Что такое горная единичка
Первая горная единичка в 1974-ом
Долго не решался опубликовать это пост – вроде как заурядная единичка, но возможный поджог авиалайнера в полёте и потенциальные возможности попасть в лавины, как нельзя лучше сочетаются с названием сайта.
После февральской лыжной двойки на Кольском Бугор ошарашил заявлением, что в горы нас не поведёт, а будет заниматься своей диссертацией. Смешанные чувства недоумения и потерянности одолевали нас. Бродили по турклубу, как беспризорники и я чуть не сделал кощунственный шаг, собираясь переметнутся в водоплавающие, дабы не пропал майский сезон. Но судьба оберегла меня от измены: в клубе появился другой Бугор – горник с двумя Памирскими пятёрками. Звали его Лёня. Худой, жилистый он обладал невероятной силой кистей рук. Во время первого его рукопожатия мне показалось, что ладонь попала в тиски или прищемлена пассатижами. После этого я стал всячески уклоняться от ручкования, а к нему прочно прилипло погонялово «пассатижи». Собралась целая команда – больше десяти человек. Меня и моего однокурсника Валеру Лёня почему-то посчитал наиболее перспективными, и взял под своё крыло. Как показала история он не ошибся. Лёня, будучи неформальным лидером, решил, что пойдём двумя группами: мы втроём, а все остальные под руководством Володи, с разными кухнями, но одним маршрутом. И начались тренировки: бег по пересечённой местности в Царицынском парке
Хождение в кошках по фирновому склону в Покровско-Глебовском. Сначала один был рюкзаком, а другой туристом, но потом менялись местами
Параллельно готовился маршрут по отчётам в городском турклубе, брались ледорубы и кошки в городском прокате (которые потом были благополучно заныканы по причине якобы попадания в лавину и кражи злыми татями), закупались продукты и билеты на самолёт (очень дорогие – по 20 рублей, сейчас, правда, батон хлеба за эти деньги не купишь). На еде решили не экономить, и отоварились кучей жратвы на троих на 11 дней аж на 40 рублей 49 копеек. На учёбу пришлось забить большой болт, да и не тем была занята голова, чтобы ещё и учиться. Эйфория из меня брызгала вместе со слюной, когда я однокурсникам рассказывал, что собираюсь идти в горы.
Самым животрепещущим был вопрос снаряжения, поскольку почти все в горы шли первый раз. Вопрос с палаткой для нашей троицы не стоял, поскольку я, предвидя будущее, подарил своему старшему братцу на день рождения польскую палатку, а теперь её благополучно экспроприировал. Спальник решили сделать из двух ватиновых полуторных, состегнув их молниями. Догадался почему их называют полуторными – со своей половинкой вроде бы и не тесно, а вдвоём с мужиком западло. Поэтому, из соображений гигиены и памятуя статью УК СССР, мы сшили себе из фланели индивидуальные вкладыши-коконы. Примусами и двумя лавинными лопатами обеспечивал Бугор. Тяжёлые котлы из нержавейки решили не брать, а обойтись парой банок из-под атлантической селёдки. Тут уж пришлось впрячься мне и дежурить у помойки за магазином, пока их не начали туда выбрасывать. Но отмывать эту вонючую посуду была сплошная морока. Казалось, что запах впитался даже в жесть. Но самым муторным оказалось изготовление ковриков. Мало того, что нужно было найти на помойках пенопласт нужной консистенции, нарезать его кухонным ножом на параллелепипеды (про раскалённую нихромовую проволоку мы тогда не знали), так потом ещё запихивать в кармашки стёганого «одеяла» и поочерёдно прострачивать. Хорошо, что я шить умел и машинка была, а неумехам приходилось тратиться на шоколадки для девчонок. Да и продувались они не как современный каремат, ведь перекрытие пенопластом было около 70%.
Накануне отлёта собрались в турклубе, где окончательно определился состав обеих групп: девять мохнорылых мужиков, разбавленных тремя симпатичными девичьими мордашками. Итак, нас дюжина. Может быть это и к лучшему. Выяснилось, что почти ничего не готово. Весь вечер героическими усилиями преодолевали возникшие трудности, и чтобы никто не слинял в последний момент, там же и завалились спать. Тем более, что от клуба до аэровокзала рукой подать из окна троллейбуса. Утром нас провожала большая толпа друзей с просьбами взять автограф у чёрного альпиниста и пожеланиями попутных лавин.
В самолёте произошёл казус. Наш Бугор сказал, что на Кавказе весь бензин этилированный и сепаратор примуса сразу засорится, поэтому бензин-калошу повезём из Москвы. Он залил его в две 2,5 литровые пластмассовые канистры, которые, судя по всему, были его ровесницы. Чтобы при погрузке рюкзаков они не лопнули, их загрузили в полиэтиленовые пакеты, и браво поднялись с ними на борт ТУ-154. Наши опасения не были напрасными. От болтанки в воздухе у одной из них началась течка. По салону поплыл приятный аромат не этилированного бензина. Пассажиры стали крутить носами, жужжать и подозрительно оглядываться на нас. В результате был вызван цербер в виде бортпроводницы, чей сверкающий молниями взгляд из-под насупленных бровей не сулил ничего хорошего. Мы активно начали задирать ноги, пытаясь мыском ботинка дотянуться до кончика её носа, и объясняя при этом, что это запах от наших вибрамов, которые целый месяц пропитывали смесью дёгтя с касторкой для непромокаемости. В салоне повисла гнетущая тишина. Нас успокаивало только то, что промежуточных остановок быть не должно и мы всё-таки приземлимся в Минводах. Очевидно и до неё дошла эта мысль, а может быть испугалась, что мы начнём сейчас снимать ботинки, и запах бензина смешается с запахом мужских носков. Развернулась на каблуках, как бравый солдат, и удалилась, посоветовав нашим соседям дышать через раз и не нюхать.
После приземления встала проблема дальнейшей транспортировки 2,3 литров бензина, оставшихся в треснувшей канистре. Спасая ситуацию, мы с Валерой купили три огнетушителя плодово-выгодного вина, и причмокивая от удовольствия, но делая вид, что с отвращением, их выпили. Бугор перед маршрутом пить отказался. С потяжелевшей тарой и повеселевшими головами, загрузились в автобус и с пересадкой в Нальчике добрались до Верхней Балкарии. Там нас встретили два одиночества. Один под хорошей мухой и очень агрессивный, второй оказался ещё хуже. На вопрос как попасть на Чегет-Джорнийский перевал, он подробно объяснил ложный путь, в чём на следующий день мы и убедились. Блуданул нас так, как поляков на Смоленщине, Сусанин хренов. Видать из дальних его отпрысков.
Весь следующий день прошёл в поисках упомянутого перевала. Когда вылезли на гребень и поняли, что перевалом здесь и не пахнет, стали траверсировать отроги вершины Соух-ауз-кая.
Казалось, им не будет конца, но, тем не менее он наступил, как раз, когда сел туман.
На перевале перекурили и, не найдя тура, ринулись рубить траншею на другую сторону. Первым пахал один из участников соседней группы. Когда склон под ним в двух местах треснул на опознание был вызван наш Бугор – Лёня. Он с умным видом поковырялся ледорубом в снегу, и вынес вердикт: доска, сматываемся обратно. Это сейчас я знаю про глубинную изморозь, а тогда подумал, что Бугор просто выпендривается. Но была команда, и на перевал взлетели быстрее, чем спускались. Шёл дождь со снегом и на спуске по травянистым склонам ноги разъезжались в стороны и заплетались бантиком. Невольно сравнишь корову на льду с туристом на мокрой траве. Наконец, на 14-ый час хождения по мукам, спустились к ферме – домику из камней, которые держались на честном слове и на одной сопле. Решили, что чёрт с ними со стенами – главное, что крыша над головой, и повалились спать.
Умотанные накануне, решили сделать днёвку. Да и погода дрянь. Мы с Валеркой полезли на Соух-ауз-каю. Решили, что если третьей категории маршрут не найдём, то сделаем три единички. По-моему, равноценно. После нескольких часов блуда в тумане вылез на какой-то отрог и начал спускаться, но нарвавшись на отрицательную сыпуху, мухой вылетел обратно к кошу. Вскоре к нам пришёл пастух и начал выклянчивать кошки. Здравым увещеваниям, что они нам нужнее, он не внемлил, и ушёл расстроенный. Но видать сглазил. Вскоре в соседней группе один за другим начали взрываться примуса. Их конечно гасили, остужали, перебирали, но канитель эта продолжалась. В результате сожгли много бензина. Завтра, если не будет погоды, предстояла экспедиция в Верхнюю Балкарию за топливом.
Утром наш Бугор послюнявил палец, высунул его из коша и изрёк: «Погода есть, собираемся!» Он не ошибся. Ясно, солнечно и ни ветерка. По дороге встретили группу туристов с альпенштоками и вёдрами, заполненными картошкой. Хорошо, что не с пустыми! Они шли на Гезе-вцек. Пожелав им доброго пути, продолжили мытарства под палящим солнцем. Вслед за ними встретили двух безмятежно пасущихся завтраков туриста.
Кроме жары меня ещё донимала отрыжка бензиновыми парами от съеденного утром масла, которое сердобольный завхоз положил рядом с сочащейся канистрой. Видно и вторая старушка отдавала концы. Решили долго не ходить, выбрали подходящее место, поставили палатки и начали праздновать масленицу, угощаясь блинами с повидлом и компотом.
Следующий день выдался таким же прекрасным. Рододендроны, жара и жажда. Воду из ручьёв пьём через кембрик, чтобы губы не превратились в кусок кровоточащего мяса.
Вышли на снег. Солнце стало поджаривать не по-детски.
В воздухе запахло тепловыми ударами, но мы их обманули – вышли на место ночёвки раньше, чем нас накроет. Это ровное плато под перевалом Дополнительный (на фото снизу).
Сфотографировались нашей троицей: Валера, Бугор и я.
Я сделал пометки в дневнике
Просмотрели начало нашего завтрашнего подъёма к перевалу Коштан
И улеглись спать поверх спальника пока греет солнышко
Когда солнце село стало не на шутку холодно, а мне, как назло предстояло дежурить. Напялил на себя всё, что мог, и вылез из палатки готовить ужин. Смело схватился за примуса, наивно полагая, что они также быстро разожгутся, как и внизу. Но как я ни старался, ничего не получалось. Будучи ортодоксально упёртым, я вновь и вновь продолжал попытки. Минут через сорок мытарств мой энтузиазм стал угасать. Мат, смешанный с запахом бензина, никак не стимулировал их работу. В мозгу, как муха об стекло, навязчиво билась одна и та же рифма:
Горит звезда в лучах заката, дежурный бдит, и эхо мата…
Наблюдая за моими родовыми схватками с примусами, из палатки вылез Бугор. Поинтересовавшись не появились ли у меня на свет примусята, моментально их разжёг. Поели и легли спать. Меня, по традиции, как самого худосочного и мерзлявого засунули в середину.
Ночью сильно поддувало снизу сквозь щели в коврике. Похоже я застудил себе колено, как в феврале на Кольском. Но с утра нога сгибалась, и это успокаивало – авось обойдётся. Позавтракали, собрались и потопали. Снег за ночь смёрзся, но не глубоко. Сверху был наст, который местами проваливался даже под моим комариным весом. Тяжелее всего было Бугру соседней группы – Володе. Он, как танк рыл траншею. Зато девчонки порхали по поверхности, яко по суху. Мученья закончились только в цирке под перевалом, но начались новые. Видно завтрак пошёл не в масть и у многих в животе началась революция. Попросту говоря на них напал зверь – дрысь. Но поскольку местность не позволяла играть в прятки, стали играть в негляделки, тут и там нарушая девственную чистоту высокогорного снега.
Когда последний завтрак пошёл прогуляться на свежем воздухе, двинулись одолевать перевальный взлёт. Вначале сносно, но последняя сотня метров заставила потрудиться. Местами даже ступени пришлось бить. Мне показалось что склон крутизной не меньше 70 градусов, но вспомнив правило, которому меня научили в клубе: раздели пополам и прибавь 2 градуса, определил реальный угол. По пути умудрился здорово приложиться всё той же отмороженной коленкой, и стал опасаться перспективы моего спуска.
Перевал встретил нас неласково, но всё же его одолели, и теперь только вниз, вниз, вниз.
Попытку найти тур лучше всего комментирует строка из песни: «Мы ж не халтурили, искали туры мы, но ничего под снегом не нашли…» Потеряв терпение, начали бить траншею вниз. Вскоре почувствовали, что склон решил отправиться вместе с нами, и пожелание наших друзей о попутных лавинах сбудется. Нет, мне, конечно, интересно было прокатиться на лавине, ведь кроме велосипеда и лодки я ничего не пробовал, но одна мысль, что под одеждой должен образоваться сугроб, повергала в ужас. Бррр! Наш Бугор дал команду идти по одному вдоль скал с интервалом 100 метров, а остальным сидеть и ждать.
Все как мышки просочились на безопасное место, а когда одна из девчушек, шедшая предпоследней, была под скалой, оттуда полетели камни. Тут же раздался хор орущих мужских голосов и визг женских, а капелла (без аккомпанемента). Один из камней весом примерно в полпуда остановился в 3-х метрах от неё. Она покрутила головой и отправилась дальше. Подойдя к нам, поинтересовалась, что мы так орём, ведь она же не глухая. Чтобы не нервировать её, мы молчали, как рыбы об лёд, а она подходила к каждому и выспрашивала, что случилось? Дальнейший спуск плавно перерос в бегство, а на более пологом участке превратился в вакханалию, когда все спускались жопслеем.
До конечной морены ледника Уллу-ауз дошли, когда снег раскис окончательно и моя коленка тоже. Сустав скрипел как несмазанный шарнир и плохо гнулся.
Тропили вниз по развилку. Немного пройдя, сделали горячий перекус. В суставе смазка окончательно кончилась, и пришлось туго перемотать его эластичным бинтом, после чего нога перестала сгибаться, а походка стала напоминать поступь беременной утки. Вся группа ускакала вперёд, а я, как одинокий странник брёл по этой горной долине, проклиная всё на свете: снег, коленку, медленно тянущиеся километры пути и вообще, что я пошёл в этот поход. В голове свербила мысль о том, что, если доберусь до Москвы, куплю ящик шампанского и буду пить, пить и пить, а эти горы в телевизоре смотреть… Главное было дойти до фермы, где было назначено место встречи. Уже в сумерках я ввалился внутрь и рухнул на спальники, постеленные на полиэтилене, прикрывавшем овечье говно. Было тепло и сухо. В воздухе витал приятный аромат баранины и навоза. Сердобольные девчушки стали отпаивать меня чаем. Сколько они влили в меня кружек, не помню, но постарались на славу. Вслед за этим сон сковал меня своими мягкими лапами.
Утром я проснулся поздно. Почему-то было темно, хотя повсюду слышались голоса. С трудом проковырял пальцами две дырочки для глаз. Впору было крикнуть как Вию: Упыри и Вурдалаки, поднимите мне веки. Мне поднесли зеркало – первое впечатление, что вчера я провёл 16-ти раундовый профессиональный бой и не в качестве лидера, зато чукчи меня бы приняли за своего. Рожу лица раздуло, как футбольный мяч. Интересно, сколько же я вчера выпил чая? Наверное, когда заснул, через воронку вливали.
Народ не спеша собирал рюкзаки. Сегодня должны пойти в альплагерь Безенги. На моё счастье колено начало сгибаться и пошёл дождь, что затормозило выход до обеда. Но потом всё равно пришлось идти и всё равно под дождём. Кое как доковылял до лагеря. Стали его осматривать. Многие корпуса были не заперты. Скорее всего, опасались, что своруют замки. Я наткнулся на открытый сарай, который в сезон, наверное, служил складом для всякого барахла. Войдя внутрь, увидел дверь в чулан, похожую на старую лифтовую с сеткой в верхней половине. Она была закрыта на амбарный замок и висела табличка «ЛИФТ НЕ РАБОТАЕТ». По достоинству оценил экономность альпинистов: зачем не в сезон лифт включать в одноэтажном строении? Выбрав наиболее просторное помещение улеглись спать под крышей.
Ящик шампанского покупать не стал. Решил начать с пары бутылок. После второй понял, что жизнь то налаживается. Это меня и сгубило – выпил бы ящик и выполнил бы зарок. А так в июле опять попёрся в горный поход, и потом только горы, горы и горы. Жил бы себе мирно, ковырялся бы в носу и в грядках, так нет же – нашёл на свою @опу приключений.
Самурайские единички, где закаляются мастера
Те давние времена были не такие, как сейчас, а гораздо суровее. Это сейчас руководы за участниками в очередь выстраиваются. А тогда была конкуренция, и новички подвергались жесткому отбору.
Состав группы
Лена, помнится была в группе врачом. Как и бывает с врачами, она сама же и заболела, через неделю сошла с маршрута домой, но об этом дальше.
Меня Олег назначил ремнаборщиком, хотя в школе по трудам у меня было вечное «3». Куда деваться, послушал я советы бывалых реммастеров, что может в походе ломаться (ломаться может все), и какой инструмент в связи с этим может пригодиться. Так ремнабор и собирал.
Важные принадлежности ремнабора, характерные для похода на лыжах 
Юрка к своей должности завхоза отнесся исключительно ответственно. Мне кажется, сухари и овощи он вообще один насушил за всех. Собственно, в основном этим он и занимался всю сессию. Которую он в итоге забананил (половину завалил), но заявил, что в поход все равно пойдет, потому что не может же завхоз бросить группу!
На поезде доехали до Слюдянки, по чьему-то совету оставили в камере хранения примус (в Саянах, дескать, везде дрова, примус не пригодится). С трудом втиснулись в автобус на Аршан. Сами на заднем сиденье, рюкзаки в проходе пирамидой. И пока 4 часа ехали, сидевший посередине Юрка держал всю эту пирамиду, которая постоянно на него падала.
В Аршане договорились подъехать ближе к речке Могойте, где начинался маршрут. Дорога была вся в округлых ухабах огромного размера, крытый УАЗик мотало с боку на бок, как парусник в шторм, чуть было не началась морская болезнь у народа.
Наконец, машина остановилась. Выгрузились, надели лыжи, прошли еще чуть вперед, и у очередной речки повернули направо, в тайгу. В том, что это и есть нужная нам речка, сомнений ни у кого почему-то не возникло.
Обули лыжи. Еще свеженькие. Леха и Юра. 
Где-то на первом обеде 
Трудности приходили постепенно. Долина сузилась и вошла в каньон. Сначала мы взяли правее и оказались на крутых склонах. Лес густой, управляться с лыжами на заросшем косогоре тяжко и непривычно для неопытного человека с равнины. Перед походом какой-то «доброжелатель» порекомендовал всем идти со станковыми рюкзаками под названием «Ермак». Это брезентовый мешок на дюралевой «раскладушке», не рюкзак, а катастрофа. Во-первых, он очень маленький, когда надо тащить 35 кг, ничего не влазит. Во-вторых, у ермака с таким грузом очень высоко центр тяжести, выше плеч. С этим борются, подвязывают снизу что-нибудь потяжелее, но это не сильно помогает. При любом неверном движении ермак так и норовит кувыркнуться с гарантированным падением носом в сугроб, и тут же ермаком сверху хлоп по макушке. Подняться из сугроба просто так не получается, ермак не дает. Сначала надо освободить руки и выбраться из-под дурацкого ермака. Потом принять устойчивую позу, исхитриться вскинуть его на себя через колено. И такой содом и геморрой многократно в течение всего дня.
Это более современный ермак, капроновый. Те были из брезента, но такие же по конструкции. 
Привал в каньоне вместе со свердловчанами 
Пенопластовый коврик начала 80-х. Тесемочки для того, чтобы связывать коврики соседей, тогда они не разъезжаются. 
Продолжили движение по каньону. Идти тяжко. На дне заснеженный крупный курум, на лыжах не развернуться, тропить получается только пешком.
Печка грела только на расстоянии метра, а в дальнем краю палатки дубак был, как на улице. Как правильно укладываться в спальник, нас никто не учил, но дошло само, и очень быстро. Все ложились на один бок плотно, без промежутков, прижимаясь друг к другу. Всю теплую одежду раскладывали снизу, сверху и по краям, и чтобы никакой там рукав куртки не попал между соседей и не нарушил необходимый тепловой контакт. Так всю ночь и грелись друг об друга, переворачиваясь на другой бог только одновременно всем спальником. Тут уж не до жиру, быть бы живу.
Байка о первом походе юного чайника зимой в Саяны будет не вполне правдивой, если не рассказать, откуда в то время бралась эта самая теплая одежда. В могучей стране, которая тогда называлась СССР, не продавалось почти ничего. Все дефицит!
Из разговора двух теток, подслушанного в очереди:
— Слышь, Петровна, говорят, в ТЦ земляной орех выбросили. А что это такое?
— А, знаю! Это как «Арахис» из кулинарии, только без сахара. Дефицит!
Надо было как-то найти, где «выбросят» дефицит, вовремя оказаться в нужном месте, отстоять в очереди, и чтоб его хватило (это называлось «достать дефицит»). Либо делать из чего-то самому. Кое-что можно было иногда добыть по институтам.
Интерфейсы компьютеров из прошлого тысячелетия 
Собственно, к чему это. А вот: выдача распечатывалась на особом принтере «АЦПУ», который пробивал буквы на бумагу через черную красящую ленту. В процессе работы краска постепенно расходовалась, выдача получалась бледная, такую ленту списывали и меняли на новую. Можно было договориться, чтобы отработанную АЦПУшную ленту не выбросили, забрать ее и тщательно отстирать от черной краски. Получалась тонкая, легкая, непродуваемая и весьма прочная синтетическая ткань, подходящая для шитья спортивной одежды. Эта ткань так и называлась «АЦПУха». Кстати, и сама выдача применялась в горном туризме. Ее печатали на тонкой, легкой и прочной бумаге. Одна сторона рулона мягкая (для задницы), другая вощеная, чтобы держать рукой. Гораздо качественнее обычной туалетной бумаги, которая, кстати, тоже не продавалась. А еще перед использованием можно было в последний раз прочесть выдачу и проанализировать распечатанные данные.
А еще для охлаждения ЭВМ применялись фильтры из синтетического волокна «нитрон». Через годы этот же самый нитрон под названием «синтепон» стал появляться в продаже как утеплитель для одежды. А тогда надо было уловить момент, когда на ВЦ будут списывать рулоны отработанного, до черноты забитого пылью нитрона, и вовремя «приделать ему ноги». После отстирывания нитрон шел на спальники и теплые куртки.
Эти принадлежности от компьютеров из прошлого тысячелетия имели важное применение для туризма 
Помнится, по осени чайникам выдали стирать нитрон. Сначала мы развернули его на траве и стали топтать ногами. Когда приподняли, трава под ним из зеленой превратилась в совершенно черную. Переложили на чистое место и повторили процедуру. Так делали, наверное, раз двадцать, пока трава не перестала становиться черной, а делалась только серой.
После этого взяли нитрон и понесли на пляж. Зашли на мостки, опустили нитрон в Обское море и стали полоскать туда-сюда. Эту процедуру также повторяли много раз. Закончили, когда обская вода под нами стала серой, а не черной, и рыба перестала всплывать кверху брюхом.
Тогда мы понесли нитрон в общагу, по дороге прикупив пару пакетов порошка «Кристалл». Пошли с Юркой стирать его в общажный душ. Случайные свидетели приходили в ужас, особенно когда пена поднималась в душе до потолка.
На следующую ночь Юрка, иногда разговаривавший во сне, громко воскликнул:
— Что? Где?! Где варежки?
— Нитрон! Где нитрон? А впрочем. где Таня. девушка?
Из нитрона в клубе шили все теплое, от варежек до многоместных спальников. Однако для похода мне теплой куртки не хватило, и я решил, что обойдусь вторым шерстяным свитером. А вот теплых штанов-самосбросов не было ни у кого: тогда мы еще не знали, что и штаны, оказывается, тоже можно на нитроне делать. Сейчас вообще не представляю, как в Саянах зимой без пуховки и без штанов ходить, но вот ходили же.
Хотя помню, как в походе в первую же ночь проснулся от ощущения, что задубели пальцы ног. Пришлось долго шевелить пальцами прямо в спальнике, чтобы отогреть. Так просыпался для отогревания пальцев раза три за ночь. Пальцы на руках тоже отмерзали, если оказывались у края спальника. Пришлось приучиться складывать руки себе под мышки, чтобы грелись и не выпадывали, а к концу похода я даже перестал просыпаться для шевеления ногами, потому что научился непрерывно шевелить ими во сне.
Эти лыжи выдержали весь маршрут 
Десятирублевые вибры. В таких же мы ходили в Саяны зимой. 
Еще упражнялись в изготовлении горных валенок. Внутрь забивали колодки, чтобы сделать их пошире. Верх отрезали, внизу делали шнуровку, вокруг ранта стропу и бахил. Затем расплавленным капроном клеили подошву вибрам от десятирублевого ботинка. Времени было мало: скоро сессия, а потом сразу поход. Помню, я даже брал валенок с собой в универ, садился за последнюю парту, слушал лекцию и одновременно под партой шил валенок.
Итак, на пятый день похода мы поднялись выше границы леса, увидели цирк и перевал вдали. По очертаниям вроде и напоминает дубль-W, но как-то не очень. Обсудили: раз перевал есть, значит, надо идти.
Каньон раскрылся 
Верховья долины 
Впереди ложный Дубль-W 
Подниматься на седловину начали во 2-й половине дня. Склон крутой, на лыжах невозможно, снега по пояс. Лавиноопасно. Шли очень медленно. Приходилось подолгу пережидать, пока впереди протопчут. Потихоньку стали давать дуба. Стоишь по пояс в снегу без движения. Повернуться неудобно, можно со склона уехать. Руки-ноги отмахать нельзя, лоханку вытоптать нельзя, лавина пойти может. Стоишь в характерной позе дубеющего туриста, зубами клацаешь.
Наконец, кто-то вылез наверх, но остальным не велят. Что-то пошло не так. Еще какое-то время померзнув, получили команду: всем вниз! На ту сторону спуска нет, дескать, отвесные скалы несколько сот метров. Оказалось, мы не в том ущелье, гораздо дальше по хребту от нужного нам перевала. Что делать, непонятно, и уже вечер, вот-вот стемнеет. Надо ночевать, а утром на разведку, искать другой проход.
Холодной (без дров) ночевки мы боялись и подготовились тщательно. Сначала уложили на снег лыжи, сверху пустые рюкзаки. Все, что было, использовали для утепления. Поели сухим перекусом, запили чаем, который скипятили на таблетках сухого спирта (дрова-то кря!).
На удивление, эта ночевка оказалась не страшной. С устатку спали крепко и замерзнуть не успели. Утром опытные пошли дальше разведывать. Полдня лазили по отрогам, прохода нет! Причем даже через боковой отрог нельзя попасть в нужное ущелье, так как мы, оказалось, зашли даже не в следующее, а через одно!
Отроги верхнего цирка 
Что делать, надо вниз. И тут новая беда. Деревянные лыжи на твердом насте совершенно неуправляемые. Только поехав с места, уже через несколько метров набираешь сумасшедшую скорость. Попытки рулить или тормозить не помогают. Заворачиваешь поперек, закантовываешь лыжи, при этом ни скорость, ни направление не меняются. Потом наст проваливается, лыжи зарываются, и хлоп мордой лица в сугроб, а ермаком по затылку сверху! Кое-как поднялся, снова поехал, через минуту все повторяется, и так многократно. Пытались хоть как-то приспособиться, но самым действенным оказался такой способ: тупо едешь вниз, пытаясь устоять на ногах как можно дольше. Все равно лыжами сбрякаешь и получишь сверху ермаком, но хоть успеешь проехать большее расстояние. И еще, главное, стараться так технично упасть, чтобы именно в сугроб, а не мордой об камень!
Итак, подошел к концу шестой ходовой день из восьми заявленных. А мы до сих пор не прошли ни одного перевала, торчим наверху ущелья, и завтра нам идти не вверх, а вниз, назад к дороге. Маршрут не пройден, и никаких шансов, финита ля комедия, как это ни прискорбно.
Утром 7-го дня вприпрыжку помчались вниз по ущелью по своей же слоновьей тропе. Такой спуск оказался гораздо быстрее подъема, и мы, на удивление, к вечеру уже добежали до самой дороги. Примерно до того места, где неделю назад выгрузились из машины и начали маршрут. Возвращаемся как раз вовремя, без маршрута только.
Теперь мы точно знали, где наше правильное ущелье. Долина настоящей Могойты оказалась без каньона, и гораздо более проходима, чем предыдущая. Впереди большие планы, заночевали в хорошем настроении. Для печки завалили добрую сосну, помню, на моем дежурстве дрова горели жарко.
Когда утром встали, однако, печка была холодная. Кто-то сказал, в середине ночи гореть стало плохо, дым попер внутрь, и печку пришлось потушить. Дрова оказались смолистые. Трубу по всей длине так плотно забило сажей, что замучились выскребать. Так получилась у нас вторая холодная ночевка за поход.
Долина Могойты 
Верховья Могойты 
Впереди перевал Дубль-W 
Подъем на перевал Дубль-W 
Спуск с Дубль-W 
Спуск к Билюте 
Что-либо чинить приходилось часто, как ремнаборщик, я с этим справлялся, и чем чинить, в ремнаборе всякий раз что-то находилось. Но несмотря на регулярные операции по ремонту, ресурс лыж и палок постепенно истощался. У кого нет пятки, у кого жестяной носок вместо деревянного, у кого лыжа вдвое короче, у кого нет кольца на палке, а кто-то вообще с одной палкой, как кормчий, рулит то с левой стороны лыжни, то с правой.
И, как назло, это оказалась самая холодная ночевка за весь поход. Чуть все дуба не дали, и выспались плохо.
Ближе к вечеру попали на какую-то лосиную тропу. Длина шага такая, что чуть не на шпагат приходится садиться, чтобы в следы попадать, особенно Наташке. Потом тропа пошла в сторону, а мы дальше вниз свернули.
Итак, доев масел, собрались и через ходку вышли на дорогу. Впереди 40 км до Аршана. Сняли лыжи и оторвали к хренам собачьим надоевшие бахилы-снегозаборники, внутри давно уже полные льда. Видимо, это была ошибка: даже со льдом внутри бахилы, похоже, чуточку грели. Во всяком случае, поморозились все мы именно в этот последний день. Хотя, может быть, сыграло роль и то, что расслабились, как встали на финишную прямую к населенке. Борьба за выживание и за маршрут закончилась, поход пройден.
Наконец, сняли лыжи 
С тех самых пор я больше на дух не переношу конфеты «Слива», в том саянском поезде на всю жизнь наелся. Еще не ем конфеты «Дубак», но это позже и по другой причине.
Там, в поезде, начали гудеть у всех ноги, подмороженные, когда в последний день с оторванными бахилами 40 км по дороге чесали. Серьезных обморожений не было: у каждого либо пара маленьких белых водлырика на ногах, либо один большой, но тоже белый. И на пальцах рук маленькие. Но, кроме этого, по ощущениям, ноги как будто промерзли, пропитались холодом в глубину, и теперь здесь, в тепле, от прилива крови постоянно болели. Так что мы валялись в поезде на полках, высунув босые ноги из-под одеяла и задрав вверх.
Эпилог
Дома подмороженные в Саянах ноги опухли и плохо помещались в ботинки. Тут-то и пригодились наши большие и теплые валенки, которые Лена забрала, когда сходила с маршрута. Не спеша, чуть подволакивая ноги на каждом шаге, мы ходили в них и на лекции в универ, и куда там еще было надо. Юрка-завхоз благополучно пересдал все свои бананы и не вылетел из универа. По вечерам он созерцал свой большой волдырь на пальце и чем-то любовно мазал его в течение нескольких месяцев.
Мои волдыри заросли довольно быстро, но чувствительность кожи на пальцах ощутимо ослабла. Пальцы были как будто онемевшие. Такие ощущения длились примерно полгода, но я все равно тренировался, весной пошел в двоечку, ну и дальше. А через полгода по пальцам стали бегать мурашки. Они бегали непрерывно, днем и ночью, я к ним даже привык и думал, что теперь всегда так и будет. Еще через полгода (в сумме год после саянского похода) мурашки перестали бегать, и чувствительность помороженных пальцев полностью восстановилась. После того еще лет 7-8 ходил зимой в 10-рублевых ботинках (пока настоящие не достал), и хоть бы что. Мне даже показалось, что ноги менее восприимчивы стали к холоду, и с тех пор легко отогреваются простым шевелением пальцев, без махов.
Несмотря на все приключения, никто из участников саянского похода ходить не перестал. Все продолжали заниматься еще много лет, все доросли до маршрутов 5 и 6 категории. Но через годы, ходя уже участником в горные пятерки, я много лет продолжал считать именно эту самурайскую единичку самым трудным походом в своей жизни. Потом только шестерки казались более трудными и напряженными, и то не все, а только те шестерки, которые занимали первые места в чемпионатах России.
Резюме
По итогам саянской байки можно сделать такие выводы.
На том закругляюсь с байкой о Саянах и о самурайских единичках. Спасибо, кто дочитал ажно до этого места.