Что такое соц консерватизм

Почему социальный консерватизм?

Общая консолидирующая нацию идеология России сегодня — социальный консерватизм (в терминах С.Ю. Глазьева — социально-консервативный синтез, в терминах Русской доктрины — динамический консерватизм). Это — эволюционный путь развития с опорой на прошлый опыт и с учётом важнейшей для России идеи справедливости.

Образ-идея страны, образ государства напрямую связан с цивилизационной и национальной идентичностью.

Россия относится к типу стран, которые не просто претендуют на сильные позиции в мире с политической точки зрения, но и формируют в себе и вокруг себя особый культурноисторический тип развития, создают ценностно-идейные пространства со своими историческими идеалами и глобальными проектами. То есть Россия — это страна-цивилизация. Нам исторически и культурно близка Европа, в то же время понятен менталитет Востока, но при этом у нашей культуры есть своё устойчивое ядро. Поэтому Россия может быть уникальным мостом и осью для Евразийского континента, обеспечивающим ему мир и баланс сил.

Традиционная роль России в мире — роль удерживающего, Катехона.

В мире разворачивается сейчас новая гонка за доминирование, мир на наших глазах вновь всё больше становится биполярным.

Гипотеза Фукуямы о конце истории и переходе мира к однополярной конструкции, как и следовало ожидать, оказалась несостоятельной, но, по большому счёту, мы и не приближаемся, как мне кажется, к модели полицентричного, многополярного мира, который был бы гораздо более приемлемой для нас конструкцией. В этой новой конфронтационной биполярной конструкции ошибочным было бы, на мой взгляд, пытаться встроиться на правах младшего партнёра в один из этих полюсов. Один раз уже пробовали, и не просто не получилось, а мы получили ещё и кучу затрещин, даже несмотря на такое рыщущее, с горящими глазами желание стать частью этого Запада, жертвуя даже какими‑то своими иммунитетами и суверенитетами — нас там не ждут и хотят, чтобы мы откровенно сдались. Я боюсь, что нас ждёт ровно такая же судьба, если мы попытаемся присоединиться к другому конкурирующему полюсу.

Необходимо бороться за подлинную многополярность мира. В частности, путём выстраивания «третьей силы» по аналогии с бывшим Движением неприсоединения в составе государств, дорожащих своим суверенитетом и независимостью, претендующих как минимум на региональную субъектность и не желающих быть лишь придатком того или иного глобального гегемона. Россия могла бы выступить инициатором такого движения, такого третьего центра силы.

Далее, говоря о государстве. Государство в России не просто система политических институтов или «набор сервисов», «наёмный управленец», от которого отделены личность и народ. Исторически Россия является государством-цивилизацией, и государство воспринимается обществом как самостоятельная ценность, как защитник и гарант порядка и развития. В своём отношении к государству российское общество является патерналистским — что определяется его ориентацией на модель государства-семьи. Россияне мало склонны к массовому участию в аналогичных западным структурах гражданской самоорганизации в виде общественных объединений, союзов и т.п.

Русские и другие народы, населяющие Россию, не представляют себя вне собственного государства, это сложившаяся форма существования нации. Такая сверхроль государства ничуть не противоречит часто складывающейся в реальности ситуации отчуждения человека от государственной машины и её конкретных неэффективных, а порой и абсурдных проявлений. Напротив — россияне предъявляют к государству и власти сверхтребования именно потому, что власть в России в глазах народа имеет почти сакральный характер, и эти требования выходят далеко за рамки технического обеспечения работы тех или иных институтов — административной, судебной системы и пр. От власти и государства ждут большого проекта, стратегического видения, обеспечения социальной справедливости и развития. Снижение доверия к государству, вызванное дискредитирующими действиями представителей власти, в России, как правило, является куда более опасным для стабильности и устойчивости страны, чем внешние угрозы или экономические трудности.

Модель общества

У нашей страны есть уникальный опыт: мы не в теории, а на практике знаем все плюсы и минусы как социалистической, так и капиталистической экономической и социальной модели. России нужно построить такое общество и такую экономику, где было бы возможным сочетание интересов разных социальных слоёв и групп, но при этом все были бы объединены общей идеей, понимали бы, что делают общее дело, строят одну страну и своё будущее связывают именно с ней.

Почему социальный консерватизм?

Россияне в основной своей массе сущностно консервативны — и это подтверждают все профессиональные социологические опросы, включая самые свежие. Выясняется, что 2/3 населения не хотят революций, не хотят болезненных сломов — не в силу приписываемой нашему народу сервильности и терпеливости, а осознавая на уровне очень глубокой народной мудрости, что подобные сломы будут окончательно самоубийственны для страны и народа. И это свидетельствует о гармоничности социального консерватизма для российского менталитета. Консерватизм россиян проявляется, прежде всего, в том, каким они видят идеал общественного устройства и общественного развития.

Различные идеологии видят этот идеал по‑разному.

— Либерализм абсолютизирует личные свободы и интересы и, как следствие, считает естественным столкновение этих интересов («война всех против всех»); разрешение этих противоречий происходит через рынок и соблюдение «правил игры» (формальное право); государство и общественные институты воспринимаются как нежелательный, но неизбежный компромисс («государство — ночной сторож»). Либеральный идеал общественного устройства — борьба индивидуализмов, борьба личностных эгоизмов, которая, по большому счёту, не должна ничем сдерживаться, кроме удержания нас на грани убийства себе подобных, и не более того.

— Лево-социалистический идеал связан с идеями формального, статистического равенства, достигаемого механистическими методами и процедурами. Абсолютизация равенства определяет негативное отношение социалистического сознания ко всем видам иерархий.

В отличие от них консерватизм основан на примате идей братства, родства. Это не механистический взгляд на общество и не негативистский взгляд на общество как просто на сумму индивидуумов. Социальный идеал консерватизма выражает себя в максиме: народ, нация — это Большая Семья. Консерватизм — это идеология общего дела на общее благо. Это идеология солидарности, то есть единства народа, его интересов, целей, задач, моральных стандартов, предполагающая первостепенную роль фундаментальных неразрывных связей в обществе, объединяющих его в единое целое. Эти родственные отношения самоопределяют и личность в этой модели. Через братскую любовь, через любовь к своим ближним проявляется общественная сущность человека.

В идеале государство, бизнес и общество должны функционировать как единый живой организм или музыкальная симфония, где у каждого своя роль и свои важные задачи.

Консерватизм предполагает ценностную идентичность общества.

Среди ценностей, имеющих ключевое значение для России, главные — справедливость и солидарность. Справедливость почему‑то многие относят к левым идеям. На мой взгляд, узурпация здесь невозможна. Русский консерватизм, основанный на православной цивилизации, на общинном строе народа, на понимании русской правды, видит в справедливости одно из стрежневых для себя понятий. Иными словами, это не атрибутика левой или правой идеологии. Справедливость выступает как идеал социальной правды. Общество, построенное на принципах справедливости и солидарности, вовсе не означает запрос на тоталитарный уравнительный коллективизм, что часто приписывают русским несведущие «эксперты». Напротив, это идеал государства как семьи, где существует естественная иерархия, где более сильные и старшие заботятся о слабых и младших, где существует взаимовыручка, взаимные обязательства и братское согласие. Поэтому, несмотря на уже десятилетия прививаемого либерального социального дарвинизма, когда слой сверхбогатых и приближённых к власти элит ведёт себя как новая каста или новое сословие, абсолютно отделённое от всех остальных, а городскому среднему классу предлагают так же «классово» обособиться от провинциальных и бедных россиян, общество упорно сопротивляется и, даже будучи де-факто втиснутым в рамки социальной сегрегации, отказывается принимать эту схему как правильную и справедливую. Россияне не хотят жить в государстве, где «человек человеку волк».

Соборность и общинность народа — не синоним стадного коллективизма. Стремление к солидарности подразумевает не насильственное, а добровольное и сознательное объединение для решения общенациональных задач, совместный труд на уровне общего дела. Идеал солидарности — это единство народа и государства, когда в политическом устройстве народ не чувствует себя отчуждённым от принятия решений, а в экономическом устройстве страны её ключевые ресурсы и инфраструктура являются общенародной собственностью и работают на благо всех, а не избранных собственников.

Таким образом, солидарность общества в России неразрывно связана с социальной справедливостью, понимаемой отнюдь не как уравниловка, а как равные возможности для всех, защита слабых и ответственность сильных, определяющей социальный статус каждого в зависимости от реальных достижений и заслуг перед обществом.

Сегодня в обществе наблюдается высокий уровень консолидации по вопросам положения России в мире, гордости за отечественную историю, науку, спорт, армию. Однако есть то, что, напротив, вызывает у россиян глубокое неприятие — несправедливость существующего экономического уклада.

Глубокий раскол современного российского социума во многом обусловлен явно гипертрофированным, уродливым уровнем неравенства, когда одна часть общества ищет смысл своей жизни в бесконечной гонке гламурного потребления, а другая находится в состоянии перманентной борьбы за физическое выживание.

С 1990 по 2018 год индекс Джини (показатель распределения доходов по всем группам населения) вырос в России с 0,24 до 0,401, а децильный коэффициент (отношение доходов самых богатых 10% населения к доходам самых бедных 10%) возрос с 8 до 14,5. Это официальные данные, а если использовать экспертные оценки, то ситуация гораздо хуже. Но даже по официальным данным, с точки зрения распределения доходов российский показатель более чем в 1,6 раза превышает значения, рекомендованные ООН, а эти рекомендации основаны на оценках рисков социальных конфликтов и возникновения социальной напряжённости. В соответствии с «антирейтингом» МВФ и Всемирного банка по индексу Джини наша страна находится в «приятном» соседстве с Кот-д’Ивуаром, Сенегалом, Бурунди и Кенией.

Отдельно отметим проблему распределения активов, а не доходов в России. В этом отношении ситуация в нашей стране не имеет мировых аналогов. Индекс Джини по накопленному богатству в Российской Федерации совершенно запределен и составляет, по разным подсчётам, от 0,83 до 0,88 (важно иметь в виду, что предельное — гипотетическое — значение индекса может приближаться к единице, что означает абсолютное неравенство, когда всё богатство сосредоточено у 10% населения, и Россия уже близка к этой гипотетической ситуации). По данным Credit Suisse за 2019 год, 10% самых богатых россиян владеют 83% совокупного благосостояния.

По данным Global Wealth Report за 2019 год, на долю самых богатых 1% россиян приходится 58,2% всех личных активов в России. Это позволило маркировать Россию как страну с самым высоким имущественным неравенством среди 40 наиболее экономически значимых государств мира. Российский показатель сравним лишь с «банановыми республиками», где все ресурсы находятся в руках элитных кланов.

Модель социальной рыночной экономики на Западе иногда ещё называют «обществом двух третей». С таким обществом закономерно связывают стабильность — социальную, экономическую, политическую. Мы же у себя в стране умудрились построить «общество двух третей наоборот». Если в развитых странах две трети населения приходится на средний класс, то в России две трети населения — бедняки.

Россия превращается в общество с зашкаливающим уровнем неравенства, где есть фактически только бедные и богатые, а прослойка среднего класса исчезающе мала. Изза гипертрофированного социального и имущественного расслоения, поляризации общества по уровню благосостояния, доходам и активам граждане всё острее ощущают несправедливость экономической и социальной системы в России. Как прожиточный минимум, так и минимальные пенсии и зарплаты находятся на запредельно низком уровне, на уровне физического выживания (а нередко — и ниже этого уровня). У пятой части работающих доход ниже прожиточного минимума, существует позорный для нашего государства феномен бедности работающих квалифицированных специалистов. Формирование общества без устойчивого класса «среднедоходного» большинства приводит к ситуации, которую лучше всего можно описать термином «неофеодализм» — узкий слой сверхбогатых и основная масса бедных.

В такой модели общества любые призывы к развитию будут отторгаться. Вместо чувства причастности к общему делу, объединяющих общих интересов, атмосферы заинтересованности в конечных результатах совместных усилий она закономерно порождает всеобщее отчуждение, чувство безысходности и бесполезности какой‑либо активной жизненной позиции и напряжения воли во имя достижения общенародных целей, которые воспринимаются как иллюзорные.

Радикальное снижение существующего уровня неравенства — императив, непременное условие гармонизации общественных отношений, дальнейшего движения вперёд.

Преодоление гипертрофированного неравенства и курс на модель «социального партнёрства» гарантируют преодоление в обществе взаимной ненависти и классовой розни, решают задачу обеспечения социальной безопасности.

Модель экономики

Оптимальная модель — преимущественно самодостаточная многоукладная экономика с максимально замкнутым воспроизводственным циклом.

Модель открытой экономики, равно как и идею о встраивании в чужие цепочки создания стоимости следует отринуть как ложную и вредную для России. Россия в силу своих размеров (и территории, и набора ресурсов, и численности населения) — одна из немногих стран мира, которая должна в большей мере ориентироваться на квази-автаркию, развитие с опорой на собственные силы. В последние годы эта идея становится всё более актуальной (санкции, пандемия, усиление протекционизма развитых стран, торговые войны и пр.). Делать это надо в рамках развития евразийской интеграции, то есть через создание защищённых, гарантированных рынков сбыта для российских производителей и их партнёров по объединению. Сами рамки евразийской интеграции необходимо значительно раздвинуть за пределы постсоветского пространства, имея в виду включение в объединение других крупных игроков, таких как Иран, Индия, Турция и др.

Россия в последние тридцать лет стремительно теряет свою долю в мировой экономике. Это следствие того, что российская экономика развивается темпами существенно более низкими по сравнению со среднемировыми. Сами эти среднемировые темпы вовсе не являются столь уж высокими — Россия вполне может в течение длительного времени устойчиво обеспечивать свой экономический рост темпами, значительно превосходящими среднемировые.

Для этого необходимо отказаться от навязанных нам догм «вашингтонского консенсуса», от неолиберальных методов экономической политики (бюджетной, денежнокредитной, торговой и т.д.), доказавших свою неэффективность и губительность. Воспользоваться опытом стран Восточной и ЮгоВосточной Азии создания высокоэффективных и динамично развивающихся экономик, вспомнить свой собственный опыт (реформы Менделеева — Витте, опыт ГОЭЛРО, советских первых пятилеток), взвешенно оценить, что из этого опыта может быть успешно применено в современных условиях.

Необходим инициированный государством Большой проект — проект модернизации, структурной перестройки российской экономики, освоения и благоустройства собственной территории.

Необходимо программирование развития на уровне центральной власти на основе стратегического планирования (здесь новые возможности, которые предоставляет цифровизация, технологии BigData и другие, позволяют вывести стратегическое планирование и контроль результатов на совершенно иной качественный уровень), а также раскрепощение инициативы регионов и местных уровней власти через пересмотр налогово-бюджетных принципов в пользу большей региональной самостоятельности.

Необходимо сотрудничество на благо России государства с национально ориентированным отечественным предпринимательством.

Предъявив образ будущего, отвечающего народным чаяниям, и Большой проект развития, государство создаст основу для формирования нового общественного договора и подлинно солидарного общества.

Необходимо оживление политического поля как альтернативы фейкам «технократии». Реально действующие институты и политические партии должны быть средством выражения и проводниками интересов различных социальных групп, а политическое поле и парламент — местом поиска баланса этих интересов. Сегодня конструкция политического пространства в России не выполняет эту функцию.

Главной задачей создания живой, функционирующей политической системы в России должно стать возвращение в политику смыслов. Основная беда нашего времени — его тотальная фальшь. Сам класс современных политиков и политтехнологов деидеологизирован. России нужны партии, которые одновременно могли бы предложить ценностно обоснованную и теоретически проработанную повестку большого масштаба, и вступить в дискуссию о судьбах политических идей (левой, консервативной и либеральной) в современном мире, возникновении новых политических смыслов и новой политической философии.

Вместо бесконечных убого пропагандистских телешоу об Америке и Украине в медийном пространстве были бы куда полезнее дебаты представителей различных политических и общественных сил о решении насущных вопросов развития российской экономики, культуры, социальной сферы.

Российскую политическую систему можно превратить в механизм обратной связи и поиск общественного консенсуса. Цель такого консенсуса — эволюционное развитие и недопущение сценариев стихийного сноса власти в очередной революции. Власть и общество должны научиться общаться в форме здорового диалога, а политическая система и парламент должны быть механизмами этого общения. Так можно будет заключить реально работающий общественный договор между властью, обществом и бизнесом.

Сумеет ли такая система сформироваться в ближайшее время? Если оставаться на позициях реализма, то следует признать, что этого может и не произойти. Желательны, конечно, эволюционные преобразования, но нужно всегда иметь в виду, что законы выживания неумолимы — та система, которая утрачивает способность к необходимым изменениям, сама приводит себя к краху.

Если живое политическое поле в России начнёт формироваться, одной из наиболее нужных сегодня обществу политических сил должна была бы стать партия, представившая новые политические координаты вне право-левого дискурса. Объединяющая консервативные ценности — на основе цивилизационной идентичности, не противодействующие новому, а позволяющие стране и обществу развиваться с учётом имеющегося цивилизационного багажа, — и социальную справедливость в экономическом и социальном устройстве при активной роли как государства, так и отечественного бизнеса.

Нажмите «Подписаться на канал», чтобы читать «Завтра» в ленте «Яндекса»

Источник

Либеральный и социальный консерватизм

«Либеральные меры и сильная власть».В отличие от США и Великобритании в большинстве европейских стран пересмотр классической консервативной идеологии на рубеже XIX-XX вв. не мог быть связан с усвоением ультралиберальных идей. Этому препятствовали и культурные традиции, и влияние конфессионального фактора, и сохранение немалой общественной роли традиционных средних слоев, а также родовой аристократии. Обновление идеологии консерватизма оказалось связано здесь с формированием двух особых реформаторских доктрин – либерального консерватизма и социального консерватизма.

Либеральный консерватизм – это умеренно-реформистская идеология, которая получила распространение в начале ХХ в. в условиях «ускоренной модернизации». Ее политическим выражением стали реформы С. Витте и П. Столыпина в России, Дж. Джолитти в Италии, Х. Гогенлоэ и Б. фон Бюлова в Германии.

Идеология либерального консерватизма не подвергала сомнению ценность человеческой свободы и прогресса цивилизации, необходимость экономических и социальных реформ, развития гражданского общества и правовой государственности. С достаточно жесткой критикой либеральные консерваторы выступали против охранительного реакционного консерватизма. Так, русский философ Николай Бердяев, проделавший в своих воззрениях эволюцию от «легального марксизма» к либерально-консервативному персонализму, утверждал: «Консерватизм невозможен потому, что ему нечего охранять… Консерваторы наши превратились в настоящих нигилистов и поддерживают заговор против всякого творчества в жизни… Наш старый консерватизм окончательно превратился хулиганство, проповедуя убийства и разбой».

Поддерживая реформаторское обновление общественной жизни, либеральные консерваторы одновременно выступали против его доктринерского, искусственного насаждения. Реформы, по их мнению, должны носить лишь прагматичный, ситуативный характер, преследовать вполне конкретные цели и не противоречить национальным, культурным, религиозным устоям. «Путаница в наших понятиях, – рассуждал К. Кавелин, – происходит главным образом из-за того, что мы, зная отсутствие у нас условий политической свободы в европейском смысле, ее ищем, придумываем разные способы создать ее, и никакие неудачи не раскрывают нам глаза».

Характерно, что идея национальной самобытности не выдвигалась либеральными консерваторами в противовес «западничеству». Они рассматривали любую нацию в качестве органического сообщества, объединенного исторической памятью, традициями и особой «национальной душой», а не договорными и прагматичными отношениями.

Считая современные реформы продолжением исторически-самобытного национального развития, либеральные консерваторы отводили государству ключевую роль в их осуществлении. Центральная власть рассматривалась ими как институт, способный не только противостоять революционным смутам, но и привнести в реформаторскую идеологию истинные ценности, строгую преемственность и общенациональные приоритеты. Кредо либерально-консервативного этатизма емко выразил русский правовед Борис Чичерин: «Сущность охранительного либерализма состоит в примирении начала свободы с началами власти и закона. В политической жизни лозунг его: либеральные меры и сильная власть – либеральные меры, представляющие обществу самостоятельную деятельность, обеспечивающие права и личность граждан, охраняющие свободу мысли и свободу совести, дающие возможность высказаться всем законным желаниям, – сильная власть, блюстительница государственного единства, связующая и сдерживающая общество, охраняющая порядок, строго надзирающая за исполнением закона, пресекающая всякое его нарушение, внушая гражданам уверенность, что во главе государства есть твердые руки, на которые можно надеяться, и разумная сила, которая сумеет отстоять общественные интересы и против напора анархических стихий и против воплей реакционных партий».

Теория элит.Этатистская направленность в особой степени была характерна для либерально-консервативной мысли в Германии и Италии. Именно в этих странах в первой трети ХХ в. сложилось особая концепция государственной власти, получившая название теории элит. Ее родоначальниками стали Гаэтано Моска, Вильфредо Парето, Макс Вебер и Роберт Михельс. Теория элит была призвана доказать, что любое общество делится на управляющее меньшинство («политический класс», по определению Моска) и управляемое большинство. Политический процесс происходит только в качестве перехода власти от одной элиты к другой. Борясь за власть, элиты используют самые разные средства для мобилизации масс и привлечения их на свою сторону.

С точки зрения теории элит характер политического процесса в условиях демократии мало отличается от иных форм правления. Демократизация означает лишь более активное идеологическое манипулирование массами без применения прямого насилия. Сама идея свободы есть выражение борьбы элит. «Свобода мыслить, наблюдать, судить людей и явления… возможна только в тех обществах, где различные религиозные и политические течения борются за власть, – утверждал Моска. – Это же условие в сущности необходимо для достижения того, что обычно называют “политической свободой”, другими словами, достижения максимально возможной, учитывая несовершенство человеческой природы, степени свободы в отношениях между управляющими и управляемыми».

Анализируя особенности современного общества, авторы теории элит приходили к выводу о дальнейшем усилении роли «правящего класса». Р. Михельс назвал эту тенденцию «железным законом олигархии». Он указывал на быстрое расширение задач государственной власти, повышение требований к профессионализму и компетенции управленцев, политизацию общества в условиях крупномасштабных реформ. Но главная причина наступления олигархии заключается в поведении самих народных масс. Михельс утверждал, что «человек массы» отличается «политической индифферентностью, некомпетентностью, потребностью в руководстве и чувством благодарности вождю и лидеру, потребностью их почитания, стадностью». Борясь за демократические свободы, массы сами выдвигают вождей и отдают им всю полноту власти.

М. Вебер отмечал, что для общества, совершающего быстрый переход от традиционного уклада к совершенно новым принципам социальных отношений, особую важность приобретает личная харизма представителей элиты. «Харизма есть великая революционная сила в связанных традициями обществах, – писал Вебер. – Харизма может быть преобразованием изнутри, которое, будучи рожденным из нужды или воодушевления, означает изменение главных направлений мышления и действия при полной переориентации всех установок ко всем отдельным формам и к “миру” вообще…. Харизматическое господство представляет собой сугубо личностное социальное отношение». Современную политическую систему, основанную на харизматичности «партийных вождей», Вебер называл «плебисцитарным господством» и считал переходным типом демократической государственности.

«Величие нации».Если становление идеологии либерального консерватизма было связано с попытками адаптировать традиционное политической мышление к процессу либеральных реформ, то формирование социального консерватизма являлось прямым вызовом либеральным ценностям. Государственнические настроения либеральных консерваторов отражали опасения «революционных смут» и стремление противопоставить единство государства нарастающей децентрализации общества. Социальные консерваторы, напротив, видели в самом государстве эпицентр народной жизни, носителя важнейших этических начал, выразителя социальных интересов всех классов и сословий.

Первые шаги к становлению идеологии социального консерватизма были сделаны в Великобритании и Германии еще в XIX в. Выдающийся английский политический деятель Бенджамен Дизраэли разработал концепцию «торийской демократии» – классовой гармонии, основанной на патриотизме, империализме и социальном реформизме. Патриотические чувства и имперское «величие» рассматривались им не в качестве средств манипулирования массами, а как выражение подлинного «духа нации», не имеющего классовых и сословных границ. Дизраэли также призывал к возрождению национального единства с помощью патерналистской поддержки беднейших слоев со стороны богатых, укрепления роли самого государства в общественной жизни, «оздоровления» общественных нравов под влиянием церкви.

Имперская экспансия и социальный патернализм под эгидой сильного государства стали краеугольными камнями политики германского канцлера Отто фон Бисмарка. В объединенной «железом и кровью» Германии пышно расцвели националистические, имперские, пангерманские настроения. Бисмарк всегда подчеркивал, что объединить нацию могут лишь великие цели, «всеобщий гнев», а также независимое правительство, действующим вопреки как «случайным голосованиям большинства», так и «влиянию двора и камарильи». Бисмарк отстаивал идеал государства, свободного от междоусобной борьбы партий и идеологического доктринерства любого типа. «Я придаю, – говорил Бисмарк, – второстепенное значение тому, какова конституция – либеральна ли она, реакционна или же консервативна… Бывают времена когда нужен либеральный режим, бывают времена, когда необходима диктатура».

Критика классовой конфронтации, многопартийности и политизированного профсоюзного движения, борьба за освобождение государства от давления корпоративных интересов и сплочение нации во имя «великих целей» стали «визитной карточкой» социального консерватизма. Эти идеи вполне соответствовали умонастроениям эпохи «заката Европы» и поддерживались представителями самых разных социальных слоев. Но в дальнейшем они вошли в политический арсенал фашизма и на долгое время были дискредитированы в глазах общественности. Лишь во Франции в середине ХХ в. сложилось влиятельное политическое течение социально-консервативного типа – голлизм.

Шарль де Голль являлся лидером французского Сопротивления в годы Второй мировой войны и его обращение к идеям патриотизма, надклассовой солидарности и «величия Франции» не воспринималось в качестве возрождения фашизма (впрочем, немало англо-американских политологов первоначально считали именно так). Голлисты неизменно апеллировали к идеям демократии, но отрицали их либеральную трактовку. Господство многопартийности и парламентаризма, по их мнению, ведет к коррозии государственной власти, утрате органического единства государства и нации. В противовес «режиму господства партий» де Голль предлагал вернуться к прямой демократии, при которой и парламент, и глава государства должны быть избранниками народа, должны «получить свой мандат непосредственно от народа». Преобладающие полномочия главы государства должны были стать гарантией главенства общенациональных интересов.

Превращая принцип величия Франции в основу государственной политики, голлисты были далеки от традиционного национализма и, тем более, шовинизма. Франция воспринималась ими как особый организм, обладающий собственными интересами, целями, жизнью, помимо интересов и жизни отдельных граждан, как вневременное сообщество всех поколений французов, живших в прошлом, и тех, кто будет называть себя французами в будущем. Таким образом, голлизм соединил в себе традиции классического бонапартизма с органическим консерватизмом Ж.де Местра и идеей Нации-Республики, восходящей к воззрениям Ж.Ж. Руссо, Ж. Дантона и Ж. Клемансо.

Американский консерватизм «после 11 сентября».Идейное наследие социального консерватизма оказалось очень актуальным на рубеже XX-XXI вв. Не апеллируя напрямую к воззрениям де Голля или Бисмарка с их ярко выраженной «французской» и «германской» направленностью, современные американские, английские, итальянские, российские консерваторы используют во многом те же аргументы, те же стратегические установки. В центре консервативной мысли остается идея органического единства общества, исторически и культурно обусловленный национализм, приоритет духовных ценностей, в том числе конфессионального характера.

Показательна эволюция американского консерватизма на протяжении последних лет. Поражение в президентской кампании 1992 г. и восьмилетнее президентство демократа Б. Клинтона заставило руководство Республиканской партии отказаться от идей либертаризма и неоконсерватизма. На выборах 2000 г. Дж. Буш-младший выступил с программой, которую в автобиографии назвал сострадательным консерватизмом. «Я убежден, что консервативная философия – это философия сострадания, освобождающая каждую личность для максимальной реализации своего потенциала», – утверждал Буш. – Наша страна должна быть процветающей. Но процветание должно иметь цель – надо сделать так, чтобы американская мечта затронула каждое готовое к этому сердце. Цель процветания – это никого не оставить в стороне. никого не оставить позади».

В ходе выборов 2000 г. большое внимание уделялось теме национального единения американцев, пробуждения их «национального духа», укрепления национальной идентичности. После трагических событий 11 сентября 2001 г. эти идеи оказались особенно значимы. Америка оказалась захлестнута волной патриотических настроений. Несмотря на очень сомнительные результаты развязанной Дж. Бушем «антитеррористической войны», идеи «ответственности за судьбы мира» и «американской исключительности» стали преобладающими в умонастроениях американского общества. «В начале нового тысячелетия американские консерваторы приняли идею Америки как империи и согласились с тем, что предназначение США – перестраивать мир в соответствии с американскими ценностями. “Имперский импульс”, таким образом, стимулируется убежденностью в превосходстве и универсальности американских ценностей» (С. Хантингтон).

Контрольные вопросы

1. С помощью каких аргументов сторонники либерального консерватизма доказывали необходимость сочетания либеральных реформ с усилением общественной роли государства?

2. Какие идеологические принципы стали ключевыми для формирования доктрины социального консерватизма?

3. «Теория элит» по своей идеологической направленности принадлежит к течению либерально-консервативной или социально-консервативной мысли?

4. Чем вызвано возрождение социально-консервативной идеологии во второй половине ХХ в.?

Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов (88‰).

Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим.

Общие условия выбора системы дренажа: Система дренажа выбирается в зависимости от характера защищаемого.

Источник