Что такое новая этика в россии
Что такое новая этика в россии
«Афиша Daily» вместе с экспертами разбирается в феномене «новой этики». Такая ли она «новая»? Как затрагивает все части нашей жизни: от литературы до моды? Что включает в себя и где граничит с цензурой? И что о новой этике думают люди разных возрастов и интересов?
«Сложнее, чем может показаться»: главный редактор «Афиши Daily» — о «новой» и старой этике
В одном из своих интервью сценарист Семен Слепаков рассказывал, как, выйдя из ресторана в Лос-Анджелесе, подошел к компании стоявших у входа ребят и попросил у них сигарету. Парни посмотрели на него как на сумасшедшего и ушли прочь. Позже Семену объяснили, что, во-первых, он мог только попросить продать ему сигарету, а во-вторых, что куда важнее, они ушли потому, что обиделись, что их приняли за курильщиков. Этот кейс прекрасно описывает как развивается «новая этика» и какова ментальная разница между нами и «ними».
Чаще всего когда речь заходит о том, что принято называть «новой этикой», собеседник вспоминает движение #MeToo — преимущественно ту волну, которая относилась к Харви Вайнштейну. Куда меньше людей вспомнят про публикации, сделанные в 2006 году в социальной сети My Space, — тогда активистка Тарана Берк использовала это выражение для заметок про сексуальный харассмент. И почти никогда никто не говорит про автора концепции «Новой этики» — Эриха Нойманна, который представил ее в своей книге 1949 года «Глубинная психология и новая этика».
Глядя на «новую этику» 1949 года издания, называть ее новой сегодня кажется каким‑то каламбуром, но не стоит спешить с выводами. В своей книге Нойманн говорит о том, что современный человек, воспитанный в иудейско-христианской этике, не приспособлен для противостояния современной реальности, которая делает носителей «старой этики» своими жертвами. То есть речь идет о несостоятельности морали и ценностей вроде «…кто ударит тебя по левой щеке — подставь правую». Действительно, в современном мире здоровый и осмысленный эгоизм не только приличен, но и полезен. Жертва должна иметь право на справедливый суд над насильником, и если его вина доказана — он должен понести наказание. На этой короткой и простой мысли можно было бы закончить, но все куда сложнее.
Прошло 70 лет, и под борозды «новой этики» попадает все, что так или иначе нарушает свободу, права и ментальное здоровье человека: часто объективно, еще чаще субъективно. За отсутствием соответствующих статей в Уголовном кодексе РФ такое определяющее понятие как презумпция невиновности попросту исчезло из общественной жизни. Суд вершат прямо в социальных сетях, подчас без оглядки на обвиняемого, не редко без существенных доказательств, часто нарушая «старую этику» личной переписки. Частной жизни больше нет — все, что вы написали, может быть использовано против вас в виртуальном суде. Публично общество делится на тех, кто оценивает такую модель справедливой и адекватной, и тех, кто считает ее неприемлемой. А тем временем апостолы «новой этики» рушат карьеры и иногда жизни, будучи совершенно уверенными в собственном праведном гневе и расправе над абьюзерами, харассерами, «токсичными мужиками» и другими фантастическими тварями.
Я пишу только про российский контекст, потому как американский сильно отличается (пишу без оценок), имеет совершенно иной бэкграунд — и вообще какие‑либо совпадения случайны. В России же темой «новой этики» занимается условная тусовка, будучи сильно оторванной от российской реальности. В среде этой самой тусовки может и больше общего с проблемами жителей Лос-Анджелеса, чем жителей собственной страны, но и тут все неоднозначно. На публике человек из этого сообщества с пылом будет доказывать, как небезразлично ему афроамериканское население, права ЛГБТК+, как несправедливы бумеры к Грете Тунберг и что еще совсем немного, и эмигрантское сообщество договорится с буржуазными парижанами, что жертвы терактов в Европе ужасны, но неизбежны: без них не построить мостов от востока к западу. Но, выходя с конференции, из ресторана и бара, оказываясь среди своих — в гостях на кухне (особенно актуально в ковидные времена), наш посол «новой этики» расслабленно выпивает бокал-другой — и, конечно же, выясняется, что «а как иначе?», «я же актуальный кинокритик», «мне же перестанут предлагать работу/рекламу/звать на вечеринки» (нужное подчеркнуть). И что сам он боится и не понимает этой «новой этики», она для него далекая и чужая. Он стеснен, ему неловко, он говорит и вынужденно оговаривается даже среди близких друзей: мысль «а вдруг кто‑то таки „сольет“, кто‑то напишет этот пресловутый пост в фейсбуке или твиттере» кроется в его сознании. Подчас на тех же кухнях слышно, что страх этот генетический и мол живем в условиях непростых, время такое… и вообще, «кто написал 4 миллиона доносов?». Характерно еще и то, что происходящее разворачивается в эпоху, где эмоции часто берут верх над правдой.
Мы сталкиваемся и с теми, кто действительно пытается разобраться в проблемах и кейсах о насилии, и теми, кто бездумно травит «старорежимных» представителей культуры и общественных деятелей. Мы знаем о случаях, где были доказательства, но знаем и о спекуляциях на этих темах. Мы наверняка не уверены, как нам жить и что делать, если подруга жалуется на харассмент со стороны начальника, а партнер — на абъюзивность ваших отношений.
Как общество в целом мы точно не прошли и половины пути, который был пройден Штатами, но вместе с тем отлично помним времена, когда в научных работах по искусству было обязательно цитирование товарища Ленина — и с удивлением обнаруживаем нечто рифмующиеся в новых правилах оскаровского комитета Американской киноакадемии.
Справедливости ради стоит все же сказать, что конфликтуют с «новой этикой» преимущественно те, кто сформировался и большую часть своей жизни провел при других порядках и правилах игры. Такие люди убеждены, что навязывание новой нормы и есть нарушение основ свободы, в частности, свободы слова, о которой трубят приверженцы «новой этики». Вполне возможно, что в данном конфликте нет какой‑то правой стороны и что нам еще предстоит прожить существенное количество времени, прежде чем уравновесится маятник. Так или иначе у «новой этики» совершенно точно есть положительные стороны, которые она оказывает на представителей старшего поколения. Общество начинает задумываться о том, уместны ли расистские и сексисткие шутки в разговоре, действительно ли стоит снимать рекламу, в которой четко разведены гендерные роли мужчины и женщины, — все это скорее нужные и правильные изменения. Однако грань того, как можно шутить, а как нельзя, когда это может быть уместно, а когда нет, крайне размыта. И пока это так, попадать под раздачу будут многие — и не всегда по делу.
Как часто Россия бездумно брала пример с других, не учитывая собственного контекста, и к чему это в итоге приводило? Но раз уж мы решили подхватить повестку, которая значительно обгоняет наш контекст, то в отношении нее стоит себе задать какие‑то вопросы и попробовать получить ответы. Именно это мы и попытались сделать в этом проекте.
Мы не говорим, как правильно или неправильно: как и вы, мы не прошли и половины пути, мы наблюдаем и делаем выводы.
В этом смысле моя колонка не призвана кого‑то поддержать или, наоборот, выставить негодяем, скорее этот текст — попытка зафиксировать несколько мыслей, которые объединяет одна главная: все куда сложнее, чем может показаться.
PS: Хочется напомнить, что попросить у нашего соотечественника, пусть даже очень прогрессивного, сигарету мы все еще можем. Проверьте это при случае в любом самом модном, на ваш взгляд, районе или заведении.
«Новая этика» завоевывает россиян, но от нее у всех кипят мозги
Перед нами классический пример очень заметного явления, от которого невозможно отмахнуться, но в котором почти никто и ничего толком не понимает.
Наиболее чуткими к колоколу «новой этики», звонящему по староукладной России, предсказуемо оказались предприниматели и маркетологи. Ведь им нужно коммуницировать с молодыми и совсем юными потребителями так, чтобы те со временем сделались лояльными взрослыми клиентами.
Компаниям и частным предпринимателям волей-неволей приходится прислушиваться к той части молодежи, которая вдруг сделалась щепетильна, требовательна к моральному облику бизнеса, к этичности его предложений и способов заявлять о них публично. Потому что количественно такой молодежи становится все больше. Но и бизнес с рекламистами нередко попадают впросак, пытаясь ассимилировать тренд. Ибо подход к делу у них довольно поверхностный. Проще говоря, мало кто задумывается: «А про что она вообще, ваша «Новая этика?» Попытаемся же прояснить это для себя.
Российский этический гибрид
Итак, в 2010-е годы сначала тысячам, потом сотням тысяч, а затем и миллионам молодых россиян стало смутно казаться, что в сфере общественных отношений и коммуникаций «так, как раньше, больше нельзя».
Люди почувствовали, что невозможно постоянно воспроизводить отношение к женщине как к «бабе», к ребенку – как к домашнему и школьному рабу, к инвалидам – как «браку» природы, к потребителям – как к «быдлу» (список примеров довольно длинный).
Бурное развитие соцсетей и интернета в целом позволило молодежи делиться друг с другом не только ржачными мемами, но и соображениям о том, что в окружающей жизни, оказывается, слишком много нетерпимости, дискриминации, унижений, завуалированного и открытого насилия.
К 2020-м число молодых людей в возрасте от 15 до 35 выросло в РФ до 39 миллионов. Наивно думать, что все они способны осознанно произносить словосочетание «новая этика», но именно молодежь острее других чувствует тренды, создает их и заимствует у своих сверстников из других стран.
И, кажется, мир говорит молодым, что быть узколобой патриархальной гопотой – это больше не классно. Многие и сами об этом догадались.
С одной стороны, «новая этика» как тренд – чисто российское явление.
С другой, оно представляет собой этакий «компот», среди ингредиентов которого варятся вместе, например, феминизм советской выделки и феминизм, зашагавший по планете под тегом #MeToo (в России – #яНеБоюсьСказать).
В отечественной «новой этике» нашли свое место некоторые идеологемы движения Black Lives Matter. Скажем, неприемлемость полицейского насилия. А нашими Black могут считаться люди любой национальности, к которым в стране распространено ксенофобское отношение.
Заимствует «новая этика» и практики «культурной отмены», часто весьма сомнительные. Социологи считают их современной формой изгнания (бойкота, остракизма) «плохишей», когда людям, поведшим себя неэтично, отказывают в поддержке в профессиональной среде, в соцсетях и физическом мире.
Также «новая этика» подразумевает под нормой отсутствие дискриминации любых меньшинств, не представляющих реальной угрозы для общества – от ментальных инвалидов (детей и взрослых) до представителей молодежных субкультур и людей, предпочитающих нетрадиционные сексуальные практики.
С «новой этикой» в России дело обстоит довольно путано. Некоторые социологи и философы полагают, что в ней нет ничего нового, и что присваивание ей статуса отдельного «учения» нецелесообразно, потому что это только усложняет обсуждение действительно насущных и без того сложных общественных проблем.
Часть из этих «новых» норм вполне себе исконные (вспомним про религиозное почитание блаженных), часть — заимствованные в последние 30 лет или так давно, что об этом помнят лишь историки.
Что не так с «Новой этикой»?
Можем выделить два проблемных аспекта.
Во-первых, ее постулаты действительно неотчетливо сформулированы, и всяк понимает парадигму по-своему.
У «новой этики» в России нет своих авторитетных пророков.
Хотя попытки уточнения формулировок предпринимались. Например, научно-популярный проект «N+1» в феврале 2018 года запускал на отдельном домене и в соцсетях дискуссионную площадку, которая так и называлась – «Новая этика». Но, к сожалению, ее материалы не обновляются с июля 2020-го.
В России аморфное и сложно организованное сетевое движение за «новую этику» (которое в строгом смысле слова «общественным» пока назвать нельзя), воспринимается довольно нервно. И выражается это в том числе в законотворчестве, а именно – в его отсутствии. Например, законопроект «О государственных гарантиях равных прав и свобод и равных возможностей мужчин и женщин в РФ» был одобрен Госдумой в первом чтении еще в 2003 году, но в 2012-м парламент его все-таки отклонил.
Многострадальный проект закона о профилактике домашнего насилия вносится на рассмотрение несколько лет подряд, но его предметное обсуждение всячески затягивается, а ультраконсервативные и часто одиозные объединения граждан активно протестуют против его принятия.
Часть россиян убеждена, что вся эта «новая этика» – чистая «гей-пропаганда», хотя могут искренне сочувствовать, скажем, инвалидам. Многие целиком и полностью «за» уравнивание прав женщин и мужчин, но полагают, что несовершеннолетние россияне не должны иметь собственного голоса, пока не повзрослеют. Эти противоречия часто непримиримы. И мало кто готов рационально организовывать и поддерживать их публичное обсуждение.
Вторая проблема «новой этики» вытекает из первой. Инфлюенсеры феминистического толка или субкультурные, молодые политики и общественные деятели демократического лагеря часто так увлекаются практиками «культурной отмены», что онлайн-обсуждение этических проблем общества превращается в подростковую травлю отдельных «мерзавцев».
Достается даже феминисткам, которые в России пока не выступают за права женщин единым фронтом. Отечественный феминизм имеет и умеренное крыло, и «ультра-». И, к сожалению, они нередко враждуют, что доставляет большое удовольствие консервативно настроенному обывателю.
Некоторые заметные провозвестники «новой этики» в России сами склонны вести себя неэтично. Можно даже говорить о присущем им мелочном морализаторстве, равно как и об излишней агрессивности в отстаивании своего передового этического кодекса.
Отдельные активисты готовы с полпинка начать «культурно отменять» на миллиметр оступившиеся бренды, бизнесы или людей, не считаясь с их общественным весом и заслугами.
Очевидно, что такое поведение не приносит «новой этике» больше сторонников. Оно отталкивает колеблющихся – тех, кому публичные истерики и сомнительные обвинительные онлайн-кампании кажутся надуманными и вообще-то вредящими делу борьбы с социальным неравенством и дискриминацией.
А что тогда с «новой этикой» «так»?
То, что она с настойчивостью указывает на действительно болезненные проблемы, которые не решаются десятилетиями.
«Новая этика», конечно, никакая не новая. Ее условная новизна заключается в том, что она пытается объединить в единый проблемный комплекс консервативные, архаические и негуманные общественные и государственные практики дискриминации по полу, возрасту, национальности, внешнему виду, состоянию психического и физического здоровья, религиозной принадлежности, сексуальной самоидентификации и т. п.
«Новая этика» как бы пытается привлечь внимание сразу ко всем общественным «болезням» и тому потаканию им, которое демонстрируют обыватель, государство и консервативный бизнес. И которому нет никаких рациональных, научных объяснений.
Медианные зарплаты женщин в России действительно ниже, чем у мужчин, на 5,2 %. Почему? Да нипочему. Так принято, и это неэтично.
Россияне с инвалидностью, число которых составляет более 11 млн человек (примерно 9,6 % населения) действительно дискриминированы в трудовой и социальной сфере. А многие, особенно ментальные инвалиды, буквально исключены из нее.
Только 5,2 % инвалидов молодого возраста имеют финансовую и организационную возможность посещать спортивные мероприятия и лишь 1,7 % – культурные.
Социологические исследования показывают, что российское общество морально готово к включению инвалидов в обычную социальную жизнь лишь на 5,3 балла из 10. 68,5 % экспертов-социологов сообщают, что особенно неприязненно россияне относятся к людям с психическими и интеллектуальными нарушениями. Почему? Да нипочему – это «отношенческое». Это про ксенофобию, которая неэтична.
К несчастью, значительное число россиян в принципе реагирует на всякое проявление инаковости с подозрением или агрессивно. Скажем, недавно в обычной иркутской школе 12-летнего школьника не пустили на уроки и заперли на несколько часов в кабинете психолога из-за хвостика (или косички) на голове, «как у самурая». Завуч школы заявил мальчику: «Ты что, транссексуал? Мужик так не ходит». Руководство школы отрицает, что завуч такое говорил. Прокуратура региона начала проверку возможного нарушения работниками школы закона «Об образовании»…
Как раз «новая этика» пусть нестройно, пусть противоречиво, но во всеуслышание заявляет: «А не слишком ли много в России “не таких”, “неправильных”, “ущербных:, “ненормальных”, “странных”?»
Она как бы говорит: а не являются ли эти люди на самом деле количественно огромной и качественно неотрывной частью российского общества? И те, кто с зелеными волосами, «самурайскими» косичками, разными по цвету шнурками, слушающие какой-нибудь witch house, любящие аниме? И те, кто родился с генетическими отклонениями? И те, кто стал инвалидом из-за травмы или болезни? И женщины, не желающие иметь детей, сосредоточенные на карьере? И мужчины со склонностью вести домашнее хозяйство? И люди с необычным гендерным самоощущением? И люди, предпочитающие необременительную творческую занятость усердному вкалыванию на нелюбимой работе?
Их многие миллионы.
Все они тоже россияне, тоже полноправные (формально) граждане. И вполне логично, что значительная часть российской молодежи смотрит на невключенность в общую социальную жизнь многочисленных «отверженных» с недоумением.
Молодежь особенно остро видит, что, несмотря на информационную открытость миру и довольно отчетливое понимание прогрессивной частью социума того, что дискриминация людей по любому не криминальному поводу иррациональна и аморальна, число «неправильных россиян» год от года только растет.
«Отверженными» назначают все более широкие слои граждан. И понятие «общественной нормы» все сильнее коснеет. Социум с готовностью возвращается к архаике, «разочаровавшись» в прогрессивных гуманистических ценностях, которые на самом деле еле-еле успели прорасти в позднем СССР, но так и смогли утвердиться. Россияне, по сути, не успели вкусить гуманности, чтобы так уж в ней «разочароваться».
«Новая искренность» вполне обосновано заявляет, что человечность – это не совсем про Россию. Здесь значительное число людей слишком терпимо к насилию, несмотря на то, что формально оно делегировано обществом государственным правоохранительным органам.
На деле у нас «можно» бить детей и «учить» жен. У нас не осуждается и даже приветствуется выяснение отношений между мужчинами на кулаках. Миллионы людей с наслаждением пишут в соцсетях о том, кого именно пора отправлять в Сибирь убирать снег или «гуманно уничтожать» как социальный «балласт». Люди буквально смакуют мечты о насилии вслух.
И против этого «новая этика» выступает тоже.
Да, это движение разнородно, аморфно и имеет многочисленные «завихрения». Но оно морально, в отличие от психологических установок «глубинного народа» с его дремучей ксенофобией, правовым нигилизмом, замшелой патриархальностью и бытовой агрессивностью.
Требований «новой этики» предпочитает не замечать ни сам условный «народ», ни российское государство. А если и обращают на них внимание, то считают поводом для зубоскальства и глумления.
Однако российский бизнес «новую этику» заметил и начал трансформировать свой подход как к коммуникациям с потребителями, так и к организации трудовых отношений с молодыми специалистами.
Бизнес проявил рационализм. Он не хочет терять будущих перспективных клиентов и сотрудников в лице молодежи, чувствительной к этичности происходящего вокруг. И парадоксальным образом бизнес оказался морален, хотя, по идее, является довольно циничным общественным институтом.
Возможно, поддержку «новой этике» в России окажут именно предприниматели и сообщество маркетологов. По собственным, вовсе не романтическим причинам. Но даже такое участие в тренде станет бесценной помощью всему социуму, хоть он этого не понимает и не принимает.
Со временем даже железобетонно бизнесовые люди поймут, что, по большому счету, все-все граждане страны заслуживают сочувствия, солидарности единомышленников, уважения от оппонентов, равных прав и свобод, безотносительно того, больны ли они или здоровы, любят ли Баскова или Билли Айлиш, мечтают ли ходить строем или предпочитают возделывать свой индивидуальный сад.
Всего вышесказанного заслуживают и ксенофобы всех мастей, и те, кто боится инвалидов, и те, кто считает, что женщина должна быть «босая, беременная и на кухне», и даже те, кто точно знает, чьи сердца сейчас пора сжигать в печах.
Эти люди – тоже часть общего. В конечном итоге, в далеком итоге, которого сегодня и не разглядеть, «новая этика» поработает и на них…
В Google и «Яндексе», соцсетях, рассылках, на видеоплатформах, у блогеров
Новая этика в компаниях, или Как не потерять миллион долларов из-за твита
Сотрудники компаний, руководители, журналисты и просто все пользователи соцсетей чувствуют, что мы живем в мире меняющихся или уже изменившихся этических норм. У так называемой новой этики нет манифестов, лидеров, программы, но все, от топ-менеджеров до стажеров, понимают, что нормы отношений между людьми существенно изменились. В мире крупного бизнеса возникает понятие репутационного капитала, крупные инвестиционные фонды перед вложением средств проверяют, соответствует ли компания критериям новой этики, например, достаточно ли толерантен подход к выбору руководящего состава. Чтобы избежать огромных финансовых и репутационных потерь, компании в срочном порядке составляют кодексы, адаптируются к новой социальной действительности. Очевидно, что это пока скорее интуитивно ощущаемые, чем юридические нормы, с другой стороны, от них зависит не только доброе имя, но и финансовая составляющая бизнеса, при неэтичном поведении компания может утонуть в штрафах, специалист может лишиться работы и честного имени. Forbes Life попытался разобраться, как новая этика затрагивает бизнес, и спросил у ведущих HR-специалистов, как избежать ошибок и действовать в условиях новой этики.
Что такое новая этика?
Даже эксперты, когда слышат это словосочетание, просят уточнить, о чем же все-таки идет речь: о формирующейся этике удаленного общения, о гендерной этике или о нормах делового общения? Многие понимают, что ситуация меняется, компании пишут новые этические кодексы, HR-специалисты все чаще сталкиваются с влиянием норм новой этики на репутацию клиентов, от этических конфликтов пострадала репутация многих известных людей. Что же все-таки включает в себя новая этика?
Алена Владимирская, основатель «Лаборатории карьеры Алены Владимирской»
Новая этика делится сейчас на три важные составляющие: первое — все, что связано с разнообразием, с diversity, сюда относятся вопросы, касающиеся толерантности: толерантность к полу, возрасту, к вероисповеданию. Это полная толерантность принятия того, что все мы разные. Второе — это новое понимание агрессивности и давления друг на друга. То есть переосмысление вопросов харассмента, газлайтинга и прочих вещей, пересмотр взаимоотношений между людьми. И третья составляющая новой этики — то, что очень продиктовал нам коронавирус и карантин, с ним связанный. Это все, что связано с удаленной работой и новыми цифровыми коммуникациями.
Это три фундаментальные вещи новой этики, и о них обо всех можно говорить. Если мы говорим о первой и второй частях, сейчас большинство компаний пишут кодексы, в которых участвуют юристы, эйчары и разные специалисты. Они касаются diversity и всех вопросов, связанных с новыми видами агрессивности, будь она психологическая, сексуальная или work-агрессия. Компании стали писать кодексы не от хорошей жизни; если мы говорим о международных компаниях, то это огромные финансовые и репутационные затраты, это увольнение сотрудников и прочее, то есть корпорации понимают, что без этих кодексов жить очень сложно, потому что, если ты не показал на старте сотруднику, что для компании является приемлемым, что неприемлемым, то потом, собственно, это все поле трактовок сотрудников, и как повернется дальше ситуация, совершенно непонятно.
Если мы говорим про удаленную работу, то возникает новая цифровая этика, которая говорит, что ты теперь на работе оказался не 7 часов, а 24 часа, то есть у тебя постоянно звонки, мессенджеры, скайпы или зумы в нерабочее время. И сейчас это очень сильно нормируется и выходит из категории лайт, то есть большинство компаний описывают, что вы можете не отвечать и, более того, вы скорее должны не отвечать в нерабочее время, видя, как выгорели за первый месяц сотрудники. Иначе говоря, вы можете поставить отбивку, отключить звук в чате или просто написать, что, коллеги, у меня закончился рабочий день. История про цифровую этику, что можно, что нельзя, как можно, — это тоже сейчас очень важная история, которую компании прописывают. Компании сейчас очень переосмысливают свои внутренние стандарты, раньше они были, что называется, дубовее, проще и понятнее, скажем, нельзя приставать к женщине на работе, даже если ты ее начальник. Но это еще очень серое поле, я знаю много крупных российских компаний, которые сейчас делают эти этики, привлекают этих юристов, эйчаров, разных специалистов, но дело идет очень тяжело. В западных компаниях это спустят и в большинстве уже спустили, это все делают главные офисы, российские мучаются сами.
Этика и агрессия
После того как движение #MeToo несколько лет назад прокатилось каскадом по всему земному шару, громкое дело Харви Вайнштейна, закончившееся 11 марта 2020 года обвинительным приговором и лишением свободы на 23 года, привело к так называемому эффекту Вайнштейна. Поток обвинений в адрес десятков медийных лиц прорвал стену молчания. Не всегда дело доходило до суда, но множество известных людей из мира кино- и шоу-бизнеса закончили свою карьеру из-за обвинений в домогательствах. Среди них режиссер Amazon Studios Рой Прайс, совладелец онлайн-кинотеатра Screen Junkies Энди Сайнор, актеры Кевин Спейси, Стивен Сигал, Дастин Хоффман, Джеффи Тэмбор, режиссер Бретт Ратнер и многие другие известные люди. Особенно в случае влиятельных лиц жертва харассмента, как правило, не могла рассказать о преследовании — это означало конец карьеры, у многих пострадавших по делу Вайнштейна был страх, что им не поверят из-за репутации и связей продюсера. «Во многих случаях часто встречающейся дискриминации жертвы страдают молча», — констатирует Комиссия по равноправию в трудовых отношениях Equal Employment Opportunity Commission. Зачастую договоры о неразглашении, подписываемые сотрудниками, мешали раскрытию тайны и заставляли жертв молчать.
Сам термин «сексуальный харассмент» был предложен в 1975 году группой женщин из Корнелльского университета в США. Бывшая сотрудница университета была вынуждена покинуть рабочее место из-за домогательств ее начальства. Университет отказал ей в поддержке и не признал случая неприемлемого поведения со стороны сотрудника, тогда Кермита Вуд обратилась в университетский отдел по правам человека и собрала вокруг себя группу единомышленниц, получившую название Союз трудящихся женщин (Working Women United). На встречах клуба девушки разных профессий делились случаями принуждения к сексуальным контактам или унижениям по половому признаку. В том же 1975 году в The New York Times вышла статья об этом клубе, вызвавшая бурную реакцию общественности. В 1976 году был проведен опрос Redbook, показавший, что 80% респондентов сталкивались с проблемой сексуального насилия на работе. Несмотря на то, что проблема не новая, ранее она не получала такой огласки, играла свою роль культура замалчивания. По словам Times, «не менее 18 миллионов американских женщин подверглись сексуальному харассменту на работе в 1979 и 1980 годах».
История старая, этика новая, цифровая
Деловая репутация и моральное банкротство
Сегодня финансовый гигант теряет свою влиятельность, Vanity Fair назвал это явление «моральным банкротством». После многочисленных скандалов представители банковского холдинга понимают, что в современном прозрачном мире репутация компании важнее сиюминутных продаж, и пытаются изменить тактику.
В современном мире внимание привлекают не только случаи нарушения этических норм в общении с клиентами, но и экология труда, особенно остро этот вопрос затрагивает компании, чье производство расположено в развивающихся странах. К таким компаниям относятся в первую очередь гиганты модной индустрии, такие как H&M, которые часто используют детский труд, создают плохие условия работы при крайне низкой заработной плате.
Этика разнообразия
Та же компания H&M оказалась в центре еще одного скандала, связанного с животрепещущей темой толерантности. Компанию Hennes & Mauritz AB обвинили в расизме из-за толстовки из детской коллекции с надписью Coolest monkey in the world, в рекламной кампании толстовка была на мальчике с афроамериканскими корнями. Эта история не просто всколыхнула общественность, но и привела к большим репутационным и финансовым потерям, акции компании подешевели на 30%.
Подобные истории случались и с другими компаниями. В нашумевшем ролике компании Dove темнокожая девушка снимает грязную футболку и превращается с светлокожую блондинку. Пользователи видят в этой рекламе явный посыл: «Темнокожие женщины грязные». Подобный скандал произошел с компанией Nivea, выложившей фотографию с надписью «Белое — это чистота. Сохраняйте чистоту, сохраняйте яркость, не позволяйте ничему разрушить их». Эта реклама вызвала восторг только у ультраправых активистов. Кстати, эта же компания ранее была замешана в скандале после того, как выложила фотографии слишком загорелой модели. По словам активистов, неестественно темный тон кожи может привести к нездоровой моде на излишний загар.
Отдельные компании стремятся играть на опережение и завоевывать баллы по этике в глазах потребителей, так, компания Johnson & Johnson по крайней мере временно исключила линейку с отбеливающими продуктами, хотя эта продукция пользовалась большим спросом.
«Толерантность важнее прибыли»
Репутация, этичное отношение к клиентам обретают все больший вес в современном мире. «Толерантность важнее прибыли», — так глава инвестиционного фонда Golden Sachs Дэвид Соломон заявляет о новых требованиях банка к компаниям. Теперь если в руководстве компании нет женщин или людей нетрадиционной сексуальной ориентации, в процедуре IPO будет отказано. По словам Соломона, присутствие женщин, сексуальных и национальных меньшинств в составе руководства помогает цене акций стартапа за первый год вырасти в среднем на 44%, что существенно по сравнению со средними 13% менее толерантных компаний. Ссылок на исследования автор этой стратегии широкой общественности не предлагает, но политика инвестиций заставляет HR-специалистов срочно перестраиваться под требования меняющегося рынка.
Культурная апроприация и мода
Особенно от скандально-модного термина «культурная апроприация» страдает современная fashion-индустрия. Упреки в неуважении культурного наследия других стран посыпались на Рианну, снявшуюся в образе гейши, и Ким Кардашьян, выпустившую утягивающее белье под названием Kimono, чем она возмутила японцев. В Twitter даже распространился тэг #KimOhNo, после обращения японских официальных лиц бренд пришлось переименовать. Бренд Dolce & Gabbana сильно пострадал после рекламы, в которой китаянка неловко пыталась есть пиццу китайскими палочками. Стефано Габбана в ответ на критику назвал китайцев «вонючей мафией» и «пожирателями собак». После этого разразился настоящий скандал, блогеры начали сжигать вещи бренда, компания фактически лишилась китайского рынка.
Одной из самых достойных оказалась реакция Prada на провальный дизайн брелока в виде обезьяны, который напоминает пользователям человека афроамериканского происхождения. Бренд принес извинения, перечислил крупную сумму в фонд по борьбе за расовую справедливость и решил основать специальную комиссию по консультированию дизайнеров по вопросам этики.
Большая волна интереса к проблемам толерантности поднялась на фоне движения #BlackLivesMatter в начале лета 2020 года. Компания TikTok сделала обращение к афро-американскому сообществу, в котором заявляет, что предпринимает все шаги для того, чтобы поставить компанию на службу людям разного происхождения. Компания пригласила ряд экспертов, чтобы изучить, как толерантность и нетолерантность отражаются на ежедневном пользовательском контенте. По словам Нконде, этим исследованием они заполняют лакуны в этике толерантности сегодня.
Экология важна
И конечно, новая этика затрагивает не только проблемы экологии социума, но и загрязнения окружающей среды. Компания Volkswagen оказалась в центре скандала в 2015 году из-за занижения уровня выбросов в лабораторных испытаниях на дизельных автомобилях. В обычных условиях концентрация вредных веществ в выбросах превышала норму в 40 раз. В 2018 году компания была оштрафована на €1 млрд. В неэтичном использовании природных ресурсов часто обвиняют гигантов модной индустрии.
Сюда же можно отнести скандалы, связанные с небрежным отношением к домашним питомцам. Даже тот факт, какой резонанс в обществе вызывали случаи неаккуратной транспортировки животных компанией «Аэрофлот», говорит о важности этого этического аспекта сегодня.