Что такое осень пелевин
Что такое осень пелевин
Виктор Пелевин запись закреплена
Огромная просьба. Выложите стихи Петра пустоты. Спасибо. С праздником
Вечное невозвращение
Принимая разные формы, появляясь, исчезая и меняя лица,
И пиля решетку уже лет, наверное, около семиста,
Из семнадцатой образцовой психиатрической больницы
Убегает сумасшедший по фамилии Пустота.
Времени для побега нет, и он про это знает.
Больше того, бежать некуда, и в это «некуда» нет пути.
Но все это пустяки по сравнению с тем, что того, кто убегает,
Нигде и никак не представляется возможным найти.
Можно сказать, что есть процесс пиления решетки,
А можно сказать, что никакого пиления решетки нет.
Поэтому сумасшедший Пустота носит на руке лиловые четки
И никогда не делает вида, что знает хоть один ответ.
Потому что в мире, который имеет свойство деваться непонятно куда,
Лучше ни в чем не клясться, а одновременно
говорить «Нет, нет» и «Да, да».
Реввоенсовет
Товарищи бойцы! Сплотим ряды, споем что-нибудь хором,
И ответим белой сволочи революционным террором!
— У княгини Мещерской была одна изысканная вещица —
Платье из бархата, черного, как испанская ночь.
Она вышла в нем к другу дома, вернувшемуся из столицы,
И тот, увидя ее, задрожал и кинулся прочь.
«О, какая боль, — подумала княгиня, — какая истома!
Пойду сыграю что-нибудь из Брамса — почему бы и нет?»
А за портьерой в это время прятался обнаженный друг дома,
И страстно ласкал бублик, выкрашенный в черный цвет.
Эта история не произведет впечатления были
На маленьких ребят, не знающих, что когда-то у нас,
Кроме крестьян и рабочего класса, жили
Эксплуататоры, сосавшие кровь из народных масс.
Зато теперь любой рабочий имеет право
Надевать на себя бублик, как раньше князья и графы!
Лучшие и худшие книги Пелевина, по мнению критиков
С 22 августа на прилавках – новая книга Виктора Пелевина «Искусство легких касаний». Писатель уже много лет выпускает по роману в год. Накануне свежего релиза попросили литературных критиков рассказать, какую работу Пелевина они считают лучшей и худшей и почему.
Анна Наринская
Лучшие книги: «Чапаев и пустота» и «Ананасная вода для прекрасной дамы»
Если бы меня спросили, что такое «Пелевин» и «пелевенщина», то для меня это «Чапаев и пустота», его игра с мирами, его проникновение нездешнего мира в здешний – в общем, все то, что у Пелевина выходит уже 30 лет, все в этой книге густо представлено. А «Ананасная вода для прекрасной дамы» – это сборник рассказов. Там есть рассказ «Операция Burning Bush», и это тот текст, который проявляет очень редкую для Пелевина человечность. Это не конструкт, а рассказ, текст которого у читателя вызывает сопереживание, где ты себя соотносишь с главным героем и сочувствуешь ему. Внутри пелевинского мира это явление редкое.
Худшая книга: «Любовь к трем цукербринам»
Я не люблю книгу про цукербринов, потому что, на мой взгляд, это была попытка Пелевина как бы препарировать современное российское, в первую очередь московское общество. Но поскольку он живет далеко, то, на мой взгляд, сильно проявляет незнание фактуры. И мне было очень грустно читать его все эти насмешки над хипстерами или что-то в этом роде, потому что это казалось мне ужасно банальным и не дотягивающим до него.
Александр Гаврилов
Лучшая книга: «Священная книга оборотня»
Пелевин – автор, надежно защищающийся от своих героев. У него все немножко придурки, за это его и любят читатели. Каковыми ни были бы их мистические озарения, их жизненные успехи, все равно автор над ними немножко посмеивается. В «Священной книге оборотня», может быть, единственный раз автор не пытается сделать своего героя вот этим смешным придурком. Этот образ девятихвостой лисицы, которая воплощает в себе одновременно и все женские чары, и всю женскую беззащитность, и всю любовь – это что-то совершенно удивительное, а для Пелевина – в 10 раз удивительнее. Такая нежность, признание собственной уязвимости в любви, нежности, восхищении и так далее. Поэтому я люблю эту книгу, а еще там есть потрясающий образ России как такой мертвой матери-коровы, которая доится черной нефтью и которую доят воющие на нее серые ментовские полковники. И это тоже потрясающе! И я бесконечно возвращаюсь к этой книге, даже пару раз ее перечитывал, она у меня хорошо целыми кусками в голове лежит.
Каждый раз, когда выходит новая книжка, все говорят: «Ой, Пелевин написал всю нашу жизнь, мы живем в мире Пелевина». Этот мир очень интересный, очень страшный и не понравившийся мне в первом прочтении, но нравившийся все больше и больше. Куда ни плюнь, мы все живем в мире Пелевина. Но для меня самая «про нас» книжка Пелевина – это «Священная книга оборотня».
Худшая книга: «Ампир «В» («Empire V»)
Книга «Ампир «В» не нравится мне не потому, что Пелевин оказался неточным и невнимательным, невыразительным по отношению к этому чудовищному миру русского гламура – тупорылого и беспощадного, а потому что, мне кажется, предмет недостоин пелевинского таланта. Эта книга меня и перед первым прочтением немножко расстроила и изумила, и при дальнейшем перечитывании и осмыслении. При том, что в ней, как обычно, есть незабвенные шуточки, точные наблюдения и зарисовки.
Наталья Кочеткова-Морозова
Лучшая книга: S.N.U.F.F.
В «Снаффе» есть все лучшее, «фирменное», за что мы любим Пелевина: шутки, смешные каламбуры, «предсказание» будущего и трогательная, трагическая история любви. А Пелевин отлично это умеет делать, надо сказать. Мы чаще всего говорим о нем как о сатирике и публицисте, но любовные сюжетные линии и даже описания постельных сцен всегда выписаны у него с большим вкусом.
Худшая книга: «Шлем Ужаса»
«Шлем ужаса» слишком заданный, слишком нарочитый и слишком модный (на тот момент). А, как известно, самое модное быстрее всего устаревает. Кто сейчас вспоминает все эти романы в смсках? Никто. Они – безнадежная пыльная «вчерашка». Однодневка. Вот и «Шлем ужаса» вышел такой однодневкой. Хотя и довольно провидческой. Человек есть не что иное, как текст в чате. Каждый хочет быть Тесеем, но никто не может, потому что не может скинуть с себя шлем ужаса. Что может точнее описывать реальность соцсетей, в которой мы живем?
Что такое осень пелевин
Если бросить палку собаке, она будет глядеть на эту палку. А если бросить палку льву, то он будет, не отрываясь, смотреть на кидающего. Это формальная фраза, которую говорили во время диспутов в древнем Китае, если собеседник начинал цепляться за слова и переставал видеть главное.
Слова, предназначенные для одного человека, ничего не дадут другому.
Люди даже смутно не понимают сил, которые управляют их жизнью. Они не понимают смысла своей эволюции. То, что называют « прогрессом», опустило человека гораздо ниже живущего на свободе животного. Образ жизни зверя — есть экологически чистую пищу, жить в самых подходящих для организма климатических условиях, много двигаться и никогда ни о чем не волноваться — сегодня доступен только ушедшему на покой миллионеру. А обычный человек всю жизнь работает, высунув язык от усталости, а потом умирает от стресса, успев только кое-как расплатиться за норку в бетонном муравейнике. Единственное, что он может, — это запустить в то же колесо своих детей.
Шлем ужаса: Креатифф о Тесее и Минотавре
Страх всегда притягивает именно то, чего ты боишься. А если ты ничего не боишься, ты становишься невидим. Лучшая маскировка — это безразличие. Если ты по-настоящему безразличен, никто из тех, кто может причинить тебе зло, про тебя просто не вспомнит и не подумает.
Когда рядом красиво играет флейта, лучше просто слушать ее звук, а не искать общества флейтиста. Если заговорить с ним, музыка на этом точно кончится. А вот скажет ли он что-нибудь интересное, неизвестно.
«Священная книга оборотня»
О, улитка, зачем ты ползешь на вершину Фудзи? Там на вершине Фудзи улиток полно и без тебя…
В любви начисто отсутствовал смысл. Но зато она придавала смысл всему остальному.
25 колючих цитат Виктора Пелевина
1. Человеку не нужно трех сосен, чтобы заблудиться, — ему достаточно двух существительных.
2. Окончательную правду русскому человеку всегда сообщают матом.
3. В наше время люди узнают о том, что они думают, по телевизору.
4. В любви начисто отсутствовал смысл. Но зато она придавала смысл всему остальному.
5. Достаточно было спокойно подумать три секунды, чтобы все понять. Вот только где их взять, эти три спокойных секунды? У кого в жизни они есть? Мы не тол…
… показать весь текст …
Кидание понтов, бессмысленных и беспощадных — обычная российская болезнь. Это вызвано не пошлостью нашего национального характера, а сочетанием европейской утонченности и азиатского бесправия, в котором самая суть нашей жизни.
Кидая понты, русский житель вовсе не хочет показать, что он лучше тех, перед кем выплясывает.
Наоборот.
Он кричит — «смотрите, я такой же как вы, я тоже достоин счастья, я не хочу, чтобы вы презирали меня за то, что жизнь была со мной так жестока!» Понять это по-настоящему может лишь сострадание.
Отношениям мужчины с женщиной не хватает той доверительной и легкомыслкенной простоты, которая существует между друзьями, решившими вместе принять на грудь.
Красота не принадлежит женщине и не является ее собственным свойством — просто в определенную пору жизни ее лицо отражает красоту, как оконное стекло — невидимое за крышами домов солнце. Поэтому нельзя сказать, что женская красота со временем увядает — просто солнце уходит дальше, и его начинают отражать окна других домов. Но солнце, как известно, вовсе не в стеклах, на которые мы смотрим. Оно в нас.
Любовь, в сущности, возникает в одиночестве, когда рядом нет ее объекта, и направлена она не столько на того или ту, кого любишь, сколько на выстроенный умом образ, слабо связанный с оригиналом.©
Перед тем как покинуть какой-либо мир, надо обобщить опыт своего пребывания в нем, а затем уничтожить все свои следы.
Моральное негодование — это техника, с помощью которой можно наполнить любого идиота чувством собственного достоинства.
45 цитат Виктора Пелевина
Мы в Японии производим лучшие телевизоры в мире, но это не мешает нам осознавать, что телевизор — это просто маленькое прозрачное окошко в трубе духовного мусоропровода.
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
Ассортимент был большой, но какой-то второсортный, как на выборах.
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
Все прекрасное, что может быть в человеке, недоступно другим, потому что по-настоящему оно недоступно даже тому, в ком оно есть.
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
***
На самом деле слова «прийти в себя» означают «прийти к другим», потому что именно эти другие с рождения объясняют тебе, какие усилия ты должен проделать над собой, чтобы принять угодную им форму.
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
***
— Значит ли это, что этот момент, эта граница между прошлым и будущим, и есть дверь в вечность?
— Этот момент, Петька, и есть вечность. А никакая не дверь. Поэтому как можно говорить, что он когда-то происходит?
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
***
В альбоме жизнь охотников — это романтическое слово, кстати, совершенно не подходит к немытым ублюдкам, раз в месяц заманивавшим большое доверчивое
животное в яму с колом на дне — была изображена очень подробно, и я с удивлением узнал многие мелкие бытовые детали, пейзажи и лица; тут же я
сделал первое в своей жизни логическое умозаключение, что художник, без всякого сомнения, побывал в советском плену.
Виктор Пелевин, из книги «Ника»
***
Так уж устроен этот мир, что на все вопросы приходится отвечать посреди горящего дома.
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
***
Ум — это лошадь, впряжённая в коляску тела…
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
***
Природное изящество и юность придавали всем ее проявлениям какую-то иллюзорную одухотворенность; в ее животном — если вдуматься — бытии был отблеск высшей гармонии, естественное дыхание того, за чем безнадежно гонится искусство, и мне начинало казаться, что по-настоящему красива и осмысленна именно ее простая судьба, а все, на чем я основываю собственную жизнь — просто выдумки, да еще и чужие.
Виктор Пелевин, из книги «Ника»
***
Есть такая английская пословица — «у каждого в шкафу спрятан свой скелет». Что-то мешает правильно, в общем, мыслящим англичанам понять окончательную истину. Ужаснее всего то, что этот скелет «свой» не в смысле имущественного права или необходимости его прятать, а в смысле «свой собственный», и шкаф здесь — эвфемизм тела, из которого этот скелет когда-нибудь выпадет по той причине, что шкаф исчезнет.
Виктор Пелевин, из книги «Ника»
***
— Что меня всегда поражало, — сказал он, — так это звездное небо под ногами и Иммануил Кант внутри нас.
— Я, Василий Иванович, совершенно не понимаю, как это человеку, который путает Канта с Шопенгауэром, доверили командовать дивизией.
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
Дождь пошел снова, и по лужам поплыли пузыри, подобные нашим мыслям, надеждам и судьбам; летевший со стороны леса ветер доносил первые летние запахи, полные невыразимой свежести и словно обещающие что-то такое, чего еще не было никогда.
Виктор Пелевин, из книги «Ника»
***
Любовь, в сущности, возникает в одиночестве, когда рядом нет ее объекта, и направлена она не столько на того или ту, кого любишь, сколько на выстроенный умом образ, слабо связанный с оригиналом.
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
— Мне не понравился их комиссар, — сказал я, — этот Фурманов. В будущем мы можем не сработаться.
— Не забивайте себе голову тем, что не имеет отношения к настоящему, — сказал Чапаев. — В будущее, о котором вы говорите, надо еще суметь попасть. Быть может, вы попадете в такое будущее, где никакого Фурманова не будет. А может быть, вы попадете в такое будущее, где не будет вас.
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
***
По долгому опыту общения с солдатней я знал, что бесстыжее обсуждение интимных сторон жизни в низших классах общества выполняет примерно ту же функцию, что разговор о погоде в высших.
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
***
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
Тоска по новому — это одна из самых мягких форм, которые приобретает в нашей стране суицидальный комплекс.
Виктор Пелевин, из книги «Ника»
***
Практически, Петька, я тебе скажу, что, если ты боишься, нам обоим скоро хана. Потому что страх всегда притягивает именно то, чего ты боишься. А если ты ничего не боишься, ты становишься невидим. Лучшая маскировка — это безразличие. Если ты по-настоящему безразличен, никто из тех, кто может причинить тебе зло, про тебя просто не вспомнит и не подумает.
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
***
— Котовский понял, что формы нет. Но вот что воска нет, он не понял.
— Почему его нет?
— А потому, Петька — слушай меня внимательно — потому что и воск, и самогон могут принять любую форму, но и сами они — всего лишь формы.
— Формы чего?
— Вот тут и фокус. Это формы, про которые можно сказать только то, что ничего такого, что их принимает, нет. Понимаешь? Поэтому на самом деле нет ни воска, ни самогона. Нет ничего. И даже этого «нет» тоже нет.
Секунду мне казалось, что я балансирую на каком-то пороге, а потом я ощутил тяжелую пьяную тупость. Мысли вдруг стали даваться мне очень тяжело.
— Воска нет, — сказал я. — А самогона еще полбутылки.
Чапаев мутновато поглядел на стол.
— Это верно, — сказал он. — Но если ты все же поймешь, что его тоже нет, я тебе с груди орден отдам. А пока я его тебе не отдам, мы с тобой отсюда не выйдем.
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
Совершенно непонятно было, что это за человек и почему он ездит в метро, имея харю, с которой можно кататься по меньшей мере в БМВ.
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
Публика была самая разношерстная, но больше всего было, как это обычно случается в истории человечества, свинорылых спекулянтов и дорого одетых ****ей.
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
Никакого счастья нет, есть только сознание счастья.
Виктор Пелевин, из источника «Желтая стрела», 1993
Единственная свобода, которой он обладает, — это свобода сказать «Bay!» при покупке очередного товара, которым, как правило, бывает новый телевизор.
Виктор Пелевин, из источника «Generation П»
***
Весь этот мир — это анекдот, который Господь Бог рассказал самому себе.
Следует помнить, что слово «демократия», которое часто употребляется в современных средствах массовой информации, — это совсем не то слово «демократия», которое было распространено в XIX и в начале XX века. Это так называемые омонимы, старое слово «демократия» было образовано от греческого «демос», а новое — от выражения «demo—version».
Виктор Пелевин, из источника «Generation П»
— Нас никто не спрашивает, согласны мы или нет. Мы даже не помним, как мы сюда попали. Мы просто едем, и все. Ничего не остается.
— Остается самое сложное в жизни. Ехать в поезде и не быть его пассажиром.
Виктор Пелевин, из источника «Желтая стрела», 1993
И действительно, все упирается в деньги — потому что деньги давно уперлись сами в себя, а остальное запрещено.
Виктор Пелевин, из источника «Generation П»
***
Память уверяет нас, что вчерашний день действительно был, но как знать, не появилась ли вся эта память с первым утренним лучом?
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
***
Вы все равно не знаете, что с этими жизнями делать. И куда бы вы ни глядели, вы все равно глядите в огонь, в котором сгорает ваша жизнь. Милосердие в том, что вместо крематориев у вас телевизоры и супермаркеты. А истина в том, что функция у них одна.
Виктор Пелевин, из источника «Generation П»
Если мы не будем обманывать сами себя, нас немедленно обманут другие. И вообще, суметь обмануть то, что ты называешь «самим собой», — это очень большое достижение, потому что обычно бывает наоборот — это оно нас обманывает.
Виктор Пелевин, из источника «Желтая стрела», 1993
Бывает, что человек пытается сам решить какую-то проблему, хотя она решена уже тысячи лет назад. А он просто об этом не знает. Или не понимает, что это именно его проблема.
Виктор Пелевин, из источника «Желтая стрела», 1993
Бывает, когда кажется, что вот-вот поймешь что-то важное. Это как свист пули или гул самолета. Если ты их слышишь, значит, они пролетели мимо.
Виктор Пелевин, из источника «Шлем ужаса», 2005
***
«Homo homini lupus est», — гласит один крылатый латинизм. Но человек человеку уже давно не волк. Человек человеку даже не имиджмейкер, не дилер, не киллер и не эксклюзивный дистрибьютор, как предполагают современные социологи. Все гораздо страшнее и проще. Человек человеку вау — и не человеку, а такому же точно вау. Так что в проекции на современную систем культурных координат это латинское изречение звучит так: «Bay Bay Bay».
Виктор Пелевин, из источника «Generation П»
***
Прошлое — это локомотив, который тянет за собой будущее.
Бывает, что это прошлое вдобавок чужое.
Ты едешь спиной вперед и видишь только то, что уже исчезло.
А чтобы сойти с поезда, нужен билет.
Ты держишь его в руках, но кому ты его предъявишь?
Виктор Пелевин, из источника «Желтая стрела», 1993
***
В детстве счастлив потому, что думаешь так, вспоминая его. Вообще, счастье — это воспоминание.
Виктор Пелевин, из источника «Онтология детства», 1991
Все дело в том, что мы постоянно отправляемся в путешествие, которое закончилось за секунду до того, как мы успели выехать.
Виктор Пелевин, из источника «Желтая стрела», 1993
Для бегства нужно твердо знать не то, куда бежишь, а откуда.
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
***
Все мы в этой жизни дремлем. А просыпаемся лишь с ее концом.
Виктор Пелевин, из источника «Чапаев и Пустота», 1996
***
Каждая прошлая секунда со всем тем, что в ней было, исчезает, и ни один человек не знает, каким он будет в следующую. И будет ли вообще. И не надоест ли господу Богу создавать одну за другой эти секунды со всем тем, что они содержат. Ведь никто, абсолютно никто не может дать гарантии, что следующая секунда наступит. А тот миг, в котором мы действительно живем, так короток, что мы даже не в состоянии успеть ухватить его и способны только вспоминать прошлый. Но что тогда существует на самом деле и кто такие мы сами?
Виктор Пелевин, из источника «Желтая стрела», 1993
***
Жизнь — это как падение с крыши. Можешь остановиться? Нет. Можешь вернуться назад? Нет. Можешь полететь в сторону? Только в рекламе трусов для прыжка с крыши. Свобода воли заключается только в том, что ты можешь выбрать — п. ь в полете или дотерпеть до земли.
Виктор Пелевин, из источника «Шлем ужаса», 2005
***
всё выше и выше
мы падаем с крыши
а жизнь лишь секунда
понять это трудно.
Фрагмент романа можно прочесть ТУТ
На дворе мир будущего, в котором оппозиция «природа-цивилизация» завершилась блистательной победой обеих сторон. После «зеленой революции», или «эколюции» и свержения династии Михалковых-Ашкеназов (ее представителей клонировали из уса известного режиссера) люди расселились по поместьям и деревянным домам, завели огороды и домашний скот. Содержать в порядке усадьбы и хозяйства помогают хелперы, не отягощенные интеллектом биороботы, которых выращивают в ускоренном режиме до габаритов взрослых мужчин и женщин, хотя большинство хелперов бесполы или, как иронично замечает автор, небинарны. Основной транспорт — повозки с лошадьми, правда, чипированными.
Также за цивилизацию в этом мире отвечают разнообразные персональные голосовые помощники с возможностью оказания сексуальных услуг (если позволяет стоимость пакета) и социальные импланты-нейролинки, называемые кукухами. Вживленный в мозг чип дополняет реальность и косвенно влияет на сознание и выбор человека. Правда, людей осталось не так много, потому что человечество пришло к выводу, что содержание тела — дело хлопотное и грязное, оно оставляет слишком жирный карбоновый след (а в новом мире все очень озабочены этим вопросом), поэтому не имеет смысла. Чтобы подарить человеку бессмертие, достаточно научиться сохранять живым мозг. Все остальное сделает чип, виртуальная реальность и наука.
Мозги банкиров, то есть состоятельных граждан преклонного возраста, плавают в банках, залитых жидкостью, их сперма находится в банках спермы. Потерявший тело банкир может жениться на живой женщине и иметь от нее детей. Но вечная жизнь стоит немалых денег. Разорившегося банкира отключают от системы жизнеобеспечения, а его мозг кремируют («реальность в наше время — это платформа, находящаяся в частной собственности, и если вам что-то не нравится, вас никто не заставляет держать здесь свой аккаунт»).
Это мир не только экологичный, но и феминистичный: вместо отчеств — матчества, нейрострапон признали частью женского тела, поэтому найти девушку без него — непростая задача.
Основная идеология Доброго Государства (а именно так теперь называется Россия) — сердобол-большевизм. Во главе страны стоит бро кукуратор. Главный государственный праздник называется «Вынос Мозга»: на Красную площадь под «тотлебен» выносят настоящий мозг Ленина и высеченную из розового гранита копию мозга Сталина. Гранит залит цинандали, любимым вином мертвого вождя.
Как водится, все в действительности сложнее, потому что воздействовать на умы и поступки можно не только при помощи государственной пропаганды, но и денег. Поэтому не менее (на самом деле более) могущественной персоной является Гольденштерн, владелец Transhumanism Inc. — той самой конторы, которая отвечает за бессмертие банкиров и их мозгов. Кстати, сам он тоже — мозг в банке. У кого нет денег на банку, надеется выслужить себе бессмертие по партийной линии, но шансов немного.
В этом мире и живут герои романа. Героев немало, потому что это роман в семи новеллах. Героиня первой («Гольденштерн все»), только что переступившая порог совершеннолетия дочь банкира Маня верит, что стала избранницей самого Гольденштерна. В определенном смысле это так, но все, конечно же, окажется несколько иначе. Герой второй новеллы («Поединок»), японский фехтовальщик, зарабатывает деньги на свою банку тем, что устраивает для банкиров поединки между биороботами — копиями великих воинов прошлого. Как природа благополучно сотрудничает с прогрессом, так и тот факт, что роботы — не люди, не мешает духам воинов вселиться в их искусственные тела. Будет весело и страшно.
Кадр: фильм «Робот и Фрэнк»
Ответ на традиционный для каждого следующего романа Виктора Пелевина вопрос: «Это тот самый Пелевин, которого мы любим, или что-то изменилось?» — звучит как «Да, это тот самый Пелевин». Он опишет долгий трип, пошутит про Ельцина, Кончиту Вурст и «ок, бумеров», вяло пнет #MeToo и феминизм, привычно обольет помоями критиков. Внезапно к ним присоединились психологи, именуемые в романе кукухотерапевтами. Объяснит наш мир, придумает свой и подарит ему годную мифологию.
Но есть и то, что изменилось. Во-первых, кажется, Пелевин никогда не был так цитатен, даже центонен. Он раскланялся не только с современником Сорокиным (кстати, у Сорокина в 2013 году вышел крайне похожий по архитектуре роман в новеллах — «Теллурия»), но и с Шекспиром, Гете, Буниным, Булгаковым, Борхесом.