Что такое светская жизнь
Что значит – «светская жизнь»?
Не так давно в наш обиход вошло словосочетание«светская жизнь»,давно исчезнувшее из разговора.А еще в XIX веке светской жизнью жили многие известные личности,в том числе Пушкин,Лермонтов,Достоевский.несмотря на то,что некоторые историки утверждают,то светская жизнь началась в России еще при Петре I,сами формы великосветской общительности:салоны,званые вечера,обеды и ужины,утренние приемы на квартирах у дам в неглиже,балы,обязательный ритуал визитов и ответных визитов,распространились и утвердились в России только в самом конце XVIII века
Впрочем,правила для «светских людей» были созданы еще в середине XVIII века.Они гласили,что нельзя «уподобляться беззаботному мужику,который валяется на солнышке или греется на завалинке;ибо не славная фамилия и древний род делают «шляхтича» (термины«шляхтич»и«дворянин»были при Петре I равными),а благородные поступки и добродетели,среди которых особо три:приветливость,смирение и учтивость.Шляхтич,который мечтает стать придворным,то есть светским человеком, должен не много не мало уметь следующее:владеть языками, конной ездой,танцевальным искусством,фехтованием,светским красноречием,умением вести «добрый разговор» и сдержанностью»
Также он должен«глядеть весело и приятно с благообразным постоянством,при встрече со знакомым за три шага шляпу снять приятным образом,а не мимо прошедши оглядываться»и«в сапогах не танцевать,в обществе в круг не плевать,а на сторону,в комнате или Церкви в платок громко не сморкаться и не чихать, перстом носа не чистить,губ рукой не вытирать,за столом на стол не опираться,руками по столу не колобродить,ногами не мотать,перстов не облизывать,костей не грызть,ножом зубов не чистить, головы не чесать,над пищей,как свинья,не чавкать,не проглотя куска,не говорить»
Если бы некоторые из этих правил соблюдались сейчас нынешними«светскими людьми»,то«желтая пресса»осталась бы без работы.Ведь именно«валяться на солнышке или греться на завалинке»любят современные звезды, которых чаще всего и называют «светскими львами и львицами».И особенно тяжело привить некоторым из них приветливость,чтивость и смирение,о которых многие из них забывают на очередном«светском рауте»
вернемся к истории светской жизни в нашей стране.В связи с тем,что в разное время на светскую жизнь России влияли различные страны Европы,менялась и она сама,благодаря ее основным составляющим-людям.Так,в середине XVIII века в обществе появился весьма узнаваемый типаж«петиметр»-великосветский кавалер,воспитанный по-французски.Не признавая ничего русского и немецкого,петиметр не интересовался даже историей своей страны,предпочитая даже общаться на французском языке.Женским аналогом петиметра была«кокетка»,полупарижанка,случайно занесенная на великосветский раут российской«провинции»
После войны с Наполеоном и воцарения Николая I,французское влияние на высший свет России сошло на нет,и петиметров сменили«денди».Большинство мужчин этого времени стремятся изобразить из себя английского фарта,повесу и в чем-точудака,отдавая дань очередной светской моде.Тогда же меняется светская жизнь.Из легких будуарных«кофеев»и утренних приемов в одном неглиже,привычных развращенной Франции,Россия начинает плавно переходить к строгим и чопорным английским чаепитиям.И именно эта«светская жизнь»откладывается в памяти нашего общества до настоящего времени-до сих пор настоящими«светскими раутами»считаются приемы в классическом стиле викторианского духа
Современная светская жизнь смешала все предыдущие европейские стили и добавила к этому сексуальную революцию,закончившуюся в остальных странах и затянувшуюся в России.Тусовки,презентации и вечеринки называют в современном мире светской жизнью,прибавляя к ним скандалы и неожиданные выходки знаменитых личностей.Для кого-то это настоящий полноценный отдых,но таких,мало.В большинстве случаев,современная светская жизнь-это полноценная работа всех ее участниковНачиная от папарацци и заканчивая самими участниками-все они работают на массы,поставляя столь желанные к хлебу «зрелища».
Что такое светская жизнь
В любом глянцевом журнале и во многих газетах есть страницы или колонки светской хроники. Так называемая «светская жизнь» интересна читателю, и поэтому о ней пишут. При этом чаще всего ни читатели, ни ведущие светских колонок не вполне понимают, что такое на самом деле «светская жизнь», почему она так называется и откуда вообще она взялась. Об этом и поговорим.
Итак, людям интересна «Светская хроника». Люди хотят знать подробности, хотят видеть, как живут представители «высшего общества». Как они проводят время, как веселятся, как одеваются, общаются etc. Для чего это людям? Чтобы иметь возможность подражать тем, кого они считают более удачливыми, богатыми и красивыми. Все это, казалось бы, просто. Спрос рождает предложение, и появляется светский хроникер. Фигура знаковая и значимая, своего рода проводник между простыми людьми и людьми светскими. Медиум, ретранслятор. Однако в то же время – фигура весьма противоречивая.
Быть светским хроникером – занятие не из лучших. Прямо даже скажем, занятие презренное, не достойное дельного человека, подходящее более всего кому-то не очень состоявшемуся – вроде героя классического фильма Федерико Феллини «Сладкая жизнь». Вот он, типичный светский хроникер: его зовут Марчелло, человек он несчастный в сущности, но удачливый в частностях, и очень нравится женщинам. Он стильный и талантливый по форме, но бездарный и пустой по содержанию, у него большие писательские амбиции, но он не способен написать ничего, кроме до пары абзацев раздутых сплетен – о жизни кинозвезд и праздных, красиво отживающих свой век аристократов. Он любим многими, но по-настоящему светские люди, представители высшего общества относятся к нему с пренебрежением. Он и вершитель судеб, способный в одночасье сделать любого – знаменитым, и одновременно он тот, кого обвиняют в незаконном вмешательстве в частную жизнь и поэтому преследуют.
Строго говоря, в сегодняшней журналистике есть два вида светской хроники. Если журналист работает в бульварном, таблоидным издании, он собирает информацию о том, кто из знаменитостей, когда и по какому поводу сходил в ресторан, прошелся под руку с неизвестной дамой, съездил в Арабские Эмираты, а то и вовсе учудил нечто столь скандальное, что от одного упоминания об этом тиражи издания неизбежно бьют все возможные рекорды. Это как раз вариант Марчелло.
Второй вид – это глянцевая светская хроника. Корреспондентам глянцевых журналов, как правило, интересна более благообразная информация, связанная, например, со стилем жизни, модой и т.д. В крайнем случае – что-нибудь ироничное и остроумное на тему какой-нибудь презентации. Часто в глянце просто ограничиваются фотографиями красиво одетых и приятно улыбающихся уважаемых людей на каком-нибудь рауте.
При этом у таблоидов и глянца есть одна общая точка: вся эта «светская жизнь», о которой там пишут, имеет очень малое отношение к тому, что такое на самом деле «жизнь света» в исходном значении этого слова. Кстати, в этом отношении Марчелло из «Сладкой жизни» был, конечно, ближе к настоящей светской жизни, чем современные «профессионалы и любители вечеринок», ибо он часто имел дело с настоящей аристократией. Ведь именно в аристократической среде возникло понятие «Свет», от которого впоследствии произошла мифологема «светская жизнь».
В 1701 году Петр I особым Указом повелел дворянам носить немецкое платье, основал первую в России газету «Ведомости», а в 1718 году ввел регулярные ассамблеи: вольные собрания, открывавшиеся по вечерам в знатных домах по установленному порядку. В этих собраниях участвовали дворяне, люди высших чинов, знатные купцы и мастера. Историк Ключевский так писал об этих вечерах: «Ассамблея – и биржа, и клуб, и приятельский журфикс, и танцевальный вечер. Никаких церемоний, ни встреч, ни проводов, ни потчеваний; всякий приходил, пил, ел, что поставил на стол хозяин, и уходил по усмотрению. За нарушение правил штраф – осушить орла, большой кубок крепкого вина с изображением государственного герба, чтобы стать предметом общего веселого смеха». Петр тоже был непременным участником этих ассамблей. Больше всего ему нравилось спаивать до свинского состояния дам, а потом от души потешаться над ними. Словом, на первых светских вечерах в России царила атмосфера, очень далекая от того, какие формы светская жизнь тогда имела в Европе. Эти формы российский свет перенял позже – тогда, когда стал, собственно, светом. А именно – когда российское дворянство окончательно сделалось свободным (читай – перестало находиться в положении холопов, которых могли в любой момент высечь или запытать до смерти)… Запомним это: светский человек по определению человек свободный – в самом широком смысле слова. Это одно из главных отличий светского человека от обыкновенного. И во многом именно это отличие провоцирует у несвободного простолюдина интерес к светской жизни.
В 1717 году по распоряжению Петра в России перевели с немецкого и издали книжку «Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению», в которой был дан первый, пока еще очень примитивный свод правил поведения для всех приличных людей того времени. Особо выделены этом руководстве были такие качества, как приветливость, смирение и учтивость. Чтобы стать придворным (читай «светским») человеком, Шляхтич (он же – дворянин) должен был владеть языками, конной ездой, танцевальным искусством, фехтованием, искусством красноречия, умением вести «добрый разговор». А кроме того: «…в сапогах не танцевать, в обществе в круг не плевать, а на сторону, в комнате или Церкви в платок громко не сморкаться и не чихать, перстом носа не чистить, губ рукой не вытирать, за столом на стол не опираться, руками по столу не колобродить, ногами не мотать, перстов не облизывать, костей не грызть, ножом зубов не чистить, головы не чесать, над пищей, как свинья, не чавкать, не проглотя куска, не говорить».
Процесс возвышения дворянского сословия был сложным и шел на протяжении всего XVIII века. Только к 1785 г., при Екатерине II дворянин получил исключительные личные права, широкое право сословного самоуправления и сильное влияние на местное управление. Примерно в это же время окончательно сформировалась мораль с ее ставшими в XIX веке основополагающими этическими категориями, такими как личная честь и достоинство (дуэльный кодекс). Именно во второй половине XVIII века возникла русская аристократия, тот самый Высший Свет, который в дальнейшем стал причиной появления светской жизни.
В санкт-петербургских и московских гостиных возникли уже бывшие традиционными для Европы, но новые для России светские типажи вроде французского petit maitre (петиметр, то есть – светский щеголь), а позже, уже в начале XIX века – английского dandy. Появились великосветские салоны (точные кальки с салонов парижских) и их держательницы – светские львицы и «кокетки записные». Стали практиковать званые вечера, обеды и ужины, балы, ритуалы визитов и ответных визитов. Словом наметились все те явления, которых описания и отражения мы находим в Великой русской литературе XIX века – от Пушкина до Л.Н. Толстого.
Понятие «свет», «высший свет» происходит от праславянского и индо-европейского корня «свет». Этот корень обозначал не только «свет как светлое время суток», но и вообще «мир, совокупность людей». То же самое можно утверждать и насчет французского слова «monde», которое означает «мир, свет». Изначально светское было противопоставлено духовному, церковному, во Франции светскими называли людей благородного происхождения: придворных, царедворцев.
Одним из первых, кто стал в России писать о жизни света, был Пушкин. В «Евгении Онегине» дан срез уже вполне укоренившихся в среде российского дворянства представлений о том, кто вообще таков светский человек, что такое свет, как нужно вести себя в свете и так далее. Эти представления Пушкин, как и многие другие образованные люди того времени, черпал из европейских источников. К примеру, из романа английского писателя Э́дварда Бу́львер-Ли́ттона «Пелэм, или Приключения джентльмена». Этот текст можно считать своего рода светской энциклопедией – емкие и четкие определения света и основных сопутствующих ему понятий разбросаны по всему роману. Например, мать главного героя романа в письме к сыну четко определяет, чем отличается человек высшего света от простолюдина: «Я часто спрашивала себя, что думают о нас люди, не принадлежащие к обществу, поскольку в своих повестях они всегда стараются изобразить нас совершенно иными, нежели они сами. Я сильно опасаюсь, что мы во всем совершенно похожи на них, с той лишь разницей, что мы держимся проще и естественней. Ведь чем выше положение человека, тем он менее претенциозен, потому что претенциозность тут ни к чему. Вот основная причина того, что у нас манеры лучше, чем у этих людей; у нас – они более естественны, потому что мы никому не подражаем; у них – искусственны, потому что они силятся подражать нам; а все то, что явно заимствовано, становится вульгарным.
Самобытная вычурность иногда бывает хорошего тона; подражательная – всегда дурного». Здесь вводится ключевое понятие, необходимое для более точной самоидентификации света. Понятие «вульгарного». Свет находит себя не только в противопоставлении церковного и светского, но и в противостоянии «светского и вульгарного». Понятие vulgar встречаем и в «Евгении Онегине» («…Люблю я очень это слово, но не могу перевести; оно у нас покамест ново»), а его четкое определение – в еще одном источнике, на который, очевидно, ориентировался Пушкин – в «Письмах к сыну» лорда Честерфилда: «Если мысли человека, поступки его и слова отмечены печатью вульгарности и заурядности, то это означает, что он дурно воспитан и привык бывать в дурном обществе… Существует необычайно много разных видов вульгарности… Человек вульгарный придирчив и ревнив, он выходит из себя по пустякам, которым придает слишком много значения. Ему кажется, что его третируют, о чем бы люди ни разговаривали, он убежден, что разговор идет непременно о нем; если присутствующие над чем-то смеются, он уверен, что они смеются над ним; он сердится, негодует, дерзит и попадает в неловкое положение, выказывая то, что в его глазах является истинной решительностью, и утверждая собственное достоинство. Человек светский никогда не станет думать, что он – единственный или главный предмет внимания окружающих, что все только и делают, что думают и говорят о нем; ему никогда не придет в голову, что им пренебрегают или смеются над ним, если он этого не заслужил… Будучи выше всех мелочей, он никогда не принимает их близко к сердцу и не приходит из-за них в ярость, если где-нибудь и сталкивается с ними, то готов скорее уступить, чем из-за них пререкаться».
Обобщая, можно сказать так: вульгарный человек – это тот, кто ведет себя неестественно, скован и очень мнителен, то есть в широком смысле попросту не свободен…
Вообще «Письма к сыну» лорда Честерфилда – это одно из тех произведений мировой литературы, которые не просто зафиксировали готовые правила светской жизни, но и сформировали их. Это были совершенно настоящие письма, автор и не думал их издавать, писал их своему сыну, который был бастардом и воспитывался поэтому вдали от отца. Желая сыну блестящего светского будущего, отец слал ему наставления, которые после смерти лорда были изданы вдовой его сына и получили широкий резонанс в обществе – на них воспитывалось не одно поколение английских аристократов конца XVIII века.
Посмотрим, как лорд Честерфилд в одном из этих писем определял светского человека вообще (середина XVIII века): «Avoir du monde – по-моему, очень верное и удачное выражение, означающее: уметь обратиться к людям и знать, как вести себя надлежащим образом во всяком обществе; оно очень верно подразумевает, что того, кто не обладает всеми этими качествами, нельзя признать человеком светским. Без них самые большие таланты не могут проявиться, вежливость начинает выглядеть нелепо, а свобода попросту оскорбительна. Какой-нибудь ученый отшельник, покрывшийся плесенью в своей оксфордской или кембриджской келье, будет замечательно рассуждать о природе человека, досконально исследует голову, сердце, разум, волю, страсти, чувства и ощущения и невесть еще какие категории, но все же, к несчастью, не имеет понятия о том, что такое человек, ибо не жил с людьми и не знает всего многообразия обычаев, нравов, предрассудков и вкусов, которые всегда влияют на людей и нередко определяют их поступки. Он знает человека, как знает цвета, – по призме сэра Исаака Ньютона… Человек qui a du monde знает все это на основании собственного опыта и наблюдений…»
Всему этому и учились понемногу представители российского высшего общества начала XIX века. И, в общем-то, в итоге научились…
Светское общение происходило главным образом в салоне. Воплощением салона чаще всего была его держательница, знатная женщина. Масштаб салона менялся в зависимости от дня недели и времени дня. Женщина, которая сразу после полудня не впустит в свой дом никого, кроме ближайших друзей, с четырех до шести принимала светских знакомых десятками, а вечером частенько устраивала танцы для сотен гостей. Такие салоны показаны в произведениях Пушкина, Лермонтова, Л.Н.Толстого – так случилось, что период Золотого века русской литературы совпал с периодом, когда достигла своего апогея жизнь российского высшего света.
Однако, как это всегда бывает в истории, за апогеем начался упадок: реформы 1861 года, появление разночинцев, постепенное наступление капитализма, – все это ознаменовало неизбежную деградацию аристократии, а значит – и высшего света. Собственно, подобные процессы происходили тогда не только в России, но и в Европе. Так, например, парижским балам уже в первой половине XIX века предшествовали сложные интриги, связанные с тем, кого нужно приглашать на них: только чистокровных аристократок или еще и жен банкиров и крупных промышленников?
В светской Европе уже тогда сосуществовали разные элиты: элита старая, аристократическая и новая, завоевывающая себе право на место в свете не знатностью, а элегантностью и богатством. Одновременно эта новая неаристократическая элита рассеивала свет, расширяла границы светского пространства, вынося его из закрытого салона на символическое пространство «Бульвара». Главным критерием светскости становится роскошь, светским человеком может легко сделаться любой выскочка при условии, что потратит очень много денег. Залогом светскости становится известность, происходящая, например, из артистического таланта или даже просто умения ловко завязывать галстук и знакомства. Примерно тогда и появилась светская хроника в современном смысле этого слова.
В России институт Света был моложе и нежнее, чем во Франции, и тем стремительнее и сильнее была необратимость его разрушения и саморазрушения. Уже у Тургенева и Достоевского – скорее пародия на свет, а не подлинный свет. 1918 год окончательно довершил этот процесс. В Европе же, тем временем, он растянулся еще на долгие годы, вплоть до феллиниевской «Сладкой жизни», с которой мы начали этот экскурс и которой закончим.
Фильм «Сладкая жизнь» не может оставить равнодушной современную российскую публику не потому даже, что это шедевр, а по той причине, что в нем речь идет об обществе, переживающем «экономическое чудо» после нескольких лет нищеты – ситуация еще совсем недавно, в середине нулевых, столь знакомая, по крайней мере, столичным жителям России.
Действие фильма происходит в Риме в 1950-х годах, главный герой – светский хроникер, журналист Марчелло, завсегдатай дорогих ресторанов и прочих мест, где собираются звезды кино, банкиры и представители итальянской аристократии. Марчелло со своим приятелем фотографом Папараццо торчат там в вечном поиске сенсационных новостей. И, надо заметить, многие из «светских львов» с радостью готовы им предоставить эти новости. И вот тут-то мы и понимаем, в чем заключается отличие того света, который был Высшим, дворянским, аристократическим, салонным от света нового, разночинного, простирающегося до «Бульвара». Второй – сотрудничает с Марчелло и Папараццо (имя этого персонажа стало впоследствии нарицательным). А первый для людей, подобных Марчелло, был закрыт.
Люди света новой формации не существуют без медийного сообщения о них (без фотографии, видеосюжета, упоминания в колонках светской хроники). Более того, для такого «нового света» попадание в журнал или газету уже не просто следствие, но и один из непременных атрибутов их светскости. Они просто не считаются представителями света, если о них не пишут в газетах и их фото ни разу не появилось в глянце… Они с удовольствием позируют фотографам на светских вечеринках, они улыбаются в объективы, а иные даже готовы «дружить» с журналистами только ради того, чтобы те о них написали. Все это уже своего рода зависимость, а значит – не свобода.
Граница между старым, настоящим светом и новым светом лежит как раз там, где начинается «светская жизнь» в хроникерском, медийном понимании этого слова. По-настоящему высшее общество не стремиться попасть в фотообъектив, а наоборот – предпочитает туда не попадать. В Европе до сих пор существуют закрытые светские салоны, где решаются политические судьбы мира. И, разумеется, фотографов и журналистов не допускают в такие места. Ведь как только появляется фотовспышка – исчезает свет.
* Avoir du monde (франц.) – быть светским человеком.
«Или меня выбросит за орбиту светской жизни, или я скурвлюсь»: интервью с Зинаидой Пронченко
Интервью
Кинокритик Зинаида Пронченко не щадит ни друзей, ни врагов. В своих рецензиях она громит все, что вызывает у нее малейшее сомнение. В ответ — раздражение, граничащее с ненавистью. В списке врагов Пронченко уверенно обосновались Михаил Зыгарь, Оксана Лаврентьева, Константин Богомолов, Алексей Герман — младший. Анна Николаева поговорила с Зинаидой Пронченко о ее методе скандала, одиночестве и сумках Chanel.
Вам известно, что вы самая строгая женщина в фейсбуке и его окрестностях?
Не самая. Мария Кувшинова (кинокритик. — Прим. ред.) гораздо строже меня.
Мария Кувшинова находится на периферии светского боя, а вы — в его эпицентре, поэтому сравнение не совсем корректное. Почему так много ругаетесь? Это ваш метод? Или мы деградируем: и кино, и общество?
Если говорить о России, то да, я считаю, что мы деградируем. Общественный климат, политическая ситуация, да и все остальное носит явные признаки деградации. Что касается отечественного кино, то зритель со мной солидарен. Посмотрите на сборы, и вопросы отпадут сами собой. Да, есть кое-какие лучи света в темном царстве, все они отобраны, премированы западным сообществом, фестивалями класса А.
А оценка западного сообщества для вас абсолютно объективна? Никакой конъюнктуры?
В целом я согласна с оценками таких людей как, например, Тьерри Фремо (генеральный директор и художественный руководитель Каннского кинофестиваля. — Прим. ред.). И хотя мне сложно всем сердцем полюбить картины Кирилла Серебренникова или Киры Коваленко, я отдаю себе отчет в том, что это лучшее, что у нас есть. И это заслуженно может интересовать западного зрителя. В этих фильмах хоть что-то говорится о том, как Россия живет сегодня. А реальность — она всегда интереснее выдумки.
Почему я ругаюсь? Такой у меня фильтр для восприятия окружающего мира. Любой автор, художник или критик идет в профессию, чтобы в своих мечтах влажных как-то эту реальность изменить, то есть она его изначально не устраивает. В этом суть творчества. Но я очень критично настроена и по отношению к самой себе. Я себя точно так же ставлю под вопрос.
Если вы себя ставите под вопрос, то бывает ли так, что жалеете о сказанном?
Я перманентно жалею вообще обо всем сказанном и сделанном, потому что это можно было сделать лучше, жестче, изящнее. Но глобально, если вы имеете в виду, что я раскритиковала тот или иной фильм, а потом пересмотрела свое мнение, — такое бывает очень редко. Такое было, например, с творчеством Звягинцева. И не то чтобы я стала иначе смотреть на его фильмы, я просто тоньше уловила контекст, в котором они родились. И поэтому полюбила Звягинцева как человека, который смог из этого контекста, из этого болота вырваться и над ним воспарить.
В каком из своих фильмов он воспарил выше всего?
«Елена», конечно же. В нем меньше всего многозначительной пафосной риторики, меньше оммажей, больше живой эмоции. «Елена» не такая плакатная, как «Нелюбовь» или «Левиафан». Еще я люблю «Изгнание». Этот фильм — чистая абстракция, где Звягинцев равен самому себе. Pure Звягинцев.
Как интересно! Вас раздражают оммажи, вам не хватает живых эмоций у режиссера. Но если взять ваши тексты, это же блестящий пример наслоения ссылок на фоне весьма скромных эмоций.
А мы занимаемся разными вещами. Режиссер создает, я комментирую. Моя обязанность — интертекстуальность. То есть я должна создать связи, поместить произведение в определенный контекст, чтобы зрителю стало легче, чтобы он сориентировался. А вот про отсутствие эмоций мне странно слышать. Возможно, потому, что вы не читаете меня в журналах. Антон Долин (главный редактор журнала «Искусство кино». — Прим. ред.) как раз считает, что у меня слишком много эмоций и мало разбора внутрикадрового монтажа.
Как складываются ваши отношения с людьми, чье творчество вы критикуете?
Чаще всего они никак не складываются, потому что человек слаб, как говорили в фильме Киры Муратовой. Авторы обижаются, убегают, плачут, обвиняют в ответ. Но бывают редкие исключения.
Просто есть люди, которым интересна и важна обратная связь. Они могут интересоваться моим мнением еще на этапе работы, иногда у нас складываются приятельские отношения. Но дружбы нет ни с кем. Творческие люди хуже ревнивого мужа. Когда я училась в Академии художеств, терлась в коридорах с будущими живописцами, с некоторыми меня связывали в том числе личные отношения. Так вот, я могу уверенно сказать: это люди, которые требуют всего твоего внимания. Они внедряются в тебя как Чужой, пускают корни, и если их вовремя не остановить, то это кошмар, они тебя съедят. Я научилась держать дистанцию. Это важно.
Ваш публичный образ отличается от той Зинаиды, которой вы являетесь на самом деле?
Мама часто ругает меня за то, что я слишком много о себе рассказываю в том же фейсбуке. Такая вот бесхитростная — что на уме, то и на языке. С другой стороны, даже мама не может понимать про меня все до конца. И самого главного я никогда не скажу ни ей, ни кому-то еще.
Вы считаете себя светским персонажем?
Да нет, упаси господь, я ни в коей мере не являюсь светским персонажем.
Тогда я вас разочарую, вы им являетесь. Вы ходите на светские мероприятия, носите статусные вещи, фотографируетесь, комментируете, дружите…
Ну я уж точно не полноценный светский персонаж, в отличие от Оксаны Бондаренко или Снежаны Георгиевой, например.
Это вопрос времени. Ваша популярность растет стремительно. Я спрашиваю об этом вот почему. Вы слишком умны и не можете не понимать, что дружба с красивыми, сильными и влиятельными будет иметь последствия. Вы не боитесь, что русское кумовство вас сожрет? В какой-то момент вы просто не сможете быть объективной.
Давайте по порядку. Я действительно не считаю себя светским персонажем. Да, есть какие-то мероприятия, где я бываю. Я иду на премьеру фильма о Гуччи, потому что это моя работа. Я еду на день рождения к Жене Миловой, потому что мы дружим. И так далее. Теперь про кумовство. Приведу пример. Журнал «Искусство кино», в котором я работаю, является партнером фонда Леонида Михельсона. Однако это не помешало мне высказаться по поводу открытия ГЭС-2. И высказаться именно так, как я считала нужным. Да, моя «светская жизнь» в последнее время стала более динамичной. Особенно с тех пор, как я подружилась с Михаилом Друяном. И Мише иногда на меня жалуются в связи с какими-то моими высказываниями. Но Миша как раз очень хорошо понимает ценность свободомыслия и то, что я имею на него право. Что будет дальше, покажет время. Или меня выбросит за орбиту «светской жизни». Или скурвлюсь и стану Авдотьей Смирновой, которая рассказывает небылицы Ксении Собчак.
Зачем вы носите статусные вещи? Вас очаровывает тяжелый люкс?
Какие вещи вы имеете в виду?
Сумки Chanel, серьги Bvlgari.
Если честно, последнее время я вообще мало покупаю, потому что стараюсь жить только на те деньги, которые зарабатываю сама. Большая часть вещей досталась мне по наследству. Например, сумки от мамы. Одну из них она купила себе на 50-летие. Недавно ей исполнилось 65. У меня вообще в гардеробе много маминых вещей. До каких-то я еще не доросла, а что-то уже ношу.
Вот вы критикуете Авдотью Смирнову, но отвечаете примерно так же, как и она.
В отличие от Авдотьи Смирновой, я прекрасно знаю, сколько стоит моя сумка.
Я о другом. Вы пытаетесь сказать, что вам это неинтересно. Что выбор сумки случайный.
Ну почему же. Я люблю красивые вещи, мне это интересно. Возможно, чуть меньше, чем раньше. Но консюмеризм заполняет пустоту. Сложно с этим спорить. До сих пор переживаю по поводу украденного кольца Cartier. Так что я люблю бренды. Как говорили в фильме «Дом Gucci», «дешевое редко бывает вкусным». Поэтому не буду говорить, что я вне денег, вне роскоши. Конечно, мне нравятся дорогие отели, бизнес-класс в самолете и мишленовские рестораны. А кому нет?
Но денег не достаточно, чтобы создать свой стиль. Вас беспокоит собственный стиль?
Беспокоит так же, как и все остальное. И если говорить о моей внешности и моем стиле, то я вообще не уверена ни на секунду. Мне кажется, что мне все мало, не идет. Это яркое, это смешное, это вышло из моды…
Вы считаете себя красивой женщиной?
Ого! Будь я вашей подругой, выпалила бы сейчас: «Ты дура, что ли?».
(Смеется.) Объективно. Даже в лучшие времена моя внешность не совпадала с канонами красоты. А поскольку я не являюсь феминисткой последнего созыва, то, естественно, я воспринимаю себя через взгляд смотрящего на меня человека — мужчины прежде всего, потому что я гетеросексуальна. А я не нравлюсь нашим мужчинам. Ну и потом, время идет. Я старею, толстею, не занимаюсь спортом, курю, пью. Какие еще могут быть вопросы.
Погодите. То есть вы действительно считаете, что мужчинам нравятся только отполированные красотки, которые посвятили себя фитнесу и шарахаются от сигарет? Ну и, видимо, еще рот не открывают, чтобы не проглотить чего-нибудь лишнего. Неужели ваш роскошный интеллект не подсказывает, что дело может обстоять несколько иначе?
Во-первых, самооценка никак не связана с интеллектом. Тем более когда мы говорим о внешности, это раз. Во-вторых, вопрос одиночества стоит очень остро. И женского, и человеческого. Поэтому я не могу игнорировать те стандарты, требования к женщинам, к их внешнему виду или поведению в отношениях. Я просто не могу от этого отмахнуться, как невозможно отмахнуться от Владимира Путина. Это невозможно. Если я найду в себе однажды внутренние силы жить, как остров: не жалеть о том, что я не вышла замуж, не жалеть о том, что я не родила детей, не жалеть о том, что мне некому будет принести стакан воды, — тогда да, но это нужно быть Буддой. Я не Будда.
Ну что ж, я опять вынуждена припомнить вам Авдотью Смирнову. Сомневаюсь, что Анатолий Чубайс любит ее исключительно за внешнюю красоту.
Чубайс один, а женщин в России много, Я согласна с вами полностью, я желаю всем людям на земле, чтобы их любил кто-то так, как Чубайс любит Авдотью Смирнову. Но у нее при этом другие компромиссы в связи с тем, что она замужем за Чубайсом. Я не хотела бы находиться в паре с Чубайсом. Несмотря на его большое сердце и якобы отсутствие стереотипов в голове.
Я заметила, что довольно часто даже весьма интеллигентные люди отвечают вам зло и переходят на личное. Вас это обижает?
Нет, мне не обидно, когда пишут, что я не молода и туфли у меня не модные. Я просто понимаю, что это не уровень дискуссии. Так что пока достойных врагов нет. А вот достойные друзья есть, и мне кажется, этого достаточно.
Кто ваши самые близкие люди?
Мама. Так сложилось уже в более-менее сознательном возрасте. Особая близость появилась, когда погиб отец, и мы стали вообще какими-то потерянными двумя людьми в пространстве. Нет больше вообще никого, нет никакой другой семьи.
Что ждете в следующем году? Какое кино хотите смотреть?
Лично я жду только два фильма: «Лакричную пиццу» Пола Томаса Андерсона, она уже вышла в Америке. А второй — это новый фильм Мартина Скорсезе «Убийцы цветочной луны». Скорсезе — один из моих любимейших режиссеров, поэтому я прямо уже устала потирать руки. Также я жду всех новых фильмов, дисков, чего угодно, французского режиссера Квентина Дюпье, который, мне кажется, самый остроумный человек на свете. А вообще, глобально, хотелось бы, чтобы какая-то ясность произошла с пандемией, чтобы мы это как-то победили и вернулась свобода передвижений. Что касается России, то тут я всегда жду только одного: когда этот политический сериал, «Санта-Барбара», уже закончится. Очень жду.