Что такое политический транзит
Теоретические и методологические обоснования исследования политического транзита.
Феномен политического транзита: основные элементы и общая характеристика.
По мнению Хантингтона, за всеми предыдущими волнами следовала обратная реакция в мировом масштабе, возврат к антидемократии, различным авторитарным режимам. Каждая из волн демократизации включает в себя группу стран, которые находятся в состоянии трансформации из недемократического режима к демократическому в определенный период времени. Каждая из волн демократизации включает в себя процессы либерализации или частичной демократизации политической системы, которая, однако, в ряде стран не становится полноценно демократической. Трансформация некоторых политических режимов развивалась отнюдь не в демократическом направлении, так же, как и не все демократические транзиты возникали в ходе волн демократизации. С. Хантингтон, предостерегая от буквального понимания его теории, напоминает, что история человеческого общества представляет собой безбрежный поток бесконечного числа разнообразных событий, и в силу этого различные процессы политической трансформации не имеют способности самораспределяться по строгим историческим временным ячейкам. История также не развивается только в одном направлении, и поэтому каждая из первых двух волн демократизации сопровождалась соответствующими откатными волнами, в течение которых некоторые, но отнюдь не все страны возвращались к недемократическому правлению, несмотря на то, что принимали до этого курс на трансформацию к демократии. [Хантингтон 2003:65].
Несколько иную периодизацию волн демократического процесса дает американский политолог Ф. Шмиттер, который выделяет следующие четыре периода глобальной демократизации:
Первая волна – период, условно берущий начало с революции 1848 г., после которой, однако, к 1852 г. многие страны (в частности Франция, Германия, Австро-Венгрия) вернулись к автократическим формам правления;
Вторая волна – после первой мировой войны, когда в результате поражения Германии, а также распада Российской и Австро-Венгерской империй, в Восточной и Центральной Европе появляются новые государства, во многих из них первоначально устанавливаются демократические формы правления;
Третья волна – после второй мировой войны;
Четвертая волна – берет начало с военного переворота 1974 г. в Португалии [Schmitter 1995:24-25].
Если говорить про глобальную демократизацию этот термин во многом условный и применяется для того, чтобы подчеркнуть масштабы демократизации в мире. Можно согласиться с Л. Даймондом, что в 90-е годы XX столетия в мире продолжался рост электоральной демократии при застое в развитии либеральной демократии, что указывает на все более поверхностный характер демократизации на исходе «третьей волны». [Даймонд1999:24]. Безусловно, надо рассматривать понятие демократизации и в глобальном контексте т.к. важно видеть в любом «национальном варианте» демократизации общемировые тенденции. Так как наше исследование посвящено России, то и акцент будет делаться на т.н. «новых демократиях», как наиболее близких к процессам, происходящим в ней. Если понимать транзит в качестве процесса системной трансформации основных сфер общества и государства в целом, то политическая трансформация представляет собой основную часть транзита, охватывая главным образом качественное изменение институциональных и процедурных механизмов функционирования политической системы. Необходимо отметить, что эта часть транзита является одной из важнейших. Так, например один из российских исследователей В.Я. Гельман употребляет понятия «transition» (транзит) и «transformation» (трансформация) как синонимы. [Гельман 200: 18].
Первый элемент политического транзита заключается в тех предпосылках или условиях, которые напрямую или косвенно предшествуют его началу. Наличие данной составляющей обусловлено тем, что специфика развития феномена политического транзита в глобальном масштабе связана с теми общепринятыми предпосылками, которые предшествуют и сопровождают развертывание политических преобразований в сторону демократизации в любой стране. Предпосылкам политического транзита, уделялось большое внимание. Так, один из «ранних транзитологов» Д. Растоу в своей статье Переходы к демократии: попытка динамической модели, высказал предположение, что «единственным предварительным условием является наличие национального единства» в стране. Бесспорно, такое единство необходимо, потому что оно является базой для реформ, на которые страна идет. [Растоу.Д.1996:8]. Он подчёркивал, что «национальная риторика чаще всего звучит из уст тех, кто наименее уверен в своём чувстве национальной идентичности» [Растоу. Д. 1996:9].
В целом же, в сравнительной политологии в той или иной форме выделяются «…три основных типа структурных предпосылок демократии: во-первых, обретение национального единства и соответствующей идентичности; во-вторых, достижение довольно высокого уровня экономического развития; в-третьих, массовое распространение таких культурных норм и ценностей, которые предполагают признание демократических принципов, доверие к основным политическим институтам, межличностное доверие, чувство гражданственности и др.». При этом названные структурные предпосылки обусловлены влиянием тех или иных объективных общественных процессов, а не субъективными намерениями и действиями участников политического процесса. [Растоу.Д.1996:11] Это принцип «классической модели», более применимый к странам «старых демократий». Как следствие не все из этих предпосылок могут присутстствовать во всех странах проходящих политическую трансформацию.
Иными словами, непосредственное содержание политического транзита в очень большой степени зависит от цели транзита, т.к. она задает направление и выбор средств ее достижения. Помимо этого, содержание транзита зависит от уровня осознанности этой цели в силу того, что она может быть точной и ясной, а может быть расплывчатой, нечеткой. Средства достижения цели при этом будут значительно отличаться. Таким образом, определенная векторная направленность политического транзита к достижению демократии, как к цели транзита, так или иначе, присутствует практически во всех концепциях политической трансформации. Исходя из этих обстоятельств, можно сказать, что чрезвычайно важным является ясное и четкое определение цели политического транзита той или иной страной, для чего недостаточно именовать себя «молодой» или «нарождающейся» демократией, необходимо определить свое реальное место в процессах демократизации в общемировом масштабе. Как считает один из российских исследователей Ю.А. Нисневич, «непременным условием успешного осуществления реформ является соответствие методов их проведения поставленным целям, т.е. единство их формы и содержания». При этом «конкретные цели, формы и методы проведения реформ, т.е. характер и динамику переходного процесса, определяет государственная власть. Именно она является фактором модернизации, трансформации общества» [Нисневич Ю.А 2001:95].
А Л. Даймонд, рассуждая о динамике режимного изменения и процессах развития демократии в ходе «третьей волны» демократизации, допускает существование такой категории «демократических режимов», которые, отличаясь от чисто авторитарных систем, в то же время не дотягивают даже до минимальной демократии [Даймонд Л.1999:12]. Можно сказать, что употребление такого рода понятий, в состав которых входит термин «демократия», часто создает только видимость движения к демократии как к цели транзита. Четкое определение цели политического транзита становится отправной точкой всех исследований транзита. При отсутствии ясно сформулированной цели теряются критерии оценки успеха всякой политической трансформации. Как следствие этого, цель должна обладать достаточной ясностью. Исходя из этого, в большинстве концепций политического транзита в различных интерпретациях вводится понятие т.н. «консолидированной демократии». Целый цикл своих работ посвятил профессор Йельского университета X. Линц анализу, различных факторов перехода от авторитаризма к демократии. Одним из результатов его исследований стала разработка взаимосвязанных концепций «консолидации демократии» и «завершенного демократического перехода», С точки зрения X. Линца и А. Степана, степень продвижения и характер изменений в стране, переходящей к демократии, может быть оценена при помощи следующих характеристик: «Демократический переход завершился в том случае: когда достигнуто определенное согласие по поводу политических процедур смены правительства; когда его приход к власти является результатом свободного голосования народа» [Linz J., Stepan A.1996:49]. В то же время в «третьем мире» процесс консолидации часто бывает прерван и не завершен до конца, создавая симбиотические образования, называемые иногда «демократический авторитаризм» или «авторитарная демократия». Во многом это связано с социокультурной средой, в рамках которой осуществляется политический переход, с «реакцией отторжения» демократических ценностей и норм доминирующей политической культуры. Как считает Л. Даймонд, «консолидация есть процесс столь глубокой и широкой легитимизации демократии у граждан, что крушение демократии становится маловероятным» [Даймонд Л.1999:15].
Итог транзита так же представляется крайне важным элементом. В целом итог не всегда совпадает с его целью. Более того, во множестве случаев в ходе «третьей волны демократизации» цель транзита не достигается. Таким образом, не обязательно, что итогом транзита будет консолидированная демократия или вообще демократия. Это объясняется тем, что, помимо указанных характеристик, политический транзит обладает и такой существенной особенностью, как неопределенность его процедур и результатов. Например, Л. Даймонд рассуждает о неопределенности процесса политического транзита, основываясь на опыте стран т.н. «навязанных демократий». О неопределенности результатов политической трансформации транзитных стран говорит также и Ф. Шмиттер, который связывает ее с возможными угрозами для демократии в этих странах. С течением времени неопределенность процесса политической трансформации, как существенная его особенность, постепенно стала объектом специального рассмотрения, обозначив одно из основных направлений транзитологии. Определенный интерес вызывает исследование данной проблематики российского ученого В.Я. Гельмана, который интерпретирует динамику перехода к демократии, исходя из логики развития трансформационного процесса как изменения неопределенности. [В.Я. Гельман 1998:26].
Наряду с указанными внутренними факторами, на характер протекания политического транзита определенное влияние оказывает и внешние факторы, выражающийся в геополитических условиях, в которых оказываются транзитные страны в период осуществления преобразований. Ф. Шмиттер и Л. Уайтхар, сводят «внешнее влияние» к минимуму. Но соглашаются с тем, что внешнее воздействие на транзитные процессы в нынешних транзитных странах заметно больше, нежели в странах «второй волны демократизации». Они усматривают несколько способов и форм такого влияния, из которого мы отметим один, на наш взгляд, наиболее ощутимый. Он получил в транзитологии наименование «связывание условиями». Термин введен Ф. Шмиттером и означает «сознательное использование принуждения путем установления особых условий распространения выгод со стороны международных институтов». [Шмиттер1999: 30-33].
В действительности, влияние внешних факторов, на транзит намного больше. Ещё одна методологическая проблема, связана с соотношением демократических и авторитарных элементов при транзите. В идеале по мере транзита авторитарные элементы вытесняются демократическими, т.е. в ходе самого перехода система носит смешанный, гибридный характер. Это некие промежуточные системы. Ф. Шмиттер различает две разновидности гибридных режимов – «диктабланду» и «демократуру». В тех случаях, когда проводится либерализация без демократизации, возникающий гибридный режим получил название диктабланда (dictablanda). В тех же случаях, когда проводится демократизация без либерализации (т.е. когда выборы проводятся, но при условиях гарантированной победы правящей партии, исключения определенных общественно-политических групп из участия в них или при лишении выбранных граждан возможности подлинного управления) был предложен неологизм демокрадура (democradura). [У. Шмиттер 1999: 31]. Практически все «классические» исследователи сходятся в том, что конечным итогом политического транзита является демократия. Однако термин этот весьма общий и существует достаточно много его определений. Поскольку без внесения ясности в данный вопрос наше исследование вряд ли возможно, попытаемся разобраться в обилии концепций по этой проблеме.
Политический транзит, переход как процесс
Выборы всегда связаны с голосованием. Однако при всей близости этих понятий они имеют и существенные отличия. Выборы обычно понимаются как закрепленный в конституции и других законах относительно регулярный, периодичный процесс избрания состава органов государства. Голосование же не всегда связано с выборами. Оно используется и в различных формах прямой демократии: в референдумах, опросах, принятии коллективных решений на собраниях и т.п.
В условиях современных демократий выборы — их стержневой механизм, главная форма проявления суверенитета народа, его политической роли как источника власти. Они служат также важнейшим каналом представления в органах власти интересов различных общественных групп. Всеобщие выборы предполагают право участия в них каждого гражданина. Для многих, а в некоторых странах и для большинства граждан они являются единственной формой их реального участия в политике. Они позволяют осуществлять наибольшее влияние на власть: сохранять или сменять парламенты и правительства, обеспечивать их ответственность перед народом, изменять политический курс и т.д.
Выборы — достаточно частое в политической и общественной жизни явление, поскольку они распространяются на различные институты и уровни правления: парламент, президента, представительные, а часто и исполнительные органы субъектов федерации, местные органы власти. Так, в США один раз в четыре года проводятся федеральные, общенациональные президентские выборы, каждые два года — выборы в палату представителей — нижнюю палату конгресса. В эти же сроки — раз в два года, но не на два, а на шесть лет, избирается одна треть членов верхней палаты конгресса — сената. На уровне штатов регулярно избираются губернаторы, законодательные собрания, генеральные прокуроры и другие должностные лица, на местном уровне — мэры, советники, казначеи, клерки, судьи, шерифы, констебли, надзиратели школ и т.д. Общую картину дополняют выборы в партиях, профсоюзах и многочисленных добровольных ассоциациях. Многообразие электоральных форм открывает перед гражданами достаточно широкие возможности для проявления политической активности и влияния на государственные и общественные дела.
— Демократические и недемократические.
— Очередные и внеочередные – внеочередные проводятся в случае если должностное лицо или парламент целиком уходит в отставку до окончания срока полномочий.
— Прямые и косвенные – косвенные выборы предполагают двухступенчатую систему избрания; сначала граждане избирают своих представителей, затем последние голосуют за того или иного кандидата в соответствии с наказом избирателей.
— Дополнительные – проводятся в случае необходимости заполнить вакансию появившуюся в результате неспособности одного из депутатов выполнять свои обязанности или его преждевременной смерти.
— Частичные – так избирается верхняя палата парламента в США, каждые 2 года переизбирается одна треть, за 6 лет состав сменяется полностью.
— артикуляция, агрегация и представительство разнообразных интересов населения. В предвыборных программах кандидатов интересы артикулируются, т.е получают четкую формулировку и агрегируются, освобождаются от крайностей и усредняются, приобретают непротиворечивую, пригодную для реализации форму.
— контроль за институтами власти.
— интеграция разнообразных мнений и формирование общей политической воли.
— легитимация и стабилизация политической системы, а также легитимация конкретных институтов власти: парламента, правительства, президента и т.п.
— расширение коммуникаций, отношений представительства между институтами власти и гражданами. В ходе избирательного процесса кандидаты регулярно встречаются с гражданами, выслушивают их мнения и просьбы, вносят коррективы в свои избирательных платформы. Выборы — важнейший канал обратных связей между гражданами и властью.
— канализация, перевод политических конфликтов в русло их институциализированного мирного урегулирования. Выборы позволяют открыто и публично представить противоречивые интересы, ценности, идеи на суд народного мнения, определить реальную поддержку позиций той или иной стороны конфликта, с помощью авторитета общественного мнения и государственных институтов убедить конфликтующих отказаться от наиболее радикальных требований и незаконных форм борьбы.
— мобилизация избирательного корпуса на решение актуальных общественных задач.
— политическая социализация населения, развитие его политического сознания и политического участия. В ходе избирательного процесса граждане особенно интенсивно усваивают политические ценности и нормы, приобретают политические навыки и опыт.
— рекрутирование политической элиты.
— генерирование обновления общества посредством конкурентной борьбы альтернативных политических программ. Выборы — это своеобразное окно, открытое для упорядоченных, институциализированных влияний на государство и общество. Они дают возможность различным политическим силам представить собственное видение общественных проблем и выдвинуть программы их решения. Тем самым стимулируется поиск оптимальных путей развития, обеспечивается конкурентный отбор политических ценностей и альтернатив, создаются благоприятные возможности для преодоления неэффективной политики и утверждения новых, жизнеспособных идей и политических платформ;
— конституирование эффективной оппозиции и ее подготовка к выполнению функций политического руководства. Эффективность оппозиции предполагает выполнение ею функций критики и контроля за правительством, а также способность к выработке альтернативной политики. Выборы, побуждая различные политические силы к открытому сопоставлению своих программ, компромиссам и коалициям, способствуют консолидации оппозиции. [22, с.345-346; 10, с.212-214]
Вышеназванные функции выборы выполняют лишь в том случае, если сами они организованы демократически. Выборы изначально призваны служить демократии, неразрывно связаны с ее общей концепцией и ценностями. Их главное социальное назначение — адекватно отражая мнение и волю граждан, обеспечить представительство основных общественных групп в органах власти, а также сформировать эффективное правительство.
Термин «Избирательное право» может использоваться в двух основных значениях:
1. Совокупность правовых норм, регулирующих подготовку, проведение и подведение итогов выборов.
2. Право граждан выбирать (активное избирательное право)и быть избранными (пассивное избирательное право).
Демократические принципы избирательного права включают:
1. Всеобщность — все граждане, независимо от пола, расовой, национальной, классовой или профессиональной принадлежности, языка, уровня дохода, богатства, образования, конфессии или политических убеждений, имеют активное (в качестве избирателя) и пассивное (в качестве кандидатов) право на участие в выборах.
2. Равенство — каждый избиратель имеет только один голос, который оценивается одинаково, независимо от его принадлежности тому или иному человеку.
3. Тайна выборов — решение конкретного избирателя не должно быть кому-либо известно.
4. Прямое (непосредственное) голосование — избиратель принимает решение непосредственно о конкретном кандидате на выборную должность, голосует за реального человека. Между избирателями и кандидатами нет каких-либо инстанций, опосредующих их волеизъявление и непосредственно определяющих персональный состав депутатов. [22, с.347; 18, с.234-235]
На базе демократических избирательных прав сформировались принципы, характеризующие организацию избирательного процесса. К таким принципам относятся:
1. Свобода выборов, предполагающая прежде всего отсутствие политического, административного, социально-экономического, психологического и информационного давления на избирателей, активистов, кандидатов и организаторов выборов.
2. Наличие выбора, альтернативных кандидатов.
3. Состязательность, конкурентность выборов. Различные политические силы должны иметь возможность бороться за доверие избирателей на выборах, знакомить и убеждать их в правильности, преимуществах своей предвыборной программы, недостатках электоральных платформ конкурентов.
4. Периодичность и регулярность выборов. Выборы способны выполнять конструктивные функции, служить инструментом демократии при условии, что носители мандатов избираются на определенный, не слишком большой срок. Это необходимо для того, чтобы избиратели могли контролировать своих представителей, предотвращать злоупотребления властью и корректировать политический курс правительства.
5. Равенство возможностей политических партий и кандидатов. Оно предполагает прежде всего примерное равенство их материальных и информационных ресурсов. Обеспечить такое равенство возможно за счет установления максимального для любой партии уровня расходов на проведение выборов, ограничения размера взносов организаций и отдельных лиц в избирательные фонды партий и кандидатов, предоставления им на принципах равенства бесплатного времени на государственном телевидении и радио и др.
. 
Парадигма политического транзита: эволюция, этапы, итоги
ПАРАДИГМА ПОЛИТИЧЕСКОГО ТРАНЗИТА:
ЭВОЛЮЦИЯ, ЭТАПЫ, ИТОГИ
Одной из глобальных тенденций современного мира, способствующей его качественной и структурной перестройке и изменяющей его политическую архитектуру, является политический транзит. Рубеж XX и XXI вв. ознаменовался волной политических трансформаций, охватившей сначала латиноамериканские, азиатские и южноевропейские, а затем восточноевропейские и постсоветские страны. Очевидно, что адекватное исследование этого гигантского массива глобальных перемен требовало формирования новых аналитических подходов и объяснительных схем, соответствующего научного инструментария. Как отражение этих политических реалий актуализировалась особая научная отрасль политической теории – транзитология. Политической наукой накоплен и систематизирован значительный по объему и вариативности аналитический материал, связанный с особенностями политического транзита различных обществ. Он перманентно подвергается критической верификации и корректировке. Новые реалии не только создают дополнительный импульс для исследователей, но и требуют значительного расширения рамок политического анализа и углубления методологии исследования политических транзитов.
В свете вышеизложенного представляется целесообразным рассмотреть динамику теории переходов в преодолении ставших неадекватными политической практике начала XXI века первых научных концепций, проследить эволюцию методологии исследования политических транзитов, выявить логику формирования и развития новых объяснительных схем.
Правомерно выделение трех этапов в развитии политической транзитологии и соответственно методологии исследования политических транзитов. Основаниями для такой периодизации являются, во-первых, формирование новых политических реалий, расширивших, изменивших и обогативших эмпирическую базу политического транзита, во-вторых, трансформация базовых методологических подходов и принципов исследования политических транзитов, в-третьих, сама логика внутренне противоречивого, но в то же время диалектического развития транзитологического знания в XXI веке.
На первом этапе определяющее влияние на становление транзитологии оказала теория С. Липсета. Она строилась на структурном подходе к пониманию и трактовке предпосылок, содержания и движущих сил демократического транзита. Важное значение для становления данного подхода имел коллективный труд под общей редакцией Г. О’Доннелла, Ф. Шмиттера и Л. Уайтхеда «Переходы от авторитаризма», опубликованный в 1986 г. В рамках данного исследования был разработан и поставлен для дальнейшего продуктивного развития категориальный аппарат современной транзитологии. Разработки этих исследователей сейчас уже воспринимаются как классика политической транзитологии.
«Транзит» определялся Г. О’Доннеллом и Ф. Шмиттером как «промежуток (интервал) между одним политическим режимом и другим» [1; 6]. По их мнению, он представлен тремя основными стадиями: либерализацией, демократизацией и консолидацией. Либерализация означает распад базовых, прежде всего политических и идеологических, конструкций общества. Часто она осуществляется в условиях кризиса легитимности власти, спровоцированного экономическими проблемами. Демократизация является стадией, следующей за либерализацией, основой для нее. Основное отличие либерализации от демократизации заключается в том, что либерализация предполагает сокращение политических репрессий и расширение гражданских свобод в рамках существующего авторитарного режима. Демократизация же предполагает смену режимов. Но даже переход на стадию демократизации, когда происходит институционализация демократического режима, однозначно не гарантирует создание прочных основ стабильной демократии.
Таким образом, одним из главных итогов первого этапа эволюции методологии исследования политического транзита является признание и утверждение о стадиальном характере переходных процессов.
Второй этап эволюции транзитологической теории начался с распада коммунистических режимов в СССР и в странах «народной демократии» Центральной и Восточной Европы. Исследователи использовали транзитологическую парадигму для осмысления процессов радикальных изменений в этих странах. Демократические транзиты в странах Центральной и Восточной Европы являются, по мнению С. Хантингтона, главным компонентом «третьей волны демократизации» [3]. Стремительность разрушения автократических режимов, а также синхронность демократических транзитов в этих странах вызвали особый интерес в политологическом сообществе и активизировали научные дискуссии.
Политическая транзитология в рамках этого этапа развивалась по нескольким направлениям. Во-первых, были использованы теоретические модели, сконструированные на основе опыта южноевропейских и латиноамериканских стран, и применены к анализу транзитов стран «народной демократии» и бывшего СССР. Во-вторых, были проведены сравнительные исследования особенностей политических транзитов в посткоммунистических странах, и конструировался соответствующий методологический инструментарий исследования. Следует отметить, что в процессе научных дискуссий 1990-х годов на первый план выдвинулась позиция сторонников универсализации теоретических моделей. Результатом этого стало появление научно значимых коллективных исследований, в которых на основе использования единой концептуальной схемы анализировались причины, ключевые параметры, основные факторы и особенности демократических транзитов, как в странах Латинской Америки и Южной Европы, так и в странах Центральной и Восточной Европы, а также постсоветского пространства.
Второй этап эволюции политической транзитологии был отмечен публикацией широкоизвестных теперь классических исследований по теории и практике демократических транзитов – «Третья волна. Демократизация в конце ХХ века» С. Хантингтона, «Демократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке» А. Пшеворского, «Проблемы демократического транзита и консолидации» Х. Линца и А. Степана, «Динамика демократизации» Д. Придхэма, «Развитие демократии: на пути к консолидации» Л. Даймонда и др. Все это являлось свидетельством возрастания исследовательского интереса к изучению проблемы политических (демократических) транзитов.
Целесообразно отметить основные изменения и наиболее значимые достижения в методологии исследования политических транзитов на данном этапе.
Были сформулированы и другие научные новации. С точки зрения сторонников процедурного подхода основным в процессе политического транзита является дифференциация элит, т. е. появление в правящей элите демократического крыла реформаторов, которые, соответственно, противостояли консерваторам. В рамках гражданского общества исследователи выделяли сторонников радикальных реформ и умеренных преобразований. Начало перехода к демократии, как отмечали исследователи, возможно только в случае достижения взаимопонимания между реформаторами и умеренными. По мнению А. Пшеворского, условиями этого консенсуса должны быть следующие. Во-первых, реформаторы и умеренные должны достичь соглашения об институтах, при которых представляемые ими социальные силы имели бы заметное политическое влияние в демократической системе. Во-вторых, реформаторы должны быть в состоянии добиться согласия сторонников твердой линии или нейтрализовать их. В-третьих, умеренные реформаторы должны обладать способностью контролировать действия сторонников радикальных методов реформирования [5; 96-97].
Процессы институционализации часто достигаются посредством заключения союза между старой властвующей элитой, новой демократически настроенной элитой и структурами гражданского общества. На этой основе разрабатывались различные модели переходов. Особенно авторитетной считается типология, разработанная Т. Карлом и Ф. Шмиттером. Эта типология строится на учете таких факторов, как стратегия элит, с одной стороны, и соотношение сил между правящими группами их противниками – с другой. Т. Карл и Ф. Шмиттер, исходя из данного критерия, разделили транзитологические модели на четыре группы: пактовые, навязанные, революционные, реформистские [6; 83].
Во-вторых, на этом этапе все большее значение в качестве методологии транзитологических исследований начинает приобретать концепция неоинституционализма.
Таким образом, неоинституционализм, который был тесно связан с теорией рационального выбора, в рамках данного этапа становления транзитологии приобрел статус одной из важнейших методологических стратегий исследования политического транзита. Фиксированность на анализе формальных институтов способствовала появлению большого количества исследований, посвященных анализу институционального дизайна в условиях переходной политической системы, изучению влияния неформальной институционализации на процесс политического транзита, поиск оптимальной модели партийной и электоральной систем транзитных обществ.
В-третьих, отдельным исследовательским направлением в контексте транзитологии стала проблема изучения сущности и противоречий т. н. «двойных транзитов». Под «двойным транзитом» исследователи понимали одновременный переход к политической демократии и рыночной экономике. Актуализация этой проблематики связана со спецификой трансформационных процессов в посткоммунистических обществах. Основные проблемы, которые вытекали из логики «двойного транзита» к демократии, обычно связывались с социальным разочарованием от первых опытов экономической либерализации. Примером тому – «шоковая терапия» в СССР и другие технологии быстрого перехода к рыночной экономике. На первых этапах транзита они приводили к резкому снижению уровня жизни населения. Это объяснялось отказом государства от многих социальных обязательств, обесцениванием сбережений граждан, массированной и не прозрачной приватизацией. Кроме того, ослабление экономического регулирования на начальных этапах транзита приводило к монополизации капитала и олигархизации политики. В то же время стабильная демократия и гражданское общество невозможны без развитых рыночных основ. Поэтому, с одной стороны, транзит протекает успешнее, когда экономическая либерализация предшествует политической. Примером может послужить Венгрия, где к моменту политической трансформации существовал некоторый опыт в области рыночных отношений. Таким же образом авторитарный режим в Чили добился значительных успехов в процессе демократического транзита в этой стране после свержения режима А. Пиночета.
С другой стороны, значительный интерес у транзитологов вызывала исследовательские разработки А. Сена. Он обратил внимание на то, что расширение гражданских прав и политических свобод является не следствием, а необходимой предпосылкой рыночного развития и повышения качества жизни. Именно расширение сферы свободы способствует возрастанию жизненных и в частности экономических возможностей гражданин. Кроме того, как писал исследователь, «политические и гражданские права обеспечивают население возможностью привлечь внимание к своим нуждам и потребовать от правительства соответствующих действий» [8; 174].
В рамках третьего этапа развития транзитологии был сделан упор на анализе неоднозначных и затянувшихся транзитов в некоторых странах Центральной и Восточной Европы, а также в России и других странах постсоветского пространства. Кроме того, и это обстоятельство представляет особый интерес, активно исследовались промежуточные полуавторитарные режимы, образовавшиеся в результате резкого снижения динамики демократического транзита.
Понимание того, что реалии, оформлявшие политический транзит в странах постсоветского пространства, не укладываются в классические транзитологические схемы, обусловило сомнение в релевантности транзитологии как науки. Знаковым событием в научном сообществе стала статья Т. Карозерса «Конец парадигмы транзита» [4; 41-53]. Автором были подвергнуты критике концептуальные схемы политической транзитологии, в частности подгонка под свои объяснительные модели политических реалий начала XXI в., невозможность объяснения в категории «переходная страна» существование большого количества систем, представляющих собой «серую зону». Американский политолог выразил сомнение в продуктивности данного исследовательского направления. арозерса получили резонанс в научном сообществе. В частности, российской политолог разделял эту исследовательскую позицию [10; 29-41].
В настоящее время политическая транзитология нацелена на преодоление парадигмального кризиса. Это можно проследить по следующим направлениям.
Во-первых, политическое развитие последних двадцати лет выявило неадекватность универсалистской концепции «конца истории» Ф. Фукуямы [11] и подобных гипотетических исследовательских конструкций. Нереализуемой в ближайшей перспективе представляется и концепция «космополитической демократии» Д. Хелда [12], в основе которой лежит идея глобального распространения либеральной демократии. Мир все больше усложняется и диверсифицируется. Место коммунистической альтернативы занимают новые, не менее опасные конкуренты демократии.
Во-вторых, общий кризис картины мира, фиксируемый многими исследователями, поставил под сомнение релевантность транзитологического знания реалиям современного мира, степень его эвристичности. Теория транзита, по их мнению, представляет собой модифицированную версию теории модернизации и не может претендовать на адекватное и всеохватывающее объяснение нерационального мира.
В-третьих, исследовательские выводы авторитетного транзитолога Л. Даймонда относительно качества вновь образованных демократий отчасти подтверждаются. За период, прошедший с момента выхода его труда процесс формализации сущности демократии не только не остановился, но и приобрел новые формы. Политические режимы современности пополнились новыми электоральными демократиями, демократическая сущность которых ограничивается лишь избирательным механизмом и поверхностным плюрализмом.
В-четвертых, у современных исследователей вызывает сомнение классическая транзитологическая установка о стадиальности переходных процессов. В действительности почти все постсоветские страны не прошли всех этапов, сформулированных классиками транзитологии, а стали развиваться по разным сценариям. Во многих из них не состоялась демократическая консолидация, в результате чего установились авторитарные режимы. Наиболее очевиден он в тех странах, где отсутствовали необходимые структурные условия и предпосылки демократии. Кроме этих факторов большую роль сыграли неудачные стратегии политических элит. В некоторых случаях срыв консолидации привел к формированию полуавторитарных или же псевдодемократических режимов, классических авторитарных режимов (Таджикистан, Беларусь), а также с тоталитарной тенденцией (Узбекистан, Туркменистан),
В-пятых, не подтвердила свою релевантность концепция «затянувшихся транзитов», предполагавшая, что в результате длительных противоречий между авторитарной элитой и политической оппозицией у страны больше шансов прийти к стабильной демократии. Эта теоретическая конструкция была призвана объяснить причину того, что некоторые страны вместо поступательного движения к демократии демонстрировали регрессивные тенденции или же закрепляли недемократическую форму. Это «переходные страны, где нет перехода» [13; 127]. В них сформировались гибридные политические режимы, которые нельзя оценивать даже как незавершенные демократии. Это стабильные, имеющие тенденцию к укреплению полуавторитарные режимы. В них ограничена демократическая передача власти, игнорируются строгие формальные нормы и правила, ограничена деятельность гражданского общества.
В-шестых, развитие транзитологии возродило поставленную некогда под сомнение теорию структурных условий демократии. Стало очевидным, что «навязанный транзит» или «верхушечная демократия» (соглашение на уровне элит), не подкрепленные соответствующими предпосылками и условиями, чаще всего обречена на неудачу. Часто бывшие автократические лидеры сумели в условиях демократического транзита сохранить или вновь обрести и усилить политическую власть. Для этой цели использовались формальные институты демократии, которые наполнялись совершенно противоположным содержанием.
Исследователями политического транзита была пересмотрена корреляция между экономическим развитием и демократией. Ранее считалось, что экономический рост является мощным фактором демократического развития. Особенно важен он в плане консолидации демократии. «Связь между экономическим развитием и тем, что обычно называют либеральной демократией, на самом деле достаточно слаба и может стать еще слабее» [13; 32]. Практика показала, что экономический рост может быть использован и для укрепления авторитаризма.
Все перечисленные обстоятельства обусловили активизацию исследований проблем консолидации демократии как решающей стадии перехода к демократии. Теория консолидации демократии – т. н. «консолидология» стала выделяться в отдельное направление исследований политических изменений.
Неоднозначное и противоречивое состояние политических режимов, сложившихся в посткоммунистических странах, вызвала необходимость пересмотра исследовательской парадигмы транзита. Современная транзитология отказывается от жесткой линейной модели политического транзита. Но этот подход не должен рассматриваться как отрицание всего накопленного политологическим сообществом опыта. Еще первые исследователи транзита отмечали, что он не ограничивается распадом авторитарного режима и установлением демократии. Возможны другие варианты перехода. Это свидетельствует о том, что классики транзитологии изначально допускали возможность многовекторного развития переходных процессов.
Таким образом, мнение некоторых исследователей о кризисе современной транзитологии не означают, что это научное направление исчерпало свой потенциал, а скорее свидетельствуют о необходимости поиска новых исследовательских подходов, объяснительных схем и научного инструментария. Представляется целесообразным, во-первых, совершенствование категориального аппарата транзитологии с учетом тех радикальных изменений, которые происходят в современном мире, во-вторых, активно вводить элементы не только количественного анализа, но и качественных исследований.
Кроме того, современная транзитология должна уделять больше внимания не только изучению собственно демократических трансформаций, но и активизировать исследование разнообразных недемократических альтернатив. Необходимым представляется анализ наиболее типических сценариев «срыва транзита», самых разнообразных факторов, влияющих на него, а также особенностей политических режимов, формирующихся в итоге демократического транзита.
Важным представляется также исследование проблем консолидации демократии как одной из перспективных траекторий политических изменений. В связи с этим перед современной транзитологией стоят ряд важнейших задач.
Во-первых, необходимо достичь ясности и точности в определении условного момента завершения этапа демократизации и начала консолидации демократии. Для достижения этой задачи необходимы обширные кросснациональные исследования и сравнения значительного объема разнообразных эмпирических данных.
Во-вторых, актуальными являются исследования по выявлению и систематизации факторов демократической консолидации. Они многочисленны и разнообразны – внешнее влияние, выбор формы правления, экономического развития, электорального механизма, стратегий элит и мн. др. Кроме того, целесообразным является исследование и таких факторов, как партийная система, группы интересов, внешние и внутренние угрозы, культурные факторы мн. др.
В-третьих, следует расширить спектр альтернатив демократической консолидации, систематизировать общие и специфические особенности новых моделей транзитных режимов.
В-четвертых, следует использовать возможности компьютерного моделирования для формулирования моделей демократической консолидации, используя в качестве переменных детерминанты политического транзита. Это придаст «второе дыхание» политической транзитологии и активизирует теорию перехода. Причем упор следует сделать на исследовании специфических национально-государственных моделей политического транзита. Это обогатит политическую транзитологию, создаст большую эмпирическую базу для исследований, на основе которой возможно обобщение и формулирование выводов, которые будут использованы в политической практике транзитных обществ.
Список использованной литературы:
2. роблемы демократического транзита и консолидации. – М.: Экзодериал, 2001.
3. ретья волна. Демократизация в конце ХХ века. – М., 2003.
5. емократия и рынок. Политические и экономические реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. – М.: Аспект-Пресс, 1999.
6. то есть демократия? // http: //www. politnauka. org/library/dem/karl-shmitter. php
8. азвитие как свобода / Пер. с англ. – М.: Новое Издательство, 2004.
9. ути трансформации посткоммунизма // Pro et Contra. – Сентябрь-октябрь 2005. – С. 92–107.
10. Конец «транзитологии»? О теоретическом осмыслении первого посткоммунистического десятилетия // Полис. – 2001. – № 4. – С.29-41.
11. онец истории и последний человек. – М.: Ермак, АСТ, 2005.
13. осткоммунистические режимы. Перспективы демократии в России и Восточной Европе. – М.: МОНФ, 2001.