востоке Украины.
Задрали с такой подачей информации
Короче, Только Выиграли!
Впрочем ничего нового.
«Церкви нужно отдать все!»
Перед Днем Победы и традиционным чествованием участников Великой Отечественной войны 91-летняя ветеран из Ставрополя Раиса Фоменко с маленькими правнуками готовится к выселению из своего дома в никуда. Несмотря на общественный резонанс, Русской православной церкви удалось убедить суд признать заключенный Фоменко и районной администрацией договор социального найма недействительным, и в ближайшее время «реституция», начатая больше десяти лет назад, будет завершена. «Лента.ру» разбиралась в новых деталях старого сюжета и выясняла, как выглядит милосердие в исполнении религиозных служителей.
«Как будто в другом государстве живем»
«Ситуация у нас настолько патовая, что я от этой неизбежности и ужаса приехала в Москву. Рассчитывала, что, может быть, хотя бы обратят внимание, потому что — ну, забирает Церковь», — взволнованно начинает рассказ 60-летняя ставропольчанка Тамара Шимко. Последние десять лет она воевала с местной епархией за дом, который построила вместе с мужем, где родились ее внуки и живет 91-летняя мама, ветеран Великой Отечественной войны. Битва проиграна: дома у них больше нет. Летом семье предстоит выселение.
Когда-то, в 1992 году, из полуразвалившегося барака на Октябрьской улице было видно небо. Дожди и снег падали сквозь дырявую крышу бывшего швейного цеха, принадлежавшего в советские годы психиатрической больнице, прямо на дощатый пол. Руины были выставлены краевым комитетом по имуществу на Товарно-сырьевую биржу за 110 тысяч рублей (по тогдашнему курсу — около 100 долларов), но их никто не торопился покупать: два претендента, увидев лот, отказались от конкуренции. Врачам-микробиологам Тамаре и Игорю Шимко выбирать не приходилось — дешевле ничего не было. В Ставропольском противочумном институте, где они работали, перестали платить, а сына, дочь и пожилых родителей, с которыми они жили в маленькой 23-метровой квартире, нужно было кормить. Они купили барак, залатали крышу, провели канализацию, поставили отопительный котел и, используя свои знания, наладили производство популярных в то время шампуней от вшей.
Дом, куда они в итоге переехали с детьми, ожил, и к нему — увы, предсказуемо, из-за расположения в центре города — проявили интерес криминальные круги.
«Там у нас как: длинный коридор и комнаты. Приходили с пистолетами. «Да тут же можно дом свиданий организовать — давайте, ребята, подвиньтесь». Как только ни отбивались от них, — до сих пор с содроганием в голосе вспоминает Тамара Шимко. — Если бы бандюги отняли, Церкви пришлось бы сейчас забирать бордель».
Тогда дом отстояли. В 1996 году Шимко перевезли туда родителей и решили официально сделать его жилым. Администрация Октябрьского района утвердила акт приемки нового помещения по соседству с филиалом краевой психиатрической больницы. Жизнь шла своим чередом: дети росли, Шимко сменили профиль фирмы и начали оказывать услуги по дезинфекции, дезинсекции и дератизации, средства для которых закупали в Москве (дома их держали в упаковках и вели бухгалтерию), а деньги вкладывали в ремонт — и все было относительно благополучно, пока в 2006 году не пришел иск от митрополита Феофана с требованием освободить помещение. Оказалось, что до революции здесь был игуменский корпус Иоанно-Мариинского женского монастыря, в котором жили монахини.
«Видите широкий зеленый газон? Вот там ставьте палатки и живите», — посоветовал священнослужитель, вспоминает Тамара.
Начались долгие и утомительные тяжбы. В краевом суде, где у Феофана был знакомый судья, Церковь выиграла. Дом передали в федеральную собственность. Но, разобравшись, что это жилое помещение, вернули городу, а город, вопреки ожиданиям РПЦ, разрешил Шимко приватизировать их же собственное жилье. Пока врачи и их сын Дмитрий вновь получали свидетельства о праве собственности, а Раиса Фоменко как ветеран войны заключала договор социального найма, митрополита Феофана после нескольких скандалов перевели в Челябинск. Но Церковь не сдавалась, подавала на городскую администрацию иски и, наконец, уже при новом мэре, в феврале 2017 года добилась своего: районный суд признал ничтожными все права собственности и договоры, апелляционный краевой суд оставил решение в силе, а краевая прокуратура отказалась рассматривать жалобы.
Тамара Шимко поехала искать правды в Москву. Но в Генеральной прокуратуре на приеме у прокурора Зои Красовской ее ждал сюрприз.
«Захожу — все стены иконами обвешаны. Как только она услышала о Церкви, посмотрела на меня, как будто я детоубийца. «Вы знаете, в чем вы не правы? В том, что помещение сделали жилым», — отрезала она. Но нам это одобрило государство! «Ничего не знаю. Церкви нужно отдать, все», — сказала она. Я сидела так, как будто меня били плетью», — с трудом подбирая слова, пересказывает Шимко пятиминутный разговор.
Обращения в другие инстанции — Следственный комитет, Администрацию президента, Общественную палату и Верховный суд — также не увенчались успехом. В высоких кабинетах 60-летней ставропольчанке попеняли на то, что она наняла плохих юристов. «Да хоть золотых! Там все работает через администрацию. Все суды под ней. У нас два адвоката, такие доводы, но никто не слышит! Как будто в другом государстве живем», — устало возмущается она.
Схема, по которой государство отнимает собственность у россиян в пользу Церкви, довольно проста: достаточно признать нужный объект памятником (иногда — дополнительно лишить статуса жилого помещения) и зафиксировать нарушения эксплуатации этого памятника, после чего можно признать приватизацию незаконной «по вновь открывшимся обстоятельствам». Как правило, ответчиком выступает администрация города, которая фактически разделяет интересы истца. Единственный минус такого способа — долгая реализация: выселение людей из нужных истцу объектов длится годами.
Впервые массово этот прием был обкатан на Валааме больше десяти лет назад, еще до вступления в силу закона «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения». Правда, ситуация была немного проще: в 1992 году решением карельского правительства все имущество Валаамского государственного историко-архитектурного и природного музея-заповедника («обремененное» людьми) было передано Церкви, оставалось лишь избавиться от «обременения».
Тогда остров покинули сотни человек — по словам Филиппа Мускевича, бывшего сотрудника заповедника, который приехал на Валаам в конце 1980-х с женой и детьми, на них «начались гонения»: монастырь, получивший в собственность даже муниципальные хутора, последовательно закрывал музеи, клубы, школы, магазины, ларьки, где местные жители работали десятилетиями. В середине 90-х начались судебные иски о выселении работника музея Андрея Софрина — он умер после того, как в его жилье устроили погром; в начале нулевых — уже против семьи Мускевича. Он последовательно выигрывал иски от Спасо-Преображенского Валаамского монастыря, но на очередной кассации, в 2007 году, судьи неожиданно приняли во внимание «нежилой» статус жилого по всем документам здания бывшего трапезного корпуса Воскресенского скита и решили защитить права собственника, выселив Мускевичей из их единственного жилья. Аналогичная участь позже постигла еще несколько семей.
Ставропольской и Невинномысской епархии пришлось труднее. Когда в 2006 году районный суд отклонил первый иск тогдашнего митрополита Феофана, неугодную семью обвинили в мошенничестве, вспоминает Тамара Шимко: «Игоря, моего мужа, обвинили в том, что он вступил в преступный сговор с главврачом больницы: что они купили швейный цех и клуб за небольшие деньги. «Афера» не подтвердилась: продавала же не больница, а краевой комитет по имуществу. Дело по результатам проверки не возбудили — не нашли оснований. Но, как говорится, осадочек остался: на рассмотрении повторного иска Феофана судья припомнил, как на нас подавали иск о мошенничестве».
Дело пошло в гору после того, как в 2007 году губернаторским постановлением № 62 барак неожиданно оказался в списке памятников истории культуры Ставропольского края. В документе говорилось, что дом по адресу улица Октябрьская, 233 в является игуменским корпусом Иоанно-Мариинского женского монастыря 1850 года постройки и подлежит государственной охране.
Именно к этому аргументу, а также к тому, что семья Шимко нарушала условия эксплуатации «памятника», апеллировали юристы монастыря. Как «Ленте.ру» сообщили в епархии, «Шимко не исполняют требования законодательства Российской Федерации по сохранению и охране объектов культурного наследия, а также не соблюдают и нарушают правовой режим использования земельного участка, осуществляя на его территории запрещенную режимом деятельность, нарушают и изменяют границы объекта культурного наследия, чем причиняют памятнику и земельному участку вред, который ухудшает их состояние». Что имеется в виду — они пояснить не смогли.
Более того, в администрации города «Ленте.ру» сообщили, что «документов и сведений о том, что данное имущество является памятником истории и культуры Ставропольского края, предоставлено не было». Однако аргумент оставался ключевым на всех последующих судебных заседаниях.
В краевом управлении по сохранению и государственной охране объектов культурного наследия вопрос «Ленты.ру», каким образом было принято решение о включении бывшего общежития для монахов, разрушенного практически до фундамента, в список памятников, был проигнорирован, хотя в прошлом году начальница управления Татьяна Гладикова утверждала, что претензий к владельцам дома нет и признаков незаконной хозяйственной деятельности, о которой говорили в епархии, ее подчиненные не фиксировали.
Странную ситуацию с домом без охранного ордера, который является памятником лишь формально, для церковных аргументов на судебных прениях, объясняет его бывшая собственница. Вникнуть в эту логику с ходу непросто: «На суде представительницу епархии спросили о планах на это здание. Она ответила: «Ну как же, построим гостиницу». Понимаете? Будет гостиница! Поэтому обременение как памятнику и не делают. Им потом барак нужно будет снести, иначе они смогут только ремонтировать его, не больше».
Ни в епархии, ни в администрации города эти сведения не опровергли и не подтвердили. «Пока здание монастырского комплекса не будет передано в собственность епархии, никаких планов на его использование у епархии нет и быть не может», — уклончиво сообщили представители РПЦ. В администрации Ставрополя лишь заметили, что спорный дом находится в «территориальной зоне Ж-3», в которой, по результатам публичных слушаний, можно разместить объект для гостиничного обслуживания не выше трех этажей.
Накопить на квартиру дочь Раисы Фоменко уже не сможет: несмотря на то, что их с мужем бизнес все еще держится на плаву и приносит около 50 тысяч рублей в месяц (после выдачи зарплат бухгалтеру, энтомологу и дезинфекторам), она выплачивает кредиты и фактически содержит внуков. «Сын у меня стоматолог, работает на государевой службе — с зарплатой в 10 тысяч. И невестка такая же, сейчас в декрете, — вздыхает она. — И потом, почему я должна это делать, когда столько денег и сил вложено в наш дом? Это наше, понимаете, наше! И мы должны это отдать и жить на улице!»
Почему — «Ленте.ру» пояснили в пресс-службе епархии: «Вопрос о передаче Ставропольской епархии помещений и территории Иоанно-Мариинского женского монастыря стоит на повестке дня более 20 лет. Все эти годы епархия неоднократно обращалась в соответствующие органы государственной власти с просьбами и официальными обращениями о передаче монастырского комплекса, в том числе Игуменского корпуса, который входит в состав объектов памятников, имеющих историко-культурное значение. В 2003 году решением Священного Синода статус Иоанно-Мариинского женского монастыря был восстановлен. В одном из корпусов началась богослужебная жизнь. Тогда же возобновились обращения о передаче Иоанно-Мариинского женского монастыря Ставропольской епархии. С администрацией города Ставрополя Ставропольскую епархию связывают доброжелательные рабочие отношения».
Еще год назад пресс-секретарь Ставропольской епархии Лолита Склярова заверяла корреспондента «Ленты.ру», что «если Раисе Ивановне негде жить, если ее кто-то выселяет, то Русская Православная церковь готова проявить самый большой акт милосердия — оставить ее в этом доме, если ей там нравится, (…) взять на себя попечительство за этой женщиной и обеспечить ей достойный уход».
Теперь на вопрос, является ли гуманным выселение семьи ветерана Раисы Фоменко с несовершеннолетними правнуками из их дома, представители РПЦ отвечают так: «Мы уважаем ее возраст и заслуги перед Отечеством, но она не воевала, как неоднократно указывают ее родственники и заголовки статей. Раиса Ивановна Фоменко является тружеником тыла Великой Отечественной войны. Много ли вы знаете работников тыла в России, которые бесплатно получили в собственность 500 квадратных метров жилья и 50 соток земли?»
В администрации города о перспективах ставропольчан, находящихся под угрозой выселения, тоже говорят туманно, ссылаясь на статью 105 Жилищного кодекса России, согласно которой «жилые помещения в общежитиях предоставляются из расчета не менее шести квадратных метров жилой площади на одного человека».
Тамара Шимко объясняет ситуацию проще: им предоставят договор на муниципальное жилье. «Это ночлежки, иначе говоря. С тараканами, клопами, обшарпанные. Мы там будем жить, пока не умрем. Приватизировать это будет нельзя. Но так, что вроде не под забором — «живите, пока не сдохнете»», — с горечью резюмирует женщина. И после паузы внезапно вспоминает: «Знаете, как церковники радовались, когда у нас были похороны! Они думали, что мама умерла. Так и сказали растерянно: «Ну надо же, умер Игорь Борисович». Думаете, принесли соболезнования?»