Что такое объективная истина в уголовном процессе
Объективная истина в уголовном процессе
Маслов Игорь Викторович, преподаватель Военного университета Министерства обороны Российской Федерации, кандидат юридических наук.
В статье дается понятие объективной истины, определяется ее место в системе уголовно-процессуальных ценностей, делается вывод об отсутствии необходимости изменений в УПК РФ.
Ключевые слова: объективная истина, цель, результат, принцип уголовного судопроизводства.
Objective truth in criminal proceedings
Maslov Igor Viktorovich, PhD (Law), Lecturer, Military University, Ministry of Defense of the Russian Federation.
The article presents the concept of objective truth is determined by its place in the system of criminal procedure values, concludes that there is no need for changes in the Code.
Key words: objective truth, the goal, the result, the principle of criminal justice.
Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм // Полн. собр. соч. Т. 18. С. 143, 176.
Теория доказательств в советском уголовном процессе / Отв. ред. Н.В. Жогин. 2-е изд., испр. и доп. М.: Юрид. лит., 1973. С. 288.
Буруленков Ю.П. Юридическое познание. М.: Юрлитинформ, 2014. С. 165.
Краткая философская энциклопедия. М., 1994. С. 363.
Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. 4-е изд. М., 1981. С. 294.
Томин В.Т. Уголовный процесс: актуальные проблемы теории и практики. С. 117.
Иначе говоря, восприятие объективной истины именно как принципа предполагает, что знания, которые благодаря оценке собранных на тот момент доказательств приобрел следователь, дознаватель с момента возбуждения уголовного дела и до направления уголовного дела прокурору с обвинительным заключением (актом), должны равняться знаниям суда при вынесении обвинительного приговора. В противном случае нарушается принцип объективной истины. А тогда критерием объективной истины, в практическом воплощении этого принципа, становятся решения лиц, осуществляющих процессуально значимые надзорно-контрольные полномочия. Досудебное производство превращается в определенном смысле в игру «угадайку». Укажем лишь некоторые варианты трансакций:
К чему приводит подобная оценка решений, принимаемых в ходе досудебного производства? К беззаконию, выражающемуся в профанации реализации процессуальных норм. Уголовные дела возбуждаются только при ясной видимости их судебной перспективы, которая просматривается исключительно по незначительным преступлениям, совершенным в условиях очевидности. По преступлениям сложным, запутанным, где виновные лица с целью сокрытия преступной деятельности уничтожают следы, создают лжедоказательства, противодействуют расследованию, в возбуждении уголовных дел отказывается либо бесконечно ведутся доследственные проверки.
Томин В.Т. Уголовный процесс: актуальные проблемы теории и практики. М., 2009. С. 130.
Мы ни разу не упомянули оправдательный приговор, но при данном виде приговора достижение объективной истины возможно только в отдельных случаях, когда достоверно установлено отсутствие события преступления или состава преступления. Вместе с тем оправдательный приговор может выноситься и в связи с недостижением объективной истины: вина лица не доказана в требуемом объеме, и вопрос о том, кто совершил преступление, остается открыт.
Нельзя также не сказать, что предлагающееся в названном проекте расширение института объективной истины как цели уголовного судопроизводства размоет конкретику норм-правил, разбавит их процессуальными декларациями. Например, что существенно, принципиально изменит ч. 1 ст. 243 УПК РФ, которая в редакции, предлагающейся в проекте СКР, дополнена тем, что председательствующий в судебном заседании не просто руководит его ходом, но и «принимает необходимые меры к всестороннему, полному и объективному выяснению всех обстоятельств уголовного дела»? Думается, в этом нет ничего нового, так как уже содержащиеся в УПК РФ ст. ст. 73 и 299 УПК РФ конкретно и определенно указывают на обстоятельства, подлежащие доказыванию, и вопросы, подлежащие разрешению при постановлении приговора.
Истина и состязательность в уголовном процессе
Что есть истина? Вопрос вопросов философской науки получил весьма специфическое преломление в доктрине уголовного процесса, прежде всего в контексте ее (истины) совместимости с принципом состязательности, охраны прав и свобод человека и гражданина, презумпцией невиновности и прочими завоеваниями либеральной реформы уголовного судопроизводства новейшего времени.
Масло в огонь научной полемики подлил Следственный комитет РФ, при непосредственном участии которого в недавнем прошлом был подготовлен и внесен в Государственную Думу РФ законопроект №440058-6, предлагавший, как следует из пояснительной записки, восстановить в российском уголовном процессе институт установления объективной истины по уголовному делу[1].
Мнения ожидаемо разделились на pro et contra: часть исследователей высказала убеждение в том, что истина – это высший закон правосудия, другие принялись «ругать» ее фетишем и наследницей советского прошлого. К сожалению, основная масса работ по рассматриваемой проблематике, на мой взгляд, продолжает носить сугубо умозрительный характер, что не позволяет неискушенному читателю уловить практическую составляющую возможного реформирования уголовного судопроизводства в предложенном ключе. Однако, как известно, все наши знания предназначены в конце концов для того, чтобы вернуться обратно в практику и активно влиять на ее развитие[2].
В этой связи, давайте попробуем взглянуть на дискуссию об истине в уголовном процессе с утилитарной точки зрения и ответить на вопрос: что в практическом плане представляет собой институт установления истины в уголовном процессе и возможно ли его вплетение в ткань состязательного уголовного судопроизводства?
I. Истина в уголовном процессе.
Прежде всего, следует определиться с углом зрения, отражающим авторское отношение к предложенной проблематике. Анализируя институт установления истины в уголовном судопроизводстве необходимо исходить из того, что содержание понятия «истина» в уголовном процессе и в гносеологии не совпадает, как не совпадают по содержанию и многие другие изначально философские категории, используемые в уголовном процессе, например «личность», «справедливость», «права человека» и т.д. Более того, попытки искусственной имплантации философских категорий в правовое поле, как это попытались сделать авторы указанного выше законопроекта, на мой взгляд, заранее обречены на провал, поскольку такие категории во всей своей абстрактной неопределённости просто не годятся для целей правового регулирования. Таким образом, говоря об установлении истины в уголовном судопроизводстве, мы вкладываем в него строго определенный юридический смысл, отличный от более широкого понимания истины в философской науке.
При таком подходе в самом общем виде под установлением материальной (объективной) истины в уголовном процессе следует понимать такой подход к доказыванию, при котором субъект доказывания осуществляет его:
Если же инициатива в доказывании принадлежит сторонам, а суд, оставаясь относительно пассивным, выступает лишь в качестве независимого арбитра в споре сторон, говорят о формальной (юридической) истине[3].
При этом надо иметь в виду, что в обоих случаях истина по своей сути остается юридической, поскольку процесс ее отыскания всегда связан определенными процессуальными (юридическими) правилами и процедурами. Это очень важное уточнение в том смысле, что я не склонен ставить знак равенства между установлением истины и раскрытием преступления «во что бы то ни стало». Правила допустимости доказательств остаются незыблемыми, и в этом смысле они, конечно, в определенной степени затрудняют установление материальной (объективной) истины в угоду истине юридической. Но это не предмет спора, а данность, которую необходимо учитывать каждому криминалисту-практику.
Здесь необходимо сделать еще одно важное дополнение. Было бы большим заблуждением считать, что пассивный суд не стремится к установлению истины. Однако в рамках так называемой чистой состязательности она рождается в споре сторон. При этом стороны самостоятельно собирают доказательства для предоставления их суду, однако, в отсутствие независимого[4] органа, обязанного действовать объективно, всесторонне и беспристрастно, вынуждены соблюдать определенные процедуры, связанные с взаимным раскрытием доказательств, что в значительной степени обеспечивает объективность предоставляемой суду информации.
На основании изложенного позволю себе подвести некоторые предварительные итоги:
а) понятие истины в философском смысле не тождественно понятию истины в уголовном процессе, поэтому любые философские споры на основе обусловленности одного понятия другим не имеют практической ценности;
б) истина в уголовном процессе, как ее не назови, суть истина юридическая, поскольку ни один существующий процессуальный порядок не предусматривает ее отыскание в отрыве от юридических процедур;
в) дискуссия об истине в уголовном судопроизводстве по своей сути сводится к выбору оптимальной модели уголовно-процессуального доказывания, что, впрочем, не мешает каждой из существующих моделей по-своему стремиться к отысканию истины[5].
II. Истина и состязательность.
В рамках правовой дискуссии довольно часто выдвигаются суждения о том, что институт установления истины в уголовном судопроизводстве вступает в непримиримое противоречие с его же принципом состязательности. Для того, чтобы понять так ли это, необходимо прежде всего разобраться с содержанием данного принципа. Такой разбор представляет определенную сложность, поскольку единого подхода к содержанию принципа состязательности на сегодняшний день в доктрине нет. В самом общем виде данный принцип в уголовном судопроизводстве можно свести к следующим тезисам:
а) жесткое разграничение процессуальных функций обвинения, защиты и разрешения дела, соединенное с запретом совмещения их в одном лице;
б) наделение сторон обвинения и защиты равными правами и возможностями в отстаивании своей позиции перед судом;
в) ограничение роли суда в процессе созданием необходимых условий для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав.
Дискуссия противников и сторонников института установления материальной (объективной) истины развернулась вокруг последнего пункта и свелась, по сути, к противоположным ответам на вопрос: должен ли суд быть активным участником отыскания истины независимо от инициативы сторон или его роль сводится к пассивному арбитру в споре, опять таки независимо от активности сторон в процессе[6]. Активность суда в практическом плане означает его возможность самостоятельно допрашивать свидетелей, назначать производство экспертизы, а также иным образом собирать доказательства по собственной инициативе в целях полноты и объективности судебного разбирательства. По мнению противников института установления объективной истины такая активность суда на практике может обернуться восполнением неполноты предварительного расследования, а значит является реализацией функции обвинения, что для суда недопустимо. С точки зрения юриста-практика должен сказать, что такие опасения не лишены оснований, но об этом чуть ниже. В любом случае, можно констатировать, что активная роль суда, стремящегося к установлению истины, подвергается остракизму со стороны сторонников чистой состязательности с точки зрения чрезмерного вмешательства государства со всеми его властными институтами в ход уголовного судопроизводства. В этом смысле такое чрезмерное вмешательство не может не отражаться на интересах сторон (особенно, когда все участники, призванные объективно и беспристрастно исследовать в ходе предварительного расследования материалы уголовного дела, находятся на стороне обвинения), что на мой взгляд нельзя признать допустимым.
III. Истина и состязательность в российском уголовном процессе.
Действующий УПК РФ, в отличие от предшествующих ему процессуальных законов[7], никак не упоминает ни об истине, ни о средствах ее достижения. Вместо этого правоприменителю предлагается смесь континентальной и англо-саксонской моделей построения уголовного судопроизводства с отказом от установления материальной истины, состязательностью на стадии предварительного расследования и пассивным судом-арбитром. При ближайшем рассмотрении, однако, выясняется, что УПК РФ закрепляет по сути классическую смешанную модель уголовного судопроизводства, активно сдобренную нормами-декларациями в духе чистой состязательности. Такое положение вещей явилось результатом очень непростой и разнонаправленной работы составителей нового российского процессуального кодекса[8].
Для иллюстрации сказанного, приведу два положения, которые имеют отношение к рассматриваемой проблематике:
1. В главе 6 УПК РФ следователь поименован в качестве стороны обвинения. Следовательно, в силу ч. 2 ст. 15 УПК РФ на него не могут быть возложены функции стороны защиты. Но в то же время он обязан в рамках расследования устанавливать обстоятельства, исключающие преступность и наказуемость деяния (п. 5 ст. 73 УПК РФ), а при их установлении вынести постановление о прекращении уголовного дела (гл. 29 УПК РФ), что, по идее, налагает на него обязанность в определенных случаях действовать в интересах защиты. Получается, что на стадии предварительного расследования реализация принципа состязательности в отношении следователя сводится к декларативному отнесению его к стороне обвинения, что, конечно, в определенной степени не может не дезорганизовывать его работу. Попытка же провести содержательный анализ процессуального статуса следователя приводит к убеждению, что на стадии предварительного расследования реализован как раз принцип установления материальной истины путем всестороннего, полного и объективного исследования материалов уголовного дела. Чем еще можно объяснить положения ч. 4 ст. 152 УПК РФ и ч. 2 ст. 154 УПК РФ, где всесторонность, объективность и полнота (как средства достижения материальной истины) упоминаются в качестве ценностных характеристик предварительного расследования?
2. Активность суда положениями УПК РФ действительно ограничена, что не позволяет говорить о том, что принцип установления материальной истины в настоящее время распространяется и на судебные стадии. В отличии от УПК РСФСР 1960 года российский суд не вправе по собственной инициативе возбудить уголовное дело, вернуть материал для производства дополнительного расследования, самостоятельно допрашивать свидетелей и иным образом восполнять неполноту предварительного расследования. Учитывая, помимо прочего, последствия отказа государственного обвинителя от обвинения, а также всевозможные сделки со следствием и правосудием, можно уверенно сказать, что в стадии уголовного судопроизводства материальная истина уступает место формальной в полном соответствии с принципом состязательности. Вместе с тем нельзя не отметить, что на практике правоприменитель зачастую сталкивается с явным непринятием судом своих ограниченных функций, что выражается, например, в активном допросе свидетелей и потерпевшего фактически вместо государственного обвинителя, а также содействии последнему в восстановлении допустимости доказательств, полученных с нарушением требований процессуального закона[9]. Происходит это во многом потому, что государственный обвинитель ведет себя в процессе пассивно, а суд, несмотря на декларативные нормы о состязательности, продолжает считать себя обязанным устанавливать истину, то есть самостоятельно сделать за прокурора его работу. Беседуя со многими судьями, критикующими пассивность прокурора в процессе, мне приходилось слышать, что суд-де орган борьбы с преступностью, а некомпетентность отдельного участника уголовного судопроизводства (в данном случае прокурора) не может являться препятствием для установления истины по делу. Хотя все понимают, что это не от хорошей жизни.
IV. Истина и состязательность. Возможность симбиоза.
Возможность сблизить позиции противников и сторонников института установления истины по уголовному делу видится мне в создании модели построения уголовного судопроизводства, учитывающей основные «болевые» точки каждой из сторон дискуссии. В этой связи хочу предложить несколько тезисов, в самом общем виде отражающих суть авторского видения такой модели.
1. Суд, осуществляя свою основную и единственную функцию в уголовном процессе (функцию разрешения уголовного дела) не может являться в полном смысле субъектом доказывания как его понимает УПК РФ (ст. 85). Поясню сказанное. В ходе судебного разбирательства суд может быть сколь угодно активным в своем желании правильно разрешить дело, но изначально он связан пределами судебного разбирательства, которые задает сторона обвинения. Выход за такие пределы для суда невозможен. Поэтому в ходе судебного разбирательства суд всего лишь осуществляет ревизию доказательственного потенциала сторон с тем, чтобы в итоге соотнести его с парадигмой обвинительного заключения на предмет истинности или ложности содержащихся в нем тезисов как относительно вины, так и в части предложенной обвинением правовой квалификации содеянного. При этом он не вправе собирать доказательства, тем более по собственной инициативе, поскольку обратное неминуемо уводит его от функциональных начал разрешения дела в сторону обвинения или защиты. При такой постановке вопроса судебное разбирательство выступает в качестве средства верификации знания стороны обвинения об обстоятельствах деяния путем состязательного исследования доказательств сторон, и в этом смысле, суд, безусловно, выступает в качестве одного из ключевых субъектов отыскания юридической истины по уголовному делу.
2. Осуществление стороной обвинения возложенной на нее законом функции (уголовное преследование) невозможно без полного, объективного и всестороннего расследования. В свою очередь необходимость всесторонности и объективности расследования вынуждает нас четко отделить функцию обвинения от самостоятельной функции в уголовном процессе – функции расследования уголовного дела, которая осуществляется специально уполномоченным и независимым должностным лицом – следователем. Независимость следователя от сторон в рамках осуществления расследования уголовного дела, с одной стороны, диктует необходимость в отказе от самостоятельного принятия им правоприменительных решений о начале расследования (возбуждение уголовного дела), его прекращении (прекращение уголовного преследования), а также о привлечении лица в качестве обвиняемого, что является безусловной прерогативой стороны обвинения. С другой стороны, следователь не должен завесить от позиции сторон (в частности, стороны обвинения) в отношении необходимости применения мер процессуального принуждения.
3. Объективность и всесторонность расследования уголовного дела должна достигаться в том числе через предоставление возможности стороне защиты (вне зависимости от ее (стороны) желания такой возможностью воспользоваться) активно участвовать в процессе сбора доказательств вообще и опровержения доказательств обвинения (например, путем предоставления стороне защиты возможности осуществить перекрестный допрос свидетелей обвинения) в частности.
4. Подобный подход, при котором расследование уголовного дела осуществляется независимым следователем при участии сторон, а результаты такого расследования становятся объектом оценки беспристрастного, но, в известной степени, пассивного[10] суда, на мой взгляд, способен, во-первых, придать элемент состязательности наряду с судебными и досудебным стадиям уголовного процесса, а во-вторых, обеспечить достижение юридической истины без совмещения функций сбора, проверки и оценки доказательств, с одной стороны, и уголовного преследования с другой, в руках стороны обвинения, объективность и беспристрастность которой подвергаются последнее время обоснованному сомнению.
Предложенные в настоящей работе тезисы так называемой «оптимальной» модели построения уголовного судопроизводства я планирую расширять в рамках отдельного исследования, чему, безусловно, будут способствовать критические замечания и содержательные дополнения читателя. Вместе с тем, оставаясь убежденным противником коренной переработки процессуального закона, считаю принципиально возможным на основе переосмысления и модернизации существующей модели уголовного процесса России создать условия, при который истина в уголовном судопроизводстве будет рождаться в муках состязательности на благо правосудия.
[2] Философия в вопросах и ответах: Учебное пособие для вузов / под ред. проф. Е.Е. Несмеянова. – М.: Гардарики, 2000. С. 278.
[3] Не сложно обнаружить, что концепция материальной истины характерна для романо-германской системы уголовно-процессуального права. В свою очередь англосаксонская система концепцию материальной истины отвергает, оставаясь в парадигме истины формальной.
[4] Независимого, в первую очередь, от интересов сторон.
[5] В этом смысле я полностью разделяю точку зрения Л.В. Головко, изложенную в журнале Библиотека криминалиста. Научный журнал. №4(5), 2012. С. 65 – 87.
[6] Видимо, правильнее будет сказать, в рамках такой активности.
[7] Имеются в виду Устав уголовного судопроизводства 1864 года, УПК РСФСР 1922, 1923 и 1960 годов.
[8] Подробнее см.: Мизулина Е.Б. Как создавался УПК // Материалы международной научно-практической конференции, посвященной принятию нового Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. М., 2002.
[9] Например, по собственной инициативе вызывает и допрашивает следователя, проводившего предварительного расследование, об обстоятельствах производства спорных следственных действий. В итоге после такого допроса доказательство, полученное в результате следственного действия, признается допустимым полностью или в интересующей обвинение части.
[10] Пассивного в том смысле, что он пассивно относится к стремлению стороны обвинения навязать ему повторное расследование уголовного дела, чем снять с себя часть ответственности (если не всю) за судьбу публичного обвинения.
Истины объективная и юридическая (формальная) и средства их достижения в уголовном процессе
Шадрин Виктор Сергеевич, профессор кафедры уголовного процесса и криминалистики Санкт-Петербургского юридического института (филиала) Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации.
Автором рассматриваются значение и соотношение объективной и юридической истины в качестве целей доказывания; излагается критический анализ уголовно-процессуальных доказательств и формальных средств доказывания с выводом о целесообразности одновременного использования их в уголовном судопроизводстве.
Ключевые слова: уголовный процесс, объективная истина, юридическая истина, доказательства, доказывание.
Objective and Legal (Formal) Truths and Means of Achieving Them in Criminal Proceedings
Shadrin Viktor Sergeevich, Professor of Criminal Procedure and Criminalistics Department of St. Petersburg Legal Institute (Branch) of the Academy of General Prosecutor’s Office of the Russian Federation, Doctor of Law, Professor, Honored Lawyer of the Russian Federation.
The author considers the meaning and correlation of objective and legal truth as the goals of proof and presents a critical analysis of criminal procedural evidence and formal means of proof with the conclusion that it is expedient to use them simultaneously in criminal proceedings.
Key words: criminal procedure, objective truth, legal truth, evidence, proof.
См.: Фаткуллин Ф.Н. Общие проблемы процессуального доказывания. Казань, 1973. С. 26.
Строгович М.С. Материальная истина и судебные доказательства в советском уголовном процессе. М., 1955. С. 51.
См.: Фаткуллин Ф.Н. Общие проблемы процессуального доказывания. С. 25.
Розин Н.Н. О вознаграждении лиц, невиновно привлеченных к уголовному делу // Журнал Министерства юстиции. 1897. N 9. С. 83.
Кони А.Ф. Избранные произведения: В двух томах. Издание второе, дополненное. Т. 1. М., 1959. С. 29.
Доказывание в уголовном процессе: традиции и современность / Под ред. В.А. Власихина. М., 2000. С. 145.
См.: Розин Н.Н. Уголовное судопроизводство. СПб., 1914. С. 303.
См.: Гуценко К.Ф. Основы уголовного процесса США. М., 1993. С. 32, 33.
Тейман С. Сделки о признании вины или сокращенные формы судопроизводства: по какому пути пойдет Россия? // Российская юстиция. 1998. N 11. С. 35.
Восприятие подобного рода взглядов на назначение и содержание современного уголовного процесса привело российского законодателя при конструировании современного российского уголовного судопроизводства к введению особого порядка принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным обвинением (гл. 40 УПК РФ). Но это было только начало. Как говорится, «лед тронулся». Далее последовало введение также особого порядка принятия судебного решения при заключении досудебного соглашения о сотрудничестве (гл. 40.1 УПК РФ), а затем и введение особенностей судебного производства по уголовному делу, дознание по которому производилось в сокращенной форме (ст. 226.9 УПК РФ).
При проведении судебного заседания во всех упомянутых выше вариантах особого порядка принятия судебного решения применяются, с незначительными нюансами, правила ч. 4 ст. 316 УПК РФ: судья опрашивает подсудимого, согласен ли он с предъявленным обвинением, поддерживает ли свое ходатайство о постановлении приговора без проведения судебного разбирательства, заявлено ли это ходатайство добровольно и после консультации с защитником, осознает ли он последствия постановления приговора без проведения судебного разбирательства. Положительный ответ подсудимого на перечисленные вопросы при сохранении сторонами позиции, занятой ими в досудебном производстве, практически предрешает постановление по уголовному делу обвинительного приговора. Выводы суда о соблюдении условий постановления приговора без проведения судебного разбирательства отражаются в описательно-мотивировочной части приговора без анализа доказательств и их оценки судьей.
Правда, постановление обвинительного приговора сопровождается условием: если судья придет к выводу, что обвинение, с которым согласился подсудимый, обоснованно, подтверждается доказательствами, собранными по уголовному делу (ч. 7 ст. 316 УПК РФ). Только, как показывает практика, данное условие воспринимается судьями преимущественно как формальность, не очень обязательная для исполнения. Свой вывод о доказанности обвинения судья в состоянии сформировать лишь в стадии подготовки к судебному заседанию, без привычного для него исследования доказательств в условиях непосредственности и состязательности, поэтому он больше склонен полагаться на выводы органов предварительного расследования, изложенные в обвинительном заключении (акте, постановлении), утвержденном прокурором.
Качалова О.В. Теоретические основы ускоренного производства в российском уголовном процессе. М., 2015. С. 125.
Давыдов В.А. Об «обвинительном уклоне» в уголовном судопроизводстве // Российское правосудие. 2015. N 7. С. 7, 8.
Михайловская И.Б. Цели, функции и принципы российского уголовного судопроизводства. С. 41.
Смирнов А.В. Формальные средства доказывания в уголовном праве и процессе. С. 25.
Там же. С. 23.
Теория доказательств в советском уголовном процессе / Отв. редактор Н.В. Жогин. М., 1973. С. 365.
Смирнов А.В. Формальные средства доказывания в уголовном праве и процессе. С. 235.
Там же. С. 26.
Шейфер С.А. Доказательства и доказывание по уголовным делам: проблемы теории и практики правового регулирования. М., 2009. С. 47, 48.