Что такое раскаты на волге
Рыбалка на раскатах и в дельте Волги
Рыбалка на раскатах в Астрахани и в дельте Волги
Дельта Волги — разветвленная сеть протоков и рукавов в низовьях Волги.
Дельты, как правило, представляют собой особую мини экосистему, как на планете в целом, так и в бассейне конкретной реки в частности.
Дельта реки Волги составляет 19 тысяч квадратных километров. Это самая большая дельта в Европе и 8-я в мире.
Начинается в месте отделения от русла Волги рукава Бузан(в 46 км севернее Астрахани) и насчитывает до 500 рукавов, протоков и мелких речек. Основные рукава — Бузан, Бахтемир, Камызяк, Старая Волга, Болда, Ахтуба, Кигач (из них судоходны Ахтуба и Бахтемир). Они образуют системы более мелких водотоков
Раскаты Волги — это мелководная акватория предустьевого взморья дельты Волги или по-другому, береговая часть Каспийского моря, которая визуально не имеет четкой береговой линии, а представляет собой плавающие острова и камыши.
Это прекрасные места, и кто, хоть раз побывал там, влюбляются в эти места навсегда.
Самая большая глубина в этих местах достигает всего лишь 2 метров.
Раскаты в основном представлены тростниковыми зарослями, которые постепенно переходят в тростниковые луга.
Чем ближе к Каспийскому морю, тем разветвленней становятся рукава Волги, разделяясь на мелкие протоки ерики.
Чтобы более наглядно представить, как они выглядят посмотрите на фото ниже
Теперь, когда вы знаете немного про дельту и раскаты, вы с легкостью сможете понять, что наша база расположена на главном рукаве дельты Волги — реке Бузан, а от раскатов нас отделяет час езды на катере
Поэтому мы с уверенностью предлагаем такой вид рыбалки и знаем, что такая рыбалка вас удивит и порадует непременно.
В таблице представлены обитатели раскатов и дельты по сезонам. Смотрите и определяйтесь с уловом.
Рыбалка на раскатах в Астрахани — это гарантированная трофейная рыбалка и подводная охота на все виды промысловой рыбы. В зарослях водной растительности, как бревна, неподвижно лежат сомы, сазаньи ямы изобилуют хорошо откормленным морским сазаном.
Для полноценной рыбалки в дельте Волги в Астраханской области вовсе не обязательно ехать на так разрекламированные раскаты. Для хорошего улова можно запросто остановиться в 50-60 км от города на любой рыболовной базе Астраханской области имеющей лодки с мощными моторами и совмещать ловлю на протоках, с выездами на каспийские раскаты.
Например, наша база предлагает вам такие услуги совместить еще и с семейным отдыхом, где ваша семья сможет отдохнуть всей душой.
Наши егеря с удовольствием подскажут вам где и как лучше ловить, на что и какую рыбу. От нас никто еще не уезжал без улова.
Смотрите фото и сами все поймете, эмоции на лицо!
Фотографии наших отдыхающих с уловом
Также вы можете порыбачить на пляже, с причала, с катера, а весной, когда вода приходит к домикам рыбачить можно не выходя из дома.
Клюет ничем не хуже.
Пересадочный узел для птиц: раскаты Волги посреди пустыни
Привет! На нашей офигенной планете есть такое место — низовья Волги. Если бы не Волга, там была бы натуральная пустыня, как в Монголии. Но там есть река, и течёт она не просто так, а по дну бывшего древнего моря.
В России далеко не все знают про это место, а вот для орнитологов всего мира это натуральная Мекка. Почему? Потому что тут огромный трансферный узел для птиц, и это роль места в планетарном масштабе. Птица, она как и самолёт, требует дозаправки. Если вы думаете, что они просто летят в тёплые края, то нет — им нужно где-то останавливаться, отдыхать, есть несколько дней (или даже недель) и лететь дальше. И обычное дерево на даче не подходит: нужно, чтобы было много места и много корма, и при этом хищники не особенно злобствовали. Чтобы вы понимали масштабы узла — просто знайте, что тут за год «пересаживается» около 20 миллионов особей.
Нормальные реки разбиваются на 2-3 протока, а вот Волга разбивается сначала на сотни, а потом вообще превращается в огромную водную поверхность глубиной около метра. Представьте: взяли кусок пустыни размером в полтора Кипра (13 900 км 2 ) и залили его водой. Получилось вот так:
Глубина там небольшая, растительность спокойно торчит над водой, в местах, где ещё можно различить рукава — куча островков и чего-то похожего, а ниже уже всё это постепенно переходит в Каспийское море. Конвергентные вещи можно увидеть в дельте Меконга и в мангровых рощах на островах Микронезии. Поэтому да, в Астрахани, проплывая протоками, можно словить много вьетнамских флешбеков.
Вокруг птиц построили астраханский биосферный заповедник. На его примере я хочу показать, как офигенно работает наука с местными жителями. А то я прошлый раз прямо восхищался, как в Намибии дружат со слонами и леопардами, а у нас под носом происходят не менее интересные вещи.
Вот так это выглядело со спутника в 2005 году. Южные границы заповедника раньше определялись по краю растительности перед морем, то есть по продуктивной зоне между водой и сушей. То есть последний росток тростника был границей. Осаждения частиц из воды образуют в дельте новые острова, и граница двигается на 5-15 метров каждый год. Дальше южнее появились рыбаки и нефтяники и границу жёстко зафиксировали.
А это полупустыня для сравнения. Она вокруг:
А вот так выглядит градация от проток до раскатов:
Что такое заповедник?
Есть, условно, три главные стадии охраны природы:
Принципиальное отличие такое: заповедник — это такое суперместо, где можно увидеть «В мире животных» глазами без проблем. Потому что там никого никогда не пугают. Из-за того, что с вами должен быть научник, поток туристов куда меньше, чем в те же нацпарки. Группы редкие, часто получаются дороже, и потрогать листик туристы ездят в другие места. Поэтому природа чувствует себя несколько спокойнее. Это, кстати, значит, что встречная птица будет пытаться выклевать камере глазик, а не улетит в ужасе при виде лодки.
Хотя пеликан, конечно, улетит. Пеликаны они вообще такие.
Зачем нужен заповедник?
Сохранять экосистему. Просто чтобы у нас был неизгаженный участок Земли, где всё ещё чисто и радостно как несколько тысяч лет назад. Позволить природе действовать так, как если бы человека нет.
У конкретно Астраханского биосферного заповедника есть три участка: на восточной, центральной и западной частях дельты. Выбраны они как эталонные, чтобы понимать, что происходит по дельте Волги в целом.
Соответственно, на них происходит естественный отбор в лучшем виде. Кого должны были сожрать — кушают (даже если очень жалко милого зверя), а кто выживет — тот выживет. Научный состав может только болеть за своих героев, но не может спасать, подкармливать или ещё как-то подыгрывать. Исключение делается для ключевых видов (краснокнижных) — им всё же немного помогают выживать, то есть очень ограниченно вмешиваются и улучшают их шансы. Читер нашего заповедника — орлан-белохвост, такая здоровенная птица с размахом крыла до 230 сантиметров, которая вообще-то должна охотиться на рыбу, но в последнее время очень любит пугать своим размахом до полусмерти бакланов и смотреть, как из них забавно выпадает уже пойманная еда. Он же работает местным ПВО и может забрать дрон, чтобы разобраться, что это.
Для каждого вмешательства (в том числе с помощью краснокнижным видам) нужна программа с методологией и научным обоснованием. Ещё иногда, наоборот, надо не помогать, кого-то добить лопатой: это касается свежих инвазивных агрессивных видов. Но для этого тоже нужна программа действий.
Из охраны экосистемы проистекает функция сохранения биоразнообразия. То есть заповедники — это такие библиотеки генофонда и убежища для животных. Вот те же кабаны, например, сохраняются внутри охранной территории, но как только за неё выходят — с точки зрения тервера просто стремятся получить пулю в лоб от охотника или браконьера. Если бы заповедника не было, кабана бы тоже уже давно не было бы. А так он мало того, что есть, так ещё и достаточно разнообразен, чтобы восстановиться даже после серьёзного бутылочного горлышка (в нашем случае это чума 2010 года, и вот только сейчас первые годы, когда понятно, что пумбы вернутся). Это значит, что очень маленьких заповедников не бывает: нужен такой размер территории, чтобы внутри сохранялись репродуктивные популяции и большие куски экосистем.
Ещё заповедник увеличивает биоразнообразие на ближайших территориях. Ну, кабаны выходят, птицы расселяются и так далее. В нашем случае наличие заповедника обогащает всю дельту, что хорошо понимают те же охотники, которые давно бы остались не при делах в противном случае.
Как только вы начинаете сохранять экосистему, странно не заниматься наукой прямо на месте. За кучей видов можно наблюдать близко и в естественных условиях. Можно вести многолетние наблюдения. Данный заповедник офигенен тем, что уже лет пятьдесят собирает кучу данных для принятия решений. Поскольку нужно же понимать, где какие изменения происходят в масштабах дельты, нужен кто-то, кто ведёт подробный лог событий. И когда принимаются решения сколько рыбы можно ловить, чтобы в следующем году вылов зацепов не побил все нормы, то нужны научные данные. В дельте чертовски важна погода, гидрология (уровень воды, спускаемый из водохранилищ) и прочие параметры — всё это влияет на время и скорость воспроизводства разных видов. А, и да, тут нерестится вобла.
Красная рыба прокрастинирует. Она нерестится выше. И ещё она не красная, сверху она синевато-серая, а внутри белая, за исключением икры, которая чёрная. Икра же бывает и белая, и зелёная. Зависит от настроения рыбы.
Прямо на кордоне заповедника стоит метеостанция. На ней делаются все те замеры, что и обычно на метеостанциях, и они потом идут в общую сеть. В результате работы сети раньше в телевизоре появлялся дружелюбный мужик, а сейчас у вас на блокскрине телефона есть погода. Учёные меряют уровень воды, численность разных видов птиц и рыб, считают млеков, — и всё это уже 50 лет. В итоге получается не бигдата, но всё же очень длинный ряд данных, по которым можно прогнозировать всякие «что будет, если». Поэтому сотрудники заповедника входят в разные рабочие группы по региону и часто участвуют в разработке правил и законопроектов. Вообще, в экологии качественный прогноз очень важен, спросите любого австралийца, отмечающего день жабы.
Рабочие группы заповедника также помогают защищать другие территории. Например, заповедник на севере области и ещё региональные охраняемые территории создавались прошлым поколением сотрудников. Кстати, насчёт поколений. Наука тут одна из самых молодых в России для заповедников. Каждый год приезжает 15-20 студентов за практикой из региональных вузов (были недавно из Воронежа, Волгограда, Перми, Ростова).
Третья и четвёртая история — это экопросвет и туризм. Обычно они в России слеплены в одно направление, и экскурсии внутрь заповедника идут по бюджету экопросветительской деятельности. Здесь туризм достаточно хорошо развит: есть флот лодок, в день может проходить по 16 человек в двух группах (на базах отдыха за пределами охранной зоны такой же показатель от 60 до 150 человек в день), раньше была пара домиков на кордоне, сейчас построили новые и ещё кафе-столовую. Раньше ели в беседке, а теперь планируется принимать туристов и зимой. Для походов по льду уже есть «Хивусы» на воздушной подушке.
Ну и ещё есть экопросвет — это когда вы кому-то рассказываете про то, как устроена природа, и этот кто-то меньше гадит. В перспективе. Вообще, конечно, заповедник хочет поменять менталитет населения на предмет того, что не надо портить место, где живёшь. Получается это, конечно, с переменным успехом.
Так, а есть конкретные примеры, как заповедник влияет на мир вокруг?
Опять же, тот же лов в нерест — понятно, что браконьеры будут ловить. Вопрос в том, когда ловить и как. Одно дело перегородить протоку и ловить рыбу до икрометания, другое дело — дать ей отнереститься и потом забирать. Это тоже нужно объяснять.
А так успехов у заповедника довольно много. Первая история, конечно, — лотос. На момент основания первого участка оставалась всего одна посадка площадью примерно в четверть гектара. В смысле, это был вообще последний лотос на Волге.
Сейчас лотосные посадки (со включениями других растений) занимают несколько десятков тысяч гектар и ушли далеко за пределы участков. Даже в черте города есть посадка. Цветок мало того, что сохранился – так ещё и стал символом области.
Лотосная посадка за пределами заповедника. Судя по прорезям, внутрь возят туристов, что считается за нарушение.
Очень интересно работают с детьми. Их можно рассматривать как будущих браконьеров, а можно — как будущих людей, понимающих экологию мест, где они живут. И вот для второго заповедник устраивает всякие вещи. Самое простое — был конкурс скворечников. Дети соревновались, в чей скворечник поселится первый птиц.
Как видите, до плакатов «Птица, лети сюда!» дело не дошло, то есть дети всё же мыслили как скворцы.
Победителя выявить не удалось, поскольку птицы пришли толпой и всё заселили.
Очень прикольно сделана история с бидонами. Дело вот в чём: рыба нерестится, фактически, на лугах. Точнее, это летом они луга, а весной пруды. Вода сходит, остаются лужи, разные понижения рельефа с не успевшим смыться мальком. Часть его съедят птицы, часть погибнет. Если хочется в следующем году больше рыбы, то надо копать каналы до реки и соединять лужи с большой водой. Иногда так не выходит. В этом случае дети помогают тем, что набирают в бидоны малька и выливают в реку. Понятно, что «отыграть» так можно вряд ли больше процента рыбы, но тут важно приобщение и понимание, для чего была эта работа.
Ещё прошлое поколение научных сотрудников спасало бакланов от местных жителей. Их выбивали, солили бочками. История вот в чём: они по утрам идут по водоёму плотной группой, и кажется, что их очень-очень много, и что они сейчас заберут всю рыбу. Зрелище реально впечатляющее. Вообще, я сейчас опять влезу со своим механистичным подходом, но на раскатах можно увидеть огромную фабрику, где очень хорошо заметно, как большие группы птиц работают по биологическим скриптам. Если понимать чуть-чуть в этологии и чуть-чуть в разработке, то зрелище становится просто завораживающим с точки зрения точности и красоты исполнения. Но вернёмся к бакланам. Учёные верили, что птицы не виноваты в том, что рыбы становится меньше. Посчитали, кто сколько ест, кого, где ест, что ест. Посчитали бизнес-модель баклана. Научно обосновали, что бакланы не наносят ущерба, который им приписывается. Смогли объяснить это местным жителям, и бакланов бить перестали. Сейчас вот они, чертяки:
Вообще, баклан — это офигенная птица. Он может пару часов стоять на коряге, раскинув крылья в позе герба России, пока они высохнут. Чёрные они как раз, чтобы ускорять этот процесс. Ещё они отлично кооперируются с пеликанами и вместе с ними загоняют рыбу как при облавной охоте. Ну и вообще смешные.
Сейчас одна из главных проблем для объяснения — это пожары. Дельта покрыта тростником, он за зиму высыхает и становится по свойствам похож на бумагу. Сверху на растении такая прикольная кисточка, которая при пожаре летает и превращает в огненный ад всё вокруг. Ну, и летает она не одна. Из-за этих кисточек, улетающих метров на 200-300, тушить такие пожары почти бесполезно. Поэтому заповедник к весне защищают выкошенной полосой в 500 метров по границе. Да-да, по всей границе, где есть растительность.
Проблема в том, что жители местных сёл считают, что жечь тростник весело и круто. Но не во славу Сатаны, а потому, что так должна раньше появиться молодая трава. Собственно, много где горят разные массивы растительности на планете, и много где зола действительно помогает запустить новый цикл. Заповедник провёл исследования, и выяснилось, что чёрная от золы земля действительно прогревается лучше, и расти на ней всё может быстрее. Но вот этого «всего» не остаётся, потому что тот же огонь убирает все семена злаковых из верхнего слоя почвы. Остаются мощные корневища тростника (они на полметра обычно), и растёт новая роща тростника. Жрать его невозможно даже корове, и пастбище в итоге за 3-4 года деградирует. А люди при этом надеются, что оно улучшится. Правильно не жечь, а косить молодой тростник — это даёт больше шансов злаковым, и в первые два года не очень заметно, а на третий и чётвёртый хорошо видно. На пятый злаковые превалируют и начинают душить тростник. Сейчас это надо как-то объяснить, потому что пока если кинуть спичку — видно мгновенный эффект, что стало чисто.
Ещё интересный аспект работы — изучение инвазивных видов. Ещё при царе в Астрахани интродуцировали шелковицу (если вы читали пост про шелкопряда, то уже знаете всю подноготную процесса). Шелковица вписалась отлично, на ней гнездятся разные птицы, её листву и плоды едят все подряд, включая приматов, а внизу отлично растут растения поменьше, под ней собирается кабан, птица. А вот позже приехал пенсильванский ясень, который не вписался. Он плохо интегрируется, образует рощи, вытесняет всё подряд, корневая система у него плотная, плюс ещё и до кучи дерево не используется для гнёзд. Его ушатать лопатой уже невозможно, слишком распространился. А так случайно расселили енотовидную собаку и ондатру (вписались в биоценоз дельты хорошо). К слову, енотовидную собаку можно посмотреть прямо на кордоне, она там живёт. Примерно в это же время американская норка вытеснила обычную (это был давний побег группы американских пленных с производства), а вот воронежский бобёр, к счастью, передох, не успев нанести повреждений.
С другой стороны, само наличие участков заповедника влияет и на поведение видов. Птицы и звери примерно понимают, что внутри границ безопасно.
Лебеди-шипуны едят растительность внутри островов. Ну и шипят там тоже. Получается такой шипящий остров.
Точнее, «понимают», наверное, не совсем верный термин, но тут работает механизм, который в результате нескольких десятков лет научил птиц, что те, кто не жил на территории участков, отбор не проходят. В общем, выглядит это так: на границах заповедника в воде стоят аншлаги. Это такие знаки, которые вбиты в дно, потом проходят слой воды и торчат на воздухе. Там плавают такие огромные плоты из растений, а на них сидят птицы, по несколько тысяч штук. Эти прямо «плавающие острова» сносит за границу заповедника. И вот когда птица выходит за аншлаг, она начинает нервничать и меняет диспозицию. По мере того, как птицы выплывают за вешки — поднимаются и возвращаются в заповедник. Видимо, «понимают» границу только некоторые, но они своим примером учат остальных, что так надо делать. Так что теперь это их дом.
Собственно, мне осталось только сказать, что в заповеднике есть много фотоловушек.
Массовый нерест сазана:
Лебедь-шипун защищает кладку и шипит. Собственно, за 15 секунд вы можете узнать, почему он так называется:
От рассвета до раскатов: что делать в Астрахани и ее окрестностях
Эпидемия коронавируса резко переформатировала турпотоки. Десятки тысяч россиян, которые раньше путешествовали преимущественно за границей, постепенно стали открывать для себя собственную страну — с ее невероятными природными красотами, древними памятниками, богатой историей и оригинальной кухней. Этот процесс только начался, но уверенно набирает обороты. Карелия и Хакасия, Урал и Поморье, Горный Алтай и Камчатка. Восхождение на плато Путорана, круиз по Енисею, рыбалка в Баренцевом море. Выбор конкретного направления и формы досуга зависят от того, каких впечатлений ищет путешественник. Если умиротворенного созерцания, размеренной неспешности, звенящей тишины и далеких горизонтов, то ему прямая дорога в дельту Волги. Подробности — в материале «Известий».
Край без края
«Волга, — настойчиво повторял известный чеховский персонаж своим нерадивым ученикам, — впадает в Каспийское море». На самом деле в этой набившей оскомину истине куда важнее другой момент: как именно это происходит? Последние пару сотен километров великая русская река успокаивается и теряет русло, постепенно «раскатываясь» по гладкой, как стол, равнине бесконечной паутиной рек, речек, проток и разноформатных водоемов, которые постоянно меняют свои берега.
Дельта Волги — одна из самых больших в мире — до сих пор освоена лишь отчасти. Даже среди местных жителей, которые все сплошь бывалые рыбаки и отчаянные сорвиголовы, далеко не каждый отважится забираться вглубь. В этих местах ничего не стоит заблудиться, а рассчитывать на спасение можно будет лишь до тех пор, пока не сядет мобильник. Или не появится случайный рыбак. Так что новичку здесь одному делать категорически нечего, лучше сразу найти толкового егеря, который по каким-то только ему одному известным приметам понимает, как двигаться по раскатам. Зато посмотреть тут есть на что.
Прежде всего дельта славится полями лотосов — по самым скромным подсчетам, они простираются на площади примерно в 5 тыс. га. Многие тысячи огромных нежно-розовых цветов мерно колышутся в такт — то ли влекомые неспешным течением, то ли поддавшись внезапному порыву ветра. Зрелище это настолько завораживающее, что почти мгновенно вводит вечно спешащего жителя мегаполиса, у которого обычно и нервы ни к черту, в состояние глубокого медитативного покоя. Тишина изредка нарушается выпрыгнувшей из воды рыбой да криками серой цапли. Через пару часов начинает казаться, что время замедлилось и стало тягучим, как липовый мед, а мысли о забитой письмами электронной почте и неотвеченных сообщениях в мессенджерах глохнут, как звуки в тумане.
Во время прогулок по речкам и ерикам наверняка попадется и всякая живность — лебеди, кудрявые пеликаны, дикие гуси, бакланы, колпицы и даже стерхи, а по берегам то здесь, то там встречаются верблюды и табуны лошадей. Одним словом, посмотреть тут есть на что.
На заметку: Поля лотосов особенно прекрасны на закате и на рассвете. Мягкий, слегка приглушенный свет — утром и вечером он очень разный! — добавляет оттенков и без того удивительной палитре красок. В такой атмосфере несколько часов пролетают почти мгновенно, а впечатлений останется с избытком.
Азарт на крючке
Любование лотосами — отдельный и совершенно самодостаточный вид досуга, но далеко не единственный. Второе, чем славится дельта Волги — рыбалка. Разумеется, дикую белугу найти довольно трудно, зато щуки, окуня, сома, воблы, голавля, чехони, волжской сельди, леща, судака и жереха — с избытком. Не говоря уже о вездесущей белорыбице — она попадается на крючок даже в том случае, если больше ничего клевать не собирается.
На что ловить, когда и какие снасти применять — вопрос вкуса, опыта, амбиций и целеполагания. Что делать с пойманной рыбой — в общем, тоже. Лучшее, что можно придумать, так это сварить уху прямо на берегу (разумеется, помня о технике противопожарной безопасности).
Кроме того, многие реально заготавливают рыбу впрок, морозят в мини-холодильниках и увозят домой. Если не браконьерствовать, то объем такой добычи, как правило, незначительный, в среднем 20–30 кг чистой радости, которая не наносит вреда окружающей среде.
Но от года к году в дельту приезжает всё больше тех, кого привлекает сам процесс, а вся пойманная рыба выпускается обратно в реку. И это правильно, ибо азарт, с чем бы он ни был связан, вовсе не означает безответственного поведения по отношению к природе.
На заметку: С браконьерами в дельте Волги борются крайне жестко. Патрули органов рыбоохраны и сотрудники местного Астраханского биосферного заповедника совершают регулярные рейды в самые отдаленные протоки. Тем, кого поймают, дают реальные сроки. Поэтому не стоит экспериментировать. В противном случае за пару минут азарта придется заплатить несколькими годами на нарах. Не верите? Пообщайтесь с мужиками из прибрежных деревень — почти у каждого из них за спиной минимум по одной ходке за браконьерство.
Кстати, о заповеднике. Этот уникальный природоохранный памятник общей площадью около 70 тыс. га включен во Всемирную сеть биосферных резерватов и относится к водно-болотным угодьям международного значения. Он создавался почти 100 лет назад для сохранения природного и генетического ландшафта дельты Волги, где расположены многочисленные нерестилища, рыбные ямы и места гнездования перелетных птиц. Его нынешний руководитель Николай Цымлянский ранее успел поработать и в управлении водными ресурсами края, и в региональном Рыбнадзоре, поэтому с проблемами вверенного ему огромного хозяйства знаком не понаслышке, но в будущее смотрит с оптимизмом.
Место встречи
Пожалуй, наиболее серьезный вопрос для тех, кто решил совершить путешествие в дельту Волги — где остановиться. Туристическая инфраструктура здесь находится в стадии становления. Пока еще мало дорог и мостов, не везде есть интернет, случаются перебои с водой. Разумеется, всё это не проблема для тех, кто предпочитает палаточный отдых — большей близости к природе и придумать нельзя. Но следует помнить о вездесущей мошкаре, которой здесь изрядно на протяжении всего сезона. А еще о том, как спасаться от дневного пекла, редких, но мощных ливней, внезапных пронзительных ветров и как в случае чего добираться до ближайшего села, где есть медпункт и баня.
Более приемлемый вариант — турбазы. Их в дельте насчитывается несколько сотен на любой вкус и кошелек. Комфорта больше, но и своих неудобств хватает. А вот чего здесь практически нет, так это полноценных качественных отелей. Редкое исключение и едва ли не самое известное место такого плана — «Рыбзавод», в 2019 году даже вошедший в пятерку лучших российских отелей по версии National Geographic Traveler Award.
Крохотный бутик-отель всего на 11 номеров с просторной верандой, лаунж-зоной с камином, СПА и круглогодично подогреваемым бассейном находится в деревне Самосделка непосредственно на берегу так называемой Старой Волги, на самой границе Астраханского биосферного заповедника и примерно в часе езды от аэропорта. Он расположился в здании бывшего рыбзавода, отчего и получил свое название. Но о предприятии позапрошлого столетия сегодня напоминают разве что полусгнившие сваи старинного причала — такая же органичная часть окружающего пейзажа, как могучие ивы и вольнолюбивые лошади. Всё остальное полностью перестроено в соответствии с общепринятыми международными стандартами.
У отеля есть собственные катера — быстроходный прогулочный и плоскодонные, предназначенные специально для того, чтобы добираться по узким мелководным протокам до лотосовых полей и самых рыбных мест. Впрочем, рыбу можно ловить прямо с причала, забрасывая спиннинг, насколько хватит сил, одновременно любуясь потрясающей красоты закатами. А из улова на местной кухне непременно приготовят что-нибудь вкусное.
На зубок
Астраханская кухня по преимуществу рыбная. Оно и понятно, учитывая, что люди веками жили по берегам Волги и Каспия, питаясь их щедрыми дарами. Еще лет 40–50 назад главное место на столе занимала осетрина. Есть она и сегодня, но из-за резкого сокращения популяции ее постепенно заменили другими видами рыб.
Классическую астраханскую уху варят, конечно, из осетрины, а заправляют картошкой, помидорами и яичным желтком. Кто-то еще добавляет сметану, но это на любителя. На уху попроще идут карась, сазан, судак, иногда сом. Причем сазанью часто готовят на курином бульоне, а сома используют для так называемой двойной ухи — в качестве второго, более благородного дополнения. Рыбу повсеместно готовят в кляре, сома и сазана — крупными филейными кусками, а судака — небольшими ломтиками, иногда слегка отбитыми.
Некогда астраханцы ели много черной икры. Сегодня переключились на сазанью да щучью. Ее, например, свежую замешивают со сметаной и подают к блинам или к горячим картофельным драникам. Иногда икру припекают, получается суховатая на вкус, но питательная лепешечка, которую обычно сервируют со сметаной — для нежности.
Еще один любопытный деликатес, именуемый «рахманкой», готовят из рыбьих, преимущественно щучьих потрохов — тщательно вымытые, они сначала панируются и слегка обжариваются, а затем тушатся на медленном огне. Получается оригинальное блюдо, по вкусу отдаленно напоминающее кольца кальмаров.
Ну и, конечно, нельзя пройти мимо местной разновидности пирогов, для которых начинку — мясной или рыбный фарш — тушат вместе с луком и свежей капустой.
На заметку: Лучшие астраханские пироги, большие, с тонким тестом и щедрой начинкой, определенно готовят в пекарне при гастрономе «Михайловский» в Астрахани.
Разумеется, в астраханской кухне найдется множество разнообразных мясных блюд — татарских, калмыцких, казахских, дагестанских, армянских, казацких. От шурпы, борща и кулеша до хинкала, кебабов и беляшей. Переосмысленных и адаптированных, но вполне узнаваемых. Так что по меню любого приличного ресторана можно запросто изучать историю заселения края.
Перекресток культур
Буквально напротив «Рыбзавода», на другом берегу Старой Волги, куда по вечерам «падает» Солнце, находится довольно большая археологическая зона, известная как Самосдельское городище. По мнению ряда ведущих ученых, которые десятки лет ведут здесь раскопки, именно в этом месте некогда располагалась легендарная столица Хазарского каганата — город Итиль.
Но за историческими памятниками лучше отправиться в Астрахань. Местный кремль, самый южный в России, недавно привели в порядок. Кое-где реставрационные работы еще продолжаются, но по нему уже можно неспешно прогуливаться, любуясь на величественный собор, могучие стены и древние башни, которые помнят и Ивана Грозного, и Петра Великого, и Стеньку Разина.
Недалеко от кремля расположены торговые подворья XIX века — персидское и армянское. По сути, большие караван-сараи для заезжих купцов сегодня переделаны в многоквартирные дома, но оригинальный архитектурный облик вполне сохранили. Нынешние обитатели знают, что живут в уникальных памятниках архитектуры, и с пониманием относятся к многочисленным туристам, которые, раскрыв рты и беспрерывно щелкая фотоаппаратами, всё время толпятся у их дверей.
В центре города сохранилось немало зданий в стиле модерн и совсем чуть-чуть псевдоготики и конструктивизма (например, знаменитый Дом с бутылками, который и сегодня впечатляет своим удивительным внутренним пространством, наполненным воздухом и светом). Изящные, стильные и очень атмосферные дома, к сожалению, в массе своей находятся в плачевном состоянии, несмотря на то, что в них живут люди.
Что еще нужно сделать в Астрахани:
— Встретиться с грамотным гидом на «нулевке» — так местные называют знак нулевого километра в некогда культовом для всех неформалов квартале — и отправиться с ним проходными дворами и тайными тропами по закоулкам бывшего Белого города, чтобы посмотреть Астрахань изнутри. Она того стоит.
— Увидеть Стену Цоя, которая существует здесь с 1993 года и ни разу не подвергалась «реновации».
— Потусить на улице Фиолетова, которую горожане любовно называют астраханской улицей Рубинштейна. В общем, вполне заслуженно.
— Купить в дорогу ароматнейшего копченого сома и связку легендарной астраханской воблы для ностальгической домашней вечеринки в ближайшие выходные и — по настроению и по возможностям — маленькую баночку черной икры для какого-нибудь особенного случая, который непременно настанет.