Что такое самосбор гигахрущевка итд
Коммунистическая партия Гигахрущёвки
Коммунистическая Партия Гигахруща или КПГХ, нередко со страхом и почтением называемая просто Партией — полумифическая структура, якобы руководящая всеми аспектами жизни в Гигастроении вплоть до мельчайших из них. По слухам, во главе Партии стоит некий Центральный Комитет(ЦК), принимающий решения о судьбах бесконечного множества людей, однако достоверной информации, позволяющей подтвердить или опровергнуть существование ЦК, не существует. Гораздо чаще о Партии напоминают куда более приземлённые вещи — обшарпанные агитплакаты в коридорах, выцветшие красные знамёна, и конечно же, приказы, исходящие откуда-то «сверху». Обычно наиболее высокопоставленными представителями КПГХ, с которыми приходится иметь дело простым жителям являются главблоки, но даже они не знают источника этих загадочных указаний. Никто не знает, как и откуда появилась КПГХ, кто был её основателем. Предполагается, что Партия существовала ещё в дохрущёвские времена, или же с первых смен существования Гигахрущёвки. Партия является ровесницей Гигастроения, и даже если предположить, что оно существовало всегда, то Партия — тоже. Иногда в речи старожилов проскакивают непонятные, незнакомые слова, которые, возможно, могли бы пролить свет на происхождение Партии, но, увы, значения этих слов не помнят даже те, кто их произносит. Силой, обеспечивающей безраздельное господство Партии в холодных бетонных коридорах Гигахруща, являются многочисленные отряды ликвидаторов, использующих самое разнообразное снаряжение — от граблей и до гравижёрновов, превращающих даже самые опасные порождения самосбора в пыль. Ликвидаторы также подавляют любое инакомыслие жесточайшим образом, расстреливая, сжигая, утилизируя и распыляя всех, кто кажется подозрительным. В случае восстаний и бунтов, вне зависимости от их причины, ликвидаторы немедленно открывают огонь по недовольным. Отдельным подразделением является Отдел Государственной безопасности(ОГБ), чьих полномочий хватает для того, чтобы арестовать любого гражданина или даже ликвидатора без объяснения причины, а затем увести в неизвестном направлении. В подавляющем большинстве случаев арестованные исчезают навсегда. Но как бы жестока ни была политика Партии, насколько абсурдными ни были бы исходящие «сверху» приказы, именно Партия является тем барьером, что отделяет обитателей Гигахрущёвки от падения в пучину ужаса и хаоса. Обеспечивается работа огромных заводов по производству пищевых концентратов, не дающих жителям умереть с голода, организуются в единый механизм отряды ликвидаторов, зачищающих блоки от опаснейших последствий самосбора и не позволяющих им поглотить простых граждан. Силами многочисленных агентов ОГБ разрушаются страшные, кровожадные культы, несущие отчаяние и безумие. Даже если Партия является лишь легендой, придуманной главблоками для упрочнения собственной власти, без неё любой организованной жизни в Гигахруще всё равно пришёл бы конец, ведь подавляющее большинство жителей верит, что где-то там, «наверху» есть кто-то, некие незримые наблюдатели, что помогают, защищают и руководят жизнью маленького человека. И нередко лишь эта вера спасает разумы граждан от поглощения чёрной бездной, имя которой — безысходность.
Гигахрущёвка
Материал из Самосбор
«Базовая информация» по Гигахрущёвке представленна ниже.
Содержание
Сектора проживания [ править ]
Дальше от ЦЕНТРА начинаются дефициты, талоны, очереди, проблески спекулятивного рыночка, вызванные отстутвием лифтов и худшим уровнем логистики из-за бетонирования пространств (которое крайняя мера, когда ликвидаторы не могут убрать ПОСЛЕДСТВИЯ самосбора), ограничениями на потребление электроэнергии, воды и всего прочего что считается за данность, но идёт по трубам из ЦЕНТРА.
На окраинах кластера ЦЕНТРА уже подобие свободного рыночка, трупономика, спекулянты, больше всякий ништяков и запрещенной хуйни, но менее стабильная и надежная жизнь с бытовой точки зрения. Зато как индивидууму там выжить легче. Поэтому есть определенный уровень иммиграции от Канонических Секторов к окраинам кластера.
Цикл в самосборе не равен ничему, так как наступление нового цикла объявляется по внутренней системе оповещения через неизвестные промежутки времени, но чаще всего жил.ячейковцы приравнивают цикл к условному «году» жизни. В отсталых секторах, либо в устах умственно отсталых рассказчиков цикл может быть равен и дню и часу.
Технологии [ править ]
Последняя запись из дневника жильца, имя писавшего не установлено [ править ]
фрагмент из Интервью [ править ]
Газета «Бетонная Правда» [ править ]
ПОДСЧИТЫВАНИЕ ЧЕЛОВЕКО-РЕСУРСОВ ВМЕСТЕ С БЕТОННОЙ ПРАВДОЙ!
Так как размеры хруща не известны то возьмём за аксиому что в своей максимальной комплекции он бесконечен в глубину, высоту, ширину и длинну. Бесконечность конструкции тянет за собой ворох остальных бесконечных вещей находящихся внутри структуры : бесконечный Гигапровод, Гигалестница, Гигазавод и другие гига-структуры.
А теперь вернёмся к приставке «гига», откуда ж оно пошло? Во время исследования самых первых, неизвестных этажей это определение уже спокойно ходиле среди научного персонала НИИ и старших ликвидаторов, определение это звучало приблизительно так :
А теперь начинаем считать : 1 вариант с этажами, комнатами и минимумом
1000 этажей со знаком плюс 1000 этажей со знаком минус 0 как единственный этаж с нулевым номером Т.е. 2001 этаж минимум.
2 001 000 х 3 = 6 00 300 человек МИНИМУМ
Делим всё число квадратов хруща на число жил.ячеек 10 000 000 000 : 70.3 = 142247510 жил.ячеек если убрать остаток Число жил.ячеек умножаем на семью : 142247510 х 3 = 426 742 530 жильцов
Гимн Гигастроения [ править ]
Товарищи! Вперед к новым свершениям, Ведь вызов смена каждая несет.
Нас партия победоносным, бодрым маршем, x2
От цикла к циклу в коммунизм ведет! x2
Все лучше жизнь, все больше изобилье. Наш коллектив судьбу свою творит.
Ведь окружает нас прекрасное строение, x2
А мы его отважные сыны! x2
Тревожно самосбор идет над нами, Он не страшит рабочий наш народ.
Пожертвуем собой смело мы этажами, x2
Гигастроение в хаос не падет! x2
КПГХ хранит свободу нашу, Любой легко здесь может быть собой.
Ведь мы жильцы Гигастроения Хрущева! x2
И храбро за него идем мы в бой! x2
Статистика населённости [ править ]
Этот доклад был представлен в управление ХрущСтата по петаблоку ПБЛ-893431-45875/145875 специальной комиссией, которая потратила 12 гигациклов, переезжая из блока в блок и собирая подробную информацию. Из 4950 изначальных членов экспедиции и ликвидаторской бригады в восемь тысяч военнослужащих осталось приблизительно 500 участников и триста ликвидаторов, но задание было выполнено.
Управлению Центральной Всехрущёвской комиссии по статистике, учёту и переписям (ХрущКоСтату), петаблок ПБЛ-893431-45875/145875
Руководителю Управления *неразборчиво*
Начальник учётной экспедиции ХС-УЗ-УО-35498021К-ОГВ генерал-майор К. С. *неразборчиво*
Список гигаблоков представлен в Приложении 1.
Командующие офицеры экспедиции:
Самосбор
Самосбор – явление неустановленной природы, происходящее время от времени в Гигахрущёвке и затрагивающее большое количество строений. Неизвестно, что такое самосбор, и почему он происходит. Известно лишь, что он убивает, похищает или же превращает людей в чудовищ.
Временно охватывает коридоры и строения. Не проникает в жилища при запертой и неповрежденной гермодвери.
Перед самосбором [ ]
Перед самосбором во всем комплексе Гигахрущёвки на всех этажах начинает работать сирена, а через систему оповещения раздаётся повторяющийся сигнал «Внимание! Самосбор! Немедленно перейдите в убежище!». Этот сигнал означает, что всем жителям надо немедленно укрыться в квартирах, а если это невозможно, то в лифтах или комнатах безопасности. После начала самосбора сигнал замолкает, но сирена продолжает работать до тех пор, пока ликвидаторы не отчитаются о зачистке затронутой части Гигахруща. После окончания сигнала гермодвери ни в коем случае нельзя открывать до тех пор, пока не прекратится вой сирены, даже если за дверью остались ваши близкие родственники или друзья.
Во время самосбора [ ]
Никому из живых жильцов Гигахрущёвки не довелось увидеть или узнать, что же просходит на этажах во время самосбора. Попытки наблюдения за самосбором с помощью камер или толстого стекла приводили к сумасшествию и страшным мутациям всех наблюдавших. Тем не менее, самосбор можно услышать. Звуки услышанные во время самосбора варьируются от писка и скрипа металла до ужасных криков и требований открыть гермодверь. Впрочем, иногда можно услышать лишь вопли сигнализации.
Стоит отметить, что если гермодверь не загерметизирована или же сильно повреждена/деформирована, то самосбор может и будет настигать жителей, находящихся за поврежденной гермодверью, хотя его воздействие в этом случае может быть ослаблено.
Длительность самосбора может варьироваться, обычно составляет пару часов. Промежуток между самосборами варьируются от нескольких дней до нескольких месяцев, задокументированы случаи когда самосбор не происходил больше одного года.
После самосбора. [ ]
После окончания самосбора на пострадавшие этажи приходят ликвидаторы. Они занимаются зачисткой пострадавших этажей от последствий самосбора. После ухода ликвидаторов жизнь на этажах возвращается в прежнее русло до следующего самосбора.
Теории Возникновения Гигахруща
Материал из Самосбор
Распространённые среди жителей теории касательно возникновения Гигахрущёвки. Так как прошло много циклов, и уже не осталось тех кто помнит первые циклы постройки и заселения.
Содержание
Теория Содружества [ править ]
Теория Начала Большой Стройки [ править ]
Как известно, пятнистый бетоноед Григорьева — существо, имеющее самую быструю скорость перемещения в ГигаХруще в произвольном направлении. Ученые, разработавшие Теорию Начала Большой Стройки, предполагали, что вселенная была создана в результате случайно образовавшейся нестабильности элементарных частиц, из которых состоит всё сущее — слизёнов. Считается, что в начале времен пространство-время было стабильно, и плотность слизенов была постоянна. Затем, в результате квантовой неопределенности, создалось напряжение и появилась первая минимальная потенциальная энергия. Затем в результате действия сильных и гравитационных взаимодействий начался процесс Первичного Самосбора — процесс аккумуляции массы и энергии Протовселенной в одну точку пространства-времени. Когда точка набрала критическую массу, равную половине массы всей материи во вселенной, произошло резкое расширение и самоструктуризация пространства, что отметило Начало Большой Стройки, как ее начали называть. Большая Стройка двигается со скоростью, многократно превышающей скорость пятнистого бетоноеда Григорьева. Таким образом, утверждают сторонники теории, конца ГигаХруща достигнуть невозможно, не нарушая физических законов Вселенной. И даже если вам это удастся, вы все равно не сможете покинуть ГигаХрущ, т.к. покидать его просто-напросто некуда, ведь пространства-времени за его пределами не существует, и лишь стабилизированная кристаллическая решетка из нетронутых пока слизёнов условно занимает измерения с 4го до 9го. Ученые до сих пор спорят, что случится с условным беглецом из ГигаХруща: разорвет ли его на отдельные радикализованные слизены при контакте с Краем, либо он целым и невредимым сумеет перейти в другие измерения, и, при желании, сможет взять весь ГигаХрущ на кончике булавки. Единственное, что тревожит стороников теории — увеличивающаяся плотность структуры Гигахруща при движении от предполагаемого его центра к окраине. Академик Плеснев предложил следующее не внушающее спокойствия объяснение: Скорость Большой Стройки снижается. Вероятнее всего, в момент, когда ее скорость снизится до критически малого предела, Большая стройка окончится, и энергия гравитационной стабильности слизенов на внешней поверхности ГигаХруща перевесит энергию, высвобождающуюся в результате их структуризации в атомы и молекулы Вселенной. В таком случае начнется процесс, названный академиком как «Последний Самосбор» — вселенная, стремясь вернуться в максимально стабильное состояние, качнется, словно маятник, в обратную сторону, разбирая материю Гигахруща обратно на слизёны и восстанавливая исходное, ДоСтроечное состояние. Несмотря на гнетущую неизбежность этого печального события, светлые умы нашего сектора не нашли время на бесцельное горевание, и сразу же задали закономерный вопрос: что же будет, когда этот энергетический маятник пройдет исходную точку покоя и продолжит движение в «минусовую» область энергитического потенциала. Ученые до сих пор не выдвинули ни одной разумной теории на этот счет.
Теория Подвального [ править ]
Загадочные Механизмы [ править ]
Вот вы говорите, гигахрущ был всегда, бетонные источник, а вот как вам такое. Мой дед, до того как пропал во время аварии на вторичных сооружениях блока Э600Д4-118, рассказывал мне про жизнь до гигахруща, точнее говоря, он пересказывал истории своего прадеда. Знаете, те истории, которые писали братья Б. и Е. Тонновы, где люди живут под открытом небом в маленьких хрущах, размером в пять этажей и несколько блоков? Те, где люди видели солнце каждый день, где эти же люди работали с землей и даже выращивали на ней растения! Те, где граждане ездили на таких больших вагонетках, по типу тех, на которых мы сейчас из блока Ъ3-ГО4 возим инвентарь, а ещё у них были истории про некие автодороги из какого-то странного материала асфальта, там по ним ездили автомашины, ну фантастика одним словом. Так мой дед, говорил, что это не фантастика, а самая настоящая правда! Представляете, он не просто рассказывал про эти истории, но показывал мне изрядно потрепанные журналы, у некоторых даже были не все страницы, один в один похожие на наш «ЮНЫЙ ЛЕКВИДАТОР», только всё там было не так, как у нас. Я конечно же ему не верил. До 45-го съезда интерблокционистов по рукам очень бодро ходила запрещённая литература, сами понимаете, какого содержания. Так ту литературу печатали на станках собранных из неисправных станков «ЛИКВЕДАТОРИЗДАТ.», вот я и подумал, что это один из таких запрещенных журналов. Но в нескольких журналах описывалось то, чего не было не в историях Тонновых, Д.Е.Льфинова и даже Шквальногнева! Те истории, там они назывались статьями, рассказывали о неком артефакте, неизвестного происхождения, обнаруженного при постройке одной из автодорог. В первой статье сообщалось, об обнаружении бригадой строителей огромного, по словам автора, механизма расположенного в болоте и ко всему прочему прикладывалась фотокарточка. Дед мне объяснил, что болото это как у нас через два блока такая же гадкая субстанция, ну мы там ещё мелкими бегали и играли в «Самосбор», было время. Далее в статье шли гипотезы о том, как этот механизм там появился, то ли это какие-то организмы с чудным строением так срослись, то ли это люди его туда выкинули, ничего понятного я оттуда не выяснил для себя. В другом журнале было продолжение этой истории, там писали про то как механизм доставали из болота, транспортировали его до какого-то навороченного комплекса и то, что ни одна из гипотез не оказалась правильной. А потом я нашёл самую интересную статью. Фантастика, про которую вы даже и слышать не слышали. Тот механизм с болота сам вырабатывал энергию, вот просто так, сам по себе. Там в статье ещё говорилось про энергетические установки, что они просто ничто в сравнении с этим механизмом. Но был там и минус, механизм неизвестным для науки способом вырабатывал слизь. Даже выдвинули гипотезу, что в болоте механизм неспроста оказался, а что сам в своей же слизи утонул. Даже целый выпуск есть про механизм, его работу и эту самую слизь. Так там выяснили, что эта слизь такая субстанция интересная, чуть ли не разумный организм, сама подстраивается под нужды. Вот в том же механизме она не просто так вырабатывалась, а смазывала его! Ещё писали, про то, как слизь, если её принимать в малых дозах, может лечить от всех возможных болезней. Не верите? Ну приходите после смены, покажу вам. Ну вот что ты … [ДАЛЕЕ ДЕФЕКТ ПЛЕНКИ] … ну да, а что ты хотел? Ну ещё мне дед говорил, что наш гигахрущ вот над этим механизмом стоит, а энергия куда-то наружу выходит, про слизь вы уже сами поняли. Ну не хотите, не верьте. Антон, если что заходи тогда, как договаривались.
Сжатое Измерение [ править ]
Через несколько лет, после создания поселений зеков внутри Структуры, их всех этапировали на нижние этажи (относительно Входа), где начали постройку первых цехов, по сути это были настоящие бетонные каменоломни, люди подрывали здоровье вдыхая бетонную пыль, погибали от недоедания и изнуряющего труда, стены и перекрытия в основном разбивались в ручную, примитивными инструментами типа кувалд и ножовок по металлу. Никто и не планировал возвращать зеков в реальный мир, это были настоящие лагеря смерти, ГУЛАГ внутри гигантской бесконечной Хрущёвки.
Когда первые цеха были закончены, внутрь завезли оборудование для создания необходимых будущим жильцам предметов быта на месте (так как грузоёмкость Входа) была ограничена. Первыми на производствах работали обитатели обычных трудовых исправительных лагерей, они изготавливали двери, мебель, товары широкого потребления и так далее.
Умный Бетон [ править ]
Черемушки [ править ]
Одновременно с экспериментальным комплексом «Черемушки», из тех же самых строительных блоков строилось НИИ Глубоководной Океанологии, где изучали данные получаемые с радиоуправляемых батискафов исследовавших глубокие воды советской Арктики. Строительные блоки идеально подошли для того, чтобы замаскировать НИИ под обычный жилой район, выстроенный в окрестностях Владивостока, на осушенном участке прибрежного дна, защищенном от морской стихии высокими бетонными пилонами. Для сохранения иллюзии жилого комплекса, помимо персонала, туда так же заселили простых владивостокских очередников, преимущественно учителей и врачей, которые даже не подозревали, что некоторые из новеньких хрущёвок, внутри представляют собой комнаты набитые сложными радиоламповыми компонентами, формирующими мощнейший советский мэйнфрейм ЭВМ «Хрущёв-1», на который возлагалась задача обработки массивов информации, получаемых с радиоуправляемых глубоководных арктических батискафов.
Самосбор. Легенды Гигахрущевки
Родной двор встретил меня знакомыми с детства коробками панельных пятиэтажек. Дорога, в лучших русских традициях, тоже помнила мои юные годы — старенький китайский внедорожник тяжело переваливался с одной выбоины на другую. Я оставил детище восточного автопрома на парковке у выезда, чтобы не толкаться в узких переулках, как слон в посудной лавке, и пошел к подъезду.
Вокруг ничего не изменилось с тех пор, как я бегал отсюда до начальной школы. Детская площадка пестрела свежевыкрашенными перед очередными выборами советскими горками, изрядно покосившимися от времени. На вытоптанном поле голосистые сорванцы гоняли старенький фубольный мяч, словно имея цель не загнать его в ворота, а пнуть посильнее и, затем, всей веселой ватагой бежать за ним в кусты. Все мало-мальски пригодные для сидения лавочки были заботливо оккупированы хмурыми старушками — суровыми стражницами нравственности и порядка.
Я подошел к двери подъезда, приветственно кивнул старой гвардии, достал пачку импортного «Счастливого выстрела», чиркнул спичкой и с наслаждением затянулся сигаретой. Затылком я почувствовал сверлящие меня четыре пары глаз за курево рядом с подъездом, но решил не уделять этому внимания. Я обвел взглядом двор, утопающий в увядающей зелени бабьего лета. Сквозь листья берез за детьми, резвящимися на площадке, внимательно следили своими глазами-окнами дома. Ох уж эти панельки, ставшие чуть ли не национальным символом. Только перебравшись в столицу, я перестал питать к ним теплые чувства. Там они казались противным рудиментом давно ушедшей эпохи. Но стоило мне вернуться сюда повидать родителей, как в душе проснулось что-то… доброе, искреннее, из детства. Эти серые стены неразрывно были связаны с летом, каникулами и жарой. Хорошие воспоминания. «И нечего их портить московскими замашками», — подумал я, затушил хабарик и щелчком отправил его в урну.
Зайдя в прохладный подъезд, я с удивлением заметил, что на закрывшейся за моей спиной тяжелой металлической двери какая-то чересчур странная ручка. Она больше походила на штурвал или вентиль гермозатвора в старых немецких подлодках. Я дернул за нее — колесо было приварено крепко. «Ну Кулибины, что угодно к делу приспособят». Решив не тратить время на медленный лифт, я рванул на пятый этаж пешком.
Родительская дверь встретила меня точно таким же поворотным колесом вместо обычной ручки. «Что у них, мода теперь такая подъездная?» — подумал я и открыл квартиру запасным ключом.
Дом встретил меня душным воздухом оставленной на лето квартиры. Родители все лето проводили за городом, так что с мая по середину сентября здесь никто не жил. Я разулся, включил вытяжку на кухне, набрал в чайник воды и поставил его на маленький огонь. До поселка отсюда было ехать часа полтора, так что раньше вечера жену, забирающую моих родных, можно было не ждать. Пусть кипятится потихоньку. Как раз к приезду Маринки с родителями будет чай.
В гостиной я привычно, как когда был школьником, подошел к книжному шкафу отца. Книги занимали большую часть пространства в тесной однушке. Но это была настоящая гордость моих родителей. «В отличие от меня», — подколол я самого себя. Суммарный возраст всех книг из этого шкафа вполне тянул на Книгу Рекордов. Отец привозил их из каждой своей экспедиции, пока не вышел на пенсию. Так что здесь всегда можно было найти, что почитать. Сунув руку поглубже, я провел пальцами по корешкам. Всю жизнь любил выбирать книгу для прочтения на ощупь. Рука дотронулась до шершавой обложки.
Вытянув том, я уселся на диван, приготовясь приятно провести ближайшую пару часов. Обложка книги была выполнена из какой-то темной сморщенной кожи. «Как будто человеческая», — мелькнула глупая мысль. Хотя, кто знает? Отец и в Африке бывал. На обложку было тиснением нанесено название «Легенды Гигахрущевки».
— Хм-м… Буквы русские. Значит Африка в пролете. Ну, посмотрим, — пробубнил я себе под нос и открыл первую страницу.
Пищеблок «Бетонная радуга»
Детство в Гигахрущевке бывает очень разным. У друзей Степы оно раскрашено в цвета некогда пестрого передника Зинаиды Ивановны — полноватой вдовы ликвидатора, присматривающей за чужой ребятней, пока их родители трудятся на заводах и фабриках-кухнях. Однако, пока друзья слушают сказки о небе и железных птицах, сам Степка трудится не покладая рук. Его детство проходит в стерильно белом цвете медицинского халата матери.
Вместо того, чтобы быть веселым мальчуганом, играющим в догонялки по коридорам, Степе приходилось быть большим и сильным, ведь папы у него не было, а маме нужен помощник. Когда она уходила в ночную смену, сосредоточенный Степка мыл и насухо протирал вафельным полотенцем посуду. Потом он деловито подметал пол, чтобы, как говорила мама, никакие «букашки-таракашки» не поселились в их ячейке. Книги и справочники, лежащие на небольшой полке, он расставлял в алфавитном, как он считал, порядке. Степа пока не знал алфавит наизусть, но верил, что скоро обязательно его выучит. Он был твердо уверен в том, что у него все получится, ведь нужно было учиться и помогать маме. «Ей тяжелее. Она — врач!» — говорил мальчуган сам себе, когда что-то не получалось. После этих слов ему всегда становилось легче.
Временами мама брала Степку с собой на работу. Посадив его в углу медблока, она шла работать, изредка поглядывая на сына. Его знал весь медицинский персонал. В свободное время медсестры и санитары рассказывали ему про разные медицинские инструменты. Степка уже знал, как пользоваться бинтом и жгутом, а с одним из докторов он договорился, что он научит его ставить укол. Все это так нравилось мальчугану, которому не было и пяти циклов, что он навсегда решил — когда вырастет, станет врачом. Как мама или тот дядя, который работает с ней в бригаде.
В отделении, где работала Степина мама, лечили всяких бродяг и «потеряшек». Зачастую, они блуждали по коридорам, забыв номер своего этажа и ячейки. Это были люди без памяти и личности, найденные случайными прохожими. У каждого из них своя история и своя боль. Обычно, пациентов забирали родственники или друзья. Но те, от кого все поспешили отвернуться, могли рассчитывать только на помощь Степкиной мамы. На нее могли надеяться те, кому надеяться уже было не на кого.
Однажды вечером, когда Степка встретил маму с работы, а теперь сидел у нее на коленях и рассказывал, что сегодня пытался сам почитать, в дверь нетерпеливо постучали. Мама отправила мальчугана на кушетку, вручила тюбик с концентратом и побежала открывать. За вентиль она взялась дрожащими руками.
За порогом стояло трое. Их темные большие фигуры отбрасывали длинные тени на пол ячейки. Одного из них Степа знал — это был главный врач маминого медблока. Он всегда ходил очень важно и осанисто. Двое других были в страшных масках с длинными хоботами. Степка поежился. Они выглядели страшно.
— Мария Александровна, только что обнаружили каких-то несчастных. Группа довольно большая: женщины с детьми, да старики, по большей части. У всех кожные нарывы и что-то с глазами. На раздражители не реагируют, бормочут нечто невразумительное. Я такого еще не видел. Вы обязаны помочь.
Мама повернулась и посмотрела на Степку грустными-грустными глазами.
— Мы Вам выдадим дополнительный паек. Партия будет Вами гордиться! — вкрадчиво продолжал главврач.
Затем он перешел на шепот. Сначала спокойный. Потом все более и более яростный. Слов было не разобрать. Он смешно размахивал руками, а Степина мама лишь кивала, опустив голову. Совсем как Степка, когда разбил мамину любимую кружку. Вдруг шепот стих. Гермодверь жилячейки закрылась. Мама подбежала к Степке и крепко-крепко обняла его.
— Степашка, ты тут побудь, ладно? — голос ее дрожал. Она говорила очень быстро. — Мне нужно полечить очень больных людей. Ты ложись спать, а я… Приду, но поздно. Так что не жди и ложись. Договорились?
— Договорились, — буркнул себе под нос Степка. Ему вдруг очень захотелось плакать и просить маму, чтобы она осталась. Чтобы этого было не заметно, он насупился.
«Ей надо. Она — врач!» — сейчас эти слова почему-то не успокаивали.
— Присмотри тут за всем, как ты умеешь! Люблю тебя, Степашка! — она быстро поцеловала его. Степка почувствовал на щеке мокрый след. Неужели он все-таки расплакался?
Гермодверь захлопнулась. В жилячейке стало очень тихо. Степа подошел к двери, повис на вентиле и с трудом повернул его. Со сдавленным шипением, затвор отрезал ячейку от остального Хруща. Мальчуган юркнул на кушетку, затих и прислушался. Но кроме его дыхания, ничего слышно не было.
Смену спустя мама не вернулась.
На второй смене постоянного одиночества он устал плакать. Голова болела, нос забился, а на рыдания никто не приходил. Теперь он лежал на кушетке и просто тихо скулил.
На четвертой смене этаж залило самосбором — сирены не переставали выть всю ночь. Перекрикивая жуткий гул, из-за закрытой двери, Степку звал знакомый ласковый голос. Но он знал, что нельзя поворачивать вентиль, пока воет сирена. «Даже если это я буду звать тебя с той стороны», — сказала тогда мама. Пытаясь перекричать рев сирен, Степка вновь забился в истерике.
На шестой смене закончился концентрат. Разбросанные по полу маленькой жилячейки тюбики образовывали страшный беспорядок. Но Степка не хотел убираться. Он теперь вообще ничего не хотел. Лишь лежал и смотрел на медицинскую сумку, которую мама второпях забыла взять с собой. «Я должен был напомнить. Это из-за меня она не вернулась», — раз за разом повторяемые фразы заставляли губы мальчугана кривиться в новом приступе плача.
Спустя семисменок после того, как Степкина мама ушла, в дверь жилячейки настойчиво постучали. Затем еще и еще. Степа не открывал. Он безучастно слушал, как за дверью кто-то сдавленно ругается. Затем совершенно безэмоционально смотрел, как дверь начали прорезать плазменным резаком. До высокого дяди в фуражке, щеки которого были гладко выбриты, а пальцы пахли кислыми сигаретами, ему не было никакого дела. Этот дядя сказал Степке, что тот поживет у него, пока мама не вернется. Когда они вышли из жилячейки, то другие дяди, в страшных масках с хоботами, приложили ладони к вискам. Поднимаясь по лестнице, Степка обернулся. Его блок уже начали заливать первыми кубометрами бетона. Но ему это уже было совершенно безразлично.
«. личным составом 516-го особого взвода ликвидаторского корпуса блок БЖ-ЭЛ-РГ-1734-АК(б) был подвергнут аварийной консервации, на основании директивы Генсека №534, часть 11, параграф 9. Основанием для консервации послужило появление в блоке недееспособных граждан с ярко выраженным агрессивным поведением. Подробная информация по инциденту содержится в отчете 64-ВО-11…»
Степан лишь горько усмехнулся. Очередная папка, которая не давала ни малейшего представления о том, что случилось в ту злополучную смену. Отчет полетел на пол, в кучу таких же многостраничных, исписанных ничего не значащими общими фразами документов.
— Недееспособные граждане с ярко выраженным агрессивным поведением, — процедил себе под нос Степан. — Партия в своем репертуаре. Топит свой страх и непонимание ситуации в болоте бессмысленных канцеляризмов.
Степан глянул на гору отчетов о событии трех-гигацикловой давности и устало потер виски. «Сколько уже сегодня было дел? Сотни две, три. Хотя, может и больше». Когда-то ему казалось, что стоит лишь получить в руки документы, как загадка развеется, все станет просто и понятно. Когда он выпускался из блока, готовившего к службе будущих сотрудников Комитета, то считал, будто в архивах этой всемогущей структуры можно получить ответы на любые вопросы. Он был уверен, что ему откроется новый горизонт знаний о ГХ, как сокращенно называли преподаватели-офицеры Гигахрущевку. Но реальность больно саданула по физиономии своей беспринципной жестокостью. За корочкой первого отчета, который он взял в архиве, не оказалось нужной информации. Второй тоже не сообщал чего-то конкретного. Третий и четвертый по счету отправились обратно на полку архива даже быстрее, чем предыдущие.
«Обезумевший чекист» — так Степана, когда-то бесконечно давно мечтавшего стать врачом и помогать людям, прозвали коллеги. Все свободное от работы время он начал проводить в архиве Комитета. Сменами напролет он изучал тексты документов и сверял их с показаниями свидетелей. Через его руки прошли тысячи листов со стенограммами допросов. Чекист запрашивал информацию даже из партийных архивов с грифом «Секретно», получая закономерные отказы, но продолжая рыть бетон в направлении истины. Он был обязан узнать, что же именно произошло в его блоке в тот злополучный семисменок. Но сколько бы рапортов о похожих инцидентах ни прочитал Степан, везде он вяз в обилии терминов, насколько подробных, настолько же и отдаленных от сути произошедшего. Каждое происшествие описывалось сотнями предложений, которые топили сознание в трясине бессмыслицы и словоблудия. Понять что-либо из таких текстов было совершенно невозможно.
«…кратковременный контакт сотрудников организационно-штатной структуры военизированного отдела Чрезвычайного Комитета Партии с агрессивно настроенными лицами, лишенными гражданского статуса и носящими объединяющее их название, позаимствованное из общепринятой обесцененной лексики, получил развитие…»
— Чернобог ногу сломит в этих дебрях. Ну кто так рапортует?
Подобные ничего не значащие слова и громоздкие конструкции нарушали все существующие правила написания рапортов и отчетов. При формировании такого текста необходимо соблюдать краткость и добиваться максимальной информативности. Но все материалы, хоть косвенно связанные с темой, интересующей чекиста, были написаны столь отвратительно, что выудить из них информацию не выходило.
Взяв наиболее свежее дело об «Агрессивных лицах, лишенных гражданского статуса», Степан открыл раздел задействованного личного состава ликвидаторского корпуса. В списке значилась добрая дюжина фамилий. С тяжелым вздохом, чекист встал и в очередной раз направился в архив.
К концу смены на его столе оказались личные дела всех, кто принимал участие в операции.
«Перестрелко Василий Ильич
Воинское звание: рядовой
Должность: стрелок-садист
Табельное оружие: Жёрнов АРД-46
Статус: демобилизован
Блок проживания: __________
Зеленов Сергей Сигизмундович
Воинское звание: рядовой
Должность: стрелок-граблист
Табельное оружие: Грабли КНТ-1/34
Статус: демобилизован
Блок проживания: __________
…»
— Хм, странно, — пробормотал Степан, листая страницы одного личного дела за другим. — Все списаны. Адреса выскоблили. Лезвием, что ли? Ну и заморочились.
Удача настигла чекиста на самой последней папке. Командир отделения, судя по личному делу, все еще числился в резерве ликвидаторского корпуса. И блок его проживания был написан черным по белому. Быстро переписав на клочок бумаги адрес, Степан одним движением сгрёб все папки в стол, второпях запер его, схватил куртку и бросился прочь из отдела. По этажам он понесся стремительно, едва касаясь ступеней. Он всю жизнь старался не задерживаться в коридорах без веской причины. Ведь самосбор не прощает медлительность.
«. таким образом, идентифицировав направленную на меня необоснованную агрессию, я незамедлительно предпринял действия, предотвращающие нанесение различных физических повреждений как мне, так и выданной в организационной штатной структуре Чрезвычайного Комитета форме. Приняв решение о направлении моего движения по ранее пройденному маршруту, но в обратном направлении, я разорвал оральный контакт с агрессивно настроенным лицом, лишенным гражданского статуса, и покинул пределы жилищного фонда, подлежащего зачистке и последующей консервации.»
Довольный собой, Степан захлопнул папку с рапортом о проведенной им полевой разведке. Дважды сменив в ручке чернила, он кропотливо и аккуратно заполнил все сорок страниц своим каллиграфическим почерком. Пока он писал, в голове его роились разрозненные мысли, не имеющие никакой связи и последовательности.
Он не думал о темном коридоре, в котором воздух был пропитан сладковатым запахом разлагающихся тел.
Он не вспоминал синее, неестественно вздувшееся лицо матери на рвано двигающемся туловище.
Он не представлял ее ледяные обескровленные губы, приникшие к его рту.
Он не ощущал вкуса черной слизи, хлынувшей в его глотку во время Первого Кормления.
Степан убрал ручку в ящик стола. Черную. На эту смену его работа была закончена. Черное. Можно было идти домой. Дома его ждала банка сочных червей. На стенах заботливо висели заточенные штыри, которые можно вонзить в плоть. Потолок был измазан в саже с Его метками. В сладком ожидании Второго Кормления он, раз за разом, шептал себе под нос молитву, которая сама собой возникла в его сознании:
«Г;р;о;т;а;н; в;р;а;п;е;к;о;н; к;а;х;а;р; М;а; С;с;а;р;а;к;ш;.; К;а;х;а;р; р;у;т; н;а;м;и;г;у;к; д;о;р;и;т;о;н;.; Ш;р;а; х;а;б;и;р; к;а;х;а;р; М;а; С;с;а;р;а;к;ш; ч;е;р;н;ы;.; С;а;д;а;п; ч;е;р;н;ы;.; Н;и;к;у;м; ч;е;р;н;ы;.; М;а; С;с;а;р;а;к;ш; ч;е;р;н;ы;.;
Кахар
Ма Ссаракш
Чернобог»
В Хруще каждому найдется занятие по его способностям. Умеешь работать руками и хочешь приносить людям пользу — держи смену на заводе по производству бетона. Не хочешь — держи двойную смену. Любишь держать в своих руках жизни нескольких человек, словно кукловод — каптерка лифтеров ждет твоей заявки. Пишешь романы? Кабинет, заваленный книгами бухучета, в твоем распоряжении. Имеешь грозный взгляд, поставленную речь и твердое желание навести порядок в бетонном мире? Ряды уборщиков будут рады столь ценному кадру. А уж если не умеешь совсем ничего, то варианта целых два: либо ликвидаторский корпус, либо руководящая должность. Тут уж как повезет.
Николай Концентренко, инженер-аппаратчик 3-Г разряда, решил когда-то не идти против своей фамилии и устроиться на завод по производству зеленого концентрата. Профессия у него была ходовая, а должность — совмещенная. Так что трудодней и положенных продовольственных талонов у него всегда было в избытке. А это как нельзя лучше способствует добросовестному труду, особенно в цеху розлива пищевого сырья в тару.
Жилка изобретателя, которая билась в Николае с самого его детства, редко когда оставляла его в покое. Оказавшись в некомфортных условиях, он сразу же начинал их неумолимо менять. После перевода его в этот цех, бригада разжилась, например, радиусным ключом, сваренным из фрагментов труб и колеса передачи. Благодаря этому смена оснастки станков стала проходить гораздо быстрее! Из ржавых листов и разобранного электродвигателя был собран простенький канальный вентилятор — в цеху существенно понизилась влажность. Не то, чтобы все это можно было окрестить технологическими чудесами, но почему-то только Николаю было не лень облегчить труд себе и окружающим. Остальные же тащили лямку трудодней с вечным нытьем и ожиданием получки — чтобы тотчас спустить ее на подпольный самогон. Николай в пристрастии к алкоголю ни разу замечен не был.
В начале очередной смены, привычно фасуя свежесваренный концентрат, Николай выключил настольную лампу и потер уставшие глаза. Света в цеху не хватало. Чтобы сделать правильный загиб тубы по ГОСТу, приходилось щуриться и постоянно вглядываться до рези в глазах. Либо штамповать сотни изделий за смену, половина из которых возвращалась назад с участка приемки — количество брака было колоссальное.
— Мужики, вы как еще не ослепли? — спросил Николай, повернувшись к остальным аппаратчикам.
— А у нас тут текучка кадров. Полтора гигацикла работаешь и дальше собственного носа уже все «плывет». Зато отправляешься на пенсию и, вуаля, целыми сменами плюешь в потолок, — весело ответил кто-то из работников.
— Угу, а потом всю жизнь дорогу перед собой палкой простукиваешь, чтобы стены лбом не собирать, — пробурчал Николай. Ослепнуть на четвертом гигацикле жизни ему не хотелось. В его голове начал зарождаться план.
Спустя семисменок он забарабанил в дверь начальника производства перед началом смены. Открыли ему не сразу. Кряхтя и недовольно бубня, хромающий старик открыл ему дверь и указал на место у стола. Других работников он к себе не пускал, но из-за колиных побрякушек, у него были самые высокие показатели выпуска продукции в кластере. Так что проигнорировать такого сотрудника старик не мог.
— Давай, выкладывай. Что твой котелок сварил на этот раз?
— В моем цеху невозможно работать.
— Это я слышу от тебя каждый раз после перевода на новый участок, — хохотнул начальник производства и хлопнул себя по коленям. — Ладно, вещай.
— В помещении нет нормального света. Да и даже при хорошем освещении, глаза — не идеальный прибор. Из-за этого получается много брака. По моим наблюдениям, приемка возвращает назад около тридцати пяти процентов тюбиков. Пара аппаратчиков большую часть времени заняты только тем, что исправляют косяки предыдущей смены.
— Ничего. Научатся! За пять-шесть циклов все становятся профи, а потом…
— А потом еще через пять циклов они ослепнут к чернобожьей матери, — оборвал его Коля. — И всю оставшуюся жизнь будут сидеть на иждивении кластера вместо того, чтобы работать. А тем временем показатели производства вновь упадут, пока новое поколение не освоится. Угадал?
— Ну, знаешь ли… — старик почесал затылок и отвел взгляд. Все было в точности так. — Не все так драматично, но…
— Проблема, так или иначе есть. Правильно?
— Давай-ка я тут вопросы буду задавать! — разозлился начальник производства. Он чувствовал себя школьником, попавшимся на вранье. — Показатели — мое дело. Не твое. По делу скажешь че-нибудь?
Вместо ответа, Николай молча положил на стол большой лист бумаги. На нем был какой-то рисунок.
— И что это?
— Решение Вашей… то есть нашей, — поправил сам себя Николай, — проблемы. Вернее, эскиз этого решения.
— А конкретнее? Я руководитель, а не инженер. Тут без пол-литра не разберусь.
— Это тубонаполнительная машина. С помощью сжатого воздуха и электричества, она будет фасовать концентрат в автоматическом режиме. Мне нужны материалы, чертежи некоторых изделий из Вашего личного архива конструкторской документации и двадцать четыре семисменка времени.
— Сколько-сколько? Полцикла? Документы? Хренова туча материалов? И все это ради какой-то игрушки, которая заменит парочку людей? Иди ты к Чернобогу, Коль. Честно.
— Я прошу многого, знаю. Но, поверьте, результат Вас впечатлит. Я сделаю ее очень производительной.
— «Очень» — понятие, как говорится, эмпирическое. Сколько она в смену сможет нафасовать? У нас десять аппаратчиков, каждый делает по 500 туб за смену. Твоя железяка хоть одного заменить сможет?
Николай довольно усмехнулся и наклонился над столом, чтобы старик поймал каждое сказанное им слово.
— А вот здесь и начинается самое интересное: этот агрегат будет делать 2000 изделий в час. С учетом работы на нем неопытного аппаратчика.
Из кабинета начальства Николай бодрой походкой сразу же направился в заводской архив. Во внутреннем кармане у него лежал ключ от закрытых секций с документами и целая кипа подписанных разрешений на выдачу дефицитных материалов и изделий. Впереди было полцикла напряженной работы.
Шесть графиков изнурительного труда пролетели за один миг. Даже выделенных руководством материалов порой не хватало. Николай всячески выкручивался и докупал некоторые детали за собственный паек. Он постоянно ходил по цехам других предприятий, договаривался, убеждал и подкупал, чтобы ему выточили необходимые части механизмов. Ночами стоял за станком в цеху механической обработки, выпросив ключи у сторожа. С нижнего этажа ему пришлось протянуть линию сжатого воздуха прямо через бетонные перекрытия. Две смены ушли только на то, чтобы ради пары гибких трубок пробить железобетон в несколько метров толщиной. Работа затягивалась там, где должна была пройти гладко. Но идеей постройки машины загорелись даже работники завода. Многие оставались после своих смен, чтобы подсобить безумному изобретателю. Прямо перед завершением, выяснилось, что у завода не хватает подведенной мощности. Пришлось срочно прокладывать новый кабель от подстанции двумя этажами выше. Это удалось сделать всего за смену — на помощь пришел каждый аппаратчик цеха. Иногда казалось, что успеть воплотить задуманное в какие-то полцикла невозможно. Но, в жуткой спешке и нехватке всего, чего только можно, Николай совершил настоящее чудо. Его проектом вдохновился каждый, кто был рядом. И только совместными усилиями вчерашних разгильдяев и пьяниц, которые еще пару графиков назад мечтали лишь поскорее выйти на пенсию, агрегат был достроен в срок. В объявленную смену, посреди цеха, полного работников, одобрительно похлопывающих Николая по плечу, состоялось торжественное открытие установки автоматического розлива УАР-31Б «Старатель».
Под взглядом комиссии из руководства завода, Николай подошел к машине для ее первого запуска. Он повернул десяток вентилей, и по сотне гибких трубок, хитро проходящих сквозь стальные детали, с громким шипением заструился сжатый воздух. Стрелки манометров подскочили в красную зону. Открылся автоматический клапан сброса избыточного давления. Короткое громкое шипение, и приборы показали — давление системы стабильно. Оставалось только повернуть тумблер подачи питания на агрегат. Николай взялся за красный рычажок.
— А не ****ет? — крикнули сзади.
— Не должно, — отрезал Николай и щелкнул выключателем.
«Старатель» сильно дернулся. Индикаторы ожили, озарив цех разноцветным сиянием. Неожиданно громкий предупредительный гудок заставил всех вздрогнуть. Взревел компрессор, выводящий машину на рабочее давление. Со скрипом пришел в движение поворотный стол. «Забыл смазать». Посадочный стакан с тарой подъехал к дозатору, выровнялся ориентатором по фотометке и…
… получил впрыск дозы съедобного концентрата. Вслед за ним подъехал следующий тюбик, за ним еще и еще. Ни одна капля драгоценной массы не пролилась мимо. Скоростная фасовка началась успешно. Цех за спиной Николая взорвался овациями.
— Коля — голова! А котелок-то выварил! Вот теперь заживем! — слышалось отовсюду.
На плечо инженера легла тяжелая ладонь директора завода.
— Смотри только, чтобы работала без косяков. Завтра же запускай в штатном режиме. В жилячейке у тебя какая квадратура?
Услышав ответ, директор хохотнул и протянул Николаю руку.
— Обеспечим тебе человеческие условия, будь спокоен! И разряд тебе повыше дадим. Скажем, 1-Н, для начала. Чтоб посолиднее было.
Это была победа. Крепкое рукопожатие закрепило громкий успех. Под неутихающий гул работников, комиссия удалилась из цеха. Смущенно отмахиваясь от поздравляющих его коллег, Николай взял толстую папку с накопившейся документацией по проекту и положил ее в железный ящик рядом с аппаратом.
«Перед полноценным запуском проверю все еще раз. В свою писанину заглянуть лишним не будет. Тем более, все равно еще инструкцию писать, пусть пока здесь все полежит», — подумал Николай и запер ящик на замок, спрятав ключ во внутренний карман.
Для надежности.
В какой-то момент инженер сбился со счета, какое гигастроение оставил позади. Имя, номер родного этажа и жилячейки давным-давно выветрились из его памяти. В голове инженера пульсировала лишь цель. Он знал, что ищет и как поступит, когда найдёт. А почему он это делает и что послужило причиной — уже было неважно. Инженер перестал даже пытаться узнать о местонахождении Хранилища у случайных людей. Его, как он думал, вело возмездие, а оно не может ошибиться. Но такие мысли часто приходят в голову для оправдания своей безумной одержимости.
Однако, время от времени, все же приходилось идти на контакт с другими жителями, чтобы укрыться от самосбора. Изобретатель стучал в гермодвери с просьбой впустить его, но ответом, чаще всего, служила полная тишина. Но ему и не требовалось согласие жителей жилячеек. Зарядив батареи протезов и съев весь найденный концентрат, инженер оставлял позади себя лишь безвольные тела с перебитыми позвоночниками и искореженные гермодвери.
Наученный горьким опытом, когда навстречу попались ликвидаторы, инженер начал покидать ячейки, едва смолкали сирены. Этого было достаточно, чтобы скрыться на лестнице до подхода отрядов зачистки. Но, в обмен на драгоценное время, изобретатель получал горы слизи, бесформенные тела и непонятные отростки под ногами, через которые приходилось переступать.
Переждав в кое-как запертой ячейке очередной самосбор, инженер привычно выскочил в коридор и, повинуясь чутью, спустился на два лестничных пролета вниз. Этаж, на который он попал, выглядел покинутым. На полу не было слизи, как будто и не было никакого самосбора. Шаги в коридоре эхом разлетались вокруг. Не обращая внимания ни на что, изобретатель прошёл по коридору, завернул за угол, пересек небольшой открытый пятачок и вдруг… Нет, не увидел. Пока только почувствовал. Из глубины коридора, в котором не работало освещение, потянуло ласковым теплом. Инженер прибавил шаг. Теперь появился и мутный свет. Странно, что его не было видно раньше. Робкие лучи дарили покой и уверенность. Они словно подхватили инженера и повели его сквозь неуютный мрак и сырость Гигахрущевки. Не в силах больше плестись и экономить силы, он перешёл на бег трусцой, с трудом переставляя ноги под тяжестью стальных протезов и свинцовых батарей.
Неожиданно, будто из ниоткуда, из сияния возникла гермодверь. Она была заперта, но инженер точно знал, что он должен ее открыть. Не важно зачем. Не важно, что за ней. Он должен это сделать. Привычно вставив стальные пальцы в едва заметные щели между дверью и стеной, он начал выламывать переборку. Электропривод взревел, работая с максимальным усилием. Таких крепких дверей изобретателю еще не встречалось. В момент, когда уже показалось, что все, сталь не поддастся, дверь распахнулась. Легко и спокойно, будто и не была заперта. Инженер хотел подумать об этом, но не успел. Он замер, устремив взгляд вперед.
На него обрушилась сокрушительная волна света и тепла. Лицо обдало свежим воздухом, какого никогда не существовало в вентиляции Гигахрущевки. Изобретатель сделал шаг вперёд, переступив через порог и вдруг понял, что под ногами больше нет бетона. Вокруг распахнулось безграничное голубое пространство с клубами чего-то белого и воздушного. «Облака», — вспомнил инженер картинку из дедушкиной энциклопедии. Вдруг налетел порыв ветра, подхватил изобретателя и понёс вперед и вверх – навстречу свету и теплу. В лицо его бил воздух, который он никогда не вдыхал – свежий, несущий запах разнотравья и летнего зноя. Значения этих слов были ему неизвестны, но они возникали в голове сами собой, из неизвестных доселе закоулков памяти. Об этом некогда было задумываться. Он летел. Парил, то разрезая прохладную взвесь облаков, то вновь выныривая под бережные лучи света.
Вдруг картинка немного дрогнула – на глазах появились слезы. Возникли и тут же потекли щедрыми ручьями. Искренняя влага без боли утраты и жалости к себе. Ветер сдувал слезы счастья, но на их месте выступали новые. И душа от них вдруг начала петь и жадно дышать жизнью, словно делая это впервые.
— Как же хорошо! — закричал сквозь плач Николай, вдруг вспомнив своё имя.
Он понял, что наконец счастлив. По-настоящему, без условностей и внутренних противоречий счастлив, вопреки тому мраку, который пришлось пережить. Мимо него, в этой круговерти, пролетали книги, чертежи, картины и многое-многое другое. Николай протянул руку и поймал один из томов. «Аккумулятор литиевый повышенной емкости».
— Да это гениально! — воскликнул инженер, пролистав чертежи.
Разжав пальцы, он схватил попавшую в поле зрения папку. «Покрытие полиуретановое стеклонаполненное слизестойкое».
— Во химики дают! — восторженно протянул Николай. — Да это же и есть… Хранилище! Я нашёл! Нашёл!
Инженер прислушался к себе и понял, что в нем не осталось злости. Вся эта чёрная гниль, скопившаяся в нем и толкавшая вперед столько времени, вышла вместе со слезами, оставив после себя спокойную пустоту, постепенно заполняющуюся тихой радостью. Николаю стало невообразимо тесно в замызганном кителе и грязной майке. Он взялся руками за свои лохмотья и легко разорвал их. Теперь ничего не стесняло движение его рук… Рук. Рук! Живых! Теплых! Своих! Вместо протезов вновь красовались здоровые руки! Вместе с ужасными стальными протезами исчезла и боль, ставшая вечным спутником инженера. Николай рассмеялся от радости. Теперь не было никаких барьеров. Плевав на все, он еще быстрее понесся вперед.
Вперёд…
И ввысь…
@@@
— Гы! На орла похож, — пошутил ликвидатор. Голос его глухо доносился через переговорную мембрану костюма химической защиты.
— Твою же ликвидаторскую дивизию, Серый. Достал уже твой юмор! Че вообще за орлы?
— Ну птицы такие. В энциклопедии вычитал.
— Ботаник, блин.
Лежащий на полу труп и правда отдаленно напоминал птицу. Стены тупикового коридора были в глубоких рытвинах. Словно человек у ног ликвидаторов, в последние мгновения жизни пытался процарапать себе дорогу прямо сквозь бетонную стену. Сейчас же в стальных пальцах его протезов были намертво зажаты собственные рёбра. Крови вокруг не было. Бушующий самосбор всегда уносит живительную влагу с собой.
Ликвидаторы мялись, не решаясь приступить к протоколу. Даже бойцам отряда зачистки Последствий редко приходится видеть, чтобы человек сам разорвал свою грудную клетку.
— Не понимаю, как это вообще возможно?
— Даже не заморачивайся, — ликвидатор положил ладонь, затянутую в резиновую перчатку, на плечо своего молодого напарника. — Не пытайся понять самосбор. Не выйдет, только мозги вскипят.
— И как мы с ним… Сжигаем, как тех, из вскрытой ячейки?
— Да, как и… Хотя-я, — протянул более опытный ликвидатор, — он вроде свежий еще. Да и слизи вокруг нет. Давай культяпки его стальные чикнем, сдадим на металл, прибыль пополам. А тело на переработку. Сырья много не бывает.
— Ох-х… Ладно, слизь с тобой, Серый. Будь, по-твоему.
Спустя некоторое время, завод по производству зеленого концентрата впервые за сотни циклов, остановил цех фасовки продукта в тару. Как потом написали в отчете, в загрузочный бункер попал какой-то твердый фрагмент. Вместе со смесью, он оказался в дозаторе, который из-за этого заклинило. Двигающиеся валы мгновенно смяли пневмоцилиндры. Каскад поломок в считанные мгновения превратил УАР-31Б «Старатель» в груду бесполезного металлолома. Не вовремя подоспевший аппаратчик Дима Жижов слишком поздно щелкнул тумблером аварийной остановки оборудования.
Без чертежей с сопутствующей спецификацией, восстановить станок оказалось невозможно. Вызванные из инструментального цеха инженеры лишь покачали головами – взяться за это они бы не согласились даже под угрозой расстрела. Покопавшись в дозаторе, они лишь смогли извлечь из него некий металлический обломок, по форме отдаленно напоминавший человеческий зуб. Записав в отчет причину поломки, они сдали его начальнику производства и спешно ретировались. В конце смены план работ был скорректирован – отныне фасовка концентрата вновь будет осуществляться вручную.
Начальник производства с сожалением посмотрел на испорченный агрегат и тяжело вздохнул. Жестом он подозвал пару ребят с гидравлическими тележками и кивнул в сторону склада.
— Законсервируйте это, на всякий случай.
С этими словами он развернулся и пошёл прочь, даже не подозревая, что своим приказом устроил первые в истории Гигахрущевки похороны.