Что такое народная поэзия
Народная поэзия
Баллады XIV-XV веков
Приемы построения баллады, ее ритмические особенности и стилистические признаки являются весьма устойчивыми. Баллада написана рифмованным стихом, делится на строфы, сопровождающиеся припевом (рефреном). Каждая строфа обычно состоит из четырех строк; первая и третья строки не рифмуются и заключают в себе по четыре ударения; вторая и четвертая рифмуются и заключают по три ударения. Число неударных слогов в строке может быть произвольным:
Иные поют о зеленой траве.
А третьи поют про тебя, Робин Гуд,
Не ведая, где ты рожден.
Как и в песнях, в балладах используются постоянные эпитеты, сравнения и повторы. Характерны, например, такие постоянные эпитеты, как «веселый зеленый лес», «серебряный гребень», «молочно-белый конь», «верная подруга». Эпические повторы приобретают характер устойчивых формул. Такие традиционные образы, как смелый рыцарь, русоволосая девушка, молодой паж, переходят из одной баллады в другую. Многие баллады начинаются традиционными зачинами, содержащими обращение к слушателям. Такова начальная строфа баллады о сражении при Дархеме:
Мы сядем теснее, и я спою
Тому, кто слышит меня,
О самом славном из всех боев,
Что Англия знала, друзья.
В отличие от песни лирическое «я» рассказчика в балладе не раскрывается. Баллада имеет повествовательный характер и не содержит комментариев, даваемых от лица повествователя. Определенное настроение создается у слушателя драматизмом повествования, насыщенностью и напряженностью действия, многозначительностью повторов. Сама манера передачи событий имеет свои особенности: при отсутствии описательного элемента внимание сосредоточено на кульминационных моментах действия.
По своим сюжетам баллады делятся на исторические, легендарные и бытовые. К историческим принадлежат баллады эпического характера, посвященные таким событиям, как военные столкновения англичан и шотландцев на пограничной полосе (border), феодальные распри, англо-французские войны, бранные подвиги. Так, в балладе «Охота у Чивиотских холмов» (The Hunting of Cheviot) рассказывается о столкновении шотландского графа Дугласа и английского лорда Перси.
Всю жизнь свою он ловок был,
Не видел свет еще таких
Разбойников, как он.
Баллады о подвигах Робина Гуда составили циклы, «своды»: «Малая песнь о деяниях Робина Гуда» (The Little Geste of Robin Hood) и более поздний цикл «Деяния Робина Гуда» (A Geste of Robin Hood). Эти «своды» печатались на протяжении XV-XVI вв. В них обнаружилась тенденция к слиянию отдельных баллад в эпически цельное произведение. Однако помимо «сводов» существовало множество самостоятельных баллад и песен о Робине Гуде.
Большую группу составляют баллады лирико-драматического характера. В них рассказывается о любви и ненависти, о семейной вражде и ревности. Стихия чувств, глубина переживаний создают атмосферу драматической напряженности. Сила страстей и непосредственность их проявления порождает остроту ситуаций. Таковы баллады «Две сестры» (The Two Sisters), «Чайлд Уотерс» (Child Waters), «Леди Изабел» (Lady Isabel), «Трагедия Дугласов» (The Douglas Tragedy), «Жестокий брат» (The Cruel Brother) и др.
Английские и шотландские народные баллады привлекали внимание русских поэтов и переводчиков. К балладной традиции обратился В.А.Жуковский. Баллады переводили А.С.Пушкин («Ворон к ворону летит»), А.К.Толстой («Эдвард»), М.Л.Михайлов («Вилли и Маргарет», «Два ворона»), а также Н.Гумилев и Вс. Рождественский. Большой цикл произведений английской и шотландской народной поэзии переведен С.Я.Маршаком.
Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет
НАРОДНОЕ ПОЭТИЧЕСКОЕ ТВОРЧЕСТВО
Древнейшие виды словесного творчества возникли в процессе формирования человеческой речи, по-видимому, в эпоху верхнего палеолита. В доклассовом обществе поэтическое творчество развивалось в устной форме, для которой было характерно сочетание словесных элементов с музыкальными, хореографическими, мимическими. Поэтическое творчество на этой стадии было тесно связано с трудом, отражало начатки знаний, религиозные, мифические и исторические представления человека. В дальнейшем возникли различные виды и формы устного творчества, отразившие социально-классовую дифференциацию общества. Важнейшую роль в развитии устной поэзии играло поэтическое творчество трудовых народных масс. С появлением письменности возникла литература. Исторически связанная с устным поэтическим творчеством, она, однако, оказалась достоянием преимущественно верхних слоев общества. В то же время эстетические потребности общества в целом еще долгое время (отчасти и до настоящего времени) были связаны не только с литературной, но и с устной традицией. Социальные различия среды, создававшей произведения литературы и Н. п. т., привели в том и в другом случае к выработке определённого круга идей и художественных вкусов, а вслед за ними — специфических систем литературных и фольклорных жанров и их поэтики.
На протяжении многих столетий у всех народов преобладал фольклорный тип поэтического творчества. Его характерные черты — устность, традиционность, непосредственная народность, вариантность, сочетание слова с художественными элементами других видов искусства, непосредственность контакта творца (исполнителя) со слушателем, наконец, коллективность создания и распространения.
Произведение Н. п. т. возникало обычно на основе поэтики, выработанной коллективом, предназначалось для известного круга слушателей и обретало историческую жизнь, если было принято коллективом. Текст фольклорного произведения мог быть использован каждым, и притом так, как ему нравилось. Это обусловливало изменчивость текстов в процессе бытования. Изменения могли быть различными — от незначительных стилистических вариаций до существенной переработки замысла. В запоминании, а также в варьировании текстов значительную роль играют своеобразные стереотипные формулы — «общие места» (напр., в былинах — формулы описания княжеского пира, седлания богатырского коня, скачки богатыря и т. п.). В процессе бытования фольклорное произведение совершенствовалось, однако изменения могли приводить и к разрушению его художественной цельности. Изменения зависели от поэтической специфики жанра, от степени одаренности исполнителя, от соответствия произведения мировоззрению и художественным вкусам последующих поколений и в конечном счете от характера социальных и культурных сдвигов в обществе. Каждый текст и жанр переживает при этом продуктивный и непродуктивный периоды («возрасты») своей исторической жизни (возникновение, распространение, вхождение в массовый репертуар, старение, угасание). Устойчивость классического фольклорного репертуара объясняется не только его художественной ценностью, но и медленностью изменений в быту, в сознании и вкусах народных масс в докапиталистических обществах. Резкие изменения социальных условий приводили, как правило, к замене бытовавших произведений новыми.
Подвижность фольклорных текстов и, с другой стороны, их устойчивость, способность веками удерживаться в устной традиции определяют специфическую особенность Н. п. т.: фольклорное произведение имеет обычно не один, а множество равноценных текстов. То обстоятельство, что изменения могут развиваться в нескольких направлениях и в различном темпе, позволяет исследователям группировать варианты в несколько «версий», существенно отличающихся в трактовке сюжета, и внутри групп различать «редакции» («изводы»), объединенные менее значительными признаками. Наибольшей устойчивостью текстов отличаются те жанры, в которых слово наделено функцией магической или религиозной (заговоры, обрядовые песни, духовные стихи). Устойчивости текстов способствует также коллективная форма исполнения (напр., хоровые песни). Повышенной подвижностью текста отличаются предания, легенды, устные рассказы, причитания и т. д. В них традиционными являются образ и поступки героя, обрядовые представления либо отдельные поэтические формулы; конкретный же текст зависит от реальных условий общения исполнителя и слушателей.
Коллективность творческого процесса в фольклоре не означает его обезличенности. Талантливые мастера не только создавали новые песни, сказки и т. д., но и оказывали влияние на процесс совершенствования или приспособления традиционных текстов к исторически изменившимся потребностям.
Возникали своеобразные профессии, связанные с созданием и исполнением поэтических, музыкальных и других произведений (древнегреческие рапсоды и аэды, римские мимы и гистрионы, русские скоморохи, французские жонглеры, немецкие шпильманы, украинские кобзари, казахские и киргизские акыны, азербайджанские ашуги, французские шансонье и т. п.). В раннефеодальное время возникает особый переходный тип певца-поэта, тесно связанного с рыцарством (французские трубадуры, немецкие миннезингеры), позже — с бюргерством (напр., немецкие мейстерзингеры) или клерикально-студенческой средой (напр., французские, итальянские и немецкие ваганты, польские, украинские и белорусские вертепники). В некоторых странах в условиях патриархально-феодального уклада (напр., Ближний Восток, Средняя Азия) складываются формы своеобразной устной литературы. Поэтические произведения распространяются изустно, но традиция сохраняет имена их создателей, возникает стремление к максимальному сбережению текста (напр., Токтогул Сатылганов в Киргизии, Кемине, Молланепес в Туркмении, Саят-Нова в Армении). У русских профессионализация певцов не получила развития. Сказочники, сказители былин, вопленицы оставались крестьянами, рыбаками, охотниками, ремесленниками и т. п. Некоторые жанры Н. п. т. имели массовое распространение, исполнение других требовало известной выучки, особого музыкального или мимического дара. Наука сравнительно поздно обратилась к изучению фольклора и не сразу отнеслась с достаточным вниманием к талантливым людям из народа. Вместе с тем обилие известных нам имен выдающихся русских сказителей не случайно. В народной среде все более развивалось осознание ценности и прав личности и в связи с этим не могла не возрастать роль сказителя-мастера в процессе коллективного творчества.
Каждое фольклорное произведение являлось фактом словесного искусства и одновременно народного быта, выполняло определённую социально-бытовую функцию. Эта определенность назначения вызывала к жизни различные жанры, обособляла свойственные им темы, образы, поэтику, стиль. Исторические изменения народной жизни вели к изменению, исчезновению или появлению определенных эстетических или бытовых потребностей, обычаев, обрядов и т.д., а вслед за ними — и соответствующих жанров. В древнейший период у большинства народов бытовали родовые предания, трудовые и обрядовые песни, мифологические рассказы, заговоры. Позже, на рубеже перехода к классовому обществу, возникают современные виды сказок (волшебные, бытовые, анекдотические и др.) и архаические формы эпоса. В период формирования раннефеодальных государств складывается героический (классический) эпос; как правило, затем возникают эпические песни исторического и балладного характера, исторические предания. Позже других жанров классического фольклора формируются внеобрядовая лирическая песня и романс, поздние виды народной драмы, частушка и жанры рабочего фольклора — революционные песни, устные рассказы и т. д.
Возникновение отдельных жанров, их развитие у того или иного народа определяются особенностями исторического развития этого народа, характером взаимодействия фольклора и литературы в общей системе национальной культуры, степенью и характером влияния фольклора других народов. Различны, например, состав и форма обрядовых песен; они могут быть приурочены к разным периодам земледельческого, скотоводческого, охотничьего или рыболовецкого календаря (см. Календарная поэзия), вступать в разнообразные отношения с обрядами христианской, мусульманской, буддийской или других религий. Возникая в разных условиях, эпос может быть больше или меньше пропитан мифологическими представлениями (нартовские сказания народов Кавказа, карело-финские руны, древнегреческий эпос), сравнительно рано уйти из устного бытования (германский и романский эпосы) или бытовать долго и приобрести поздние формы (эпосы южных и восточных славян). Различные жанровые варианты имеет сказка у африканских, австралийских, азиатских и европейских народов. Баллада у некоторых народов (напр., шотландцев) приобрела четкое жанровое своеобразие, у других (напр., русских) близка к лирической или исторической песне. У некоторых народов (напр., сербов, русских) значительное развитие получили стихотворные обрядовые причитания, у других они существовали в виде более простых прозаических восклицаний (напр., у украинцев). Фольклору каждой эпохи и каждого народа было свойственно свое сочетание жанров и определённая роль каждого из них в общей системе, но он всегда был многослойным и разнородным.
Несмотря на яркую национальную окраску фольклорных текстов, принадлежащих разным народам, многие мотивы, образы и даже сюжеты поразительно сходны. Так, сравнительное изучение сюжетов европейского фольклора привело к выводу, что в среднем около двух третей сюжетов сказок каждого народа имеют параллели в сказках других народов. Одна треть, не имеющая параллелей, падает главным образом на сказки бытовые и анекдотические, менее традиционные, чем волшебные сказки или сказки о животных (см. Животный эпос). Это сходство — результат либо развития из одного общего источника, либо культурного взаимодействия народов, либо самостоятельного возникновения под влиянием общих закономерностей социального развития. Международная повторяемость фольклорных сюжетов позволяет описать их по единой системе (в частности, по системе, предложенной финским фольклористом А. Аарне и американским литературоведом С. Томпсоном).
В позднефеодальное время и в период капитализма в народную среду активнее, чем прежде, проникают литературные произведения; некоторые формы литературного творчества начинают приобретать массовый характер (романсы и песни литературного происхождения, т. н. народные книги, русский «лубок», немецкий «бильдербоген» и др.). С другой стороны, творчество народных сказителей приобретает некоторые черты литературного творчества (индивидуализация, психологизм и т. п.). В социалистическом обществе в тесном контакте с литературой развиваются разнообразные современные формы массовой словесно-художественной культуры — клубная самодеятельность, сочинение самодеятельных интермедий и сатирических сценок и др.
Н. п. т. — существенная часть национальной культуры каждого народа. Для древнейших времен оно порой оказывается единственным источником познания истории народа и его общественного сознания; для более позднего времени — важнейшим источником изучения идеологии и эстетических представлений народных масс (см. Фольклористика). Марксистское литературоведение видит в Н. п. т. сокровищницу художественного опыта народа. М. Горький говорил: «…Начало искусства слова — в фольклоре» («О литературе», 1961, с. 452). Стремясь глубже проникнуть в смысл и ход народной жизни, многие писатели черпали из фольклора не только сведения о быте народа, но и темы, сюжеты, образы, поэтические краски, эстетические нормы и идеалы. Литература всегда испытывала то большее, то меньшее воздействие Н. п. т. Большинству литератур мира присущи жанры, в которых литературными средствами пересоздается художественная система соответствующих фольклорных жанров: песня, баллада, романс, сказка и т. п. Известны также случаи вовлечения текстов литературного произведения в устное бытование (напр., рубайяты Хафиза и Омара Хайяма, некоторые русские повести XVII в., «Узник» и «Черная шаль» А. С. Пушкина, первые строфы «Коробейников» Н. А. Некрасова, песни П. Ж. Беранже, Т. Г. Шевченко, М. В. Исаковского, многие строки И. А. Крылова, А. С. Грибоедова, А. Т. Твардовского и др.). О Н. п. т. отдельных народов в статьях о национальных литературах.
Литература:
Соколов Ю. М., Рус. фольклор, М., 1941;
Чичеров В. И., Вопросы теории и истории народного творчества, М., 1959;
Азадовский М. К., История рус. фольклористики, т. 1—2, М., 1958—1963;
Гусев В. Е., Эстетика фольклора, Л., 1967.
Народный стих
Строение русского народного стиха до сих пор не изучено вследствие необычайной сложности его форм, резко отличающихся от форм классического стиха; единого общепринятого взгляда на строение народного стиха не существует.
Народный стих — многообразный по формам стих, которым сложены русские народные былины, сказы, песни, частушки и пр. Строение русского народного стиха до сих пор не изучено вследствие необычайной сложности его форм, резко отличающихся от форм классического стиха; единого общепринятого взгляда на строение народного стиха не существует.
Основная причина трудности распознавания и классификации форм народного стиха заключается в том, что исследователи пытались сделать это, исходя из теории классического стиха, которая стоит в явном противоречии стехнологией форм народного стиха.
Первая попытка разобраться в строении народного стиха принадлежит В. К. Тредиаковскому, который искал в нем опоры для своего «тонического стиха». Определенных выводов о строении народного стиха Тредиаковский не дал.
Большими достоинствами обладает исследование народного стиха, сделанное в первой трети 19 в. А. Востоковым, который считал русское народное стихосложение оригинальным, но «довольствующимся одними ударениями, не знающим употребления стоп и рифм». Востоков определял русский народный стих как акцентный. Это утверждение Востокова верно в отношении лишь одной формы народного стиха, а именно дисметрической. Но в народном стихе есть и другие оригинальные, метрические формы, о существовании которых Востоков не мог знать, так как в его время не были произведены такие многочисленные и многообразные записи народного стиха, какими располагаем мы сейчас.
Однако в его время («Опыт о русском стихосложении» А.Востокова вышел в 1817 г.) все же был сборник Н. с. Кирши Данилова, где имеются образцы метрического, т.е стопного стиха, правда, совершенно иной ритмической конструкции, чем в книжном классическом стихе (М.Ломоносова, В. Петрова, А. Сумарокова, Г. Державина и молодого Пушкина). Отрицая в народном стихе стопы, Востоков отрицал и наличие в нем рифм, отметив, однако, единство клаузул. Несмотря на столь явную односторонность учения Востокова о русском наро., оно имело в 19 в. много последователей и имеет их доныне.
В 1837 вышла книга А. Кубарева «Теория русского стихосложения», в которой автор выдвинул теорию тактов и пауз. Кубарев считал, что «у древних стопа, у нас такт, понятия тождественные»; в противоположность Востокову, он защищал метрический принцип строения народного стиха, различая краткие и долгие слоги, а также ритмические паузы в стихе. Таким образом, в истории русского стиховедения обозначились два противоположных взгляда на формостроение народного стиха. Теорию Востокова (народный стих — акцентный) поддерживали Н. Греч. В. Классовский, С. Шафранов, П. Сокальский, И. Голохвастов, а в наши дни — М. Штокмар; теорию Кубарева (народный стих — метрический, стопный) — Н. Надеждин (частично), Д. Дубенский, Р. Вестфаль, Ю. Мельгунов (два последних — исходя из принципа античной метрики), Ф. Корш, М. Малишевский. В действительности проблема ритмических структур народного стиха сложнее.
Какой бывает поэзия?
Нам привычна мысль, что у любого стихотворения есть автор, но это не всегда так. Народная (или фольклорная) поэзия устроена по-другому. Во-первых, она передается устно, а не существует на книжных и журнальных страницах, как привычная нам поэзия (хотя, конечно, народные тексты могут быть впоследствии опубликованы). Во-вторых, нельзя сказать, что у народных текстов есть авторы, хотя, разумеется, это не значит, что их никто не сочинял. Для народной поэзии вопрос об авторстве не важен: текст рассматривается как общее достояние, и каждый, кто с ним сталкивается, вправе менять его по своему усмотрению, чтобы улучшить, сделать более понятным или усилить производимое им впечатление. Поэтому в народной поэзии любой текст существует во множестве вариантов, из которых нельзя выделить «главный»: все эти варианты равноправны, хотя специалисты или обычные читатели и слушатели могут считать, что одни из них лучше, а другие — хуже. Если носителю народной культуры кажется, что в том или ином стихотворении что-то недостаточно гладко, недостаточно ясно или недостаточно эффектно, он может улучшить текст на свой вкус. Зачастую такие люди также пытаются осовременить тексты, в которых, на их взгляд, что-то устарело, а иной раз просто забывают отдельные места и неточно воссоздают их по памяти. Изменений может быть сколько угодно, но при многократной передаче из уст в уста сохраняются только наиболее запоминающиеся.
В фольклорных текстах в большом количестве присутствуют устойчивые словесные обороты, формулы (сказочные жили-были, по усам текло, красна девица, былинные чисто поле, мать сыра земля), особая лексика (дубинушка, богатырь, чернобровый в русских былинах), особенности сюжета (как, например, добывание сказочного предмета, исполняющего желания) и т. д.
Некоторые авторы, чувствуя специфику фольклора, подражают ему, создавая авторские тексты, в той или иной мере похожие на фольклорные. Именно так написана «Песня о купце Калашникове» Лермонтова, где воспроизводятся все особенности жанра былины — как в метрике (11. Метрика), так и в особенностях построения фраз и в наличии фольклорных формул (грудь молодецкая и т. д.):
Богатырский бой начинается.
Размахнулся тогда Кирибеевич
И ударил вперво́й купца Калашникова,
И ударил его посередь груди —
Затрещала грудь молодецкая,
Пошатнулся Степан Парамонович;
На груди его широкой висел медный крест
Со святыми мощами из Киева,
И погнулся крест и вдавился в грудь;
Как роса из-под него кровь закапала.
В каждом фольклорном тексте присутствуют те или иные черты, характерные для всего народного творчества: они переходят из одного текста в другой и комбинируются друг с другом, но при этом таких черт всегда относительно немного — фольклор не изобретает новое, а сохраняет и воспроизводит старое.
Авторская поэзия существует по иным законам: даже если что-то в ней кажется читателю неудачным, он признает, что «исправить» стихи может только автор и никто другой. Конечно, и авторские стихи нередко воспроизводятся читателями по памяти, с неизбежными искажениями, но эти искажения, как правило, неумышленны. Авторская поэзия чаще всего стремится быть индивидуальной: среди высших похвал поэту — узнаваемость авторской манеры даже в коротком тексте или в отдельных строках.
Разные судьбы народной и авторской поэзии особенно хорошо видны в стихах, которые были написаны профессиональными поэтами, но затем «ушли в народ» и распространялись уже как фольклорные. Такие тексты могут иметь варианты, которые очень сильно отличаются от исходного, авторского текста. Как правило, в этих вариантах упрощается язык, метрика, интонация, но зато они становятся более запоминающимися, что крайне важно для фольклорной поэзии, часто передающейся устно.
Так случилось, например, со многими стихами Олега Григорьева, мастера едкой миниатюры, полной черного юмора. Четверостишия Григорьева появлялись в 1970—1980-е годы, в период расцвета в детском фольклоре «садистских стишков» (вроде Маленький мальчик нашел пулемет), и в этом качестве становились народными. В первоначальной авторской редакции эти стихи часто сложнее, чем в «фольклорных» версиях: разнообразнее ритм, богаче словарь и т. п. Например, одно из самых известных стихотворений у автора выглядит так:
Я спросил электрика Петрова:
— Для чего ты намотал на шею провод?
Петров мне ничего не отвечает.
Висит и только ботами качает. [95]
В «фольклорном» варианте упростился синтаксис и размер:
Я спросил электрика Петрова:
— Для чего тебе на шее провод?
Ничего Петров не отвечает:
Только тихо ботами качает.
В неприкосновенности осталась только первая строка — все остальное было заменено на более привычное и «складное» с точки зрения тех носителей народной культуры, что изменяли этот текст, пересказывая его друг другу. В более поздних вариантах этого стихотворения исчезает и экзотическое для подростка XXI века слово «боты», и две последние строчки становятся такими:
И ответил мне Петров тогда:
Красота — на шее провода.
В современном мире коллективное творчество все реже передается устно, а значит, не подпадает под строгое определение традиционного фольклора, но многие тексты продолжают, уже в интернете, существовать по законам фольклора: текст создается безымянным автором, а потом по мере передачи от одного человека к другому дополняется и изменяется, становясь продуктом коллективного творчества. Похожие на традиционный фольклор, но передающиеся в неустной форме тексты называют постфольклором.
Авторская поэзия — это именно та поэзия, которую мы обычно имеем в виду, когда говорим о стихах. У каждого такого поэтического текста есть автор — тот человек, что его сочинил. Впрочем, чаще всего мы с этим человеком не знакомы и сталкиваемся напрямую не с ним, а с фигурой автора (23.1. Фигура автора), то есть с тем, как автор представлен в своих произведениях и как он действует в публичном пространстве. Иногда имя сочинителя неизвестно, но и в этом случае читатель понимает, что имеет дело с авторской поэзией по тому, как устроены и сам текст, и способ, которым он приходит к читателю (со страниц книги, например). Однако и авторство бывает разным — авторская поэзия разделяется на профессиональную и любительскую.
Профессиональная поэзия предназначена для потенциально неограниченного круга читателей, связанных общей культурой и языком. Профессиональное стихотворение возникает на фоне всей существующей поэзии и, в идеале, вносит вклад в развитие литературы и языка. Оно так или иначе соотносится со множеством других стихов: с наиболее значительными поэтическими текстами прошлого, которым в том или ином отношении оно наследует, с сочинениями авторов-современников, с которыми поэт в каком-либо аспекте взаимодействует, с другими стихами этого же автора, поскольку он в чем-то остается верен себе, а в чем-то отходит от ранее сделанного к новым идеям и способам письма.
Каждое профессиональное стихотворение занимает собственное место в поэтическом контексте. Этот контекст складывается из всех написанных стихов, но какие-то стихи для него оказываются особенно существенными: за ними стоит более широкое или более сильное влияние на другие стихи, других поэтов, на умы и сердца читателей. Поэтому профессиональная поэзия иерархична, и эта иерархия выстраивается не только из отдельных произведений, но и из их авторов.
Иерархия текстов и авторов может быть довольно сложной, к тому же она неодинакова для разных культур в разные эпохи и даже для разных групп (профессионалов или обычных читателей) внутри одной культуры. С течением времени место поэта в иерархии может меняться: например, поэт Владимир Бенедиктов считался современниками одним из крупнейших поэтов 1830-х годов, но позднейшие читатели отводили ему более скромное место в иерархии поэтов того времени. Другой пример: поэт Осип Мандельштам при жизни и спустя несколько десятилетий после своей смерти считался важным, но все-таки чрезмерно сложным поэтом, и только в конце XX века за ним закрепилась слава одного из самых значительных поэтов своего времени, изменившего облик всей русской поэзии. Таким образом, читатели поэзии и сами поэты могут спорить о месте того или иного профессионального поэта в общей иерархии, но важно, что те поэты, о которых идет спор, воспринимаются как уже принадлежащие этой иерархии и только их место в ней может вызывать сомнения.
В России начала XIX века существовала иерархия поэтических авторитетов, напоминающая пирамиду: на вершине этой пирамиды находился Михаил Ломоносов, за ним следовали Гавриил Державин и Василий Петров, за ними — прочие поэты. Уже в середине XIX века эта иерархия выглядела иначе: на самом верху оказался Александр Пушкин, а ниже его — самые разные поэты, значение которых современники признавали, но не могли определиться, кто из них более достоин внимания, а кто менее.
В 1850 году вышла статья Николая Некрасова «Русские второстепенные поэты», где сложившийся поэтический канон описывался так:
. публика считает у нас за последний литературный период пять поэтических имен: Пушкина, Жуковского, Крылова, Лермонтова, Кольцова; некоторые причисляли к ним г. Бенедиктова, но о таковых не следует упоминать. Что касается до первых пяти, то они, действительно, могут быть названы светилами русской поэзии, из которых каждое светит своим собственным светом, не заимствуя ничего у другого.
Некрасов считал перечисленных им поэтов «первостепенными», но предлагал читателю также обратить внимание на поэтов «второстепенных», среди которых он выделял Федора Тютчева и Афанасия Фета. К концу XIX века они стали такими же классиками русской поэзии, как и «первостепенные» поэты, и заметно потеснили упоминаемых Некрасовым Ивана Крылова и Алексея Кольцова. При этом некоторые важные поэты были вовсе не замечены Некрасовым — например, Евгений Баратынский, который для читателей XX века стал ничуть не менее важен, чем Тютчев и Фет.
В XX веке поэтическая иерархия еще более усложнилась — она стала напоминать дерево: манера письма значительных поэтов настолько различалась, что разместить их на разных уровнях пирамиды было почти невозможно. Так, поэты-акмеисты* и поэты-футуристы** исходили из совершенно разных и во многом непримиримых взглядов на творчество. Поэтому те поэты, что были авторитетны для читателей футуристов (например, Велимир Хлебников), мало что значили для читателей акмеистов, и наоборот. Каждая ветвь поэтического древа могла иметь собственную иерархию, но в такой ситуации уже нельзя было назвать кого-то главным русским поэтом, не уточнив при этом, для кого именно он был главным.
* Акмеизм — направление в русской поэзии, провозглашенное в начале 1910-х годов в качестве альтернативы символизму. Ключевыми фигурами акмеизма были Николай Гумилев, Анна Ахматова и Осип Мандельштам, ключевой идеей — возвращение в стихах к содержательной ясности, конкретным земным предметам и живому реальному человеку (притом что трех поэтов интересовали очень разные предметы и люди). Акмеизм просуществовал всего несколько лет, его основатели двинулись в разных направлениях, но влияние акмеистических стихов и акмеистических идей на последующих авторов было очень велико, так что довольно широкий круг явлений в русской поэзии второй половины XX века нередко называют постакмеизмом.
** Футуризм — направление в русской поэзии начала XX века, заявившее о необходимости резкого обновления поэтического языка и стихотворной формы (новые слова, наделяемые самостоятельными смыслами звуки, неожиданная ритмика и графика стиха) и вообще об отказе соблюдать любые традиционные нормы в области поэзии (вплоть до одежды, в которой поэту уместно выступать перед публикой). Наиболее важные представители — Велимир Хлебников, Владимир Маяковский, Елена Гуро и Игорь Северянин. Открытия футуристов так или иначе используют почти все современные поэты, хотя и не в полном объеме.
К середине XX века это иерархическое дерево разделилось, по сути дела, на три части: русская поэзия разошлась на «официальную» поэзию, печатавшуюся в советских литературных изданиях, «неподцензурную», существовавшую внутри узкого круга, а затем распространявшуюся в самиздате, и эмигрантскую — создававшуюся за пределами СССР. Эти три ветви русской поэзии мало взаимодействовали друг с другом, внутри каждой из них был набор собственных поэтических иерархий и значимых авторов. Например, поэты Лианозовской школы (Генрих Сапгир, Игорь Холин, Всеволод Некрасов) или некоторые ленинградские поэты (такие как Леонид Аронзон, Виктор Кривулин) были очень известны в кругах других профессиональных поэтов, но не занимали никакого места в иерархии «официальной» поэзии. И наоборот, многие лауреаты официальных литературных премий, издававшиеся большими тиражами, за редким исключением не привлекали никакого внимания «неподцензурных» поэтов.
В 1990-е годы барьеры между этими тремя поэзиями исчезли, но единое пространство, в котором существуют современные русские поэты, сохраняет множество следов прежних разделений. В нем существуют самые разные представления об иерархиях, о том, какие авторы наиболее важны для русского стиха, а какие периферийны, и каждый профессиональный автор соотносит себя с той или иной иерархией. А вслед за авторами определенные взгляды на главное и второстепенное усваивают и читатели профессиональной поэзии.
Совсем иначе обстоит дело с поэзией любительской. Любительское стихотворение решает другие задачи: оно доставляет автору удовольствие, приносит психологический комфорт, позволяет завязать разговор с ближним и т.д. Такое стихотворение не предназначено для того, чтобы занять собственное уникальное место среди других поэтических текстов, — в отличие от профессиональной поэзии, любительская поэзия не образует иерархии.
Аудитория любительской поэзии может быть даже шире, чем аудитория поэзии профессиональной: она нередко поддерживает в читателях ощущение, что стихи — это привычная, «домашняя» вещь, которая призвана «красивыми словами» подтвердить то, что и так известно читателю. Любительская поэзия всегда использует элементы профессиональной поэзии прошлого, но делает это «механически», не пытаясь взглянуть на них по-новому, не задумываясь о том, какую именно роль они играли в стихах предшественников.
При этом любительская поэзия — важный элемент социальной коммуникации, она может объединять людей, делать их жизнь насыщеннее и интереснее, но эту поэзию нельзя сопоставлять с поэзией профессиональной — они существуют в разных мирах. Любительских стихов огромное количество, куда больше, чем профессиональных, — в том числе потому, что поэзией, на первый взгляд, заниматься легче, чем любым другим искусством. Ведь чтобы написать стихотворение, не нужно обладать никакими техническими навыками, не требуется финансирование или сложная аппаратура — поэзия потенциально доступна для каждого.
Когда какого-то поэта хотят обвинить в непрофессионализме, про него говорят, что он графоман. Раньше это слово обозначало человека, который просто много пишет, не может прожить дня без того, чтобы не сочинить новое стихотворение или рассказ. Люди, которые пишут очень много, редко делают это хорошо, и поэтому графоманами постепенно стали называть всех плохих поэтов, которые стремятся стать профессионалами, но по каким-то причинам не могут.
Уже 200 лет знаменит как пример графомана Дмитрий Хвостов, современник Пушкина, автор очень плодовитый, очень архаичный и, благодаря знатности и богатству, много печатавшийся. Над Хвостовым потешались в эпиграммах сам Пушкин и его друзья. Впрочем, сегодня есть и другая точка зрения: поэт и издатель Максим Амелин подготовил переиздание стихов Хвостова и доказывает, что они по-своему талантливы и интересны.
Если стихи кажутся нам подражательными, мы называем их автора эпигоном (по-гречески ‘рожденный после кого-то’). Такие поэты пытаются повторять манеры других поэтов (как правило, больших и знаменитых), и хотя в этом повторении они могут добиваться большого мастерства, другие профессиональные поэты относятся к эпигонам скептически. Причина в том, что в современной культуре наибольшим уважением пользуется тот поэт, которому удается выработать собственную, ни на кого не похожую манеру. Повторение чужих изобретений, пусть даже мастерское, не считается чем-то достойным внимания — оно не помогает открыть новые смыслы и больше узнать о мире, к чему стремится вся культура после модернистской революции.
Эпигоны обычно подражают известным авторам: например, в советские времена очень много эпигонов было у Владимира Маяковского. Они начали появляться еще при жизни поэта и вызывали у него раздражение. Например, об одном из них (Александре Безыменском) он писал: