Что такое святочный рассказ
Святочный рассказ: возрождение жанра
Как нарисовать Рождество
Приблизительное время чтения: 4 мин.
Святочный рассказ с точки зрения литературоведения относится к так называемой «календарной литературе», то есть из самого названия жанра следует, что это чтение наиболее уместно именно в Святки. И действительно, трудно найти время, когда бы весь мир — от мала до велика — столь единодушно замирал в готовности к чуду.
Святочный рассказ этим ожиданиям соответствует сполна: ведь в нем добро всегда побеждает зло, а чудо — прямо-таки обязательная составляющая. Будь это явное вмешательство высших сил или якобы случайное стечение обстоятельств, все беды героев обязательно разрешатся, и нас ждет светлый финал.
Жанр святочного рассказа был невероятно популярен в XIX веке. Его основоположником принято считать Чарльза Диккенса, но тему быстро подхватили по всему миру, в том числе, конечно, и в России. У нас, правда, в отличие от жизнеутверждающей прозы родоначальника жанра, случались и трагические финалы, достаточно вспомнить рассказ Достоевского «Мальчик у Христа на елке», когда новогодний праздник оказывается лишь предсмертными фантазиями замерзающего ребенка. Но вот Лесков считал, что концовка обязательно должна быть веселой. В любом случае святочный рассказ напоминает нам о ценности домашнего очага, уюта, тихих семейных радостей. И, конечно же, о необходимости творить добро, заботиться о других, проявлять милосердие.
После Октябрьской революции популярность жанра, по крайней мере в России, потихоньку сошла на нет. Что неудивительно: раз запретили празднование Рождества, то какие уж тут святочные рассказы… Хотя, если присмотреться, эхо святочного рассказа можно обнаружить, например, в повести Гайдара «Чук и Гек», а также… в воспоминаниях Бонч-Бруевича «Елка в Сокольниках», где добрый Ленин одаривает детишек конфетами и игрушками, водит с ними хороводы вокруг елки — вполне себе в стиле деда Мороза.
С возвращением в нашу жизнь празднования Рождества можно было бы ожидать и быстрого возрождения жанра святочного рассказа. Но всё не так просто. Обратим внимание, что речь идет именно о рассказе, а не о сказке. То есть само названия жанра утверждает, что случившиеся события — реальны, а сверхъестественное вполне логично в эту реальность вплетается. И вот как раз эту «естественность сверхъестественного» убедительно донести до читателя очень непросто. Тем более что прошедший век способствовал скорее развитию цинизма, чем веры в чудеса.
Тем замечательнее, что сейчас перед нами целый сборник святочных рассказов, написанных исключительно современными авторами. В этой книге собраны вместе новогодние и рождественские истории, выходившие за последние три года в детской книжной серии «Настя и Никита». Герои этих рассказов переживают неожиданные приключения, преодолевают опасности, совершают смелые поступки. Но главное — они обнаруживают в своей душе доброту, самоотверженность и готовность помочь другим.
Особенную работу пришлось проделать художникам, от которых требовалось не просто отразить сюжет, но и передать тепло, нежность, доброту и одновременно драматичность событий, которые происходят в каждом рассказе. И сделать это так, чтобы мы безоглядно поверили, что котенок найдет хозяйку, мальчик спасет маму из плена злого колдуна, прикроватный коврик обретет верного друга, а подброшенный в небо волшебный мандарин обернется летящей по воздуху каравеллой. И что Рождество Христово обязательно наступит, и ничто не сможет этому помешать.
Обложка сборника святочных рассказов «Зимняя сказка» М.: ИД «Фома», 2012. («Настя и Никита»)
Подробности здесь.
Ниже некоторые иллюстрации из книги даны крупнее.
«Сказочница Саша». Иллюстрации Дарьи Герасимовой.
В святочных рассказах волшебные приключения случаются в самых обычных обстоятельствах. Девочка Саша по дороге в школу встретила настоящую волшебницу и получила в подарок волшебные мандарины, в каждом из которых — сказка.
«Ангел». Иллюстрации Наталии Кондратовой
Катя разбила ангела — игрушку, которая висела на елке рядом с фигурками трех волхвов. Кто же теперь явится пастухам и позовет их в Вифлеем? В этом рассказе Кате придется самой исправить свою ошибку и понять разницу между настоящими чудесами и обычными фокусами.
«Снежный поросенок». Иллюстрации Антонины Ивановой.
Святочные рассказы — жизнеутверждающее чтение. Доброта и готовность к самопожертвованию творят невозможное. Мальчик Саша не может ходить, но вот однажды у него появляется настоящий друг — снежный поросенок по имени Чок, который отправился в трудное путешествие, чтобы исцелить Сашу.
«Варежка». Иллюстрация Наталии Кондратовой
Трогательные герои, добрые взаимоотношения, любовь и взаимопомощь — все это не оставит читателей равнодушными. Все препятствия будут преодолены, и в мире воцарится гармония и счастье. Такие сюжеты особенно прекрасны в дни празднования Рождества.
«Картина в папиной мастерской». Иллюстрации Дианы Лапшиной
Сюжет святочных рассказов обычно по-настоящему драматичен и держит в нешуточном напряжении читателей всех возрастов. Мама Ромки попала в плен к злому колдуну и мальчику приходится преодолеть страшные опасности, прежде чем ему удастся спасти ее.
Эти истории полны сверхъестественных событий, граница между реальным и мистическим так зыбка, что легко стирается, увлекая нас сказочным вихрем невероятных приключений. К успеху героев приводят любовь, готовность преодолевать препятствия и помощь свыше. Все как в жизни.
Святочный рассказ
Во второй половине XIX века жанр пользовался огромной популярностью. Издавались новогодние альманахи, подобранные из произведений соответствующей тематики, что вскоре способствовало отнесению жанра рождественского рассказа в область беллетристики. Угасание интереса к жанру происходило постепенно, началом спада можно считать 1910-е гг.
Основателем жанра рождественского рассказа принято считать Чарльза Диккенса, который в 1840-х гг. задал основные постулаты «рождественской философии»: ценность человеческой души, тема памяти и забвения, любви к «человеку во грехе», детства («A Christmas Carol In Prose» (1843), «The Chimes» (1844), «The Cricket On The Hearth (1845), «The Battle Of Life» (1846), «The Haunted Man» (1848)). Традиция Чарльза Диккенса была воспринята как европейской, так и русской литературой и получила дальнейшее развитие. Ярким образцом жанра в европейской литературе принято также считать «Девочку со спичками» Г.-Х. Андерсена.
Рождественский рассказ в русской литературе
Традиция Диккенса в России была быстро воспринята и частично переосмыслена. Если у английского писателя непременным финалом была победа света над мраком, добра над злом, нравственное перерождение героев, то в отечественной литературе не редки трагические финалы. Специфика диккенсовской традиции требовала счастливого, пусть даже и не закономерного и неправдоподобного финала, утверждающего торжество добра и справедливости, напоминающего о евангельском чуде и создающего рождественскую чудесную атмосферу. В противовес нередко создавались более реалистичные произведения, которые сочетали евангельские мотивы и основную жанровую специфику святочного рассказа с усиленной социальной составляющей. Среди наиболее значительных произведений русских писателей, написанных в жанре рождественского рассказа, — «Мальчик у Христа на ёлке» Ф. М. Достоевского.
Продолжателем традиций святочного рассказа в современной русской литературе является Д. Е. Галковский, написавший серию святочных рассказов. Некоторые из них получили награды.
Литература
Минералова И.Г. Детская литература: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. М., 2002.
Николаева С.Ю. Пасхальный текст в русской литературе. Монография. М.; Ярославль: Издательство «Литера», 2004.
Традиции святочного рассказа в современной литературе
В настоящей статье рассматриваются традиции такого жанра, как святочный рассказ. Приводится определение понятия, истоки возникновения этого явления в русской литературе. Также анализируется художественное своеобразие русского святочного рассказа, основные мотивы которого на примере творчества Н.С. Лескова противопоставляются мотивам рождественских произведений Ч. Диккенса.
Святочный рассказ с точки зрения литературоведения относится к так называемой «календарной литературе», то есть из самого названия жанра следует, что это чтение наиболее уместно именно в Святки. И действительно, трудно найти время, когда бы весь мир – от мала до велика – столь единодушно замирал в готовности к чуду.
Святочный рассказ этим ожиданиям соответствует сполна: ведь в нем добро всегда побеждает зло, а чудо – прямо-таки обязательная составляющая. Будь это явное вмешательство высших сил или якобы случайное стечение обстоятельств, все беды героев обязательно разрешатся, и нас ждет светлый финал.
Жанр святочного рассказа был невероятно популярен в XIX веке. Его основоположником принято считать Чарльза Диккенса, но тему быстро подхватили по всему миру, в том числе, конечно, и в России. У нас, правда, в отличие от жизнеутверждающей прозы родоначальника жанра, случались и трагические финалы, достаточно вспомнить рассказ Достоевского «Мальчик у Христа на елке», когда новогодний праздник оказывается лишь предсмертными фантазиями замерзающего ребенка. Но вот Лесков считал, что концовка обязательно должна быть веселой. В любом случае святочный рассказ напоминает нам о ценности домашнего очага, уюта, тихих семейных радостей. И, конечно же, о необходимости творить добро, заботиться о других, проявлять милосердие.
После Октябрьской революции популярность жанра, по крайней мере в России, потихоньку сошла на нет. Что неудивительно: раз запретили празднование Рождества, то какие уж тут святочные рассказы… Хотя, если присмотреться, эхо святочного рассказа можно обнаружить, например, в повести Гайдара «Чук и Гек», а также… в воспоминаниях Бонч-Бруевича «Елка в Сокольниках», где добрый Ленин одаривает детишек конфетами и игрушками, водит с ними хороводы вокруг елки – вполне себе в стиле деда Мороза.
С возвращением в нашу жизнь празднования Рождества можно было бы ожидать и быстрого возрождения жанра святочного рассказа. Но всё не так просто. Обратим внимание, что речь идет именно о рассказе, а не о сказке. То есть само названия жанра утверждает, что случившиеся события – реальны, а сверхъестественное вполне логично в эту реальность вплетается. И вот как раз эту «естественность сверхъестественного» убедительно донести до читателя очень непросто. Тем более что прошедший век способствовал скорее развитию цинизма, чем веры в чудеса [5, с.61].
Не удивительно, что русскому читателю «Рождественская песнь в прозе» Ч. Диккенса пришлась по душе, и в последующие годы в печати стало появляться все больше рождественских повестей и рассказов, выходивших из-под пера уже русских писателей. При этом к святочной литературе выдвигался ряд требований и постепенно начал формироваться новый литературный жанр со своими характерными чертами. Так, уже Н. С. Лесков замечал: «от святочного рассказа непременно требуется, чтобы он был приурочен к событиям святочного вечера – от Рождества до Крещенья, чтобы он был сколько-нибудь фантастичен, имел какую-нибудь мораль, хоть вроде опровержения вредного предрассудка, и, наконец, – чтобы он оканчивался непременно весело».
Очень разнообразные, добрые и трогательные, грустные и веселые, фантастические и иронические, назидательные и сентиментальные, святочные истории создавались, чтобы умягчать людские сердца. Несмотря на многообразие сюжетов, рождественские рассказы и повести действительно имели ряд схожих черт: события, описанные в них, были приурочены к рождественским и святочным дням, начинались и развивались такие истории обычно грустно, а заканчивались радостно – в результате неожиданного вмешательства небесных Божественных сил, причем силы эти могли действовать как чудесным фантастическим образом, так и через добрые поступки людей [9, с.42].
Нередко рассчитаны эти рассказы были не только на взрослого читателя, но и на детское восприятие, предназначены были для семейного чтения, и главной их задачей было создание неповторимой волшебной атмосферы Рождества и напоминание людям о Христе, о милосердии и любви, изменяющих этот мир к лучшему.
Такие рассказы часто были наполнены верой в чудо – неожиданным исполнением заветных желаний, удивительным спасением и избавлением в сложных жизненных ситуациях (А.И. Куприн «Тапер», «Чудесный доктор»; Ю. Насветова «Кукла рождественской девочки»), В этот день ради любви Христовой следовало примириться с врагами, и этому учат рассказы Н.М. Лескова «Зверь», «Христос в гостях у мужика», Н. П. Вагнера «Телепень».
Святочные истории еще раз напоминали о том, что раз Спаситель пришел в этот мир, чтобы помочь всем «труждающимся и обремененным», значит и людям следует проявлять заботу о своих ближних – не отворачиваться от нуждающихся, всячески поддерживать и, конечно, подарить праздник несчастным и обездоленным (Ф.М. Достоевский «Мальчик у Христа на елке», Н. Поздняков «Без елки», А.П. Чехов «Ванька», Л. Н. Андреев «Ангелочек»), Святочные истории содержали и многие другие поучительные сюжеты, раскрывающие смысл Рождества и пробуждающие любовь и сострадание в человеческих душах.
Еще в начале XX века рождественские произведения были очень востребованы, печатались, собирались в целые сборники. Однако эта традиция была резко прервана революцией 1917 года, после которой запрещено было праздновать все христианские праздники, включая Рождество [3, с.73].
Можно сказать, что святочная традиция с ее сказочной атмосферой пусть и отдаленно, но повлияла на новогодние произведения советской литературы, некоторые из которых легли в основу хорошо известных советских мультфильмов («12 месяцев», «Снеговик-почтовик») и художественных фильмов («Ирония судьбы», «Джентльмены удачи», «Чародеи» и др.).
Однако полноценно святочная проза начала возрождаться и даже получила свое новое развитие только в 1990-е гг., когда на волне возвращения христианства в жизнь народа вновь стали публиковаться рождественские истории как классиков, так и современных писателей.
Рождественский жанр появился в древности, когда взаимодействие между мифами христианства и обрядовыми формами стали основой для зарождения литургической драмы. Эта драма имела две формы: она была рождественской и пасхальной. С этим связана последующая близость становления рассматриваемых жанров. Особенности происхождения двух видов драм обусловили основной метасюжет, в котором присутствует мотив смерти и возрождения, то есть воскрешения [7, с.11].
После того как в XII в. литургическая драма прекратила свое существование, возникло несколько новых жанровых форм, повлиявших на становление рождественских традиций в литературе. Миракль включает в литературную среду фактор чуда, который позже превратился в рождественский архетип. Моралите является жанром, получившим распространение в Англии во времена Средневековья. Он предопределил в будущем характере рождественских произведений наличие аллегории и дидактического начала.
Очередной виток в становлении на русской основе традиций рассказа Диккенса стало издание сборника Николая Лескова «Святочные рассказы». Лесков перенимает только часть диккенсовских мотивов. В первую очередь это мотив нравственного перерождения персонажа, который нашел отражение в произведениях «Зверь» и «Христос в гостях у мужика». В этих рассказах автор использует тип рождественского отрицательного героя, в роли которого выступают оба действующих лица [10, с.26].
В святочных рассказах русских авторов рушатся «рождественские традиции», установленные Ч. Диккенсом. Такие рассказы, как было отмечено, следует толковать не так радикально, как это делает Е. В. Душечкина, которая назвала русские традиции антирождественскими». Принимая во внимание особенности поэтики, мы склонны называть их постдиккенсовскими.
Прежде всего, вариативным развитием характеризуются основные рождественские архетипы. Авторы делают акцент на «трагически несостоявшемся» чуде («Мальчик у Христа на елке» Ф. М. Достоевского). Можно сказать, что в таких образцах рушится архетип чуда в его толковании Диккенса.
Среди всех рождественских рассказов Диккенса более всего импонирует русскому святочному жанру своим социальным звучанием и изображением «маленького человека», которым стал Тоби Вэк, было произведение «Колокола» [9, с.19].
Итак, русские рождественские рассказы, которые начали активно развиваться после восприятия произведений Диккенса, его тем и лейтмотивов, превратились в самостоятельную жанровую структуру.
9 святочных рассказов для семейного чтения
Быстро-быстро, в весёлой суматохе, а порой и в утомительной суете, пролетели предновогодние дни. Отгремели последние детские утренники, школьники вышли на каникулы, куранты уже отсчитали 12 ударов, и вступил в силу Новый год. Конечно, забав и развлечений в эти дни предостаточно, но есть одно занятие, сегодня, к сожалению, за грохотом телевизора подзабытое. Это семейное чтение.
Не все произведения интересны одинаково каждому члену семьи. Но есть и такие. Обычно у них есть два свойства: большой талант, с которым они созданы, и событие, которому они посвящены. Рождество Христово ‒ это то, что определяет нашу грядущую, за рамки этой жизни выходящую судьбу. И святочные рассказы напоминают нам об этом.
Сельма Лагерлёф. «Святая ночь»
Эту историю можно отчасти назвать апокрифом с явными фольклорными корнями, однако сути и смыслу События это ничуть не вредит. В ней рассказывается о человеке, который пришёл к пастуху, чтобы попросить немного углей ‒ ему нужно было согреть Жену и новорождённое Дитя. Мир жесток, как известно, но все преграды, встающие перед человеком, рассыпались в прах: не причинили ему вреда ни злые псы, ни брошенная палка, а овцы продолжали мирно спать, когда тот прошёл к костру по их спинам. Да и сами горячие угли он унёс прямо в своём плаще.
Недоумевающий пастух спрашивает его, как такое могло произойти. «Я не могу тебе этого объяснить, если ты сам не видишь», ‒ говорит человек.
И это главное в коротком, неспешном рассказе писательницы. Она словами своей бабушки напоминает нам, что рождественское чудо совершается каждый год, и загорается звезда, и ангелы славят Бога. И очень, очень важно, чтобы наши глаза (а я думаю, речь идёт о духовном зрении) увидели, а сердца восприняли это чудо.
Иван Шмелёв. «Рождество»
Это, пожалуй, самые известные воспоминания о празднике. И хороши они тем, что их можно читать буквально с младенчества, лет с пяти, и с удовольствием возвращаться к ним в любом возрасте. Удивительный, ни на что не похожий язык писателя, который мыслит и живописует по-детски образно, находит отклик в каждой душе. И пусть мы далеки от атмосферы богатого патриархального купеческого дома, где рос Ванечка, сложно не полюбить тот волшебный и вместе с тем такой настоящий мир его детства.
Обычно дети, особенно те, которым регулярно читают книги, чутко улавливают эту атмосферу, их не смущает обилие устаревших понятий и явлений в тексте, тем более что это может быть поводом к обстоятельному разговору с родителями.
Если ребёнок готов к такому разговору, можно пояснить ему, что писатель обращается к своему сыну, что живут они во Франции, и Шмелёв очень скучает по оставленной Родине и хочет, чтобы мальчик понял, как хороша была та, потерянная для него навсегда, Россия.
Александр Куприн. «Чудесный доктор»
Этот, что называется, хрестоматийный святочный рассказ раскрывает праздник ещё с одной стороны: он говорит о милосердии. О том, как человек, у которого множество дел, и семья, и гостинцы в руках для детишек, вдруг проникается бедой совершенно неизвестного и совсем несимпатичного человека. И важен здесь не только факт помощи бедствующей семье, но и то, что благодеяние это сделано, можно сказать, инкогнито. Ведь только на следующий день, получая лекарство от аптекаря, Мерцалов узнаёт, что его благодетель ‒ знаменитый военный хирург Николай Иванович Пирогов.
Этот рассказ ‒ хорошая основа для разговора о милосердии, о безвозмездной помощи, о том, почему, по слову Господа, «пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф. 6, 3–4).
Николай Лесков. «Христос в гостях у мужика»
Это глубокий и красивый, но сложный рассказ: детям он будет понятен, наверное, лет с 12, да и то с соответствующими родительскими комментариями.
Христианство ставит перед нами задачу, до него неведомую: не просто простить, но и полюбить врага
Здесь тема милосердия углубляется и усложняется: герой должен не просто оказать милость, а оказать её своему кровному врагу. «Кому много дано, с того много и спросится» (Лк. 12, 48) ‒ Лесков подтверждает эту истину, рассказывая об очень благочестивом человеке, живущем по-Божески, любящем Бога, но не готовом к встрече с Ним. Потому что христианство ставит перед нами задачу, до него неведомую и неподъёмную для человека: не просто простить, но и полюбить своего врага.
«Христос в гостях у мужика» ‒ рассказ о чуде, которое, с одной стороны, можно житейски объяснить, а с другой ‒ остаётся только дивиться непостижимости Божьего Промысла, Его путей. Это настоящий святочный рассказ с очень счастливым и глубоким финалом: невольно задумываешься, а кто же получил милость ‒ тот, кто просил, или тот, кто оказал её?
Василий Никифоров-Волгин. «Серебряная метель»
Мальчик из рассказа Никифорова-Волгина необыкновенно тонко чувствует атмосферу праздника. Он живёт в простой, но очень верующей семье, у него мудрые, вдумчивые родители, и Рождество он воспринимает не как давно прошедшее событие, а как то, что совершается вот здесь, прямо сейчас:
«Я долго стоял под метелью и прислушивался, как по душе ходило весёлым ветром самое распрекрасное и душистое на свете слово ‒ ‟Рождество”. Оно пахло вьюгой и колючими хвойными лапками».
«Отец, окончив работу, стал читать вслух Евангелие. Я прислушивался к его протяжному чтению и думал о Христе, лежащем в яслях: ‟Наверное, шёл тогда снег, и маленькому Иисусу было дюже холодно!” И мне до того стало жалко Его, что я заплакал».
Это ещё один детский взгляд на Рождество ‒ в отличие от шмелёвского Ванечки из богатого московского дома, герой книжки ‒ сын сапожника. Но ощущение праздника у него такое же ‒ хрупкое, веками происходящее вечное Чудо.
Чарльз Диккенс. «Рождественская песнь в прозе»
Что сделали мы хорошего? Кого порадовали, кого обнадёжили, кого оттолкнули?
История преображения души старого скряги Скружда от английского классика известна многим. Однако, перечитывая её, мы снова и снова размышляем над плодами жизни ‒ и не только героя книги: над плодами жизни своей собственной. Что сделали мы хорошего? Кого порадовали, кого обнадёжили, кого оттолкнули? И есть ли что-то, чего уже не исправить?
Однако Диккенс утверждает, что исправить можно многое, даже то, что, кажется, предопределено. Об этом звонят весёлые колокола, и смех в гостиной, куда пришёл с поздравлением мистер Скрудж после своего ночного видения, ‒ тоже об этом.
«Рождественскую песнь» можно перечитывать каждый год ‒ она не надоедает. А можно делать это вместе с детьми, открывая им и сокровища английской литературы, и возможности изменения человеческой души.
Надежда Тэффи. «Сосед»
Святочные рассказы бывают разные. Не всегда в них можно найти описание праздничной службы, ёлки, подарков и колядок. Не всегда в них рассказывается о помощи бедным и обездоленным. Главное в произведениях о Рождестве Христовом ‒ это дух праздника: дух любви, объединяющий людей, пусть даже из разных стран.
Сосед ‒ это четырёхлетний французский мальчик, который ходит к соседям ‒ «лярюссам». Они любят гостей, всегда их угощают, поют удивительные песни и варят не менее удивительный суп ‒ борщ. Русский Пэр Ноэль, хоть и живёт далеко на Севере, приносит подарки всем детям, даже тем, кто плохо начистил свои башмаки.
Удивительно светлая, хоть и грустная, история о дружбе русской эмигрантки и маленького француза Поля, в которой каждый, кто внимательно её прочитает ‒ и ребёнок, и взрослый ‒ найдёт что-то своё.
Сергей Дурылин. «Четвёртый волхв»
Помните героя «Войны и мира» Платона Коротаева, который транслировал ту самую народную правду? Может быть, с точки зрения науки она не имеет оснований, зато в ней есть важный, глубинный смысл. В рассказе Дурылина старушка-няня утверждает, что поклониться Христу шли четыре волхва. Последним был «русский человек, хрестьянин», который заблудился в лесу, «и дар, что Богу нёс, у него отняли злые люди».
« ‒ Няня, а что он принесёт, четвёртый, Младенцу-Христу, если дойдёт из леса?
‒ А хлебушка, милый, ‒ отвечала старушка. ‒ Что же у русского крестьянина есть, кроме хлебушка?»
Поразительный по своей глубине и поэтичности рассказ, с огромным уважением и любовью повествующий о благочестии старой няни, о любви к родившемуся Богомладенцу.
Джеймс Хэрриот. «Рождественский котёнок»
Это грустный и светлый рассказ о любви ‒ настоящей, деятельной, которую могут проявлять животные. Об удивительно умной и самоотверженной кошечке, успевшей перед тем, как её не стало, спасти и принести человеку своего малыша.
Хэрриот мастерски соединяет в своём рассказе атмосферу праздника, тонкие и ироничные наблюдения за животными и их хозяевами и глубокие размышления о жизни, о связи событий обыденных и духовных.