Что такое поцелуй дементора

В отличии от настоящего поцелуя дементора (спокойно, я не шизофреник, я знаю, что это выдуманные существа) депрессия чаще развивается медленно и постепенно, порой без видимых на первый взгляд причин. Долгое время меня не напрягало плохое настроение и снижение аппетита из-за загруженности делами, но в какой то момент я сел, задумался над тем, что происходит, и понял, что м̶н̶е̶ ̶п̶и̶з̶д̶е̶ц̶ пора идти к психиатру. Из жизни ушла вся радость, даже любимые дела перестали приносить положительные эмоции. Общение с людьми я свёл к минимуму, так же как и приемы пищи, скинув с пяток килограмм за месяц. Еда была абсолютно безвкусной и нередко вызывала тошноту, а размышления о собственном никчемном существовании не внушали никакого оптимизма. Перспективы казались беспросветными, работа унылой и гнетущей.

Коллега-психиатр проявила максимальную деликатность, не став вносить запись в мою медицинскую карту и выделив целый час для общения со мной в отдельном кабинете.
«Что это? Депрессия?» (я был молод, горяч и чрезвычайно опытен, поэтому уже поставил себе диагноз. Мне тогда очень хотелось быть в тренде) «Называй это, как хочешь, пусть будет депрессия или тревожно-депрессивное расстройство» улыбнулась врач. «Но ты прав, нужно принимать антидепрессанты».

С тех пор я стал прекрасно ориентироваться в группах и названиях всего широкого семейства антидепрессантов, адаптогенов и транквилизаторов, потому что их враз стало МНОГО в моей жизни.
Так вот, ребята, если вы думаете, что после первой же таблетки начнёте порхать, как бабочка и ж̶а̶л̶и̶т̶ь̶,̶ ̶к̶а̶к̶ ̶о̶с̶а̶ радоваться жизни, то нет. В первые дни курса антидепрессантами вашим постоянным спутником станет сонливость, тупняк и нулевое либидо (хотя справедливости ради стоит сказать, что некоторые антидепрессанты наоборот его повышают и их используют при психогенной эректильной дисфункции). Несколько позже появился долгожданный пофигизм. Не то, чтобы я стал ходить на работу вприпрыжку и с весёлыми песнями на устах, но тревожность однозначно стала проходить. Меня просто перестало волновать все. Пожалуй, если бы вдруг загорелся дом, я спокойно допил бы свой чай.

Со временем я нашел «свой» препарат, который я пью коротким курсом раз в год, справился с большим количеством личных комплексов и загонов, но, внезапно, не благодаря фармации, а благодаря Альберту Хоффману и кубинским шампиньонам)

Так как получается длинная простыня, во второй части расскажу подробнее о вышеуказанном альтернативном лечении, своих субъективных впечатлениях и том, как изменилась моя жизнь.
Мой первый пост, прошу сильно не ругать)
Если есть какие то интересующие вас нюансы, задавайте вопросы в комментариях, постараюсь в следующий раз на них ответить.

Психиатрия

939 постов 8.3K подписчика

Правила сообщества

В нашем сообществе запрещены оскорбления, троллинг и провокации, как в отношении авторов постов, так и в отношении подписчиков. Соблюдайте нормы приличия и культуру общения. Помните, что именно вы создаете атмосферу в нашем сообществе, от вас зависит наcколько дружеской и комфортной она будет.

Посты о поиске и просьбах продать то или иное лекарственное средство, запрещены правилами сайта.

За систематические нарушения правил, предусмотрено занесение нарушителя в игнор-лист сообщества сроком на 7 дней.

Уважаемые подписчики, в случае если вы наткнулись на нарушения правил нашего сообщества или у вас возникли вопросы, не стесняйтесь призывать нас с помощью призыва @admoders

Мне самой повезло со второго раза: первый психиатр настойчиво предлагал лечь в психиатрическую клинику, в итоге выписал (как оказалось) лошадинную дозировку флуоксетина, добавил туда феназепама, мелатонина и грандаксина, и велел пить это все месяц. Через неделю приема, еле ворочая языком и стоя на ногах, и с тошнотой даже после приема воды, попыталась описать ему свое состояние, в которое входило так же множество побочек из инструкций к таблеткам. Он, в итоге, не поверил, сказал что такого быть не может и отправил продолжать «лечиться». К слову, я всегда боялась, что врач мне неповерит, как и не верили родственники, например, но решилась все же попробовать второй раз, и пойти к частному психиатру.

Извиняюсь, захотелось выговориться

Да, и депрессию лечат в психиатрических больницах. И не надо путать нытьё здоровых и патологические состояния нездоровых людей.

Как заставить себя сходить к врачу?

Продолжайте. После того как «попросили» уволиться по собственному, такой же (симптомы одни же, временами даже мысль появлялась, как бы умереть быстро, словно кто-то настойчиво вбивал) депрессняк был 1,5 года примерно, только у меня в глубинке психотерапевтов нет, а уж психологов и подавно. Пришлось самому вылезать, трудно, муторно, но стало получше. Не гут, но проблески к норм жизни появляются.

А меня окружающие прям конкретно раздражали, даже незнакомые люди. Плюс апатия временами. Думал, что просто устал и вот это вот все. Как-то внезапно стал читать симптомы и записался к психотерапевту через невролога. Итог: депрессия средней тяжести + неврастения, назначен грандаксин + золофт, сонливость не вызывают.

Расскажите, пожалуйста, о Вашем опыте! Насколько тяжело было, сколько по времени Вы принимаете лекарства?

А что тебе прописали? Давай ка поподробнее, очень на рерайт вот сейчас похоже

Тоже был в таком состоянии, но ни к кому не ходил и ничего не пил конечно. Это правда, что начинается все медленно и постепенно, из-за чего не сразу понимаешь, что не так.

У кого- нибудь прогрессирующая депра есть? Лечилась год, сейчас все забросила, состояние просто ужасное и жить не хочется. Но и к фарме не вернусь больше. БУдь как будет. Уже все равно.

Сонливость, тупняк и нулевое либидо это мои будни с 8 до 17:00, ( на работе). Это повод задуматься?)

Вспоминается такая история из арабского наследия: загрустил было богатый купец, решил выехать в загородное имение на морском побережье, нагрузил поклажу на сотню верблюдов, мулов, ослов, прихватил книги мудрые. и весёлых наложниц, танцовщиц и музыканток.

Едет на море. А навстречу всадник: еле держится в седле, запылённый. Его пригласили отдохнуть, откушать, выпить вина. И спросили: куда он и откуда. Тот на радостях поведал, что едет из порта в столицу, сообщить, что буря разметала корабли с зерном и оливковым маслом, и не будет товара в ближайшее время.

Купец тут же послал своих слуг в порт, чтобы они скупили все запасы зерна и масла. А потом на всё поднял цены.

И сказал тогда купец: «Аллах послал мне печаль, чтобы я заработал 10.000 динаров!»

F41.2 это оно?Мне недавно поставили

Так че пить? Нам нужно название

С дипрессией можно нормально жить через пару лет. Привыкаешь и она не беспокоит.

Здраствуй. Просто «здраствуй». Мой первый пациент не по плану

Иногда просто «здравствуй» одного решает больше, чем усилия многих.
Будьте добрее. Особенно к детям.

«Не верится, что ты шизофреник, слишком грамотно пишешь»

Именно такие комментарии я часто встречала на Пикабу (и в других местах тоже), правда, не в свой адрес, т.к. сама посты пилю крайне редко. Несколько раз засветилась в комментариях со своим диагнозом (параноидная шизофрения), и у меня образовалось аж 40 подписчиков, но я понятия не имею, что бы вы хотели узнать.

Что вам представляешь при слове «шизофреник»? Неадекватный человек в смирительной рубашке, плохо осознающий реальность и пускающий слюни? А может, человек с «раздвоением личности»? Если нет, поздравляю, вы преодолели самые частые стереотипы) А теперь расскажу немного о себе.

Что-то вроде «депрессии» и так называемые суицидальные мысли я начала чувствовать лет с 16, и это чувство только усиливалось со временем. Начинать искать психотерапевта я начала где-то в 2012 году, но прособиралась аж до декабря 2015-го. Причём эти три года я выбирала очень тщательно: изучала документы, читала отзывы. А в один день просто позвонила в первую попавшуюся клинику и сквозь слёзы попросила записать «всё равно к кому». Так я встретила своего психотерапевта, к которому хожу и сейчас. 24-го декабря будет 6 лет, аж не верится.

Поначалу мне действительно поставили депрессию и назначили антидепрессанты, от которых не было никакого эффекта. Но потом начали проявляться психотические симптомы, а именно бред: очень страшно читать мои сообщения друзьям за те времена, или даже просто вспоминать, как я себя чувствовала. Просто волосы на голове шевелятся. Я думала, что я в чужом теле, что-то вроде паразита, захватившим чужое тело. Я думала, что вокруг тайные агенты, что моего врача подменили голограммой и так далее. Чего я только не думала. Возможно, это кажется смешным, но изнутри это совсем не смешно.

С такими симптомами хорошо справляются нейролептики, но я несколько раз бросала разные препараты из-за побочных эффектов. В итоге был подобран идеальный препарат, и. я всё равно его бросила. Почему? Сложно объяснить. Не заслуживаю чувствовать себя хорошо, справляюсь и так, много причин. Да, они все нелогичны. Умом я это понимаю, но прямо какая-то сильная неприязнь у меня к препаратам.

Вернулась в январе 2021, и у меня буквально началась новая жизнь. Я никогда не чувствовала себя так хорошо. За последние 10 лет так точно. Не знаю, то ли лечение в больнице было подобрано настолько прекрасно, то ли это была такая положительная встряска для мозга. Я путешествовала с коллегами, посетила множество тус и посиделок, много общалась с друзьями. Кстати, после выписки мне написали даже те, с кем по разным причинам не контактировала годами, говорили какие-то тёплые слова, что моё внезапное исчезновение из сети не прошло незамеченным, что все очень волновались. Я ощутила огромную поддержку, и это так ценно.

Но! В августе этого года я что? Правильно, снова бросаю таблетки. По тем же причинам. Мне же и так хорошо! Зачем мне лечение? В итоге у меня развивается гипомания, а то и мания, причём это подтвердил врач, а не я сама себе надиагностировала. Чуть-чуть поменяли схему лечения, сейчас я пью три препарата. Мания оказалась для меня страшнее, чем депрессия, очень уж странное состояние. Врач говорит, что без понятия, откуда у меня взялась мания, возможно, нужно менять диагноз на ШАР (шизоаффективное расстройство, сочетающее в себе психотические симптомы и аффективные как при БАР).

А так я совершенно обычный человек. Работаю в сфере разработки мобильных игр и приложений, но нет, не разработчиком, «всего лишь» маркетологом, прости господи даже «лидом». У меня замечательная команда, диагноз я ни от кого не скрываю, и когда загремела в больницу, все за меня переживали и естественно дождались.

Спасибо, если кто-то прочитал, буду рада ответить на вопросы, если смогу)

Ответ на пост «Столбняк в Санкт-Петербурге, или как Пикабушников снова попытались обуть»

Навеяно предыдущей серией постов/расследованием на этот счёт.

Как раз случай из серии »отрежьте мне пальцы, чтобы все прошло, мне надо!»

Работая клиницистом с такими ‘сложными’ пациентами встречаешься достаточно нередко. Обычно кипа обследований, отсутствие чёткого (по мнению пациента) диагноза при наличие кучи маловыраженных объективно, но очень субъективно беспокоящих пациента жалоб. И врачи, которые ранее смотрели, ‘неумёхи’, и посещение альтернативных врачей и ‘врачевателей’ с их видением ситуации. И огромное желание решить проблему радикально.

К сожалению психические отклонения иногда склоняют пациентов к радикальному решению их надуманной проблемы. И горе тому врачу, что пойдет на поводу у такого.

За рекой

Сегодня дежурство в приёмном на редкость спокойное. Четверг, середина недели. Всем лень и некогда болеть, драться и калечить друг друга, принимать химические жидкости несовместимые с организмом. День проходит в скуке и полусне. Мы с Виталиком, санитары отделения, и вовсе не вылезаем из-за своей занавески. Сидим на диване, бесконечно шлёпаем по его дерматину засаленными картами. Счёт в турнире приближается к трёхзначному числу. Мы уже потеряли к картам интерес, но заняться решительно нечем.

Жидкий поток поступающих больных иссяк ещё в 11 утра. Все они были ходячие и наша с Виталиком помощь не понадобилась. Ещё вчера из терапевтического отделения выписали пациентку 150 кг весом, которую надо было таскать с третьего этажа в подвал на рентген и ФГДС. Переломанные из травмы тоже как-то обошлись без нас. В обед мы лениво сходили на кухню за кастрюлей борща для приёмного отделения. После обеда Виталик пошлялся по этажам, приставая к медсёстрам, но девчонки поголовно были не в настроении, и он вернулся играть со мной в карты.

Скучно и лень. День тянется, как расплавленная на солнце резина.

После восьми вечера на столе медсестры приёмного Наташи задребезжал телефон.

— Санитаров? Сколько? Обоих? А он буйный, кусается?

Наташа с нехорошей усмешкой посмотрела на нас. Мы с Виталиком насторожили ушки.

— Ну смотрите. Сейчас скажу им.

И, уже положив трубку телефона:

— Собирайтесь, лентяи. Надо пациента в Задвинье везти.

Задвинье – это район Полоцка. Старинный город традиционно делится Западной Двиной на две части. Верхний город, увенчанный белыми стрелами Софии. Там вал Ивана Грозного, пробитый в самое сердце чашей стадиона. Там мост, по которому отступали наполеоновские войска, остатки зданий кадетского корпуса. Там стоянка первобытных людей. За забором базилики, искалеченной императором Петром мрачнеет наша первая городская больница. А на другом берегу серые пятиэтажки Задвинья. Кварталы советской постройки, перемежаемые унылым частным сектором. В древние времена там были какие-то слободы, выселки. Да и теперь там не слишком весело. А ещё Задвинье – это психиатрическая клиника. Психиатрия недалеко, если уметь шагать по серым двинским волнам. Её почти видно. Но ехать приходится в обход, через бетонный мост, по городским улицам.

А если зовут нас, значит кто-то из пациентов Задвинья попал к нам в больницу с переломом или обострением язвы. Его пролечили и сейчас возвращают в объятия постоянных врачей.

— Кто там? – осторожно спрашивает Виталик.

— Кусается, плюётся и мажет санитаров дерьмом! – делает страшное лицо Наташа.

— А чего они свою бригаду не пришлют?

— Некого. На всю больницу только трое санитаров остались. И все в буйном. Не могут их оторвать. Мало ли.

Привычное дело. В Задвинье санитары долго не задерживаются. Кому охота за копейки смотреть на всё это. Тут в обычно больнице иногда прилетает. А уж среди психов…

Набрасываем на халаты синюшные телогрейки с вышитыми на спине буквами «ПЦГБ», тянемся по лестнице в отделение.

Я восхищаюсь его наглостью, его уверенностью в себе. Виталику сам главврач не брат. Он и его пошлёт подальше, если вздумает цепляться. Неторопливо дымим помятыми «астринами». Табак плохо утрамбован, его шелуха попадает в рот, приходится отплёвываться.

Наверху хлопает дверь в отделение. Слышится раздражённый женский голос:

— Виталик, …мать! Вы куда делись? Машина ждёт, а они тут курят.

— Где вы шляетесь? Мне тут до вечера сидеть?

Виталик расплывается в своей неизменной улыбке.

— А что? Тепло, светло и вкусно кормят. Отчего не посидеть.

— Придурок,- фыркает медсестра, но уже не так зло.

Постовая Анечка, место которой заняли задвинские фыркает. Медсестра из психички тоже почти улыбается. Только пациент сидит неподвижно и смотрит в одну точку где-то у себя под ногами. Его почему-то жалко.

Зайцев с готовностью вскакивает. Семенит по коридору так быстро, что мы едва за ним поспеваем. Спускаемся во двор по серой бетонной лестнице, затертой тысячами ног. Мимо массивного сейфа, у которого я когда-то отходил после получения зарплаты. Мимо дежурных «покойницких» носилок. Во дворе промозглый ноябрьский ветер лупит нас в лица смесью дождевых брызг и мелкой цементной крошки. Зайцев испуганно прикрывается сумкой. Мы грузим его в тёмно-коричневую «буханку» с красными крестами на боках, садимся напротив на неудобные скамейки.

— Держитесь, хлопцы! – кричит нам водитель. И с лязгом трогает с места.

Предупреждение своевременно. Раздолбанную машину бросает по выбоинам в асфальте. На перекрёстках, перед светофорами водитель старается тормозить аккуратно, но нас всё равно бросает вперёд. Зайцев валится на бок, чуть не теряет свою сумку, испуганно охает.

— Американские горки! – торжествующе орёт Виталик.

Даже сейчас ему весело.

Зайцева выгружаем во дворе психиатрической клиники. Сопровождающая медсестра уводит его в здание с обшарпанными жёлтыми стенами.

— Когда назад поедем? – спрашивает Виталик у водителя.

— Ты куда? – испуганно спрашиваю я.

— А что? Торчать тут под дождём? Пошли, с местными медсестричками побалакаем.

— Ну в дурку? И что? Не больница что ли? Везде люди. Пошли, не ссы.

И мы пошли. И уже через пять минут Виталик сидел в сестринской, дул из чужой чашки горячий чай, хрустел сушкой и смешил курносую девчонку в белом халате. Мне тоже сунули в руки стакан с чаем, позволили занять краешек продавленного дивана.

— Как тут у вас? – спрашивает Виталик. – Весело?

— Как живёте? Чем болеете? Чем вы на пенсии занимаетесь?

Девки дуры хихикают.

— Ну да, телевизоры. А холодильники не получается?

Михайловна на них посмотрела, как императрица на червей:

— Девочки, кто из нас сумасшедший? Телевизоры я вяжу. Сети такие для рыбалки.

Виталик ржёт. Курносая хихикает. Мне почему-то не смешно. Стакан обжигает пальцы, чай спалил мне всю слизистую на губах и языке. Теперь я занимаюсь тем, что ощупываю этим языком повреждения.

Виталик угощает курносую сигаретой, выходим на крыльцо покурить. Посреди двора стоит скамейка, на которой виднеется скорченная женская фигура.

— Тоже соседи травят?

— Не, с этой грустно. Залетела от какого-то тракториста, тот жениться отказался. Сделала аборт в нашей гинекологии, у Ковова. А на почве этого аборта тронулась. Сидит, со своим дитём разговаривает. Жалко бабу. Но что поделаешь.

От новой истории мне становится тоскливо. Ещё и дождик накрапывает, вымачивая покрытый трещинами асфальт, превращая в грязь осенние клумбы, смывая остатки листьев с торчащего в углу вяза. Курносая чувствует повисшую между нами паузу и пытается загладить впечатление от своего рассказа.

— А во втором отделении забавный товарищ лежит. Думает, что он летать умеет. Просит его к койке привязывать. Мы привязываем, так он выгибается, упирается пятками и затылком, получается такая дуга. И висит чуть не часами. Откуда только силы берутся. Кричит, что задница его к небу стремится.

— А вдруг вправду улетит? – хмыкает Виталик. – Может он экстрасенс какой-то. Типа Кашпировского.

Они с курносой ещё о чём-то болтают. Виталик подвигается к девушке поближе, уже по-хозяйски лапает за талию. Медсестра не возражает, опять хихикает. Я чувствую себя лишним.

— Хлопцы, вы тут?! А я вас ищу!

По лужам к крыльцу шлёпает наш водитель.

— Забрал все бумажки. Можно ехать.

Курносая смотрит не него недовольно. Виталик что-то шепчет ей в розовое ушко, и та согласно кивает. Лезет в карман за ручкой. Виталик протягивает её свой проездной и медсестра пишет на краешке номер телефона.

И я почему-то ему благодарен.

Через полчаса мы сохнем у батареи приёмного. Телогрейки висят на вешалке и пахнут псиной. Снова диван, снова карты шлёпают по дерматину.

— Симпатичная Катька? – спрашивает у меня Виталик.

— Ну, из дурки. Ничё такая, да?

Виталик довольно ухмыляется. Счастливый человек. И в карты ему везёт.

За окном снова дождь, ветер лупит в окно. До утра ещё пять часов. И спать совсем не хочется.

П.С. Рассказ основан на реальных фактах, все фамилии и имена, кроме Виталика, изменены. Да, Виталик тот самый, из «Девяностых в районной больнице».

Рассказ из сборника «Шесть часов утра»

Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov)

С психиатрическим приветом

Пы. Сы: не делайте так. Пейте что врач посоветовал и так долго, как врач сказал.

Карательная психиатрия

Пару недель назад на работе составили список, кто не делал ЭЭГ в течение нескольких лет, результаты которой обязательно нужны для галочки отделу кадров. Обычно медосмотры у нас и так каждый год, но ЭЭГ туда не входит, ее какое-то время назад всем коллегам делали, но я и несколько других бедолаг это дело пропустили.

Ходить никуда не надо было, приехали врачи с оборудованием на работу. Ок, сходила, хоть и пришлось пилить в свой выходной.

А я, надо сказать, если не мнительная, то близко к этому. Занервничала. Гуглю, что может эта поганая штука показать. Эпилепсию? Ну я в жизни в обморок даже не падала, вряд ли. Опухоль? А ведь у меня мигрени лет семь назад начались. Нечастые, но все же. И зрение проседать стало. Точно, опухоль. Мне конец.

Прошло еще минут двадцать, наконец меня вызвали. Зашла на трясущихся ногах. И. увидела у заведующего в руках большой старый пожеванный конверт с моей фамилией. Оказалось, это моя медкарта более чем 10-летней давности.

Вы еще не понимаете в чем дело? Вот я тоже не понимала. А заведующий понимал. У них же моя карта! Карта в ПНД! Видимо, они ее нашли, когда заполняли результаты ЭЭГ. Может, по базе фамилии пробивали. Значит, велика вероятность, что я псих.

Расспросил про причину обращения, рассказала. Спросил, что изменилось с тех пор. С тех пор новая работа и новый муж, говорю. И тут мне заведующий с сожалением говорит:

— Что ж, зацепиться мне в вашей карте не за что. Нет тут ничего, что бы мне позволило вас в диспансерном отделении у себя оставить. А ведь профессия у вас такая. сами понимаете.

Честно говоря, я охренела, но спорить не стала, страшновато было. Реально возникло ощущение, что шуточки про то, кто первый халат надел, тот и доктор, неспроста взялись. Чувак натурально сокрушался, что не может мне выдать недопуск к работе.

А, да. По поводу врачебной тайны. Оказывается, она касалась только меня, а остальных сотрудников, видимо, нет, потому что их результатами обследования меня нагрузили, чтобы я до работы донесла.

Весь вечер этого дня я приходила в себя и размышляла на тему, что в нормальном мире походы к психотерапевту поощряются, особенно если работа такая нервная, как у меня, а в этом ПНД (уж не знаю, как в остальных) они, судя по всему, караются. И до сих пор загадка, почему они в мою карту не могли без меня заглянуть, а не пугать меня до полусмерти?

Акатизия не проходит. Цена неправильного лечения

После лечения в больнице имени Алексеева у меня не проходит акатизия. Правда, выражается она не совсем так, как раньше. Раньше это было непрекращающееся желание ходить, потом где-то на недельку состояние улучшилось без лекарств, а потом бахнул, видимо, эффект рикошета или ещё что, не знаю. В общем, сейчас меня не особо тянет именно ходить, мне просто неудобно в любой позе, постоянное чувство дискомфорта, которое невозможно исправить сменой положения. Фокусировка на чем-либо также представляет собой большую проблему, и длится это уже почти месяц.

Также остаются проблемы с челюстью, которые возникли во время этого «рикошета». Постоянные не особо заметные жевательные движения, которые очень доканывают.

В общем, вывод такой, что не попадайте в больницу. На стационарном лечении вы хотя бы можете в любой момент перестать принимать неподходящий препарат, в больнице этого никто сделать не даст. Так например, мне там делали капельницы (уже не помню, с каким веществом) от которых происходила очень мощная дереализация и помутнение сознания. Я даже на потолке начинала видеть какие-то мультики, хотя галлюцинаций и подобного у меня не было и в помине. В общем, мне никто не верил, что от капельниц такое состояние и говорили, что они просто «проявляют ту болезнь, которая на самом деле есть».

Врачебная ошибка в психиатрии. Эксперимент американского психолога Дэвида Розенхана и результаты исследования с реалиями сегодняшнего дня

В 1973 году Дэвид Розенхан провёл эксперимент, исход которого неожиданно поставил под вопрос существование всего института психиатрии. Психолог задался вопросом, насколько точно психиатры могут отличить психически больных от «нормальных» людей. Не строя гипотез, Розенхан уговорил восьмерых друзей пожертвовать несколькими месяцами своей жизни. Все участники эксперимента отправились в восемь разных психиатрических клиник, расположенных в пяти американских штатах. Лечебницы отличались друг от друга по статусу: часть «пациентов» посетили государственные учреждения со «среднестатистическими» условиями, другие — попали в частные клиники, где могли наслаждаться относительной роскошью.
По условиям эксперимента каждый из участников самостоятельно прибыл в лечебницу, оказался на приёме у психиатра и пожаловался на один-единственный специфический синдром — на слово «плюх», звучащее в его голове. «Плюх» был единственным «симптомом» болезни. В остальном мужчины вели себя адекватно, говорили о себе исключительно правду, не скрывали никаких фактов своей биографии. Несмотря на это, все они были госпитализированы, каждый получил тяжеловесный диагноз — шизофрению или депрессивно-маниакальный психоз. Интересно, что после госпитализации участники обращались к медперсоналу и утверждали, что им стало лучше, что голос пропал и что они готовы вернуться домой. Однако никто из них не был выписан досрочно. Кроме того, все «пациенты» получали медикаментозное лечение (участники эксперимента не проглатывали лекарства). При этом и сегодня, спустя более 40 лет, наука не может предоставить точных данных о характере действия большинства психотропных препаратов.
Результаты эксперимента, опубликованные в журнале Science, вызвали скандал в научном сообществе. На Розенхана обрушилась критика и, прежде всего, со стороны психиатров. Многие из них считали, что эксперимент был поставлен некорректно. А автор классификации психических расстройств DSM-IIⓘДиагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам (англ. Diagnostic and Statistical Manual of mental disorders — DSM ) — принятая в США номенклатура психических расстройств. Роберт Спитцер заявил:

«Если бы я выпил литр крови и, скрыв это, с кровавой рвотой явился в отделение экстренной медицинской помощи любой больницы, то поведение персонала было бы вполне предсказуемым. Если бы они мне поставили диагноз и назначили лечение, как при язве желудка, вряд ли бы я смог убедительно доказать отсутствие у медицинской науки знаний о диагностике этого заболевания».

В ответ Розенхан провёл ещё один незапланированный эксперимент, поскольку возмущённые специалисты одной из клиник сообщили Розенхану, что никогда не перепутали бы здоровых и нездоровых людей. Они предложили ему вновь провести аналогичное исследование, направив в их больницу любое количество «псевдопациентов». Розенхан согласился. Через три месяца руководство учреждения сообщило, что выявило 41 здорового человека. При этом Розенхан никого в клинику не отправлял.

Эксперимент, сломивший статус психиатрии, спровоцировал не только общественные дебаты. Упоминавшийся выше Роберт Спитцер принялся за создание новой классификации DSM-III, исключающей любые эфемерные утверждения. Теперь, с 1980 года, диагнозы базировались на конкретном перечне симптомов, частоте и длительности их проявления. Сам Спитцер утверждал, что исправленная версия DSM являлась «защитой медицинской модели применительно к психиатрии».

Спустя годы психолог, журналист и писатель Лорин Слейтер, заинтересовавшаяся экспериментом Розенхана, решила его повторить. Женщина выбрала клинику с отличной репутацией и попала на приём к психиатру. После первой же беседы, в ходе которой она пожаловалась на слово «плюх», врач выявил у нее признаки психоза и выписал антипсихотическое средство.

После Слейтер посетила ещё восемь клиник, встретилась с врачами и повторила легенду. В большинстве случаев женщине ставили диагноз «депрессия» с элементами психоза. Важно, что в классификации DSM депрессия находится «в разделе тяжёлых заболеваний, сопровождаемыми выраженными моторными и интеллектуальными расстройствами». За время эксперимента Слейтер получила рецепты на 25 антипсихотических препаратов и 60 антидепрессантов. При этом беседа с врачом ни разу не длилась более 12,5 минут.

Слейтер поспешила сообщить о своём опыте Роберту Спитцеру, который сдался после долгого сопротивления идее Розенхана. Он сообщил:

«Я разочарован. Думаю, врачи просто не любят говорить: «Я не знаю».

Тем не менее результаты двух аналогичных экспериментов кое в чём различались. Во время исследования Розенхан отмечал, что к пациентам психиатрических лечебниц относились не только непрофессионально, но и не по-человечески. Он записал, что пациентов били и игнорировали. По его словам, однажды в многолюдную палату зашла медсестра, расстегнула блузку и поправила бюстгальтер. Было очевидно, что она не воспринимала своих пациентов как полноценных личностей: для нее их не существовало.

Во время эксперимента Слейтер персонал обходился с ней более чем тактично. Кроме того, ей ни разу не предложили госпитализацию, как это сделали бы около 40 лет назад.

Сегодня психиатры опираются на руководство DSM-V ⓘПоследняя официальная версия диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам, опубликованное в 2013 году. Но несмотря на постоянные инновации и усовершенствования, на сегодняшний день психиатрическое лечение всё также остаётся далёким от идеала. Безусловно, нельзя отрицать, что многие психиатры являются заслуженными специалистами и в буквальном смысле спасают своих пациентов. Однако на общем фоне такие примеры — скорее исключение.

Розенхан полагал, что в клинике стремление выявить патологию определяло диагноз. Слейтер в свою очередь считает, что сегодня диагноз базируется на рвении выписывать лекарства. При этом известно, что большинство препаратов лишь купируют симптомы заболеваний, и до сих пор неясно, как именно действуют многие, даже чаще всего рекомендуемые врачами медикаменты. Слейтер пишет:

«Как и в случае лоботомии, никто не знает в точности, почему прозак помогает».

Без сомнений, клиника клинике рознь. Однако в расследованиях и репортажах российских журналистов нередко встречаются описания «психиатрии времен Розенхана». Например, журналистка Марина Коваль устроилась работать санитаркой в одну из провинциальных психиатрических клиник в 2013 году. После она опубликовала репортаж, в котором сообщала о чудовищных условиях, в которых были вынуждены жить пациенты. Коваль пришла к выводу, что грубое нарушение санитарных норм, побои, угрозы, курение медперсонала в палатах, воровство вещей пациентов и пр. является простым следствием того, что психически больных людей не воспринимают как полноценных личностей. Помимо этого, пациенты принимали психотропные препараты, купировавшие симптомы и одновременно делавшие его очень послушным и удобным для медперсонала. Некоторые больные жаловались на побочные эффекты от лекарств: одни падали в обмороки, другие теряли память, третьи резко набирали вес. При этом осмотр психиатра в лучшем случае занимал пять минут. Коваль отмечает, что в современных психиатрических клиниках находится немало внешне абсолютно нормальных людей. В больницу их мог привести простой нервный срыв. Однако, как и в случае с Розенханом, после постановки диагноза и оформления медицинской карты, вопрос «нормальности» никого не волновал.

Безусловно, нельзя дискредитировать психиатрию как институт, обесценив многочисленные инновации, благодаря которым многие получают своевременную и эффективную помощь. Однако эксперимент Розенхана и последующие исследования ставят под сомнение многие принципы современной психиатрии.

Источник