Что такое сороковые годы
Сороковые годы
«Выражение: «сороковые годы», «люди сороковых годов», не редко употреблялись и теперь еще употребляются для обозначения того усиленного интеллектуального движения, которое началось и действовало в Москве, совпадая с тем периодом времени, когда попечителем Московского учебного округа был граф С. Г. Строгонов (1835-1847). Вторым выражением Писемский даже озаглавил один из своих романов, к сожалению, весьма неудачный…»
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Сороковые годы предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Выражение: «сороковые годы», «люди сороковых годов», не редко употреблялись и теперь еще употребляются для обозначения того усиленного интеллектуального движения, которое началось и действовало в Москве, совпадая с тем периодом времени, когда попечителем Московского учебного округа был граф С. Г. Строгонов (1835-1847). Вторым выражением Писемский даже озаглавил один из своих романов, к сожалению, весьма неудачный. Необходимо заметить, что означенное движение не ограничивается в точности десятилетним периодом. Странно думать, что оно началось именно 1-го января 1840 и завершилось 1-го января 1850 года. Можно если угодно назвать это пространство времени выдающимся пунктом культурного прогресса, но начало его восходит к предыдущим годам нашего столетия, а последствия его раскрываются в течение последующих, частию изменяясь, а частию и заменяясь другими движениями или веяниями.
Второе замечание относится к отрицанию особенного значения сороковых годов в нашем культурном прогрессе. По мнению некоторых журнальных статей, сороковые годы стоят на одном уровне с предшествовавшими им и следовавшими за ними. В доказательство приводятся свидетельства представителей того времени (например, И. С. Аксакова), что общественное положение нисколько не изменялось к лучшему. Рассуждать таким образом значит иметь ложное понятие о тех эпохах, которым присвоено название выдающихся, прогрессивных, и которым принадлежат времена Перикла, Августа, Людовика XIV, наконец век просвещения — XVIII-й век. Последний, пожалуй, окажется наиболее худшим, так как народ был погружен в невежество, в высших сферах господствовали крайние злоупотребления, разврат и ханжество, да и самые светила философии не отличались достаточным нравственным цензом. Однако-ж, никто не сомневается в исторической важности указанных эпох. Дело не в том, как жили те или другие субъекты в эпоху прогресса, а в самом прогрессе и его последствиях, — в тех новых началах, которые он кладет для серьезного умственного развития и нравственного улучшения, для более точного, правдивого самосознания, как для отдельных лиц, так и целых масс. Чацкий — один среди людей минувшего века, но он уже усвоил иной образ мыслей, которому предстояло торжество. И. Киреевский, в статье по поводу постановки «Горя от ума на Московской сцене», высказал пустоту жизни москвичей, их равнодушие ко всему нравственному и умственному, но в то же время он представил и исключения, т. е. людей, которые развивают в себе чувства возвышенные с правилами твердыми и благородными.
Усиленное стремление московского юношества к более серьезному образованию ведет свое начало, по моему мнению, с двадцатых годов, когда профессор М. Г. Павлов, по возвращении из-за границы, открыл свои лекции сельского хозяйства и минералогии. Он первый дал студентам понятие о господствовавшей в то время философии Шеллинга, или, точнее, о применении этой философии к естествоведению одним из его последователей — Океном. Новизна взглядов, мастерство их изложения в логическом и стилистическом отношениях сильно действовали на слушателей и, кроме того, привлекали в университет постороннюю любознательную молодежь из наиболее просвещенных семейств высшего московского общества. Между этими юношами, поступавшими на службу преимущественно в московский архив иностранных дел и потому прозванных «архивными», особенно выдавался князь В. Ф. Одоевский своею любовью к высшему знанию, к так называемой трансцендентальной философии. Он устроил у себя в доме философское общество, которое посещалось его товарищами по службе и по образу мыслей, а в 1824 году издавал сборник «Мнемозину» для ознакомления читателей с философией Шеллинга. В нем помещено несколько статей Павлова и самого издателя: последнему принадлежат отрывки из истории философии и по эстетике, основанной на идеях Шеллинга и долженствовавшей положить конец французским, лжеклассическим эстетическим понятиям, представителем которых в то время был профессор Мерзляков.
Новые органы журналистики содействовали с своей стороны университетскому влиянию. Кроме сборника «Мнемозина», в двадцатых годах явились «Телеграф» (Н. Полевого), «Московский Вестник» (Погодина), «Европеец» (И. Киреевского). Даже дряхлеющий «Вестник Европы» значительно обновился, благодаря сотрудничеству Н. И. Надеждина. По своим направлениям и содержанию, эти новые периодические издания в Москве взяли перевес над таковыми же петербургскими.
Потребность серьезного учения возрастало более и более. В тридцатых годах философия Шеллинга уступила свое место философии Гегеля, которая заинтересовала кружок любознательных студентов, преимущественно историко-филологического факультета, собиравшихся у их товарища Н. Ставкевича. Главными лицами этого кружка были К. Аксаков, Катков, Ключников, Белинский. Последний, по незнанию иностранных языков, своим знакомством с немецкой эстетикой и с немецкой поэзией, преимущественно с Шиллером, много обязан Станкевичу, в своих беседах разъяснявшему сущность той и другой. В университете лекции Н. И. Надеждина, профессора теории изящных искусств, сильно влияли на молодежь, равно как и основанный им журнал «Телескоп» вместе с листком «Молва», в котором Белинский выступил как критик, уже подготовленный к своему делу беседами с Станкевичем и лекциями Надеждина. Наконец, в тридцатых же годах развилось так называемое славянофильство, занимающее весьма почетное место в истории нашего самопознания. Основателями и разъяснителями этого учения были А. Хомяков, К. Аксаков, И. Киреевский и (позднее) Ю. Самарин.
Другое важное достоинство графа Строгонова состояло в том, что он радел о замещении вакантных кафедр свежими, капитально образованными силами. Из среды студентов, оканчивающих курс, он покровительствовал тем, которые желали посвятить себя ученому званию, и содействовал отправлению их за границу для усовершенствования в той науке, на кафедру которой они желали поступить. При нем явились в Московском университете такие личности, как Грановский, Соловьев, Катков, Леонтьев, Кудрявцев, Буслаев…
В сороковых годах Московский университет мог похвалиться приобретением новых профессоров, молодых и талантливых, умевших поднять уровень высшего научного образования и возбудить в студентах не только любознательность, но и нравственные чувства стремления к благородным идеалам. Таковы были Грановский, Крюков, Соловьев, Катков, Леонтьев, Кудрявцев, Вуслаев. Петербургские журналы «Отечественные Записки» и «Современник», органы европеизма, открыли новую эру периодической прессы, равно как главный сотрудник их Белинский своими статьями открыл новую эру высшей литературной критики. Противовесом этих журналов служили в Москве представителя славянофильства — «Москвитянин» и отдельные сборники. Тогда же выступили многие литературные таланты, относящиеся к школе Пушкина и Гоголя, как их последователи: явление, подобное романтической школе у немцев с её представителями — Тиком и двумя братьями Шлегелями, или романтической школе во Франции с её представителем В. Гюго. Целая плеяда даровитых беллетристов, с Тургеневым во главе, быстро заполонила внимание и любовь публики. Имена их известны теперь всем и каждому: Гончаров, Майков, Некрасов, Григорович, Фет, Полонский, Достоевский, Писемский, Салтыков (Щедрин), Островский, граф Л. Толстой… Об них-то, равно как и о других лицах, известных в нашей литературе и науке и с которыми выпало мне счастие познакомиться втечение трех десятилетий (30-50 годов), хочу я поговорить в моих записках. Большинство их сошло в могилу и лично не было известно со временному поколению. Посмотрите: в «Воспоминаниях» А. Я. Головачевой-Панаевой, из тридцати трех писателей осталось только двое (Е. Ф. Корш и граф Л. Н. Толстой), а из артистов (актеров), если не ошибаюсь, не осталось ни единого. Какая богатая жатва смерти! какой бедный процент долгоденствия!
Хронология. Сороковые годы ХХ века («Сороковые – роковые…»)
— Перед Отечественной войной преподобный Лаврентий Черниговский пророчествовал о будущем России («За то, что все делается не по закону, да и в праздники, то все стрясется и сгорит. А потом откроются монастыри, и люди будут каяться и молиться, и Господь по Своей милости даст немного времени, чтобы пополнить число отпавших ангелов»), о процветании России, о третьей мировой войне.
— «Обручение в монастыре» («Дуэнья») Прокофьева, премьера балета «Ромео и Джульетта».
— Концерт для скрипки Хачатуряна.
— В Большом театре состоялась премьера оперы Вагнера «Валькирия» в постановке Сергея Эйзенштейна.
1941
— Россия: к 1941 году из 300 епископов осталось на свободе трое. С 1917 по 1940 год разгромлено 1222 монастыря. Из 77000 церквей осталось действующими 150 и ни одной обители.
— После допросов и пыток расстрелян Священномученик Сергий Мечев (прославлен в 2000 году).
— 6 апреля немецкие и итальянские войска заняли Югославию. Католик Анте Павелич назначен Гитлером ее управляющим. Массовое истребление сербов. Главный помощник Павелича, католик Миль Будак, согласно сообщению газеты усташи «Novi List» за июнь 1941 года, сказал: «Мы убьем одну часть сербов, другую часть выселим, а оставшихся мы заставим принять католическую веру и таким образом будем делать из них хорватов… мы должны быть страной хорватов… мы примем любые методы, чтобы сделать эту страну хорватской и очистить ее от сербов». 750 тысяч сербов убиты за четыре года.
— Оправившись от многодневной депрессии, Сталин обратился к стране по-Православному, как обращаются священнослужители: «Дорогие братья и сестры».
— Пророчество преподобного Серафима Вырицкого перечеркнуло планы Гитлера. В речи 16 июля Гитлер говорил, в частности: «Финны хотят Восточную Карелию, но они не получат Кольского полуострова, который мы оставляем себе. Они также требуют район Ленинграда: я снесу до основания Ленинград и отдам им территорию». Заняв Вырицу, немцы, наслышанные о святом прозорливом старце, пришли к нему с вопросом об исходе войны. Старец ответил: «Санкт-Петербурга вы никогда не возьмете. Мы Православная держава. Вера сейчас гонится, но через некоторое время снова возродится».
— Будущий Митрополит Гор Ливанских Илия во время войны ушел в затвор для молитвы о России. Явившаяся ему Пресвятая Богородица открыла условия, при которых Россия победит. Условия, о которых через Русскую Православную Церковь было сообщено Сталину, были выполнены им, после чего последовал перелом в войне. Богородица поведала и о том, чьими молитвами помилована Россия. Среди этих невидимых миру подвижников веры Пречистая первым назвала преподобного Серафима Вырицкого (1865-1949). 1000 ночей прозорливый старец, болевший ногами, простоял на камне в молитве о спасении России.
— В Германии при начале войны запрещено исполнять музыку русских композиторов (в СССР немецкая музыка окружена почтением).
— Седьмая симфония Шостаковича.
— Вернер фон Браун запустил первую ракету большой дальности Фау-2.
— В Чикаго проведена управляемая цепная реакция.
— «Гаянэ» Хачатуряна.
— В Германии объявлен призыв женщин на военную службу.
— И. Ильин: «Поющее сердце. Книга тихих созерцаний».
— Пророчество преподобного Серафима Вырицкого:
Пройдет гроза над Русскою Землею.
Народу русскому Господь грехи простит,
И Крест святой Божественной красою
На Божьих храмах снова заблестит.
Открыты будут вновь обители повсюду,
И вера в Бога всех соединит,
И колокольный звон всю нашу Русь Святую
От сна греховного к спасенью пробудит.
Утихнут грозные невзгоды,
Своих врагов Россия победит,
И имя русского великого народа,
Как гром, по всей вселенной прогремит!
— «Игра в бисер» Гессе.
— «О себе», заметка Б.К. Зайцева (1881-1972): «Странным образом революция, которую я всегда остро ненавидел, на писании моем отозвалась неплохо. Страдания и потрясения, ею вызванные, не во мне одном вызвали религиозный подъем. Удивительного в этом нет. Хаосу, крови и безобразию противостоит гармония и свет Евангелия, Церкви… Как же человеку не тянуться к свету?»
— Не проведены XIII Олимпийские игры.
— «Дракон» Е. Шварца.
— «Золушка» Прокофьева.
— США сбросили две атомные бомбы на японские города Хиросиму и Нагасаки.
— П. Спенсер запатентовал первую микроволновую печь.
— «Повесть о жизни» Паустовского.
— Пятая симфония Прокофьева.
— Девятая симфония Шостаковича.
1946
— «Железный занавес».
— Постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград».
— Публичная демонстрация работы первого электронного компьютера.
— В газете «Правда» публикуется статья «Сумбур вместо музыки», в которой жесткой критике подвергается творчество композиторов С. Прокофьева и Д. Шостаковича.
— «Триумфальная арка» Ремарка.
— (1946-55) «Доктор Живаго» Б.Л. Пастернака (1890-1960).
— Начало строительства гигантских московских высоток. Они преобразили вид города. Триумф победной, мощной, грозной для врагов вертикали сочетается с подчеркиванием отечественных традиций (вплоть до прямых «цитат» венчающих частей зданий, в которых угадываются зубцы и башни Кремля). Триумф вертикалей противостоит западной архитектуре, предпочитавшей тогда функциональные горизонтали. Высотки стали образцами для вновь возводимых зданий (чередование пилястр и вертикальных рядов окон, сложные раскрепованные карнизы, башенные надстройки без функционального значения, скульптуры, круглые живописные плафоны, обелиски, аттики из пятиконечных звезд, вазы в виде снопов пшеницы).
— Найдены Кумранские тексты.
— Изобретенная Э. Лендом камера «Поляроид» позволила получить черно-белые фотографии через одну минуту.
— «Доктор Фаустус» Т.Манна.
— «Каждый умирает в одиночку» Ганса Фаллады.
— «Орфей» Стравинского.
Что является критерием определения годов в десятилетии?
Продолжение
Конечно простым людям было тяжело определить когда заканчивался один год и начинался следующий, поэтому первые календари основывались на 27-и дневном цикле Луны. Это число уж очень красиво делилось на три и поэтому неделя состояла из девяти дней. Можно подумать что это уже не актуально, но и сегодня мы поминаем своих усопших на девятый день, а наши детки переживают за судьбу Иванушки- дурачка, очередной раз отправленного на погибель, в тридевятое царство.
Написал я это для того, что бы стало ясно, хотя десять цифр были придуманы очень давно и прижились среди людей, но мы люди столько насочиняли и придумали, а также запутали себя и всех остальных. Создано большое количество систем измерения, единиц измерения и к этому добавился человеческий фактор. Поэтому очень тяжело искать ответ на вопрос: «Как правильно?»
Не минула эта судьба и летоисчисление. Казалось бы чего проще, назначить точку отсчета и единицу измерения. Но человечество придумало много разных календарей: иудейский, восточный, японский, индийский, майя, древнегреческий, юлианский, григорианский, мусульманский, славянский.
Так существовало около 200-от версий календаря от «сотворения мира» и по указу Петра I Россия с 7208 года шагнула в 1700 по юлианскому календарю. Но и он оказался астрономически не точным и в 1918 г. мы перешли на григорианский. Разница между ними постоянно увеличивается и на сегодня составляет 13 дней. Что служит камнем преткновения между католиками и православными.
Вы уже поняли, что с числами, мы люди, не дружим. Поэтому нет ничего абсолютно правильного. Можно говорить о правильности только для конкретного времени и конкретного населения. Обратимся к Гуглу.
Итак, если мы говорим: 20-ые, 30-ые. 90-ые. Это значит, что имеется в виду 20 век и годы идущие после числа 20, 30. 90. Например: 1925,1938. 1999. Для дат с 01 по 19 годы, своего названия не существует. Можно лишь уточнить, что это первое или второе десятилетие. Можно так говорить и о другом веке, но нужно уточнять. Например: двадцатые годы, девятнадцатого века (1820-1829). Но это все справедливо только для нас, ныне живущих. Как только счетчик 21 века отмотает годы за 30 лет, то наши потомки спокойно смогут называть «двадцатыми» годы своего века, то есть с 2020-2029гг. Нет ничего постоянного.
Значение слова «сороковой»
Источник (печатная версия): Словарь русского языка: В 4-х т. / РАН, Ин-т лингвистич. исследований; Под ред. А. П. Евгеньевой. — 4-е изд., стер. — М.: Рус. яз.; Полиграфресурсы, 1999; (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
СОРОКОВО’Й, а́я, о́е. 1. Числит. порядк. к сорок. С. день. С. по счету. Сороковые годы (от 40-го по 49-й год какого-н. столетия). 2. То же, что сорокаведерный (простореч.). — Шампанское стаканами тянул. Нет-с, бочками сороковыми. Грибоедов.
Источник: «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова (1935-1940); (электронная версия): Фундаментальная электронная библиотека
сороково́й
1. имеющий номер между тридцать девятым и сорок первым
Делаем Карту слов лучше вместе
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать Карту слов. Я отлично умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я обязательно научусь отличать широко распространённые слова от узкоспециальных.
Насколько понятно значение слова портшез (существительное):
Синонимы к слову «сороковой»
Предложения со словом «сороковой»
Цитаты из русской классики со словом «сороковой»
Понятия, связанные со словом «сороковой»
Так называемые «артисты одного хита» (англ. one hit wonder), также «группа одного хита», «чудо одного хита», «певец/группа-однодневка» или «певец одной песни» — языковое клише, которым часто обозначают исполнителя или музыкальный коллектив, наиболее известного только одним хитом в его исполнении.
Что такое сороковые годы
В последние годы молодые неофашисты с криками «Хайль» все чаще разгуливают по улицам наших городов, но беспокоит ли это нас так, как должно было бы беспокоить? Нет. Дело то не в молодчиках в фашистской форме, а в обществе, которое создало почву для появления таких людей. Давайте возьмем вину на себя, а не будем перекладывать ее только на них. Кто воспитывал этих юнцов, кто ими занимался, кто уделял им внимание, кто их учил? Как их учили? Почему Германия, которая была к нацизму ближе, чем мы, сейчас не знает таких проблем? Почему там неофашисты пикнуть не могут, а у нас, в обществе, которое победило фашизм и частично еще сохранило живую память о войне, это возможно? Кто виноват? Мы сами. Нас одолело равнодушие. Мы будто забыли, чем обернулась «коричневая чума» для всего мира – и для советских людей в первую очередь каких-то шесть десятков лет назад.
А для того, чтобы не забывалось, мы решили дать слово очевидцам фашистских злодеяний. Все эти рассказы — о захвате гитлеровцами нашего города.
Теодор Драйзер.
Мария Григорьевна МАТКОВА (12.04. 1925г.)
Многие молодые соотечественники, наверное, не знают, что на самом деле немецкие войска зашли неожиданно в город 8 октября 1941 года около 12 часов пополудни. В это время большая часть населения была на работе. Узнав страшную весть, люди с криками «Гитлеровцы в городе!» в панике оставляли рабочие места. Ужас предстоящего гнал каждого из нас домой. В один миг остановилось все производство. Страх перед неизвестностью заставлял некоторых идти на мародерство: опустошались магазины, продуктовые склады, амбары, колхозные коморы. Мариупольцы боялись повторения голодомора 30-х годов. Никто не знал, насколько долго задержатся фашисты в городе. Свой основной штаб они разместили в старом здании нынешнего Приазовского университета. Оттуда и пошли новые указы и требования.
В первую очередь они распространялись на лиц еврейского происхождения. Каждый из них должен был пройти регистрацию, в обязательном порядке на груди носить вышитый знак отличия – шестиконечную звезду Давида. Тяжелые испытания выпали на долю этого народа. В глубоких противотанковых рвах фашисты беспощадно расстреливали ни в чем не повинных людей, не жалея при этом ни детей, ни стариков. Таким же методом гитлеровцы расправлялись с цыганами, греками, татарами, комсомольцами и коммунистами, с теми, кто отказывался сотрудничать с оккупантами. Я помню, мой отец, Григорий Кириллович Дулиенко, рассказывал, что трупы сваливали в кучу, тела громоздили на тела. Мертвецы лежали полуодетыми, все с непокрытыми головами, только одна молодая женщина — в сползшей на лоб фетровой шляпке. Рядом с ней лежал вихрастый чернявый мальчишка в ватнике с вышитой шестиконечной звездой, живот его был разворочен, кровь залила внутренности и смешалась с землей. Многие не решались подойти к трупам. За происходящим зверством наблюдали издали. Лишь только к вечеру, когда фашистские палачи покидали места казни, очень тихо люди подходили к погибшим. Каждую минуту кто-нибудь узнавал своих близких. Матери — сыновей, дети – родителей, жены припадали к телам мужей.
Надо сказать, что город наш, как и сейчас, был многонациональным. Рядом с нами по улице Коммунаров (Новоселовка) проживали греки, цыгане, немцы, поляки. Жили все дружно. Вопрос происхождения никого не волновал. Ходили друг к другу в гости, вместе шли на работу, делили сообща радости и горе. На соседней улице проживала большая оседлая цыганская семья. Молодой красивый цыган стал ухаживать за моей подругой Валентиной Барановой. Дружба переросла в глубокие чувства, и, несмотря на запреты родителей, они поженились. Как-то ночью гитлеровцы забрали их семью в штаб, расположенный в ОШ № 38, оттуда – в следственный изолятор. С ними ушла и Валя. Узнав о том, что она украинка, ее отпустили. Надежды на то, что любимый останется в живых, не было. Переполненная отчаянием и горем девушка не знала, что делать. Оставалось лишь одно – любыми путями попасть в изолятор, еще раз увидеться с мужем и с ним умереть. Что она только ни предпринимала. Подходила к воротам изолятора с криками оскорблений в адрес фашистов, всячески пыталась туда попасть. С третьей попытки ей это удалось. В рождественское утро 1942 года их расстреляли вместе, так, как она хотела. Еще много лет мариупольцы помнили эту историю. Она стала легендой и передавалась из уст в уста.
Мои молодые годы выпали на этот страшный период голода, разрухи, потери близких, безызвестности, предательства, но, несмотря на это, жизнь наша продолжалась. Мы, как и прежде, работали, помогали и поддерживали друг друга, расставались и любили. Так, в период оккупации я встретила своего будущего мужа, Ивана Ефимовича Маткова. Пережили войну, встретили Победу, участвовали в восстановлении сожженного врагом Мариуполя, воспитывали детей, внуков, сейчас появились правнуки. Вместе мы уже 63 года. Тяжелые годы сороковых мы вспоминаем часто, не приведи, Господь, повторения.
Елизавета Федоровна АСЛАНОВА (9.02. 1937г.)
Моя бабушка по отцу была мангушской гречанкой. Так случилось, что в 1941 году, во время отступления, Советская армия проходила через Мангуш, как раз по улице, где жила бабушка. Когда она увидела солдат — ободранных голодных мальчишек, по возрасту младше ее сына, ушедшего в армию еще в Финскую войну, тут же принялась за дело. Прямо во дворе растопила маленькую печку, поставила на огонь в казанке все оставшееся у нее масло, а сама, наспех замесив из последней муки тесто, принялась стряпать чебуреки (у греков это блюдо называется чир-чир) с той начинкой, которая была в доме. Бабушка жарила чебуреки и кормила красноармейцев, давала им еду с собой. Те пытались заплатить ей деньги, она не брала. «Ешьте, сыночки, на здоровье». Это продолжалось до тех пор, пока все домашние запасы не иссякли. Что бабушкина семья ела потом и, вообще, как они выжили при немцах, я не знаю. Скажу одно: мой отец, ее сын, прошел всю войну практически без ранений и в составе музвзвода промаршировал в 1945-м по Красной площади. Иногда мне думается, что своей такой неслыханной щедростью в 41-м и в годы последовавшего голода, моя бабушка Соня выпросила-таки у Бога счастливую долю для своего ребенка.
На подступах к Мариуполю, октябрь 1941-го…
Хотя мне в 1941 году было только 4 года, я до сих пор ярко ощущаю то напряженное беспокойство, которое царило в воздухе Мариуполя, когда с боями отходила Красная армия. Над двором пролетел самолет, и бабушка Дуня сказала: «Это последний, наш, заблудился, наверное». Потом наступила жуткая тишина, по-моему, даже животные насторожились в ожидании чего-то страшного. Тишина полностью поглотила наш двор, дети льнули к матерям и бабушкам, а те, казалось, уменьшились, сжавшись в тягостном ожидании неизвестности. И вот рев моторов, разрезав звенящую тишину, принес к нам во двор следующий период войны – оккупацию. Все, что я помню, – это страх перед невиданными военными в страшных черных плащах и касках с небольшими рожками, говорящих на странном «гавкающем» языке. И еще запомнилось постоянное урчание в желудке и ощущение взрослости, с которым я готовила скудный ужин к маминому приходу и присматривала за 3-х летней сестричкой.
Дом наш стоял по ул. Апатова, чуть ниже старого здания института. Где-то в этом районе был расположен немецкий штаб, поэтому у нас на квартире стояли только офицеры. В этом нам повезло. Мама моя, чистокровная украинка, из тех, которым «все равно, на каком ухе тюбетейка», пережившая расстрел братьев во время революции, голодомор в 30-е, была женщиной закаленной и достаточно бесстрашной. Новую власть не боялась, быстро выучив немецкий язык, она по своей привычке резала квартирантам правду-матку. Так, например, она как-то сказала соседскому ефрейтору, что немецкие солдаты много свистят, это плохая примета, так они эту войну просвистят. Ефрейтор накричал на нее, на том и закончилось. Потом его полк пошел вперед, а после Сталинграда, когда немцы уже отступали, этот же ефрейтор жил у нас на квартире и, вспомнив про свист, сказал, что, возможно, мама была права.
К концу лета 1943 года в немецких войсках ощущалось беспокойство. У мамы на работе был сотрудник, как-то связанный с подпольем. Он, зная, что наш отец воюет, иногда рассказывал маме о событиях на фронте. Поэтому само по себе отступление немецкой армии для нашей семьи не было такой уж неожиданностью, но то, в какой форме оно пройдет, не мог предугадать никто.
Бабушка тут же сориентировалась: прибежав во двор, она собрала детей и взрослых работоспособного возраста и спрятала их в нашем доме. Дело в том, что у нас в центре дома между парадным и черным ходом была крохотная глухая комнатушка с окном, выходящим в соседний двор. Туда спрятались люди, и бабушка закрыла вход шифоньером. Во дворе остались только бабушка, она взяла на руки крохотного Бориса, моего двоюродного брата, он еще не мог ходить.
Как только мы спрятались, во двор пришло несколько фрицев. Они приказали бабушке открыть все сундуки и подвалы. Я помню, как долго немец что-то перебирал в том шифоньере, которым была загорожена дверь в наше укрытие. В комнате было много народа, много детворы по два – три года. Все стояли неподвижно. Нам никто этого не говорил, но мы, дети, понимали, что даже неосторожный вздох может привести к гибели целого двора, всех наших родственников и соседей. Я представляла, что растворилась в темноте нашей комнатки: я – это стены, тахта, пол, я не умею говорить, не умею дышать, меня вообще нет.
Через некоторое время в воздухе запахло гарью. Бабушка открыла нас и сказала: двор горит, спасайтесь. Мама перевязала нас с двоюродным братиком бабушкиными теплыми платками, дала сумки с документами. «Дети, бегите в балку, если все будет хорошо, я вас найду». И мы побежали в наше тайное место, туда, где прятались, когда играли в «казаков-разбойников». Этот хитрый тайник был скрыт деревьями, а двор оттуда был как на ладони. Я видела, как горит мой родной дом, как мама вынесла швейную машину, шубу и пошла еще за чем-то, но тут немец-поджигатель пустил в ее сторону предупредительную очередь. Мама плюнула в его сторону и убежала во двор к соседям. Что мы тогда чувствовали? Страх, безысходность и злость. Нет, мы не плакали, мы были взрослыми людьми.
Наш дом сгорел дотла. Остался только дальний угол, в нем висела старая бабушкина икона.
И опять настала тишина. Звенящая, всепоглощающая. Но она уже не пугала, как раньше, а наоборот, была какой-то праздничной и торжественной. Вдруг – женский крик: «Наши!». И люди, люди, вылезающие из-под руин и окопов, – счастливые, веселые.
По нашей улице, где совсем недавно гарцевал на белой лошади немецкий офицер, шла тяжелая артиллерия, шли наши солдаты – уставшие, в копоти, но счастливые и гордые. Откуда только взялись цветы. Было море цветов и огромное количество людей, как на первомайской демонстрации. Боже мой, как мы любили этих чумазых дядечек и их страшные машины, разбившие и без того плохую дорогу на нашей улице.
Воздухом победы было пропитано тогда все вокруг. И пусть нам нечего было есть и негде было жить, и грядущие холода беспокоили маму, мы были счастливы, потому что жили на своей земле. Освобождение Мариуполя принесло в наш дом еще одну радостную весть – долгожданное письмо от отца. Он был жив-здоров и любил нас по-прежнему.
Это было в доме отдыха завода «Тяжмаш», тогда его по старинке называли «Белая дача». Моя тетя Василиса там работала озеленителем, а мама ей помогала. Мы, их дети, были рядом. Дом отдыха пострадал от бомбежки, в руинах мы играли в прятки. Мой брат увидел красивую елочную игрушку, застрявшую в щелях пола. Рассматривая и передавая друг другу, мы понесли нашу находку мамам. К маминому счастью, этот подарок до них не дошел. Нас увидел сторож, глянул на наш трофей и побелел от страха. Это была «лимонка», а колечко, за которое мы собирались вешать «игрушку» на елку, оказалось чекой. Сколько еще таких «игрушек» унесли жизни тех, кто не воевал…
Материал подготовили Елена КЕНИГ и Лилия ГИДНЕЙ.