Что такое советология и какие этапы она прошла в своем развитии

Итак, что же такое советология?

И зелень мертвую ветвей

И корни ядом напоила.

Новый интерес к ответу на этот вопрос возбуждает фундаментальная и в то же время злободневная работа А. Беляева «Идеологическая борьба и литература». И прежде чем обратиться непосредственно к книге с ее спецификой, есть резон сказать хотя бы несколько слов о предмете в целом.

Итак, что такое советология? Что такое советолог? Сама конструкция термина, его фонетическое звучание и графическое обличье как бы подчеркивают родство с академическими, стародавними, одного корня определениями таких наук, как биология, филология, геология… В самом деле, грецизм «лог» многослоен, означает – «слово», понятие – «ученый», «учение». Советолог – звучит решпектно, внушает доверие, влечет за собой золотую цепь этимологических ассоциаций. Такая визитная карточка, даже внешне, одним начертанием «лог», предвещает явление наморщенного чела науки.

Но представьте себе ситуацию хотя бы и не из нашего быта. Вам приносят на серебряном подносике «визитку», взглянув, вы удовлетворенно киваете – пусть войдет. Но вместо благообразного профессора в проеме двери появляется вертлявый комиссионер, наподобие господина Цацкина из давнишнего рассказа Аркадия Аверченко, желающий с места в карьер всучить вам гнилой товар.

Мне приходилось писать о деятельности директора Института проблем коммунизма при Колумбийском университете в США Збигнева Бжезинского. Сейчас это учреждение сменило вывеску и названо поскромнее. В чем его назначение? Научное исследование предполагает неожиданности и даже ищет их. Если задана цель (хотя бывает, что ищешь одно, а находишь в процессе поисков другое), то наука не властна над окончательными выводами. Они – результат эксперимента, самого хода исследования.

В таких институтах занимаются не теорией, а практикой. Там сочиняют инструкции вроде противопожарных. Там пытаются облагородить, перевести на наукообразный язык старые шифровки, засланные ЦРУ провалившимся агентам. Там хотят задрапировать подрывные действия возвышенной фразеологией. Там кощунственно и лицемерно эксплуатируют прекрасные понятия, дорогие человечеству с тех пор, как в нем сформировалось осознанное стремление к добру и чужие люди обменялись первым рукопожатием в знак того, что безоружны. Драгоценные понятия свободы и независимой личности, растоптанные социальным, имущественным, расовым неравенством, там перелагают на сладчайшую музыку, навевающую сон золотой слабым душам. Все что угодно, лишь бы отринуть истинную реальность нашего века – классовую борьбу. О ней, о классовой борьбе, советологи предпочитают умалчивать, а если и упоминают, то опасливо, кратенько, заключая это выражение в кавычки бессильной иронии.

Когда читаешь экзерсисы советологов и смотришь на все эти кавычки, то в конце концов хочешь спросить: послушайте, ребята, а куда вы теперь деваете прибавочную стоимость, разве не по-прежнему в свой карман?

Я прочел книгу одного из ведущих гидов по нашей жизни, все того же Збигнева Бжезинского, – «Идеология и власть в советской политике». Это сборник антисоветских сплетен, надерганных из торопливых брошюрок душевнобольных или испуганно-мстительных перебежчиков, не знающих толком, что к чему на этом свете. Я прочел его книгу «Политические системы: США и СССР», написанную совместно с С. Хантингом. Это хитрая вязь, вытканная главным образом на сообщениях и статьях нашей прессы. Мы критикуем свои неурядицы, а Бжезинский по хорошо отработанной методике выдает их за собственные открытия и сенсационно препарирует в интересах антикоммунизма.

Можно ли в таком случае считать советологию наукой?

Советология есть форма идеологической борьбы буржуазного мира против социалистических стран и марксизма-ленинизма. Она родилась на другой же день после нашей великой революции и представляет собой совокупность наукообразных теорий антикоммунизма и антисоветизма. Поскольку они преследуют не научные, но остроагрессивные цели, то и к фактам и явлениям жизни относятся вампирически, игнорируя одни, извращенно трактуя другие, распиная все, что противоречит их догмам.

Методологически советология близка к таким лженаукам, как алхимия, астрология, теология… Первая мистически стремилась превратить в золото то, что им и не пахло; вторая – непререкаемо предсказать судьбу людей и народов по расположению небесных светил, а третья – инквизиторски принудить науку, и в частности философию, стать ее служанкой и признать за богословием верховное господство во всех областях умственной деятельности. Так и советология, объединив все три задачи в одну, алхимически достоверно объявляет «золотом правды» клевету на Советский Союз, астрологически точно составляет гороскопы нашего прошлого, настоящего и будущего, теологически бесцеремонно подгоняет превратно истолкованные или выдуманные факты под антисоветские схемы.

Орбита внимания советологов объемлет все без исключения сферы жизнедеятельности в нашей стране – идет ли речь об историческом или современном ее развитии, о теории или о практике.

Что бы ни делал советский человек: пашет ли он и сеет, плавит ли сталь или ищет формулу открытия, принимает ли воинскую присягу или пишет дипломатическую ноту – все, что происходит в формах социализма и продвигает его вперед, – все это, с точки зрения советолога, – не то, не так, плохо, неумело, противоречит людской природе, обречено на провал, ведет к катастрофе, антигуманно.

Таким образом, советология вкупе со всей буржуазной пропагандой загадала немало загадок мировому читателю газет, слушателю радио и созерцателю телевизионного экрана. И главная из них: какая же сила в Советском Союзе на протяжении более полувека опрокидывает все осадные лестницы гипотез и предсказаний, едва их успевают прислонить к крепостным стенам социализма?

Все дороги на земле ведут к человеку. Он сам – величайшая загадка мироздания. Но со времен возникновения письменности именно литература немало рассказала ему о нем самом и бурно двинула процесс социального и психологического самопознания людей.

Литература возвращала в жизнь открытое ею в человеке. И он увидел, оглянувшись вокруг, персонажей, сошедших с книжных страниц. Литература повела его в тайники человеческого ума и сердца, и он восхитился мужеством героев античности, проклял коварство Яго, отшатнулся от скопидомства Гобсека, этого, по выражению Маркса, аскета на вершине металлического столпа, презрел угодничество Молчалина, разделил мучения Раскольникова и Протасова, приобщился к движению народного характера в поэме «Владимир Ильич Ленин», поразился чистоте и самоотверженности коммуниста Павки Корчагина.

Советская литература представила миру нового героя. Помыслы и чувства человека неотделимы от общественных бурь, даже в тех случаях, когда сам он как бы не ощущает этой связи. Счастье и горе, любовь и ненависть не рождаются без почвы. В социальной и психологической жизни человека нет места гидропонике. Под пером истинного художника-реалиста характер в литературе не может не стать явлением идеологии. Советская литература заявила об этом открыто, а ее произведения убедительно свидетельствовали о рождении и созревании общества, построенного на принципах социализма.

Советология тотчас же выделила отряд особого назначения, призванный скомпрометировать произведения советских писателей, унизить их героев, преградить им доступ к мировому читателю. Лженаука пустила новый отросток.

А. Беляев на первых же страницах своей книги приводит удивительно откровенное признание, сделанное одним из американских академических изданий («Russian Literature Triquotirly») о причинах, побуждавших буржуазных идеологов яростно блокировать советскую художественную литературу: «Мы игнорируем социалистические романы потому, что они не отвечают нашим устоявшимся представлениям… В основе романа социалистического реализма лежит такое понимание человека, которое может стать откровением для того, кто привык только к западной литературе: он показывает человека, сотрудничающего с другими людьми; человека, стремящегося добиться чего-то хорошего для всех; человека, который трудится, к чему-то стремится; человека не поглощенного своими неврозами; человека, исполненного оптимизма».

Такое признание дорогого стоит!

Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.

Источник

Советология

Советоло́гия — направление научных исследований в США и Западной Европе, концентрировавшееся на комплексном исследовании СССР.

Институционализировалось и получило развитие в период холодной войны. Объектами исследования советологии в первую очередь являлись: философия марксизма-ленинизма, коммунистическая идеология, внутренняя и внешняя политика СССР, экономика и политическая история, социальная структура общества, демография, культура.

Содержание

Особенности предмета

Большинство решений правящих страной аппарата ЦК КПСС и Правительства СССР имели гриф «секретно» (или «совершенно секретно»), статистическая информация таких государственных органов как Госплан, ЦСУ и других ведомств имели, как минимум, гриф «для служебного пользования». Текущие архивные фонды оставались закрытыми как для зарубежных исследователей, так и для большинства отечественных учёных.

Поэтому в советологии основными каналами получения информации являлись журналистика (открытые печатные издания) и разведка, а в научном анализе информации важное значение имели вторичный анализ данных, метод «включенного наблюдения», метод экспертных оценок и др. Аналогичный же подход применяется и к изучению других стран с закрытыми или тоталитарными режимами (КНР и КНДР). Важное значение для советологоии имел также так называемый «смоленский архив», попавший в США после Второй мировой войны.

Закрытость процесса принятия важнейших политических решений в эпоху холодной войны высшим руководством страны привела к возникновению ещё одного направления исследований, являющегося частным ответвлением советологии — кремлинологии (то есть исследования сути, побуждений, принципов и методов принятия решений советской партийной и государственной верхушкой). Иногда понятия советология и кремлинология употребляются в качестве синонимов.

Источник

Расцвет и крах советологии: знай врага своего

В годы холодной войны в США создали целую науку по изучению СССР — советологию. Однако, несмотря на все успехи, она не смогла исполнить своё предназначения и канула в Лету.

В годы холодной войны в США создали целую науку по изучению СССР — советологию. Однако, несмотря на все успехи, она не смогла исполнить своё предназначения и канула в Лету.

Новые методы для нового времени

Сложность человеческого общества непрерывно возрастает. А значит, растёт и сложность всего, что с ним связанно. В далёком Средневековье для шпионажа хватало торговцев, способных на глаз оценить состояние укреплений и уровень войска возможного противника. В новое время к ним добавились и постоянные послы — они потихоньку занимались агентурной работой, добывая различные сведения о государстве. Уже в XIX веке для этого требовалась настоящая шпионская сеть — у которой в идеале был ещё и доступ к государственному аппарату.

Но и этого стало не хватать. Вторая мировая война хорошо показала, что даже если твоим шпионам удастся выкрасть точные планы противника, для тебя всё равно уже будет слишком поздно. Требовался инструмент, способный предсказывать поведение противника, анализировать его сильные стороны и искать слабости.

Простого анализа донесений « производство валенок сорвано в третьем квартале» и « количество анекдотов про вождя возросло» уже не хватало.

Нужен был научный аппарат.

Именно тогда по-настоящему дали старт советологии — науке, призванной изучать СССР. Конечно, и до того существовало нечто подобное, но теперь была поставлена чёткая задача: понять, как работает СССР, на основании тех данных, что доступны американцам, и научиться прогнозировать его действия.

Однако на старте была допущена простейшая ошибка. Кто лучше разберётся в стране? Конечно, её жители! Потому за основу взяли эмигрантов, которых было предостаточно. Вот только в реальности это не сработало — вместо адекватной информации до американских политиков стали доходить сказки о неизбежном общесоветском восстании в ГУЛАГе, которое вот-вот случится.

Наука вместо идеологии

В итоге и американцам стало ясно, что получилось « очень не очень». Систему потихоньку начали реформировать, оттесняя эмигрантов и « идеологически верные» рассуждения на второй план — и выдвигая настоящих учёных, которые вели настоящие исследования. И всё постепенно заработало. В США начали разбираться, что делает советская экономика, что для неё реально, а что — лишь пропагандистские сказки. По небольшим отрывкам информации выясняли производственные цепочки, как что работает и где что припрятано.

А вскоре подоспели и новые технические средства — вроде спутниковых снимков.

Уже к 80-м годам советология выдавала чуть ли не более точные прогнозы, чем получало само советское правительство от своих органов ( например, по прогнозируемым урожаям). Постепенно достигались успехи и в смежных сферах. Получалось делать неплохие политические прогнозы, росла точность предсказаний в военной сфере. Например, американцам удалось достаточно неплохо восстановить структуру и тактику советской армии вопреки зачастую бредовой информации от перебежчиков вроде Резуна.

Но в самом главном советология облажалась. К концу 80-х стало ясно, что у СССР серьёзные проблемы. И бо́льшая часть прогнозов сводилась к тому, что Союз и дальше будет медленно подгнивать — потихоньку и не быстро. Иногда даже вновь собирая силы в кулак и возвращаясь на мировую арену. Самое страшное, что могло случиться по прогнозам, — потеря ОВД. Речи о развале СССР даже не велось. А значит, и правительство США, уже привыкшее доверять советологии, к такому не готовилось.

Почему так вышло — сказать сложно. Есть вариант, что развал СССР стал почти случайным событием, которое предсказать было невозможно. Возможно, советологи, которые не могли не увлечься предметом своих исследований, просто искажали себе картину и выводы.

Они могли не замечать явные признаки развала или сознательно их игнорировать, не желая повторить судьбу Кассандры в случае ошибки.

Гадать можно долго, и точного ответа, скорее всего, мы никогда не получим. Ясно лишь одно: развал СССР оказался полной неожиданностью для американцев. Причём неожиданностью такой сильной, что даже предпринимались робкие попытки этот процесс замедлить. И многое происходящее сейчас имеет корни как раз в этой неготовности США к новой реальности.

На руинах

Ошибку советологии не простили. Да и в новом мире, мире « конца истории», такая наука — с объектом исследования уже в виде РФ — казалась абсолютно не нужной.

Во-первых, русские теперь стали практически союзником, и, если какая-то информация и требовалась, её можно было просто потребовать. Во-вторых, науку снова подменили идеологией, основанной на точных данных от людей, « которые знают лучше» — новой волне миграции. Они во многом и сформировали картину, что существовать России максимум лет десять — и она повторит судьбу СССР.

Так зачем вкладываться в её исследование?

Повезло синологии — схожей науке по исследованию КНР. Поскольку китайские коммунисты сохранились, то и некоторое её финансирование осталось. Хотя и там, конечно, не без проблем уровня « зачем думать, спросим у тайваньцев».

В условиях начала нового витка противостояния России и США всё чаще возникают идеи, что надо бы восстановить советологию — и чуть ли не под старым названием. Ведь снова встали проблемы с прогнозированием действий и развития РФ. Вот только научные кадры давно утеряны, а заменить их пытаются эмигрантами и идеологической повесткой про страшный тоталитарный режим. Выходит пока посредственно — как и в конце 40‑х.

Переживёт ли советология новое рождение или же современное идеологизированное до предела американское общество будет не в состоянии повторить достижения минувших дней?

Источник

«СОВЕТОЛОГИЯ» И ЕЕ ПЕРСПЕКТИВЫ

В. И. Меньковский

Республика Беларусь, г. Минск

Термин «советология» получил широкое распространение в англо-американской историографии в 1960-е гг. M. Малиа описывал советологию как «академическую дисциплину, известную сначала под скромным определением «изучение региона», а затем под более амбициозным и научно звучащим понятием «советология»» [7, 83].

В русскоязычной историографии понятие «советология» используется с 1960-х гг., хотя в трудах различных авторов встречаются неоднозначные варианты его трактовки и перевода. Е. В. Петров отмечал, что в XX в. среди наук политического плана возникла, окрепла и обрела самостоятельность в мировом научном сообществе такая отрасль междисциплинарных исследований, как «советология», хотя ее название довольно условно, поскольку другим она более знакома как «советоведение» или «кремленология». Он считал, что «русским вопросом» в США занималось множество дисциплин от славистики и советологии до марксологии и кремленологии, но наиболее синтетической из них на протяжении столь долгих лет оставалась и остается «россиеведение». И далее: «Вопрос о ее релевантности (соответствии решаемых задач общественным потребностям) еще неоднократно будет дискутироваться в академических кругах. Ограничимся констатацией факта – россиеведческая элита Запада по праву доказала, что она существует и с ее мнением нужно считаться» [3].

В англо-американской историографии термин «советология» имеет различное толкование. Многие авторы ограничивали советологию современностью (текущими событиями) при всей неопределенности того, что мы считаем современностью. Некоторые включали в нее весь период советской истории или даже расширяли временные рамки, начиная с российской истории ХIХ в., особенно тех ее аспектов, которые оказали серьезное влияние на дальнейший ход исторического развития. Так поступил, например, В. Лакер в книге «Несбывшаяся мечта» [8]. Р. Такер предпочитал термин «русоведение», хотя имел в виду масштаб всего государства. Кроме того, «советология», по его мнению, ограничивала изучение истории лишь советским временем, отрывая от него весь дооктябрьский период, хотя его нужно изучать в рамках более глубокого исследования истории страны.

Серьезные разночтения связаны и с классификацией советологии как академической дисциплины. Во многих исследованиях она признавалась субдисциплиной политологии, имеющей дело с изучением советской политики. Работы специалистов в других дисциплинах – истории, экономике, социологии – относились к советологии в той степени, в какой они имеют точки соприкосновения с политологией. Так, A. Мотыль определял советологию как «изучение советской внутренней политики политологами и, в определенных случаях, историками» [10, 197]. С. Коэн отмечал: «В период становления советологии история и политология были практически неразделимыми дисциплинами в «советских исследованиях». Политологи подготовили большинство стандартных работ по советской истории, а большинство политологических трудов было написано с использованием методологии исторической науки» [5, 5].

С точки зрения Д. Нелсона, продвижение от советологии – изучения региона к советологии – социальной дисциплине произошло на рубеже 1960–1970-х гг., когда англо-американские исследователи постепенно отказались от представления о коммунистическом мире как о чем-то монолитном и неизменном и стали использовать эмпирические подходы, применяемые при изучении западного общества [7, 305].

Взгляд на советологию как на определенную академическую дисциплину (или субдисциплину) разделялся далеко не всеми англо-американскими исследователями. В среде специалистов прочно существовало также отношение к советологии как к сумме нескольких (обычно точно не определяемых) дисциплин в социальных или, реже, гуманитарных науках, объединенных общим объектом исследования – Советским Союзом. М. Малиа, описывая историю западной советологии, замечал, что в рамках исследования «будут охвачены четыре основные общественно-научные дисциплины: экономика, политология, социология и их общий предок – история» [12, 93].

Для многих англо-американских специалистов советология была междисциплинарной сферой с широким спектром обществоведческих и гуманитарных наук. Так, С. Коэн определил в качестве главных интеллектуальных составляющих советологии историю и политологию, но предусматривал и включение других дисциплин. В своей резко критической оценке англо-американской советологии исследователь выражал сожаление, что основанная первоначально на идее многодисциплинарного изучения региона советология под негативным влиянием тоталитарной школы совершила ошибку самоограничения, заменив изучение реальной истории и политики изучением режима. По его мнению, для выполнения задачи реального изучения советского общества советология должна обратить большее внимание на социальную историю и политическую социологию [5, 7, 24]. Похожую точку зрения высказала в середине 1980-х гг. и Ш. Фицпатрик, заявив, что советология наполнилась более глубоким содержанием в 1970-е гг., когда новая когорта социальных историков бросила вызов гегемонии политологов, хотя и была готова все еще ставить «старые советологические вопросы о политической системе» [6, 372].

В исследованиях, опубликованных в последние годы, отразился и широкий спектр взглядов на будущее советологии в англо-американской академической среде.

В сборнике «После советских исследований» для редактора Д. Орловски область исследований имеет прошлое и будущее, но для одного из авторов – М. Левина – «совершенно очевидно – СССР больше нет, следовательно, нет и советологии, речь может идти только о бывшей советологии» [2, 56]. А. Буравой, в целом разделяя такую точку зрения, высказывал мнение, что советология может сохранить за собой функции изучения прошлого: «Советология, по определению, имела дело с Советским Союзом… Его исчезновение означает, что советология может изучать только прошлое» [4, 78]. Нам представляется, что такая позиция точнее всего отражает современную реальную ситуацию и позволяет оставить в прошлом споры о приоритете той или иной общественной науки в рамках советологии.

Исторические дисциплины во всем их многообразии составляют сегодня основу советологии. «Выражаясь образно, «умерла» не советология, а Советский Союз, оставив ученым беспрецедентную возможность проведения исследований» [4, 303]. При этом необходима интеграция с общественными и политическими науками: междисциплинарные подходы, безусловно, могут обогатить проводимые исследования советских проблем в рамках исторической науки. Использование в последние годы целого ряда недоступных ранее источников позволяет говорить о реальных перспективах советологии как исторической дисциплины.

1. Известия. 27.09.2003; Известия. РУ. 29.09.2003.
2. Малиа М. Из-под глыб, но что? Очерк истории западной советологии // Отечественная история. 1997. № 5.
3. Петров Е. В. История американского россиеведения: Курс лекций. СПб., 1998.
4. Beyond Soviet Studies. Washington; Baltimore, 1995.
5. Cohen S. Rethinking the Soviet Experience: Politics and History since 1917. New York, 1985.
6. Fitzpatrick S. New Perspectives on Stalinism // The Russian Review. 1986. Vol. 45. Is. 4.
7. Handbook of Political Science Research on the USSR and Eastern Europe: Trends from the 1950s to the 1990s. Westport, 1992.
8. Laqueur W. The Dream that Failed: Reflections on the Soviet Union. New York, 1994.
9. Malia M. From Under the Rubble, What? // Problems of Communism. 1992. Vol. 41. Is. 1–2.
10. Motyl A. Sovietology, Rationality, Nationality: Coming to Grips with Nationalism in the USSR. New York, 1990.

Источник