Что такое онтологический статус
Онтологический статус личности
История мировой мысли знает множество различных подходов к проблеме человеческой личности. Каждая культура формирует свое понимание того, что такое человек, каково его место в мире. И несмотря на всю пестроту философских учений, именно вопрос о человеке остается всегда наиболее существенным вопросом для каждой эпохи, для каждого мыслителя. В конечном счете именно для решения этого вопроса предпринимается весь сложный анализ философских проблем, ради ответа на этот самый насущный вопрос ведутся все философские споры. Часто эти споры выглядят очень отвлеченно, кажутся мало связанными с жизненными потребностями человека, но для того, чтобы открылся их истинный смысл, необходимо только осознать, что речь в них всегда идет о тебе самом: не о чем-то постороннем, не об отдельных твоих делах, а о САМОМ тебе и твоем месте в мироздании.
Проблема человека не была по времени первой философской проблемой. И в Древней Греции, и на Востоке, – везде, где начинается философское размышление, оно начинается с попыток понять мир, с поисков первоначала всего. Ранняя философия проблему человека почти не рассматривает, но само появление философии именно эту проблему выявляет: в мире появилось такое существо, которое ставит под вопрос весь мир, которое стремится само строить свои отношения с миром, которое объемлет весь мир своей мыслью и вступает с миром в равноправный диалог.
В начале своей истории человек совершенно неприспособлен к миру, физически он мал, слаб и ничтожен в сравнении с миром. Справедливости ради, надо сказать, что и поныне человек остается, по физической своей природе, таким же маленьким, слабым и ничтожным перед лицом мира, несмотря на все свои несомненные успехи на поприще цивилизации. Но человек и несомненно велик: он не только равен миру, он оказывается даже «больше» мира, когда вступает с миром в диалог. Каким бы примитивным ни был быт человека, как бы тяжело ни жил человек в каменном ли или атомном веке, он всегда и всюду способен был сказать: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас!»
И в давние времена, и теперь эти слова не означают, конечно, что окружающий мир совсем не властен над человеком, что он не может влиять на его жизнь. Но все-таки, человек имеет некую независимость от мира, некую свободу в мире, он действует не автоматически, не под влиянием только слепых инстинктов, не под влиянием только внешних обстоятельств, – человек имеет выбор и ответственность. От многого зависит человек, точнее будет сказать: он зависит от всего, ведет себя часто послушно и предсказуемо, но есть в нем «своя воля», которая сама себе закон, и она может проявиться в любой момент. Каждый человек – отдельный и уникальный мир, неисчерпаемый, как вселенная.
Мы уже сказали, что те мыслители, с которых традиционно начинается история философской мысли (Милетская школа в Древней Греции и шире – досократики), проблему человека игнорируют. К сожалению, это неудивительно: ведь и те мыслители, с которых традиционно начинается история этики (софисты), откровенно отрицали нравственность в самой ее сути. Философия вообще основана, видимо, на забвении: что-то важное оказалось забыто, какая-то самая главная мудрость – утрачена, и теперь надо заново ее найти. По Аристотелю, философия начинается с удивления. А это удивление оттого и происходит, что вдруг человек обнаруживает, что самого-то главного он и не знает. А следующее – и гораздо более сильное – удивление настигает его, когда он, встретившись с той мудростью, которую искал, понимает: да, ведь, я это ВСЕГДА знал, и как же я мог ЭТО забыть!
Вместо того, чтобы продумать изнутри себя самого свое собственное бытие, попытаться понять смысл этого потрясающего события собственного личного присутствия в мире, вместо осмысления собственной личности как совершенно уникального акта бытия, человек в философии, начиная с античности, стал подводить самого себя как вид под общее понятие Бытия. Он начал подводить свой собственный поступок, в котором впервые обретает себя и сбывается его существо, под общие законы этого мирового Бытия и, подведя, наконец, заменяет свое неповторимое «Я» неким «общим местом». Утрата понятия о таинственности личного бытия присуща не только античной философии (где как раз порою дает себя знать также и стремление вновь обрести потерянное), но и в гораздо большей степени восточной традиции мысли, которая вовсе забыла о личности. Этот «врожденный порок» вновь и вновь воспроизводится в философском дискурсе на протяжении всей европейской истории.
Это христианское понимание статуса человека в мире оказало определяющее влияние на всю европейскую историю, оно определило облик и основополагающие ценности европейской цивилизации. Но на философском уровне явленная в христианском откровении весть об бытийном величии личности человека, об особом способе его бытия в мире, до сих пор редко осознается во всем ее масштабе. Тема личности редуцируется то к космологическим, то к социологическим проблемам, то к психологии, то к физиологии, и любая такая редукция исподволь переключает внимание с личности человека на его природу, и в хитросплетениях рассуждений о сложной природе человека (действительно, сложной) окончательно гаснет всякая попытка поставить вопрос об онтологическом статусе личности.
Будет полезно коротко определиться в понятиях. Есть разница между «природой человека» и «сущностью человека». «Природой» какого-либо явления называются его «прирожденные» качества: некий определенный способ его укорененности в мире, определенный характер «произрастания» в бытие из этой укорененности, определенная внутренняя выстроенность этого явления: «внутренний строй и чин» в качестве продукта именно такого вырастания именно из этих корней. Сущность же вещи – это «то, что она есть»: свободная ее открытость в истине своего бытия. Сущность всего сущего в мире, за исключением человека, напрямую определена природой этого сущего. Сущность всякой вещи из ее природы вытекает, и если даже «природа любит таиться», по выражению Гераклита, то это означает лишь то, что сущность вещей не лежит на поверхности. Мир, действительно, ставит перед человеком множество вопросов, однако прав Федор Иванович Тютчев:
Природа – сфинкс, и тем она верней
Своим искусом губит человека,
Что, может статься, никакой от века
Загадки нет и не было у ней.
Принципиальное единство «природы» любой вещи в мире и ее «сущности» как раз и означает отсутствие этой мифической «Загадки мироздания». Есть проблемы, есть «белые пятна», есть бесконечность познания, но «загадка бытия» – это не про природу: «никакой от века загадки нет и не было у ней».
Но не то у человека. Мало того, что его природа сложносоставна и многоосновна, – главное то, что даже из этой сложной природы НЕ ВЫТЕКАЕТ НАПРЯМУЮ его сущность. Природа человека имеет помимо своей «чисто природной» определенности еще и социально-культурную составляющую, помимо качеств передаваемых по каналам естественной преемственности еще и качества, передаваемые средствами человеческой культуры, как «второй», искусственной природы. Природа человека образует иерархию телесных, душевных и духовных качеств, причем в их передаче участвуют в той или иной мере всегда оба канала – и естественный, и культурный. Взаимные отношения и взаимодействия духа, души и тела также неоднозначны, и в них возможно выделить несколько уровней. Однако сколько бы мы ни анализировали природу человека (человека вообще или этого вот конкретного человека), придти к пониманию его сущности, к пониманию того, что он есть поистине, невозможно.
Сущность человека является его – человека – собственным делом. «Вещь веществует» своей природой, и к этому сводится ее сущность. Человек же свое дело – дело своей сущности – делает. Человек делает свою жизнь, свою судьбу, себе самого он делает. Чем человек окажется в конце концов, чем он будет в итоге своей жизни, – это решается им самим. Каждый день и час своей жизни человек решает эту задачу обретения себя, то есть задачу обретения своей сущности. Он делает это главное дело своей жизни, опираясь на свою природу, но он свободно соотносит себя с этой своей природой. Человек может использовать свои природные качества, а может их не развивать, свободно производя от нее свой поступок (от нее, но свой), самоопределяясь в бытии и свободно выстраивая, таким образом, свою сущность. ТОТ, КТО делает это дело, называемое сущностью человека, и есть его личность. Ничто из того, что есть у человека – тело, душа, дух – ни по отдельности, ни даже все в целом не определяет, не образует личности, которая есть как раз тот человек, у кого все это есть в распоряжении. Тот факт, что человек есть личность, ставит человека в определенном смысле вне мирового порядка бытия. То есть в порядок мироздания человек, конечно, включен, притом включен именно конечно, как конечная часть его, существующая в неразрывной цепи природной необходимости, однако личность человека, образно говоря, располагается поперек этой цепи, пересекая этот мир по вертикали.
Если же от этих образных выражений перейти к языку строгой мысли, то следует сказать, что «поперечное по вертикали пересечение законосообразного порядка мироздания» означает, прежде всего, онтологическую свободу человека. Обычно, говоря о свободе, люди мечтают, чтобы «можно было все, а за это тебе ничего», но настоящая свобода состоит вовсе не в отмене каких бы то ни было внешних ограничений и внутреннего самоконтроля. Свобода человека логически как раз предполагает для своей реализации наличие этих внешне ограничивающих условий и реализуется она именно через внутренний самоконтроль. Принцип «делай что угодно, а тебе за это ничего не будет», если его довести до логического конца, означает, что человек не может никак влиять на свою жизнь: любые его действия НИЧЕГО не меняют в его жизни, никак не отражаются на его отношениях с миром.
Свобода человека в настоящем смысле этого слова подразумевает как раз способность определяющим образом влиять на мир и на свою собственную жизнь. Свобода неотделима от «последствий» и ответственности, и обеспечена она отсутствием жесткой детерминации между совокупностью условий, составляющих определенную ситуацию, и экзистенциальным выбором человека в этой ситуации. Какую бы точную калькуляцию обстоятельств, в которые поставлен человек, мы ни провели, вычислить поступок человека невозможно. Иван Карамазов на суде, будучи уже не совсем в себе, рассказывает как бы ни с того, ни с сего то ли случай, то ли обычай: за невестой носят обруч с юбкой, в который она должна вскочить, чтобы ехать к венцу, а она ходит и приговаривает: «Захоцу – вскоцу, не захоцу – не вскоцу». В каждый момент жизни каждого человека неотступно присутствует и всегда на сознательном или бессознательном уровне реализуется этот вот акт воли – «Захоцу – вскоцу, не захоцу – не вскоцу».
Конечно, – поведение человека зависит от его характера. Однако вычисление поступка человека невозможно даже в том случае, если мы учтем не только внешние обстоятельства, но и характер человека, сформированный воспитанием. То есть – даже если в расчет берутся не только наличные здесь и сейчас обстоятельства, но и вообще все обстоятельства жизни человека, начиная с момента зачатия, то даже и такой расчет не может дать однозначного ответа о предстоящем поступке человека. Дело в том, что воспитание невозможно уподобить программированию, невозможно свести спонтанность свободного выбора человека к неизвестности и сложности заложенной программы. Человек всегда и неизбежно сам активен в деле своего собственного воспитания: он принимает одно и отвергает другое, он жадно ищет некоторых впечатлений и попросту проходит мимо других. То есть те впечатления, которые, по Локку, впечатываясь в tabula rasa, якобы и образуют собою всю духовную наличность человека, на самом деле принимаются человеком с самого начала не пассивно, а активно. По меньшей мере, человек «дает санкцию» на приятие чего-либо, а чаще всего сам участвует в том, что принимает. И, конечно, в понимании этого факта нисколько не может помочь ссылка на природные задатки человека, на физическую и духовную наследственность, имеющую элемент случайности. Человек и к задаткам своим относится свободно: в его власти как развивать, так и губить их.
Все сказанное не отменяет, конечно, значимости всех перечисленных факторов. Действительно, от задатков человека очень многое зависит в том, кем и каким он будет. Действительно, воспитание играет огромную роль в становлении человека: именно благодаря ему это становление происходит. Действительно, обстоятельства, в которых здесь и сейчас оказался человек, задают определенное «поле» действия, определенные «правила игры», более того, всегда оказывают давление на выбор человека. Да, все это так, но даже демон Лапласа, видящий разом весь мир и даже обладающий знанием о движении каждой частицы мира в каждый момент прошлого, даже при наличии у него бесконечной вычислительной способности не смог бы со стопроцентной вероятностью предсказать ни один жест человека. Процессы, происходящие в мире, он, может быть, и мог бы предсказывать наверняка, но не поступок человека. Поступок входит в мир извне, из иного измерения можно сказать, вновь переходя на образный язык.
Корнем поступка, субъектом свободы является ЛИЧНОСТЬ, в мире присутствующая, но миру не подчиненная, обладающая в нем статусом экстерриториальности. В этой-то «экстерриториальности» личности, в экстраординарности ее существования и заключается основание человеческой свободы. Сила воли, сила личности может быть разной, но в любом случае именно она – личность – решает: с какими обстоятельствами при выборе линии поведения считаться, а с какими нет, какие возможные последствия приемлемы, а какие нет, идти ли на риск именно вот здесь или нет, согласиться ли на верную выгоду, пойти ли на верный убыток, пожертвовать ли своей жизнью, попросить ли милостыни и милости, дать ли их, карабкаться ли вверх по скалам, плыть ли по течению, идти ли чистым полем, жить ли в келье, ночевать ли в борделе, лечь ли в лужу.
Очень важно отметить, что попытки уничтожить в человеке личность неизбежно ведут к уничтожению человека и как природного организма тоже. Немецкие фашисты весьма целенаправленно экспериментировали в концлагерях, пытаясь полностью подавить в человеке свободную волю, и в том случае, когда это удавалось, результат был обескураживающий. Теряя свободную волю, человек терял всякую волю вообще. В норме у человека в каждый момент на телесном, душевном и духовном уровне возникают различные желания и потребности, требующие своего удовлетворения. В отличие от животного, которое движется «по равнодействующей» этих своих желаний (чаще всего, – реализуя самое сильное), человек имеет личность, которая свободно, исходя из самой себя, выбирает, какое именно желание из возникших в данный момент реализовывать именно сейчас, а какое отложить на время или насовсем, которая решает, в каком направлении двигать свою экзистенцию в налично данных условиях.
Так вот в том случае, когда в человеке удавалось подавить эту свободно решающую инстанцию, в нем просто переставали возникать желания вообще. Человек не превращался в животное, не жил «по равнодействующей» природных потребностей, поскольку в нем просто отмирали потребности. Много дней не евший человек абсолютно апатично смотрел на поставленную перед ним еду, он не только не прикасался к ней (что можно было бы объяснять условным рефлексом), у него даже не выделялась слюна (то есть, пропадали безусловные рефлексы), он просто не хотел есть. Нужен был приказ извне, чтобы он съел еду, без этого приказа он просто умирал от голода, безразлично глядя на еду, нужна была команда, чтобы он начал делать хотя бы что-нибудь, у него же самого никаких побуждений не было. Разрушение личности ведет к глубочайшему повреждению природы человека. Будучи «не от мира сего» личность является необходимым условием нормального функционирования даже «чисто природных» систем в человеке. Человек не только не есть животное, его даже нельзя в него превратить, – при ампутации личности ампутируется сердце.
Ясное понимание того, что такое личность, принципиально необходимо для любых гуманитарных исследований и построений, без такого понимания они вырождаются и начинают, в конце концов, человека уродовать. Личность не появляется у человека в некий момент его жизни, человек всегда уже есть личность. Становление человеческой личности не есть «построение» ее, – скорее раскрытие, подобное тому, как раскрывается цветочный бутон. Личность вырастает изнутри самой себя. Та помощь, которую воспитатель может оказать ей в этом ее произрастании, заключается, во-первых, в обеспечении свободы роста через различные виды творческой деятельности, а во-вторых, в поддержании ее «питания» через религиозно-нравственное воспитание: воспитывать – и есть вскармливать духовно. Религиозная и нравственная жизнь – это и есть тот источник, из которого личность черпает свою неотмирную силу. Однако необходимо ясно сознавать, что участие в этих духовных сферах может иметь чрезвычайно разный характер, и при этом, соответственно, различными будут и принципиальные характеристики личности. Выработка ясной ориентации в религиозной сфере особенно важна как в силу предельности и абсолютности предстояния, совершающегося в ней, так и в силу противоположности, порой диаметральной, с которой различные религиозные учения трактуют событие этого предстояния и делают из него следствия, имеющие фундаментальный характер в экзистенциальном самоопределении личности. Ошибка здесь может бесконечно дорого стоить.
Онтологический статус: понятие, виды и их описание
Философия на протяжении всей истории рассматривает вопрос онтологического статуса сознания. Традиционно рассматриваемая некоторыми как часть главной ветви философии, известной как метафизика, онтология часто имеет дело с вопросами относительно того, какие сущности существуют или, как говорят, «бытийствуют», и как такие сущности могут быть сгруппированы, связаны внутри иерархии и подразделены согласно сходствам и различиям. Таким образом определяется их онтологический статус.
Вам будет интересно: Профессиональная мотивация студентов к обучению
Статус существования
Некоторые философы, особенно в традициях платоновской школы, утверждают, что все существительные (включая абстрактные существительные) относятся к существующим сущностям. Другие философы утверждают, что существительные не всегда называют сущности, но некоторые обеспечивают своего рода сокращение для ссылки на группу объектов или событий. В этой последней точке зрения разум вместо ссылки на сущность относится к совокупности психических событий, переживаемых человеком; общество относится к совокупности людей с некоторыми общими характеристиками, а геометрия относится к совокупности конкретных видов интеллектуальной деятельности. Между этими полюсами реализма и номинализма стоят различные другие позиции, которые определяют в том числе и онтологический статус сознания.
Кроме того, философы древности были также и юристами, и натуралистами, и химиками. Потому в рамках онтологии они рассматривали в том числе такие вопросы, как онтологический статус права. Давайте изучим эти вопросы.
Онтологический статус факта
Вам будет интересно: Бакинский государственный университет: обзор, особенности, история, факультеты и интересные факты
Предложение является объективным (то есть фактическим), если оно полезно для других, независимо от вас как наблюдателя. Предложение является субъективным (то есть основанным на мнении), если оно зависит от вас как наблюдателя.
Фактические заявления являются актами умысла. Качество конкретных фактов зависит от отсутствия намерения обмануть и от надежности. Независимая проверка может повысить надежность и, следовательно, качество фактов.
Определения факта
Вам будет интересно: Именные японские суффиксы и их значение
Поскольку «объективность» является явным актом намерения, ваша способность быть «действительно объективной» особенно зависит от вашей способности полностью избавиться от зависимости от полезности ваших объективных суждений. Если другие считают ваши объективные предложения полезными без вашего участия в качестве наблюдателя, то для этих людей ваши объективные предложения действительно объективны.
Онтология и трансцендентность
В качестве потенциального четвертого значения «истины», возможно, что некоторые люди (то есть пророки) обладают магическими, трансцендентными способностями различать истины о реальности; то есть способности удалить все иллюзии и заблуждения из своего взгляда на мир природы. Для таких людей факты могут быть не просто актом намерения. К сожалению, у вас должны быть такие способности, чтобы судить их.
Говоря об онтологическом статусе математических объектов, стоит отметить, что в «абсолютной абстракции» математики «истины» не являются ни субъективными, ни объективными; они являются просто теоретическими: либо заявленными и тавтологическими, как в аксиомах и теоремах, лишенными фактического значения, либо заявленными и предполагаемыми, либо общепринятыми, как в определениях, снова приводящими к тавтологии в интерпретации и применении.
Онтологический статус пространства и времени
Изучив основы специальной теории относительности и осудив неолоренцевский подход ко времени, можно понять, что бессмысленная теория времени является наилучшей репрезентативной моделью данного доказательства. При этом, с этой точки зрения, сами события истории столь же реальны и столь же существенны, как и это обсуждение. Убийство Джона Ф. Кеннеди столь же реально, как и вступительное слово 45-го президента Соединенных Штатов. Столь же реален и онтологический статус человека.
С физической точки зрения, если мы предположим, что реальность существует так, как она воспринимается, то все события, которые вы воспринимаете из внешнего мира (т.е. не происходят из вашего собственного ума), обязательно являются событиями прошлого, поскольку максимальная скорость, с которой может распространяться информация, скорость света. Может показаться, что это неуместное междометие, но это просто потому, что в то время, когда вы воспринимаете событие, это точное событие больше не происходит и, таким образом, больше не является «реальным» в напряженном состоянии. С точки зрения онтологии, прошлые события существуют так же, как нынешние; они существуют просто как временные точки на [воспринимаемой] линейной временной шкале, не как физический объект, а как понятия, используемые для описания временной природы вещей в данной точке.
Онтология времени
Что еще можно сказать об онтологическом статусе времени и пространства? В философской дискуссии, касающейся онтологии времени, обычно выделяются два разных вопроса. Является ли время сущностью в своем собственном праве, или, скорее, ее следует рассматривать как совокупность отношений последовательности, одновременности и продолжительности, которые возникают между фундаментальными сущностями, называемыми событиями или процессами? Являются ли временные отношения, которые возникают между двумя событиями (в случае одновременности и последовательности) или четырьмя событиями (в случае продолжительности), обусловленными инерциальной системой отсчета или они сохраняются независимо от любой такой системы отсчета?
Для ясности стоит назвать время, состоящее только из последовательностей, одновременностей и длительностей, относительным, в отличие от антиреляционного или субстантивного времени, задуманного как независимо существующая сущность. С другой стороны, время, зависящее от инерциальной системы отсчета, будет называться релятивистским, а время, не зависящее от этого, должно называться абсолютным. Эта терминология предложена faute de mieux, хотя она вступает в противоречие с другими терминологиями, используемыми при обсуждении времени. Но различие, упомянутое в предложенной терминологии, действительно независимо от этой терминологии. Несколько исторических примеров могут прояснить это различие.
Художественные произведения
Обсуждаются четыре недавних поворота (реалистический, процессный, целостный и рефлексивный) в социальной мысли, связанные с четырехмерной схемой диалектического реализма, которую автор недавно наметил. Показано, как онтология важна и действительно не только необходима, но и неизбежна. Показана природа реальности идей (разных типов) и проанализированы наиболее распространенные ошибки в метатеории идей. Затем обсуждается значение категориального реализма и характер этих конкретных типов, если идеи известны как «идеологии». Наконец, намечаются некоторые хорошие и плохие диалектические связи идей и связанных с ними явлений. Таким образом, онтологический статус религии зависит от мышления наблюдателя (человека). Как бы кто ни думал, но такие явления, как религиозность, идеи и воображение, по всей видимости, имеют общие корни.
Биология
Затрагивая тему онтологического статуса здоровья, мы неизбежно наталкиваемся на проблему аналогичного статуса биологических видов. Ссылка на проблему вида сегодня может показаться странной и смутно анахроничной. Возможно, проблема видов имела какое-то значение давным-давно в философском споре между номиналистами и эссенциалистами, или столетие назад в биологии, когда Дарвин представил свою теорию органической эволюции, но она, безусловно, не представляет никакого современного интереса. Но «виды», такие как термины «ген», «электрон», «нелокальная одновременность» и «элемент», являются теоретическим термином, включенным в значительную научную теорию. Когда-то природа физических элементов была важной проблемой в физике. Переход от элементов, определяемых в терминах общих признаков, к удельной плотности, молекулярной массе и атомному номеру, был важен для развития теории атома. Переход в биологии от генов, определяемых в терминах единичных признаков, к производству ферментов, к кодированию специфических полипептидов, к структурно определенным сегментам нуклеиновой кислоты был одинаково важен для роста современной генетики. Сходный переход происходит в отношении концепции вида и не менее важен.
Онтология информации
Хотя включение теоретических концепций информации в (квантовую) физику в последние годы показало огромный успех, онтология информации остается загадкой. Поэтому этот тезис призван внести вклад в дискуссию об онтологическом статусе информации в физике. Большинство недавних дебатов были сосредоточены на синтаксических информационных мерах и особенно на информации Шеннона, концепции, которая изначально возникла из теории коммуникации. Этот тезис включает в себя другую синтаксическую информационную меру, до сих пор в значительной степени недопредставленное понятие «Алгоритмическая информация» или «сложность Колмогорова», концепцию, часто применяемую в информатике. Информация Шеннона и сложность Колмогорова связаны с помощью теории кодирования и имеют сходные характеристики. Путем сравнения информации Шеннона и колмогоровской сложности разработана структура, которая анализирует соответствующие информационные меры в отношении неопределенности и семантической информации. Кроме того, эта структура исследует, может ли информация рассматриваться как существенная сущность, и исследует, в какой степени информация является общепринятой. От этого зависит онтологический статус техники, природы, бытия и вообще всего, что имеет отношение к нашей реальности.
Оказывается, что в классическом случае информация Шеннона и сложность Колмогорова являются как абстрактными, так и весьма условными сущностями, которые не следует путать с неопределенностью и не иметь отношения к семантической информации. Практически такие же результаты получены в квантовом случае, за исключением высокой степени условности; утверждается, что квантовая теория ограничивает общепринятый выбор тех, кто хочет использовать любую теорию.
Онтология перевода
Перевод давно существует на периферии изучения литературы, хотя его значение радикально изменилось за последние четыре десятилетия. Несмотря на его значительную важность в качестве межкультурной деятельности, такие области, как литературная критика и теория, различные истории национальных литератур и даже сравнительная литература, часто считают перевод чем-то совершенно вспомогательным для своих интересов. Основной причиной такого упущения или безразличия является традиционное восприятие перевода как необходимого зла. Перевод можно рассматривать как стратегию, которая пытается ослабить ограничения, с которыми сталкивается человечество, пытаясь установить контакт с людьми, принадлежащими к другим языковым сообществам и их культурным наследием, передаваемыми через письменное слово. В то же время он также служит, так сказать, способом напоминания нам о несовершенстве человеческой натуры и тщеславии попыток преодолеть проклятие Вавилона. Этот вопрос может показаться тривиальным, как и онтологический статус дизайна,
Это восприятие подразумевает важный парадокс. Он дает литературные произведения, в частности, великие произведения, составляющие канонизированную литературу, которые якобы представлены в качестве моделей, заслуживающих подражания, сомнительной чести быть неподражаемыми, не говоря уже о неповторимости. Это привело к итеративным и неразборчивым сравнениям оригиналов и их переводов, чтобы сравнить различия и таким образом выявить, что было потеряно в результате неизбежного, но также болезненного межъязыкового преобразования. С этой точки зрения обычай преждевременного (и, следовательно, необоснованного) рассмотрения того, что любая работа превосходит ее перевод, неудивителен.
Вам будет интересно: Статистическое моделирование: методы, описание, применение
Хотя изучение перевода является одним из наиболее эффективных инструментов для анализа межрелигиозных контактов, даже компаратисты до недавнего времени не могли или не хотели дать переводу признание, которого оно заслуживает в качестве главной движущей силы в развитии литературы. Тот факт, что переводы имеют производный или второй символ, нельзя отрицать, поскольку они логически требуют наличия ранее написанного текста на другом языке, но нет необходимости делать термин «второй» синонимичным «вторичному». Этот же вопрос неизбежно всплывает при рассмотрении онтологического статуса социальной реальности.
В переводах часто применяется клеймо вторичных произведений из-за их ограниченного срока службы, поскольку все культурные и языковые изменения, которые следует ожидать в любой литературной системе на протяжении всего ее существования, наносят им ущерб. Эти изменения определяют необходимость предоставления читателям версий предыдущих версий, которые идеологически и эстетически соответствуют новым временам. Как правило, название оригинала, как следует из этого слова, присуждается конкретному и исключительному выражению конкретного автора, хотя оно также является копией реальности или реальности, которую он/она воображает. И наоборот, перевод рассматривается как копия копии, симулякр, подражание или интерпретация чего-то осязаемого и истинного.
Каков же статус перевода
Тем не менее, хотя перевод, безусловно, является воспроизведением оригинала, нет необходимости выделять его в пользу последнего, единственной заслугой которого часто является его предшественник во времени. Действительно, как иногда отмечалось, многие виды искусства включают воспроизведение в своем исполнении (рассмотрим, например, акты интерпретации на сцене или в музыкальных представлениях). Фактически, переводы обеспечивают подлинную интерпретирующую функцию, поскольку более поздние версии той же работы открывают новые грани и часто обновляются после перечитывания.
Вероятно, что предположение о том, что каждый оригинальный текст должен по своей природе обязательно превосходить его перевод (как в онтологическом, так и в качественном отношении), усилено в романтизме с сублимацией творчества, индивидуализма и оригинальности. Однако гораздо раньше мы можем найти многочисленные отчеты, которые не говорят о паритетных отношениях. Эта преждевременная, оценочная и нормативная концепция, порожденная традицией, неизбежно ориентированной на первоначальный полюс, в последние годы систематически подвергается сомнению различными постструктуралистскими теоретиками, которые посвятили себя переосмыслению понятия оригинальности. Эта точка зрения утверждает, что иностранный текст не самодостаточен и не независим, а будет, с метафорической точки зрения, сам по себе переводом, являющимся результатом обработки автором значения, концепции, эмоций.
История онтологии
Монизм и Бытие
Противоположностью элеатического монизма является плюралистическая концепция Бытия. В 5 веке до нашей эры Анаксагор и Левкипп заменили реальность Бытия (уникальную и неизменную) реальностью Становления и, следовательно, более фундаментальной и элементарной онтической множественностью. Этот тезис возник в эллинском мире, изложенный Анаксагором и Левкиппом двумя различными способами. Первая теория имела дело с «семенами» (которые Аристотель называл «гомеомериями») различных веществ. Второй была атомистическая теория, которая имела дело с реальностью, основанной на вакууме, атомах и их внутреннем движении в нем. Современные монисты часто изучают онтологический статус виртуальных частиц.
Атомизм
Материалистический атомизм, предложенный Левкиппом, был неопределенным, но затем развивался Демокритом детерминистическим способом. Позднее (4 век до н.э.) Эпикур снова воспринял первоначальный атомизм как недетерминированный. Он подтвердил реальность как составленную из бесконечности неделимых, неизменяемых корпускул или атомов (атомон, букв. «Неразрезанный»), но он дает вес для характеристики атомов, в то время как для Лейкиппа они характеризуются «фигурой», «порядком» и «положение» в космосе. Кроме того, они создают целое с внутренним движением в вакууме, создавая разнообразный поток бытия. На их движение влияет паренклисис (Лукреций называет его клинаменом), и это определяется случайностью. Эти идеи предвещали наше понимание традиционной физики, пока природа атомов не была открыта в 20-м веке. Учитывая особенности математического знания, онтологический статус математических объектов все еще не до конца выяснен.