Что такое раблезианство и пантагрюэлизм
Французский романтизм и раблезианство
Французский романтизм и раблезианство: проблемы интерпретации
Романтическая Франция, в отличие от Франции просветительской, трепетно относилась к культуре Возрождения, его идеям, открытиям, литературному новаторству, развивая, однако, лишь те мысли, образы и мотивы, которые могли служить основой и подтверждением романтических концепций. Те же творческие принципы определили отношение романтиков к деятельности Ф. Рабле и раблезианству. Позаимствовав у Рабле скепсис, сатирический и пародийный пафос, приемы гротеска и маскарадности, наследуя симпатии к устной народной традиции, французские романтики так и не нашли ключ «к мало изученным и почти вовсе не понятым грандиозным сокровищницам народного смехового творчества» [М. Бахтин].
Заслуга нового открытия Ф. Рабле во Франции эпохи романтизма принадлежала Шарлю Нодье – филологу и библиофилу, писателю-фантасту, теоретику романтизма и «беспощадному критику несправедливых общественных устоев». В. Гюго, провозгласив Рабле «величайшим поэтом «плоти» и «чрева»», создал теорию романтического гротеска. В романах «Ган-Исландец», «Собор Парижской богоматери», «Человек, который смеется», в образах «парижской клоаки» и «жемчужины в грязи» в «Отверженных» глава французских романтиков трансформировал средневековое «смешное» в некрасивое, уродливое и дисгармоничное. В гротескных образах, созданных Гюго, «ужасное» и «безобразное» вызывало смешанное чувство страха, жалости и сострадания. Дух Средневековья и Ренессанса, образы «низа» – чертовщина, дьявольские и фантасмагорические сюжеты, подобные тем, что запечатлелись на полотнах И. Босха и старинных гравюрах, нашли воплощение в творчестве «неистовых» – в образах волкочеловека в «Шампавере» Петрюса Бореля и в сборнике загадочных миниатюр «Гаспар из тьмы» Алоизиуса Бертрана.
1. Бахтин М. М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. – М., 1965.
2. Башляр Г. Избранное: Поэтика пространства / пер. с франц. – М.: РОССПЭН, 2004. – 376 с. (Серия «Книга света»).
3. Виньи А. де. Избранное; пер. с фр. Ю. Б. Корнеева / А. де Виньи. – М.: Искусство, 1987. – 606 с.
4. Dupuy E. Alfred de Vigny. La vie et l’oeuvre / E. Dupuy. – P.: Hachete, 1913.
5. Hugo V. Notre Dame de Paris / V. Hugo / chronologie et pr;face par L. Cellier. – P.: Garnier – Flammarion, 1967. – 525 р.
Прошу использовать материал со ссылкой на источник.
Впервые опубликовано: Жужгина-Аллахвердян Т. Н. Французский романтизм и раблезианство: проблемы интерпретации // Классика и современность: дискурс диалога. ХІІІ Шрейдеровские чтения. Межвузовская научная конференция, Днепропетровск, 5 – 6 февраля 2015. – Дн-вск: изд-во ДНУ, 2015. – С. 18 – 20.
Франсуа Рабле: Задерните занавес, фарс сыгран
9 апреля — день памяти писателя, доктора медицины и священника, чье имя стало нарицательным, а сатирический роман «Гаргантюа и Пантагрюэль» манифестом философского направления. Раблезианство — это веселое мировоззрение с не очень пристойными натуралистическими шутками и любовью к плотской стороне жизни, доведенной в литературе до гротеска.
Год рождения Франсуа Рабле точно неизвестен: одни биографы называют 1483, другие 1494 или 1495. Точно известно только то, что он родился в Шиноне в семье адвоката. Всего детей в семье было четверо, когда Франсуа исполнилось девять, его отдали на обучение во францисканский монастырь. В монастыре будущий писатель показал себя с хорошей стороны и даже добился поддержки епископа, который способствовал его вступлению в бенедиктинский орден. Однако столь аскетичный образ жизни, который царил в ордене, был Франсуа не по душе: монахи должны были позабыть о любых мирских желаниях, умерщвлять свою плоть, предавая своё тело всяческих физическим испытаниям.
Вскоре Рабле в качестве секретаря переехал в дом своего покровителя — епископа, в то же время он стал вхож в круг знаменитых людей того времени, среди которых был поэт К. Маро и богослов Ж. Кальвин.
Следующие два года Рабле посвятил изучению медицины в университете Монпелье, где получил звание бакалавра. По окончании учёбы Франсуа переезжает в Лион, где начинает работать врачом в городском госпитале. В то время Рабле переписывался с известным мыслителем Эразмом Роттердамским, который, как принято считать, способствовал тому, что тот всерьёз занялся сочинительством, к тому же Рабле был прекрасно образован, он знал по меньшей мере четыре иностранных языка, в том числе греческий и латынь. В 1532 году выходит в свет первая книга о приключениях Гаргантюа, подписанный Алькофрибасом Назье, что являлось анаграммой, составленной из букв имени Франсуа Рабле. Книга стала популярной, причём слава её распространилась далеко за пределы Лиона. Через год Рабле выпустил продолжение книги, не оставляя при этом занятий медициной. К слову сказать, первым иллюстратором книг Рабле был Гюстав Доре, который после публикации книги тоже стал известным художником. На сегодняшний день его рисунки и гравюры к роману считаются лучшими, несмотря на то, что книги Рабле переиздавались бесчисленное количество раз.
Произведение Рабле стало зеркалом эпохи Возрождения, иллюстрирующее различные стороны жизни человека 16 века. Основной художественный прием — гротеск и гипербола. В нём много иронии, насмешки над устоявшимися ценностями, государственным строем, церковью и традициями. Кроме того, произведение пестрит физиологическими подробностями, из-за которых его запрещали, считали неприличным, а, издавая, вырезали целые куски, не подходящие для детского чтения.
Книгу о Пантагрюэле Франсуа задумывает во время своей поездки в Рим, куда Рабле был отправлен в составе посольства короля Франциска. Находясь в Риме, Рабле внимательно изучал папский двор, о чём и написал в своём новом произведении. Кстати, истинное имя автора приключений Гаргантюа к тому времени уже было раскрыто, и когда о его новом произведении стало известно французской инквизиции, которая отнеслась к новой книге Рабле враждебно, автор поспешил скрыться от неё в Риме, а его книги попали во Франции под запрет. В Риме Рабле провел три года.
В итальянской столице Франсуа состоял на службе у кардинала дю Белле, благодаря которому смог спастись от французской инквизиции. Однако на службе Рабле числился лишь официально, на самом же деле он продолжал заниматься медициной, а затем и вовсе занялся археологией и даже написал книгу о древних достопримечательностях Рима.
Спустя несколько лет Рабле возвращается во Францию, где получает звание доктора медицины. В том же, 1537 году, французская инквизиция отменила запрет на выпуск книг Рабле.
В 1542 году издается полное собрание сочинений Рабле, включающее сцены, показывающие в ироническом свете жизнь при дворе французского короля. Спустя четыре года выходит следующая, третья, часть приключений Гаргантюа и Пантагрюэля, подписанная настоящим именем автора. И снова Рабле не угодил официальной власти, из-за чего был вынужден уехать в Германию. Вернуться во Францию он смог лишь через три года, в течение которых благодаря своим влиятельным покровителям писатель жил достаточно спокойно, чего нельзя было сказать о его произведениях, которые из-за нападок на государственное устройство Франции и Италии снова стали запрещены.
В 1551 году Рабле получил приход во французском городе Медоне. Рабле умер в 1553 году в Париже, по легенде он облачился в рясу и сказал: «Задёрните занавес, фарс сыгран».
Произведения Франсуа Рабле даже писатели оценивают неоднозначно: кто-то называет их порочными, нездоровыми, кто-то прекрасно написанными, однако никто не может умалить вклада Рабле в копилку мировой литературы.
Читайте самое интересное в рубрике «Культура»
Добавьте «Правду.Ру» в свои источники в Яндекс.Новости или News.Google, либо Яндекс.Дзен
Быстрые новости в Telegram-канале Правды.Ру. Не забудьте подписаться, чтоб быть в курсе событий.
Раблезианство и карнавальная смехокультура как средство подрыва человека изнутри.
Прошли годы.. И недавно, мне явился ответ, на вопрос, который я прямо себе не задавала, но который волновал меня, только не в прямом смысле – почему мы всё сводили к смеху, а почему многое обесценилось, почему например, у поколения наших родителей более крепкие семьи, почему сейчас люди (не все, но большинство) разучились дружить, любить. Ответ я обнаружила, прочитав цикл статей А.Е. Кудиновой автора рубрики в газете «Суть Времени» «Информационно-психологическая война».
Бахтин считает смех очень полезным средством в деле обновления утраченного значения слов и предметов. И что Рабле погружая предмет (слово, смысл), в бурлящую смеховую стихию, заставляет его засверкать первозданными красками или даже стать краше, чем прежде.
Существует такой термин травестия – комическая имитация первоначального, когда автор заимствует сюжет и образы и подает их в пародийном, «снижающем» ключе. Бахтин восхищается тем, как мастерски использовал Рабле этот прием, как блестяще описывал он предметы, в том числе предметы высокие, снижающим языком, подвергая их осмеянию.
Обратим внимание на эпизод, которому Бахтин придавал особое значение, полагая, что именно в нем наиболее ярко раскрывается смысл «движения вниз всех образов Рабле». Маленький Гаргантюа подробно рассказывает своему отцу, какие подтирки он испробовал, прежде чем найти оптимальный вариант. Начинается рассказ Гаргантюа так:
«Как-то раз я подтерся бархатной полумаской одной из ваших притворных, то бишь придворных, дам и нашел, что это недурно, — прикосновение мягкой материи к заднепроходному отверстию доставило мне наслаждение неизъяснимое. В другой раз — шапочкой одной из помянутых дам, — ощущение было то же самое. Затем шейным платком. Затем атласными наушниками, но к ним, оказывается, была прицеплена уйма этих поганых золотых шариков, и они мне все седалище ободрали. Антонов огонь ему в зад, этому ювелиру, который их сделал, заодно и придворной даме, которая их носила! Боль прошла только после того, как я подтерся шляпой пажа, украшенной перьями на швейцарский манер».
Бархатная полумаска, шапочка, шейный платок. — все перечисленные предметы связаны с лицом и головой, то есть тем, что у человека находится вверху. Перевертыш, когда место головы занимает зад (в который погружаются, так сказать, все эти предметы), — типичный прием смеховой народной культуры, поясняет Бахтин.
Бахтин анализирует: «Превращение вещи в подтирку есть прежде всего ее снижение, развенчание, уничтожение».. «Вещи буквально возрождаются в свете нового развенчивающего применения их; они как бы заново возрождаются для нашего восприятия их; мягкость шелка, атлас наушников, «уйма этих золотых поганых шариков» на них выступают во всей конкретности и ощутимости, осязательности. В новой сфере унижения прощупываются все особенности их материала и формы. Образ вещи обновляется».
Читая это, Вы согласитесь с автором или же испытаете неприязнь, отвращение, омерзение?
Бахтин отмечает, что Рабле имеет «далеко идущую цель»: «Развеять атмосферу мрачной и лживой серьезности, окружающую мир и все его явления, сделать так, чтобы мир выглядел бы по-иному — материальнее, ближе к человеку и его телу, телесно-понятнее, доступнее, легче и чтобы слово о нем звучало по-иному — фамильярно-весело и бесстрашно».
Именно эта программа, не случайным образом, стала реализовываться в период перестройки. Давайте вспомним!
Первое, что произошло – это растабуирование сексуальной проблематики, т.е. прямая адресация к Низу. Все помнят тот показательный пример превращения темы любви в хохму, когда наша русская женщина в программе Познера-Донахью, сказала, что в СССР секса нет, а есть любовь, в эфир же вышло высказывание в урезанном варианте. Над фразой «В СССР секса нет», вырванной из контекста, покатывались со смеху: «Что же это за уродская, ханжеская система, где даже слово «секс» табуировано! Стыдно перед цивилизованным человечеством за собственную дикость!»
«Раскрепощение» советского общества привело к тому, что, участвуя в анонимном анкетировании в мае 1989 года, старшие школьники Риги и Ленинграда включили валютную проституцию в десятку наиболее престижных профессий. Дальше, больше – сейчас уже никого не удивляют сцены секса на телеэкране, тиражирование и муссирование в СМИ, интернете темы секса. И уже мы, будучи студентами, подхватили эту идеологию, применяя ее в своей жизни, кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. И уже психологи, успокаивая женщин, чьи мужья сорвались из семьи реализовывать свою полигамию, говорят, вам нужно быть готовой к измене мужа, относитесь к этому спокойнее, вы тоже можете завести себе любовника. А вот тут, мне хочется спросить, неужели мы хотим, чтобы наши дети так жили? Мы ведь видим, что всё это не ограничивается разводами и сексуальной вседозволенностью, процесс идет дальше – происходят попытки легализации гомосексуализма, педофилии, инцеста. Все это и есть карнавал. Истоки его раскрываются, механизм становится виден, а значит, должно быть противостояние, отпор.
Тема, которую я затрагиваю, гораздо шире, в следующих публикациях попробую рассказать, как карнавальная смехокультура ломает русскую социокультурную традицию.
Что такое раблезианство и пантагрюэлизм
Потому сам смех Рабле есть элемент его жизненной философии. Здесь мы должны поговорить о слове «пантагрюэлизм». Для понимания нравственного кредо писателя оно абсолютно необходимо. Рабле вкладывает в него огромный смысл.
Уже в ХVI веке установился во Франции термин «пантагрюэлизм». Книги Рабле стали называть «пантагрюэлистическими историями». В XXXIV главе Второй книги писатель так определяет значение этого термина: «Жить в мире, в радости, в добром здравии, пить да гулять». В прологе к Четвертой книге Рабле уже даст философское толкование: «Это глубокая и несокрушимая жизнерадостность, перед которой все преходящее бессильно». Что же имеет в виду Рабле под «преходящим»? Все враждебное природе и человеку и потому обреченное, в силу своей никчемности, на исчезновение с лица земли. Сознание временности и случайности дурного в человеческом обществе делало Рабле оптимистом. Красота и Гармония, порожденные природой, будут жить вечно, пакостные дети Антифизиса погибнут. Рабле избегал прямых столкновений с богословами. В 1542 году, в пору свирепствующей реакции, переиздавая первые книги своего романа, он многое зашифровал, смягчил или вовсе удалил из текста. Так, фраза Панурга: «Разве Иисус Христос не повис в воздухе?» — была им опущена. Но книга его оставалась такой же веселой и бодрой, вселяющей веру в человеческие силы. С философским спокойствием он относился к жизненным неудачам, неизбежным печалям. Его последние слова, как гласит легенда, были полны «веселости духа»: «Опустите занавес, фарс окончен!»
Художественное средство, к которому прибег он, создавая свое произведение, было «драгоценное искусство смеяться над врагами», как пишет Анатоль Франс, смеяться «без ненависти и гнева», ибо презрение исключает и ненависть и гнев.
Понятие пантагрюэлизма для Рабле очень объемно. Это его личное философское и нравственное кредо.
В начале Второй книги своего романа Рабле пускается в филологические изыскания для соответствующей интерпретации слова «Пантагрюэль». «Отец дал ему такое имя, ибо _панта_ по-гречески означает „все“, а „грюэль“ на языке агарян означат „жаждущий“… отец в пророческом озарении уже провидел тот день, когда его сын станет владыкою жаждущих».
Агарянами в средние века называли арабов. Слово же «Пантагрюэль» французского происхождения. Оно часто встречается в мистериях XV века, как имя демона, вызывающего у людей неутолимое чувство жажды.
Что это за жажда, которую испытывает Пантагрюэль, а также все те, кто соприкасается с ним, да и сам автор, который не раз сообщит о себе: «Я по натуре своей подвержен жажде»?
В шутовском балагурстве повествования слово «жажда» идет в соседстве с вином и веселой попойкой («пить да гулять»). Путешественники сдут к оракулу Божественной Бутылки, находят Бутылку, и последнее пророчество ее «Тринк» Пей! — как бы завершает общую картину, давшую поэту Ронеару основание изобразить писателя веселым пьянчугой. Но это все — шутовство, за которым скрывается философия жизни. Меньше всего Рабле, конечно, думал о вине и попойках. Это ради смеха. Поймут в буквальном смысле, ну что ж, тем хуже для простаков. Но найдутся среди читателей такие, которые догадаются, к чему клонит автор, о какой «жажде» он говорит. Вот для этих-то читателей, проницательных и догадливых, и старается автор, они и есть его настоящие читатели.
Под буффонной аллегорией оракула Божественной Бутылки скрывается призыв пить из светлого источника знаний, пить мудрость жизни. Не случайно Стендаль говорил: «Каждый философ заново открывал знаменитый завет Рабле, заключенный в глубине его Божественной Бутылки».
Слово «жажда» приобретает, как видим, глубокий смысл. Жажда — вечное искание истины, вечная неуспокоенность, пытливая энергия человеческого ума. «Философы ваши ропщут, что все уже описано древними, а им-де нечего теперь открывать, но это явное заблуждение», — пишет Рабле. И далее: «Философы поймут, что все их знания, равно как и знания их предшественников, составляют лишь ничтожнейшую часть того, что есть и чего еще не знают».
Итак, пейте из источника знаний, пейте из кладезя мудрости, он неисчерпаем, и чем больше у вас жажды к знаниям, тем больше в вас пантагрюэлизма!
Однако вечная неуспокоенность вашего разума, вечная неутомимая жажда знаний, которая мучит вас, не делает вас еще до конца пантагрюэлистами. Нужно еще нечто. Что же это такое? — Олимпийское спокойствие вашего духа. Поднимитесь над суетой сует всех мелких страстей человеческих, станьте выше их, не омрачайте свою жизнь тщеславием, злобой, завистью. Взгляните на ваши волнения, тревоги, заботы с высоты вечности, и они вам покажутся ничтожными. Право, жизнь такая драгоценная и такая уникальная вещь, что портить ее суетой житейских треволнений неразумно.
Потому Рабле весел. Потому он не только осмеивает, но и смеется.
Смех нельзя было изгнать из жизни, его нельзя было изгнать из искусства.
Книгу Рабле нельзя назвать романом в современном значении этого слова. В ней нет четкого развития сюжета, многосторонней характеристики образов. Автор менее всего занимается психологией героев. Не в том он видел свою задачу.
Правда, неповторимое своеобразие речи персонажа неожиданно ярко освещает перед читателем живого человека во всей его индивидуальности.
Роман Рабле построен на основе развития не характеров, не жизненных ситуаций, а идей. Развитие идей — вот та внутренняя связь, которая объединяет все элементы книги и делает из нее нечто целое, единое. Рабле облекал идеи в форму художественного шаржа, карикатуры, гротеска и буффонады.
Смешное в шарже вызывает чувство симпатии, смешное в карикатуре презрение.
Короли-великаны (Грангузье, Гаргантюа, Пантагрюэль) — это шарж, имевший народное происхождение. Рабле хотел, чтобы читатель любил его великанов, смеясь добрым смехом. Без веселости не было бы пантагрюэлизма.
Карикатурны образы королей Пикрохола и Анарха, карикатурны образы монахов, судейских чиновников, католиков и протестантов, предстающих перед читателем в облике папоманов и папефигов…
Излюбленный литературный прием Рабле — гротеск. К гротеску относится прежде всего фантастическая несообразность, когда одним предметам даются качества и свойства других предметов (колбасы живут, как люди; гвозди растут, как трава; замерзшие слова; фантастическое существо Гастер и т. п.).
Рабле любил прибегать к точности в деталях, и это тоже становится одним из сатирических приемов. Например, подробный отчет о том, сколько всякого добра пошло на костюм ребенка Гаргантюа, или сообщение о том, как один врач «в несколько часов вылечил девять дворян от болезни святого Франциска» (бедности). Или описание следующей ситуации, где точное установление количества сравниваемых предметов вызывает поистине гомерический хохот: «Между тем сиенец вовремя снял штаны, ибо тут же он наложил такую кучу, какой не наложить девяти быкам и четырнадцати архиепископам, вместе взятым».
Глава 50. Гаргантюа, Пантагрюэль и Панург
Гаргантюа, Пантагрюэль и Панург
Начнём с предуведомления. В своё время наш замечательный актёр и режиссёр Р.А. Быков* рассказывал такую историю. В картине А.А. Тарковского «Страсти по Андрею» («Андрей Рублев») Быков исполнял роль скомороха. Чтобы отработать правдоподобнее, решили петь подлинные скоморошьи припевки XV в., благо тексты таковых сохранились. Когда авторы фильма попали в спецхранилище и им с особыми предосторожностями выдали старинную рукопись, они были поражены — припевки почти полностью состояли из ненормативной лексики.
______________________
* Ролан Антонович Быков (1929—1998) — выдающийся советский актёр и кинорежиссёр, создатель таких знаменитых фильмов для детей, как «Айболит-66», «Автомобиль, скрипка и собака Клякса», «Чучело» и других.
— А чего вы ждали? — обиделась специалист, курировавшая киношников. — Чем ещё можно было развеселить зрителей тех времён?
Другой пример. Франция XVII в., эпоха Железной Маски и Анжелики — маркизы ангелов. Любимым обращением короля-Солнце Людовика XIV к его фавориткам было нежное: — Моя какашка!
Теперь представьте себе лексику французского двора времён королевы Марго и последних Валуа, когда моднейшим дамским благовонием являлся одеколон типа советского «Шипра», а на монаршьих балах единственным отхожим местом для дам и кавалеров был просторный внутренний двор Лувра, где заодно располагались кареты с кучерами, лакеями, служанками и прочей обслугой.
К чему такое предуведомление? Да к тому, что великое творение Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» есть произведение во многом физиологическое, созданное на основе народной традиции и в полном соответствии с нравами французского простонародья XVI в. Поэтому любые обвинения автора в безнравственности и ворочание носов от дурнопахнущих историй книги, мягко говоря, не умны и несостоятельны. А как ещё мог Рабле быть правдивым с читателем во времена несокрытого телесного естества? Говоря словами 130-го сонета У. Шекспира:
А тело пахнет так, как пахнет тело,
Не как фиалки нежный лепесток*.
_____________________________
* Сонеты Шекспира в переводах С. Маршака. М.: Советский писатель, 1955.
О жизни Франсуа Рабле сохранилось немного достоверных сведений. Мы даже не знаем, когда он точно родился. По косвенным данным предполагают, что в 1494 г. в Шиноне. Франсуа был младшим сыном мелкого судебного чиновника Антуана Рабле, унаследовавшего от родителей дворянский титул и поместья. По традициям того времени младшего ребёнка в семье готовили для служения Богу. В 1510 г. Рабле поступил во францисканский (другое название — кордильеров) монастырь в Фонтене-Леконт и получил священнический сан.
Юноша пытливого ума, Франсуа предпочёл посвятить себя наукам, изучил латынь, вступил в переписку с главой французских гуманистов Гийомом Бюде (1467—1540). Все это вызывало негодование у францисканцев — Рабле стали всесторонне притеснять, особенно за чтение недозволенных книг. Его даже могли отдать под суд инквизиции. Тогда друзья во главе с Бюде помогли молодому человеку перейти в бенедиктинский монастырь в Мальезе. Согласно уставу ордена св. Бенедикта, монахи должны были уделять земным делам в два раза больше времени, чем молитвам. В Мальезе Рабле стал личным секретарем благоволившего гуманистам епископа Жофруа д’Эстиссака (?—1542) и смог заняться естествознанием.
Это был либеральный период правления Франциска I (1515—1547), когда король в пылу борьбы против императора Священной Римской империи и одновременно испанского короля Карла V (1519—1558) и папства искал поддержки у французских гуманистов. Такая государственная политика позволила Рабле самовольно оставить стены монастыря. По одной из версий биографов, в 1528 г. он стал секулярным, т.е. живущим среди мирян священником, основательно изучил медицину в Париже, и у него появилась семья, причём супруга родила Франсуа двоих детей. В сентябре 1530 г. будущий писатель поступил в университет в Монпелье, а поскольку он уже многое освоил в Париже, то в ноябре того же года получил степень бакалавра медицины. Через семь лет, в 1537 г., Рабле защитил докторскую диссертацию.
В 1532 г. Рабле стал врачом при городской больнице в Лионе — самом вольнодумном городе Франции тех времён. В тот год на Лионском рынке пользовалась неслыханным успехом народная книга под названием «Великие и неоценимые хроники о великом и огромном великане Гаргантюа»*. Характерно имя Гаргантюа — в переводе со старофранцузского оно означает «ну и здоровенная она (глотка) у тебя».
_____________________
* Имеется несколько переводов названий и народной книги, и книг Рабле о Гаргантюа и Пантагрюэле. Мы предпочли остановиться на вариантах, данных известным историком, литературоведом и переводчиком А.К. Дживелеговым (1875—1952) и выдающимся переводчиком Н.М. Любимовым (1912—1992), чей перевод книги Рабле на русский язык общепризнан лучшим.
Рабле решил немного подзаработать и написать продолжение книги. Его героем стал сын Гаргантюа — Пантагрюэль. Так звали ещё одного народного героя, весьма популярного во Франции XVI в., — дьяволенка Пантагрюэля, научившегося извлекать соль из морской воды. Он бросал её пригоршнями в глотки пьяницам и возбуждал в них всё большую и большую жажду. В сочинении Рабле Пантагрюэль стал просто великаном и сыном Гаргантюа. Книга «Пантагрюэль, король дипсодов*, показанный в его доподлинном виде, со всеми его ужасающими деяниями и подвигами, сочинение покойного магистра Алькофрибаса**, извлекателя квинтэссенции» вышла в свет в начале 1533 г.
_____________________
* Дипсоды — жаждущие.
** В первых книгах Рабле взял себе псевдоним Алькофрибас Назье. (Alcofribas Nasier — анаграмма имени писателя; напомним: анаграмма — перестановка букв в слове, образующая новое слово.)
Книга была быстро распродана, а её автор тем временем отправился в путешествие — его взяли врачом французского посольства в Рим. Посольство направлялось к папскому двору в связи с возведением в сан кардинала епископа Жана дю Белле*, который с этого времени стал главным покровителем и защитником Рабле на протяжении всей жизни. Поездка была недолгой. Вернувшись в мае 1534 г. в Лион, Рабле вскоре опубликовал продолжение «Пантагрюэля». В этот раз он вернулся к истокам и поведал о родителях великана. «Повесть о преужасной жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля, некогда сочинённая магистром Алькофрибасом Назье, извлекателем квинтэссенции» с этого времени стала открывать весь цикл книг о Гаргантюа и Пантагрюэле. В ней рассказывалось о том, как прославленный волшебник Мерлин создал в помощь королю Артуру великана Грангузье и великаншу Галамель. Великаны поженились, и у них родился сынок — великанчик Гаргантюа. Когда он подрос, юношу вооружили чудесной дубинкой, дали ему громадную лошадь и отправили служить королю Артуру**.
_____________________
* Жан дю Белле (1492 или 1494 — 1560) был двоюродным братом поэта Плеяды Жоашена дю Белле (1522—1560) и, помимо Рабле, покровительствовал Пьеру де Ронсару (1524—1585) и его ученикам. Брата кардинала — правителя Турина и Пьемонта, Гийома дю Белле (1491—1543), — некоторые биографы называют прототипом Пантагрюэля в последних трёх книгах.
** По сей день идёт дискуссия о месте возникновения Артуровского цикла легенд — либо его создали на земле современной Великобритании, либо в Бретани — исторической области современной Франции; сторонники второй версии утверждают, что все события из жизни рыцарей Круглого стола происходили на французских землях.
Ко времени выхода книги о Гаргантюа биографы приурочивают два важных события в жизни писателя — кончину его отца и рождение третьего ребёнка.
Дальнейшая работа над книгой затянулась по весьма суровым причинам. Произошёл резкий поворот политики Франциска I в сторону католицизма. В стране началось преследование еретиков, прежде всего гуманистов. Рабле вынужден был выехать в Италию, где получил от папы Павла III (1534—1549) прощение за самовольный уход из монастыря.
По возвращении в 1536 г. во Францию, как утверждают биографы, Рабле стал тайным агентом короля и писал анонимные книги в защиту королевской политики. По этой причине он оказался недосягаемым для инквизиции, разбушевавшейся во Франции с июля 1538 г. Более того, в 1545 г. писатель получил от Франциска I привилегию на дальнейшее издание «Пантагрюэля».
Писатель уехал в Мец, входивший тогда в состав Священной Римской империи, но населенный преимущественно французами, где стал работать врачом. А вскоре хлопотами дю Белле Рабле был взят под покровительство двумя могущественнейшими аристократическими домами Франции — ближайшими родственниками королевских династий Франции и Шотландии: Колиньи и герцогами де Гизами. В 1551 г. Рабле дали место кюре в Медоне близ Парижа. Служить ему не требовалось, но доход был приличный. Теперь писатель мог целиком посвятить себя сочинению следующей книги о приключениях Пантагрюэля.
Она была издана в 1552 г., за год до смерти автора, и получила название «Четвёртая книга героических деяний и речений доблестного Пантагрюэля, сочинение мэтра Франсуа Рабле, доктора медицины». В ней рассказывалось о путешествии телемитов* к оракулу Божественной Бутылки.
______________________
* Телемиты — в книге Рабле так названы члены Телемской общины, возглавляемой братом Жаном; согласно уставу общины, высшим её принципом стал девиз «Делай что хочешь», отчего свободные от чужой воли телемиты оказались людьми наидобродетельнейшими; телемитами, в частности, были и Пантагрюэль с Панургом.
Молодой король Генрих II (правил 1547—1559) выдал Рабле особую лицензию на печатание его новой книги, которая тоже была осуждена Церковью. Писатель скрылся от возможных преследований, а во второй половине 1553 г. пришло известие, что он умер. Правда ли это, и если да, то при каких обстоятельствах скончался писатель — неизвестно.
Через двенадцать лет, в 1564 г., была опубликована «Пятая и последняя книга героических деяний и речений доброго Пантагрюэля, сочинение доктора медицины, мэтра Франсуа Рабле». Специалисты признают, что она была составлена на основе черновиков писателя, а потому скучнее и не столь остроумна, как предыдущие книги. Появилась пятая книга, когда началась вооруженная борьба между католиками и гугенотами (французские протестанты), близилась Варфоломеевская ночь (24 августа 1572 г.).
Чтобы понять героев «Гаргантюа и Пантагрюэля», прежде всего надо уяснить значение и смысл самого творчества великого писателя. Дело в том, что Рабле является одним из первых, наиболее ярких и радикальных идеологов эпохи Возрождения, представленной именно в том обличии, в каковом она породила современный мир; то есть Рабле входит в то малое число гениальных мыслителей, кто изначально обосновывал идеологию индивидуализма, безверия и атеизма под личиной гуманизма и самоценности человеческой личности, преклонения перед беспредельными возможностями науки и воспитания, свободы человека и общества в целом от чьей бы то ни было власти и фикции подчинённости властей свободному обществу и т.д. Таким образом, французские «Гаргантюа и Пантагрюэль» являются произведением идеологическим, стоящим в одном ряду с итальянской «Божественной комедией» Данте, немецким «Фаустом» Гёте и английским «Гамлетом» Шекспира, и демонстрирует нам подлинную духовную сущность западноевропейской цивилизации.
Какова высота положения произведения, такова и высота положения его главных героев. И хотя литературоведы никак не могут определиться по данному вопросу, но всё же приходится признать, что в Гаргантюа и Пантагрюэле автор описал представление идеологов Возрождения об идеальном правителе (в этом вопросе Гаргантюа выступает вторичным героем, истинным идеалом является Пантагрюэль), а в образе Панурга (в переводе с греческого — «хитрец», «ловкач») Рабле показал наиболее приспособленный к выживанию тип человека будущего — конкурента человека-идеала в лице монаха Жана.
«Панург представляет собой живое воплощение знаменитого девиза: “Делай, что хочешь!” Он образец свободного индивидуума, не подчиненного ни человеческому, ни божескому закону»*. Другими словами, человек, ведущий наиболее совершенный образ жизни в представлении наших современников. При этом отметим, что Панургу известны «шестьдесят три способа добывания денег, из которых самым честным и самым обычным являлась незаметная кража»**, однако это не мешает ему оставаться нищим и быть «чудеснейшим из смертных». Поскольку последняя фраза была преднамеренно взята Рабле из сатирического «Послания» поэта Клемана Маро*** к королю Франциску I, ряд исследователей выдвигают предположение, что именно этот поэт послужил неким подобием прототипа Панурга.
__________________________
* Энциклопедия литературных героев. М.: Аграф, 1997.
** Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль. М.: Правда, 1981. Далее книга цитируется по этому изданию.
*** Клеман Маро (1497—1544) — первый поэт Французского Возрождения; авантюрист по складу характера и по судьбе; любимец Маргариты Наваррской
Показательна история с «Панурговым стадом». Герой во время плавания на корабле решил устроить друзьям «презабавное зрелище». Он выторговал у купца по кличке Индюшонок лучшего барана — вожака стада — и неожиданно бросил его за борт. На блеяние вожака в пучину попрыгали все овцы, утащив с собой и пытавшегося спасти их Индюшонка. Никто не пришёл бедняге на помощь, а благородный брат Жан даже сказал: «Я ничего в том дурного не вижу». Панург происшедшее подытожил словами: «Я доставил себе удовольствие более чем на пятьдесят тысяч франков, клянусь Богом».
Бессмысленная жестокость телемитов в этой истории поражает. Критики пытаются её оправдать, рассуждая на тему справедливости наказания алчного купца. Однако совершенно иными видятся и Панург, и сама история с овцами в свете ставшего крылатым выражения «панургово стадо», то есть бездумно следующая за кем-либо толпа. «Чудеснейший из смертных» оказывается подстрекателем и губителем толпы! Поразительно, что при этом в упор не замечающий раскрытия сущности героя в процессе исторического развития человечества биограф Рабле особо подчеркнул: «Судьба Панурга свидетельствовала об опасностях, таящихся для человека в одарённости, талантах, проницательном уме…»*
________________________
* А.И. Гербстман. Франсуа Рабле (1495—1553). В книге «Писатели Франции». М.: Просвещение, 1964.
А что же с идеальными правителями? Достаточно уже того, что гуманист Пантагрюэль при первой же встрече объявил Панурга своим другом, и в дальнейшем именно «Панург направил энергию Пантагрюэля на полезные занятия».
В целом правитель должен быть пантагрюэлистом, то есть всегда придерживаться золотой середины и в жизни своей, и в делах своих. Это означает, что превыше всего он должен ставить миролюбие и справедливость; обязан довольствоваться, но не пресыщаться; быть скептиком и стоиком одновременно. Хороший властитель народа — «кормящая мать», «садовник», «исцеляющий врач». Скверный властитель — «пожиратель народа», «глотающий и пожирающий народ». О Пантагрюэле, как образце властителя, Рабле говорит: «…то был лучший из всех великих и малых людей, какие когда-либо опоясывались мечом. Во всём он видел только одно хорошее, любой поступок истолковывал в хорошую сторону. Ничто не удручало его, ничто не возмущало. Потому-то он и являл собой сосуд божественного разума, что никогда не расстраивался и не волновался. Ибо все сокровища, над коими раскинулся небесный свод и которые таит в себе земля, в каком бы измерении её ни взять: в высоту, в глубину, в ширину или же в длину, не стоят того, чтобы из-за них волновалось наше сердце, приходили в смятение наши чувства и разум».
В обществе сложилось устойчивое представление о преприятнейшем поведении главных героев книги, которое получило название раблезианство — это образ жизни весёлого добродушного бражника и гуляки, неумеренного в еде и питье, в веселье и забавах, этакого доброго малого себе на уме. Сам Рабле к подобному не имел, конечно же, никакого отношения, но раблезианская жизнь — мечта многих людей. Согласитесь, хочется жить в мире, довольстве, здравии, веселье, всегда обильно есть и пить. Правда, когда встаёт вопрос: за счет кого? — оказывается, что Рабле, равно как и все гуманисты вместе взятые, ответить на него затруднялся. Хотя и выдвигались предложения, например, пантагрюэльствовать за счёт труда рабов или осуждённых преступников.
Одним словом, не будем забывать, что при всей веселости героев «Гаргантюа и Пантагрюэля» и увлекательности их приключений, рождены они были идеями творческой личности, жившей на определенном этапе развития человеческого общества, а потому, в силу привычной средневековому человеку традиции, желавшей творить и благоденствовать под сенью доброго правителя и за счёт каторжного труда менее привилегированных сословий. Удивительно, когда современная творческая интеллигенция пытается внедрить идеи пантагрюэлизма в нашем Отечестве.
Книга Рабле гениально проиллюстрирована в 1854 г. Гюставом Доре.