Что такое поэтический сборник
Как составляется сборник стихов
Это интереснейшее занятие. Для начала нужно, чтобы количество стихотворений превышало, как минимум, сто. Меньше – несерьёзно, значит книгу выпускать ещё рано.
Настоящие поэты знают, что есть стихи, которые можно и нужно печатать, есть такие, что ни в коем случае не нужно и есть те, которые даже показывать никому нельзя, это просто ступеньки к искусству. Обычно когда выходят полные собрания классиков, куда включено ВСЁ, это хорошо видно, хотя бы у Лермонтова, который очень придирчиво относился к стихотворениям, которые публиковались при жизни.
Отобранные стихи ещё раз просматриваются и редактируются. Если автор не совсем уверен в себе, он обращается к доверенному редактору, который может представить многое в лучшем свете.
Понагнал пустоты вид погасшего дня.
Ночи черное пью молоко.
Все подружки мои
пережили меня,
А друзья, как всегда, далеко.
Газ течет равнодушно. Горит и парит.
Потолка рыжевеют углы.
Почему же, когда ничего не болит,
Ум страдает и просит иглы?
Этот бледный цветок –
иммортель иль жасмин?
Не ответят ни друг, ни жена.
Засыпаю и вижу: над грудой руин
Золотая висит тишина.
(Андрей Чуклин)
Затем каждое стихотворение распечатывают на отдельном листе бумаги (можно на черновиках) и формируют поэтический ряд, последовательность стихотворений.
Предварительно неплохо разбить стихи на отдельные циклы.
Общепринятая практика: в каждый новый издающийся сборник нередко включают старые опубликованные стихи. В новом «окружении» они смотрятся совершенно иначе, открывая иные грани.
После этого необходима корректура. Орфография, пунктуация редко дружат с самым большим талантом.
Можно сканировать свои рисунки. Если макет автор будет делать сам (дальше сказано – как), эти рисунки просто вставляют в Word-овский файл со стихами на своё место, воспользовавшись опцией «Вставка – рисунок».
Если автор имеет возможность обратиться к профессиональному дизайнеру, который сделает макет в программе Adobe InDesign, то текст должен быть отдельно в Word, а рисунки – в сканированном с разрешением 300 виде – в отдельной папке (как исходники).
Иногда встречается весьма креативное оформление, как, к примеру, недавно вышедший сборник Олега Ягеля «Оборвыши». Но тут постарался и автор, и его друг-профессиональный дизайнер. Книгу делали почти год.
Ну и в добрый путь! Стихи – не проза с её объёмами.
Издание сборника стоит сравнительно недорого.
Отдавайте электронный вариант сборника на макетирование только тогда, когда полностью закончите предварительную работу над ним. Чтобы верстальщик потом не вносил лишних правок в макет. Ни в коем случае не вставляйте иллюстрации в файл Word, если отдаёте дизайнеру. Фото полиграфического качества ему нужны в отдельной папке.
Учтите, если текст отдан на вёрстку, ВСЯКАЯ РАБОТА НАД ТЕКСТОМ ЭТОГО ЭЛЕКТРОННОГО ВАРИАНТА ВАМИ ПРЕКРАЩАЕТСЯ. Теперь она идёт только в макете. Иначе получится заколдованный круг. Финальная корректура делается в самом макете.
Кстати из Word можно самим сделать электронную книгу. Просто файл «Сохранить как …PDF или XPS.
Иллюстрация: обложка книги Олега Ягеля «Жизнь в Торопях» и страничка из сборника «Оборвыши».
Да, кстати:
Распечатывают книгу с PDF так: вначале печать нечётных страниц (сразу же берут листы и кладут последущий под предыдущий, чтобы первый оставался вверху). Потом снова кладут их и печатают чётные страницы.
5 главных сборников современной поэзии
«Страшные стихи», «Живые поэты», «В тихой ночи» — эти и другие книги в нашей подборке
В эссе «Поэт и время» Марина Цветаева писала, что «по существу все поэты всех времен говорят одно. И это одно так же остается на поверхности кожи мира, как сам зримый мир на поверхности кожи поэта». Поэзия и правда связана с настоящим моментом как ни один другой род литературы, ведь кто лучше может рассказать о своем времени, если не поэт?
Мы выбрали 5 наиболее примечательных поэтических сборников последних лет.
Живые поэты
Эта антология — результат деятельности Андрея Орловского, чьей задачей было собрать молодых независимых авторов на единой платформе и способствовать популяризации их творчества. Помимо начинающих поэтов в сборнике опубликованы стихи давно известных и признанных — например, Дмитрия Воденникова, Кирилла Медведева и Веры Павловой (также отмеченной в этой подборке). Эта яркая и дерзкая книга определенно должна пробудить живой интерес к поэзии даже у тех, кто ей никогда прежде не интересовался.
Примечательно, что каждый опубликованный здесь автор называет ряд своих любимых поэтов-предшественников, на которых ориентируется в своем творчестве. Это интересно и в социологическом плане, и в отношении линий преемственности.
Milk and Honey. Рупи Каур
Молодая канадская поэтесса индийского происхождения, художница и феминистка Рупи Каур очаровала весь мир. Ее минималистичные нерифмованные стихи, хрупкие композиции которых заставляют думать и сопереживать, пришлись по душе жителям самых разных стран. Все оттого, что автор говорит с читателем искренне, причем о таких вещах, разговор о которых давно назрел и просто ждал смелого первого шага: о любви и насилии, отчужденности и близости, о личных травмах и переживаниях, сопутствующих жизненному опыту каждого из нас.
В тихой ночи. Лирика. Тилль Линдеманн
Тилль Линдеманн — легендарная фигура в мировом рок-движении, ведь он фронтмен и автор текстов группы Rammstein. На его литературном творчестве мы и хотим заострить внимание.
Поэтический язык Тилля бескомпромиссен и отчаян, но вместе с тем очень лиричен (как и сама музыка Rammstein). Линдеманн пишет так, чтобы читатель мог максимально остро ощутить жизненную энергию каждой строки. Нам кажется, что именно эта острота восприятия нужна сейчас как воздух, да и жить с притупленным ощущением мира — не тот завет, который оставляет нам автор. Что немаловажно, стихи в этом сборнике представлены на русском и немецком языках.
Страшные стихи. Дмитрий Быков
Дмитрий Быков и Юлиана Ульянова составили антологию страшных стихотворений. Но не с целью нас напугать. Они поставили перед собой задачу расширить горизонт понимания поэтического, показать жанр готической литературы во всей его красе (от баллады до рок-поэзии), а также поработать со «страшными» эмоциями и нашим прошлым, тоже. страшным.
«Загробная тема, тема таинственных совпадений, тема загадочных гаджетов (например, как телефон Мандельштама) — эти темы легитимны, они имеют такое же право на существование в литературе, как любовь, ненависть, восторг и так далее. Тема страха, тема тайны — это порождает иногда стихи необычайно высокого порядка, настоящий лирический накал». После этого рассуждения Быкова не прочитать антологию уже нельзя, верно?
Избранный. Вера Павлова
Пожалуй, Веру Павлову знает любой ценитель и знаток современной русскоязычной поэзии. В ее текстах стройная и выдержанная лиричность сочетается с предельной — разговорной, а не прописной — искренностью, а смыслы рождаются будто из ниоткуда, без всяких стараний.
Новая книга поэтессы посвящена ее мужу Стивену Сеймуру, боровшемуся с раком. Эти стихи, существующие на страницах вместе с дневниковыми записями и фотографиями, оставляют грандиозное впечатление жизни вопреки страшной болезни и страданию, а название книги «Избранный» (вместо привычного «Избранное») словно говорит, что важнее здесь человек, а не литература.
Стихосложение-27. Как оформить поэтический сборник?
Как бы ни развивался прогресс, любому поэту интересно подержать в руках не обычную распечатку с принтера, а полноценный поэтический сборник. Кстати, именно прогресс сделал издание своего сборника чрезвычайно доступным. Что стоит сверстать его на компьютере, распечатать и переплести в типографии?
Однако, как это часто бывает с прогрессом, легкость процесса обесценила печатные издания. Сборник, не прошедший «тернии» редакторов и издательств, не приносит уже той радости, которую испытывали поэты, например, советской эпохи. Конечно, вы можете раздать книжицу своим родным и знакомым, но вот пристроить ее в магазин будет уже гораздо сложнее. И вы можете оказаться в положении поэта, стоящего на рынке с плакатом «Купите мою книгу!», что не только унизительно, но и бесперспективно.
Поэтому до сих пор гораздо эффективнее напечатать свой сборник в серьезном издательстве, которое имеет свои каналы распространения и вообще придает вашему сборнику некую отстраненную ценность.
Что касается дизайна сборника, то тут тоже есть свои традиции и особенности. Традиционно поэтические сборники имеют небольшой формат — обычно 120×170 или 100×140 мм. В целях экономии их также иногда выпускают одновременно в твердом и мягком переплете.
Оформление обложки, конечно, лежит полностью на совести поэта или дизайнера. Однако лично я считаю, что, если оригинальная авторская идея отсутствует, не стоит лепить на обложку что ни попадя — какие-нибудь осенние листья, жалкого Пегаса или затрапезное перо с чернильницей. Даже одно имя автора и название сборника на обложке смотрятся гораздо лучше, чем безвкусные картинки. А еще лучше придумать что-нибудь оригинальное и лаконичное — например, какой-то символ, или поиграть шрифтом и расположением букв. 
Фото: ThoughtCatalog, pixabay.com
Чтобы ваш сборник на книжной полке не выглядел «немым», проследите за тем, чтобы на его корешке стояли имя и название.
Стоит ли придумывать псевдоним — решать вам. Но, как по мне, на это должны быть важные причины: например, сознательная мистификация, определённая известность псевдонима-ника, полученная в Сети, желание избежать сравнения и путаницы с именитыми однофамильцами или родственниками, нежелание огласки среди своих знакомых
На пространстве внутри сборника лучше не экономить. Стихотворения всегда выгоднее смотрятся на отдельных страницах, нежели напечатанные подряд (даже если это касается трехстишия-хайку).
Иногда формат сборника не позволяет напечатать длинные строки полностью, и их приходится переносить. Тогда лучше проследить, чтобы перенесенная часть не воспринималась как новая строчка и располагалась в правой части листа.
Также надо по возможности стараться избегать переноса строф (особенно сложно разбитых) на другую страницу (особенно на оборот листа). Кстати, для экономии места можно выделять строфы не пробелом, а сдвигом вправо.
Произведения без названий принято предварять звездочками (***), а в оглавлении именовать по первой строчке. 
Фото: Depositphotos
В конце стихотворения желательно ставить дату. Во-первых, она является четким маркером конца текста, а во-вторых, позволяет представить то время, когда было написано стихотворение. Ведь даже отвлеченное стихотворение о русской природе получает дополнительную окраску, если под ним стоит дата, например, 1942 год.
По той же причине, немаловажное значение имеет краткая биографическая справка об авторе. Благодаря ей читатель будет иметь представление, в каком возрасте написано то или иное стихотворение, насколько оно отвлечено или, наоборот, приближено к реальным будням автора. Конечно, знание о том, что автор военный, не улучшит плохой стих о войне или армии, зато хороший зазвучит намного убедительнее.
Ну и в идеале неплохо бы иметь и хорошую вступительную (или завершающую) критическую статью о творчестве автора. Среди обилия печатной продукции хорошая критика с приведением удачных строчек из стихотворений зачастую играет бесценную роль.
При необходимости будет не лишним снабдить свои стихотворения комментариями. Не каждый читатель будет копаться в словарях и энциклопедиях, чтобы перевести латинское выражение, узнать, что такое «Герника», кто такие Кибела и Лигейя и что скрыто за выражением «Сходить в Каноссу». Комментарии могут быть внизу страницы, но лучше всего размещать их в конце сборника, чтобы не «мешать» стихотворению и не отвлекать внимание более просвещенного читателя. 
Бронзовая статуэтка Кибелы, II в. н. э.
Фото: Peterjr1961, ru.wikipedia.org
Что касается оглавления, то кроме традиционного — постраничного, неплохо бы иметь дополнительное — алфавитное, значительно облегчающее поиск нужного стихотворения как читателю, так и автору.
Теперь перейдем к следующему вопросу: нужны ли стихотворениям какое-либо обрамление или иллюстрации? Как мне кажется, в большинстве случаев это лишнее. Роскошные орнаменты и картинки уместны в переизданиях уже знаменитых поэтов. Начинающий поэт может всеми этими прикрасами заслонить само стихотворение, отвлечь от него внимание читателя. По той же причине не стоит злоупотреблять и замысловатым шрифтом.
Конечно, легкий орнамент или рамка могут иметь место, если они ненавязчивы и выполнены с большим вкусом. То же касается и картинок. Они бывают уместны, если речь идет о сюжетных (вроде «Божественной комедии» или «Василия Теркина») или детских произведениях. Но тогда художник должен быть очень хорош, иначе его иллюстрации только испортят впечатление от текста.
Гораздо большее значение, чем оформление, имеет порядок расположения текстов в сборнике. Думаю, не стоит говорить, что отбирать стихотворения для первой публикации нужно особенно тщательно. Ведь вы должны показать себя во всей красе и разнообразии. 
Фото: Depositphotos
Так или иначе, порядок публикаций целиком зависит от воли поэта, видения того, каким должен быть сборник.
Перед непосредственным изданием (неважно — официальным или любительским) сборника, крайне желательно попросить грамотного человека провести корректорскую работу — то есть просмотреть верстку свежим взглядом и исправить допущенные ошибки.
Далеко не все особенности орфографии, пунктуации и графические приемы поэта могут быть поняты корректором, поэтому правка обязательно должна сверяться и согласовываться с автором. Потому что бывают случаи, когда корректор и редактор не только исправляют кажущиеся «ошибки», но и сокращают, меняют или даже дописывают сам текст. Один мой знакомый поэт рассказывал, как редактор сборника настойчиво пытался дописать к авторским строчкам «Среди поля я один. / Мне к небу надо» — свою: «В рай». В какой рай? Почему в рай? Непонятно… 
Данте Габриэль Россетти, «Встреча Данте и Беатриче в Раю», 1854 г.
Фото: artchive.ru
Из вышесказанного можно сделать вывод, что самое главное в деле оформления книги и публикации стихотворений и сборников — это одновременно сохранить уважение и к автору, и к тексту, и к читателю.
поэтический сборник
Смотреть что такое «поэтический сборник» в других словарях:
ПОЭТИЧЕСКИЙ — (греч., см. пред. слово). Относящийся к поэзии, исполненный ею; идеально прекрасный. Словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка. Чудинов А.Н., 1910. ПОЭТИЧЕСКИЙ греч. poietikos; этимологию смотр. поэзия. Исполненный поэзии.… … Словарь иностранных слов русского языка
Листья травы (сборник) — Листья травы, издание 1860 года Листья травы (англ. … Википедия
Крым. Поэтический атлас — краеведческое издание, вышедшее тиражом 85000 экземпляров в издательстве Таврия, Симферополь в 1989 году. Содержание 1 Список поэтов, писавших на крымские темы 1.1 А … Википедия
Бальмонт, Константин Дмитриевич — В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Бальмонт. Константин Бальмонт … Википедия
Давронов, Хуршид — Хуршид Даврон, (Хуршид Давронов), узб. Xurshid Davron узбекский поэт, драматург, писатель, историк, переводчик. Народный поэт Узбекистана. Содержание 1 Биография 2 Книги 3 Переводы … Википедия
Хуршид Даврон — Xurshid Davron Народный поэт Узбекистана Имя при рождении: Хуршид … Википедия
Хуршид Давронов — Хуршид Даврон, ( Хуршид Давронов), узб. Xurshid Davron узбекский историк, писатель, поэт, переводчик и журналист. Биография Родился 20 января 1952 года в древнем городе Самарканде (Узбекистан). С материнской стороны потомок Махдума Агзама (Имам… … Википедия
Давронов — Давронов, Хуршид Хуршид Даврон, ( Хуршид Давронов), узб. Xurshid Davron узбекский историк, писатель, поэт, переводчик и журналист. Биография Родился 20 января 1952 года в древнем городе Самарканде (Узбекистан). С материнской стороны потомок… … Википедия
Игенсартов, Габдиман — Габдиман Игенсартов Дата рождения: 1902 год(1902) Место рождения: современный Каркаралинский район Карагандинской области Дата смерти: 1976 год(1976) … Википедия
Игенсартов — Игенсартов, Габдиман Габдиман Игенсартов Дата рождения: 1902 Место рождения: современный Каркаралинский район Карагандинской области Дата смерти: 1976 Место смерти: город Каркаралинск Гражданство … Википедия
Гюго Виктор. Victor Hugo. Биография — Гюго Виктор Мари (Victor Hugo) (1802 1885) Гюго Виктор. Victor Hugo. Биография Французский поэт, писатель романтик, глава французского демократического романтизма. Виктор Гюго родился 26 февраля 1802 в местечке Безансон (Франция), в семье… … Сводная энциклопедия афоризмов
Что такое поэтический сборник
К проблеме поэтического сборника
К проблеме поэтического сборника филологи, как правило, обращались в связи с вопросами третьего порядка: собственно сборник как таковой проблемы не составлял. Зачастую описывались отдельные сборники стихотворений, равно как и поэтические циклы, причем на тех же основаниях: как формы лирического сверхединства. Жанровые особенности сборника в отечественной традиции не затрагивались. В результате не существует не только теории, но и научной истории авторских собраний стихотворений.
Не поднимавшаяся в науке о литературе, эта тема всегда занимала поэтов. Но если в пушкинскую эпоху она уходит в переписку, то уже в начале ХХ века авторское видение сборника декларируется наряду с литературными манифестами (так иногда декларации группы принимают вид сборника), ср. также предисловия к авторским сборникам символистов.
В своем понимании авторского сборника мы исходим из того, что принципы его организации представляют те законы, которые поэт “сам для себя выбирает”. Т.о. построение сборника следует рассматривать как факт художественный, и, что немаловажно, как факт сознательный.
Сборник предстает перед нами:
а) как художественный текст; построение его воплощает некоторую художественную идею. Это основание для имманентного анализа;
б) как один из ряда других сборников того же автора, т.е. как некоторый принципиальный момент творческой эволюции, как сколок с определенного ее этапа. С этой точки зрения сборник помогает уяснить логику индивидуального творческого пути.
в) наконец, на фоне ряда, диахронического или синхронического.
Здесь мы понимаем сборник как жанр и соотносим его с литературной традицией, а в определенной мере и с книгоиздательской модой: именно от моды часто зависели особенности оформления книги — виньеты, выбор шрифтов, цвет и оформление обложки и т.д.
С другой стороны, в это же время сборник — видимо, в силу того, что он уже не нейтральная, а значимая единица в литературном контексте — в большей степени становится знаком определенной школы, круга, направления. А книжное оформление выделяется в самостоятельную профессию и уже в наше время, как правило, “отчуждено” от непосредственного создателя книги, как и ряд других книгоиздательских специализаций.
С монополизацией книгоиздательства и с превращением его в мощную промышленную структуру оформление книги неизбежно нивелируется. А в ситуации, когда выход поэтической книги обусловлен не творческими потребностями, а причинами, возможностями (или невозможностями) чисто внешнего характера, понимание сборника как принципиального момента творческой эволюции кажется не всегда корректным.
Сегодня, между тем, ситуация изменилась, и, кажется, изменилась в пользу авторского сборника. Нормальный (не промышленный) тираж сборника — до тысячи экз. не составляет отныне проблемы коммерческой и промышленной. Соответственно сборник снова получил шанс стать рукотворным. Единственная помеха — книгоиздательская культура, вернее отсутствие ее. Плюс вполне понятная практическая тяга издательств к “серийности”: сегодня мы, как правило, получаем не авторский сборник Кибирова, Кенжеева или Гандлевского, а серию одинаково изданных сборников Кибирова-Кенжеева-Гандлевского, и это уже не столько авторский сборник как факт биографии поэта, сколько издательская серия как факт биографии издательства.
Однако в интересующую нас эпоху, в первые 10-летия XIX века, дела обстоят иначе. Большие поэты выпускают за свою жизнь в среднем по две-три книги (Пушкин — пять, а Лермонтов и Тютчев — по одной). Авторский сборник лишь начинает формироваться как тип текста. Он принципиально отличается от издания, типа “Сочинения”, а на особенностях его построения заметно влияние такого популярного в то время литературного образования, как альманах.
Некоторые закономерности в истории поэтических сборников первой половины XIX века
20-30-е годы XIX века — “Золотой век” русской поэзии — оказались плодотворными скорее для альманаха, нежели для авторского собрания стихотворений. В этом смысле характерно, что единственный сборник Дельвига построен по принципу альманаха: в оглавлении стихотворения размещены по жанрам, но порядок их следования не соответствует оглавлению.
Публикации в журналах и альманахах воспринимаются поэтами как форма существования, более или менее естественная, для кн.Вяземского, например, единственно возможная. Наконец, появляется поэт, для которого такая форма неприемлема совершенно: Тютчев занял в литературе место, ему по праву принадлежащее, лишь в 1854 году, после выхода своего первого сборника.
Пушкинские опыты в этой области стояли вне традиции и не получили дальнейшего развития: хронологический принцип не привился в авторском сборнике и в дальнейшем стал восприниматься, в значительной степени, как черта академическая.
В т.н. “эпоху поэзии” — 20-30-е годы XIX века складывается поэтический сборник, типа “Стихотворения”. За его видимой беспорядочностью и безликостью — “бессистемностью” скрываются различные тенденции, определяющие как историю, так и своеобразную поэтическую теорию авторских собраний стихотворений. Прежде всего в такую “организованную неорганизованность” вкладываются подчас противоположные методологические концепции, подразумевающие в одном случае — единство, в другом — беспорядок.
В первом случае предполагается целостность и единство в рамках романтической картины мира. Единство здесь возможно прежде всего за счет традиционности: романтизм в 30-е годы представлял собою вполне сложившуюся и легко узнаваемую традицию. — Традиционный сборник един, но это единство спонтанное, возникающее без каких бы то ни было авторских усилий и дополнительных элементов организации. В чистом виде это эпигонский сборник.
В наиболее последовательных и сознательных попытках такого рода сборников в центре находится романтическая личность поэта, наделенная особыми, ярко выраженными чертами. В ориентированной на Оссиана “Тавриде” А.Муравьева /М.,1827/ — это бард, скальд, который “струны натянул неопытной рукою”. В “Стихотворениях” В.Теплякова находим “исключительную личность” вроде лорда Байрона, что изъясняется языком Бестужева-Марлинского: автор “мимоходом жертвовал Фебу краткими досугами своего бродячего существования”, “небо автора не потолок ваших гостиных” и т.д.
Такой образ, как правило, конструируется не только на основе собственно стихотворного материала, но и при помощи дополнительных элементов организации — эпиграфов, предисловия, построения и т.д. “Фракийские элегии” В.Теплякова строятся по образцу “Паломничества Чайльд Гарольда”. В этих случаях романтический, “личностный” принцип организации сборника получает наиболее отчетливое и последовательное свое оформление.
Однако существует еще одно глубокое условие, заложенное в самой романтической системе: субъективное восприятие, выражение мира через “я” и следующее отсюда требование единства и непротиворечивости авторской личности. Исходя из этих принципов, на смену объективной жанровой организации приходит субъективная романтическая, на смену дифференциации — синтетическое единство. Жанровых перегородок более не существует, лирика становится единственным жанром, подчиняя себе затем и эпические формы: ср. функционирование поэмы в романтических сборниках — последовательно — Козлова, Подолинского, Полежаева и, наконец, Лермонтова.
Бессистемность здесь выражает особый род единства. Чтобы доказать это, достаточно проделать обратную операцию: “перетасованные” стихотворения, например, в “Стихотворениях” Языкова 1832 года, распределить по тематическим или жанровым разделам. В первую очередь выяснится, что это сделать невозможно, — и невозможно по той простой причине, что не существует больше ощутимых границ темы и жанра, и всякая систематизация окажется насильственной. Но, что более важно, неизбежно разрушится цельность поэтического мира — то, что создает единство сборника и является условием единства авторской личности: при “перетасовке” оказывается, что одна и та же тема, мотив, повторяясь на протяжении всей книги, создают иллюзию “возвращения” — т.е. цельность и последовательность.
Вторая тенденция противоположна. Суть ее в том, что, унаследовав разрушение объективной жанровой системы авторы не вкладывают в него положительной романтической концепции. С этой точки зрения показательны последний пушкинский сборник и “Стихотворения” Баратынского 1835 года. Авторская установка “Стихотворений” Баратынского определялась предполагавшимся предисловием к сборнику: “. Жизнь родила его, — не гений. ”. Разноречивое собрание стихотворений мыслилось сторонниками “поэзии жизни” как правдивое отражение действительности, а не произвольное создание романтического духа. “В самой действительности, — писал И.В.Киреевский, — открыл он /Баратынский.—И.Б./ возможность поэзии, ибо глубоким воззрением понял он необходимость и порядок там, где другие видят разногласие и прозу”.( 1 )
О внутренней необходимости и, в каком-то смысле, подавляющем значении этой тенденции говорит тот факт, что массовая литература тяготеет именно к такой крайности. Графоман прежде всего пытается поразить пестротой и разноречивостью.
В истории авторских сборников легко увидеть балансирование между двумя противоположными полюсами: специальной организацией и специально организованным беспорядком. Если в первой трети прошлого века, в “эпоху поэзии” побеждает вторая тенденция, то в последующие десятилетия ситуация меняется.
Сборник, типа “Стихотворения” в эпоху “поэзии для поэзии” заслуживал безусловного внимания сам по себе и не требовал никакого оправдания своему выходу. Однако уже четвертая часть “Стихотворений” Пушкина /1835/ и “Стихотворения Евгения Баратынского” 1835 года были встречены критикой резко отрицательно, публикой — равнодушно. В 40-е годы количество поэтических сборников падает, книга с названием “Стихотворения” редко у кого может вызвать интерес. Если раньше сборник сознательно представлял собою собрание стихотворений и этого было достаточно, ибо цель поэзии — поэзия, теперь, в согласии с веяниями времени, поэтический сборник направлен на выражение определенной идеи, и это диктует другие принципы построения. Это явление связано с общим “идеологическим” направлением, определившим развитие русской поэзии в послепушкинскую эпоху. “Идеологическая” критика сменяет чисто литературную, поэзия отходит на периферию литературного процесса, уступая ведущее место прозе. Совершенно закономерным представляется здесь движение от сборника, типа “Стихотворения”, который не подразумевал тематико-концептуального единства, хотя иногда к нему стремился, к сборнику с названием: название каким-то образом должно себя оправдывать, т.е. опираться на общие темы, служить выражением каких-то идей. К таким сборникам принадлежат в конечном счете “Сумерки” Баратынского, так эволюционируют сборники Языкова — для нас этот пример принципиален, так как предлагает своего рода летопись развития романтической мысли, слепки с определенных ее этапов.
Первый сборник, “Стихотворения” 1832 года, начинается программным стихотворением “Поэту”, далее следуют стихотворения без видимой связи, но соединенные авторским “я”.
Сборник включает 116 стихотворений, под каждым указаны дата (хотя
хронология не соблюдается) и место написания: первая буква, например, Д. или С. Для Языкова это имело определенный смысл, ср. эпиграф:
В том, что хронология не соблюдается, есть своя закономерность: романтическое единство не предполагает хронологического развития, — временной сюжет, напротив, разрушил бы цельность мира.
Обязательные для романтического сборника принципы единства авторской личности и следующее отсюда идейно-тематическое единство и в дальнейшем остались основными структурными принципами языковского сборника. Как “Стихотворения” 1832 года стали воплощением романтических устремлений 20-30-х годов, так “56 стихотворений”, благодаря все тому же идейно-тематическому единству дают полное представление о мировоззренческих построениях славянофилов.
Это тоже романтизм, но на его более зрелом этапе, когда эмоции сменяются идеями.
Если сборник 1832 года менее всего воспринимался, как демонстрация теоретических установок, то сборник 1842 года откровенно иллюстративен. У молодого Языкова общие места романтизма были оригинальны и ни на кого не похожи. “56 стихотворений” Языкова и “25 стихотворений” Хомякова в известном смысле выглядят как братья-близнецы. Такой эффект создается прежде всего за счет организации: сборники содержат строго ограниченное число стихотворений, это декларирует заглавие, причем подчеркнуто славянской цифирью. Контекст, организованный таким сборником, приобретает определенную законченность и жесткие границы. Значение стихотворения обусловлено контекстом, связь между стихотворениями несравненно более ощутима, нежели в “бессистемном” или “жанровом” сборнике. Стихотворения находятся в большей зависимости от контекста, который в свою очередь обозначен общей концепцией сборника,— т.о. стихотворение перестает быть самостоятельным и замкнутым в себе единством, — отпадает потребность в громоздких виньетках, отделяющих одно стихотворение от другого.
Дополнительные элементы организации поэтических сборников
Помимо собственно стихотворного материала, мы можем выделить элементы другого уровня, имеющие непосредственное отношение к организации сборника. Это название, эпиграф, предисловие, посвящение и т.д., наконец, размещение стихотворений в книге.
Предисловие — своего рода представление поэта публике. оно может включать некоторую информацию о поэте или размышления о поэзии (порой нормативные, в роде “L’art poetique”, что уже в начале прошлого века выглядит как архаический пережиток и неслучайно предваряет, например, “Стихотворения Старожила” [Н.А.Оранский] /М.,1842/). Это классицистический ход — от общего к частному, от искусства к творцу: читателю предлагается прежде представление о поэзии, а не о поэте. Как правило, такое “теоретическое” предисловие предваряет сборники сонетов: сонет ощущается как жанр нормативный, сборники сонетов, как правило, сопровождались рассуждениями о сонете (ср. например, предисловия в сборниках “Опыт сонетов М.М.” [М.Максимова] /М.,1828/ или “И моя доля в сонетах” Н.Бутырского /СПб.,1832/), а иногда, как в пушкинском “Сонете”, рассуждения о сонете становились его содержанием.
Однако, в 20-30-е гг. предисловия “о поэзии” наполняются новым содержанием. Тема осталась той же, но смысл переменился: поэзия должна теперь рассказать о поэте. В этом смысле характерно предисловие к “Стихотворениям Михаила Дмитриева” /М.,1830/ — “К стихам моим”. Это “напутствие” стихам, восходящее, очевидно, к пушкинскому “Андрею Шенье”: “Чего требую от стихов”, — спрашивает себя автор, и отвечает — назначение стихов в напоминании: друзья, узнав стихи, вспомнят о поэте.
Но гораздо популярнее в эту эпоху предисловия к сборникам в роде уже упоминавшихся выше текстов В.Теплякова (“Стихотворения” 1832, 1836 гг./. Такие предисловия целиком посвящены личности поэта и наряду с включенными в сборник стихотворениями они призваны создать возвышенно романтический образ певца /барда, скальда, бродяги и т.д./. Ср. например, портрет поэта в анонимном сборнике “Дитя поэзии” /Казань,1834/: “. еще молодое лицо, но бледное, задумчивое, увядшее в скорбях жизни”. Характерно, что Тепляков называет предисловие “неизбежным”, хотя предисловие, равно как и индивидуальное название, гораздо менее обязательная в романтическую эпоху вещь, нежели эпиграф или посвящение.
Встречаются книги с традиционным “этнографическим предисловием”, продолжающие линию “сентиментальных путешествий”, как то “Поэтические очерки Украины, Одессы и Крыма, Письма в стихах Ивана Бороздны”, или ориентированная на романтическую экзотику в духе “Ирландских мелодий” Т.Мура “Украинская мелодия” Ник.Маркевича.
С другой стороны предисловие может представлять собою жизнеописание поэта, составленное издателем. В большей степени это черта не авторских, а издательских сборников. Жизнеописание должно создать у читателя вполне законченный и отчасти легендарный образ поэта, — в романтическую эпоху это, как правило, безвременно погибший юноша, и собрание стихотворений его — более несбывшееся обещание, нежели итог. Посмертный сборник Веневитинова, ставший программой кружка, занимает особое место в этом ряду. Здесь издательские предпосылки очевидны и тем более убедительны, что накладываются на сюжет канонической биографии романтического поэта. Менее известный, но достаточно яркий и свободный от историко-литературных наслоений пример — посмертный сборник “Стихотворения Павла Шкляревского” /СПб.,1831/, с предисловием издателя Мих.Куторги, выбравшего в качестве эпиграфа к посмертному сборнику талантливого юноши его собственный перевод байроновских “Lines written in an Album, at Malta”:“Как имя на камне, прикрывшем гробницу. ” (более известен лермонтовский перевод “Как одинокая гробница. ”). Мы видим, как традиционный литературный сюжет накладывается на биографию и напоминает тем самым об одном из романтических постулатов: поэт должен быть героем своих произведений, — и литературная условность — альбомные стихи, написанные в жанре эпитафии — получают нелитературный и трагический смысл.
Другой случай посмертного жизнеописания находим в достаточно известном собрании “Пиитические опыты Елисаветы Кульман” /СПб.,1833/. Здесь кроме знакомого уже сюжета о преждевременной смерти юного поэта реализован еще один популярный в романтическую эпоху биографический мотив — девушки-вундеркинда. О самостоятельном значении его свидетельствуют факты не столько литературной, сколько благотворительной традиции — ср. изданные Блудовым и Шишковым “ Стихи девицы Дарьи Онисимовой, слепой дочери деревенского пономаря” /СПб.,1838/, с обширной предварительной частью, включающей новеллистического характера жизнеописание. С точки зрения самодовлеющего значения биографии характерно еще одно обращение “К публике” в “Собрании различных стихотворений” А.Смирновой /СПб.,1837/:
“Пятнадцатилетний возраст мой достиг того, чтобы потребовать от публики ее благосклонности. Труды мои, столь вредные для моего здоровья, ужели не увенчаются желанным успехом. ”.
Но самый удивительный пример в этом ряду — сборники Дениса Давыдова с жизнеописанием, составленным им самим. Причем, если в первом издании, в 1832 году, авторство жизнеописания почти не скрывается — “проницательные читатели сами угадают оное”, указано в предисловии издателя, то в последнем, подготовленном Давыдовым издании, вышедшем в 1840 году, статья “От издателя” имеет прямо противоположный смысл. Теперь читателя стараются разуверить в его возможных догадках: “Здесь помещается, как уже то было в первом издании, очерк жизни Давыдова, произведение одного из его друзей-сослуживцев, покойного генерал-лейтенанта О.Д.О-го, ошибочно принятое некоторыми читателями за автобиографию”, и далее уже сам Давыдов разъясняет, как “не принадлежащие мне строки вошли в состав строк мне принадлежащих”.
Вниманию читателя предлагается образ поэта-воина, который “не искал авторского имени, а как приобрел его — сам не знает. Большая часть стихов его пахнут бивуаком. Они были написаны на привалах, на дневках, между двух дежурств, между двух сражений, между двух войн; это пробные почерки пера, чинимаго для писания рапортов начальникам, приказаний подкомандующим”. “Очерк жизни. ” т.о. представляет военного человека, а не поэта. Читателю предлагается установка намеренно архаическая:
Эпиграфы или девизы были в моде в начале прошлого века, и в поэтических сборниках они встречаются довольно часто. Существовали стереотипные эпиграфы как знаки традиции, например, пушкинская цитата: Блажен кто про себя таил. и т.д. У эпигона такой эпиграф вполне заменяет собою текст, поскольку прежде текста выдает его смысл — традицию. Зачастую в массовой поэзии встречаем многочисленные цитаты из редких авторов /таковы эпиграфы, к каждому разделу — по несколько цитат, в сборниках М.Демидова/, цель которых — демонстрация начитанности. Но иногда оригинальный, возможно, авторский эпиграф выполняет иную функцию — это новый текст, а не узнаваемый ориентир, он не предполагает ответ прежде текста, с такого рода эпиграфами мы встречаемся в аналитической лирике (ср., например, “Журналист, Читатель и Писатель” Лермонтова).
Массовая поэзия первой половины прошлого века изобилует эпиграфами, —-литературность в ее природе. Как знаки литературной ориентации, эпиграфы здесь не несут в себе ничего неожиданного. Чаще всего это цитаты из Гюго, реже — Шиллера и Ламартина. Латинские и итальянские цитаты составляют исключение. Гете — один из наиболее цитируемых поэтов, однако к нему, как правило, обращаются поэты другого ряда: здесь Дельвиг, Языков, позже — Бенедиктов, и лишь в середине века Гете приходит в массовую литературу /М.Голицын, А.Мейснер, Г.Токарев/.
Гораздо чаще в массовой литературе встречаем эпиграфы из русской поэзии. Здесь часто находим Пушкина, реже — Баратынского или Жуковского. Иногда эпигоны обращаются к поэтам того же ряда.
Латинская цитата — эпиграф к первому сборнику Пушкина в романтическую эпоху может показаться архаизмом. Она должна навести на мысль о классических образцах, а в предисловии издатели желают обратить внимание на то, что речь о первом сборнике молодого автора. Т.о. на этот раз Пушкин входит в литературу церемонно представленный, с латинским эпиграфом и традиционным /жанровым/ решением сборника. Этот очередной “вход” в литературу в значительной мере условен: имя Пушкина в это время уже не нуждается в представлениях читателю, однако сборник 1826 года решен именно как первый сборник молодого поэта, который показывает свое уважение к классической традиции. О другой функции латинской цитаты “Aetas prima canat veneres, extrema tumultus” писал Ю.М.Лотман в “Биографии поэта”.— Это указание на античную традицию гражданской поэзии, приобретающее особый смысл в 1826 году, после разгрома декабризма.( 6 )
Последующие четыре части “Стихотворений Александра Пушкина” исключительно самостоятельны и нетрадиционны. Они лишены эпиграфов, что на общем фоне пушкинской поэтической системы факт показательный. К концу 20-х годов практически отказывается от эпиграфов и Баратынский, что неизбежно бросается в глаза на фоне современной ему поэтической эпохи. Здесь напрашивается традиционный вывод о напряженном ощущении Баратынским своей самостоятельности. Но более глубоким условием представляется здесь определение поэзии Баратынского, сделанное однажды И.В.Киреевским, — “поэзия, сомкнутая в собственном бытии”. ( 7 )
Название сборника в романтическую эпоху перестает носить обязательный характер /обозначать жанр/. “Индивидуальное” название возникает на рубеже XVIII-XIX вв., но и тогда такие названия, по мнению И.Л.Альми “декларируют скорее принципы школы”.( 8 ) Название, следующее из непосредственного содержания сборника, т.е. предполагающее его идейно-тематическое единство, появляется лишь в середине XIX века. “Сумерки” Баратынского — один из первых сборников такого рода. (Характерно, что Пушкин предлагал названия для первого языковского сборника “Стихотворения”. Нам это представляется показательным еще и по той причине, что именно принципы организации языковских сборников ярче всего выражали ту тенденцию к созданию романтического единства, которая в конечном счете привела к формированию “идеологических” сборников с названием).
Характерными представляются также “посвященные Онегину и грамматике Греча” “Отрывки из завещания трубадура”, соч. И.М.З./СПб.,1832/, или “Листки из записной книжки Василия Сухачева” /М.,1830/, являющие определенную тенденцию романтической поэтики, санкционирующую существование отрывочной композиции.
Что касается индивидуального названия, которое в дальнейшем стало нормой, оно представляет собою авторский символ, смысл которого раскрывается затем в содержании сборника. Стоит различать лингво-поэтическую природу таких названий, как “Камень” или “Тростник”, за которыми встает ряд традиционных культурных ассоциаций, и такие собственно авторские символы, как “Земля в снегу”, “Снежная маска” и пр. Но и в этом случае нетрудно усмотреть принципы школы. Время собственно авторского символа наступило, видимо, тогда, когда перестали существовать, или, по крайней мере, активно заявлять о себе, литературные школы и направления. За такими названиями, как “Охотничий домик” или “Март великодушный”, не кроется традиционная культурная мифология, или тематико-концептуальные установки некоей группы.
Но в интересующую нас эпоху выбор между названием традиционным и индивидуальным был достаточно ощутим и семантически нагружен.
О связи между стихотворениями в сборнике, и в частности, в “Сумерках”, имеет смысл говорить отдельно. Если встать на точку зрения поэта, то такая связь существует всегда. Если встать на точку зрения читателя, то либо она нарочитая, либо ее не существует вовсе.
Сам механизм такой связи не должен порождать инерцию. В “Сумерках” мы находим множество разнообразных возможностей.
Стихотворения могут составлять значимую пару, если они расположены на отмеченных местах: напр., первое и последнее — “Последний поэт” и “Рифма”. Они могут представлять собою очевидную антитезу, находясь рядом: “Здравствуй, отрок. ” и “Что за звуки. ”. Могут соединяться в жанровый ряд на общем “разноречивом” фоне /в “Сумерках” — антологические миниатюры/.
Но в большинстве случаев связь эта не столь очевидна, механизмы ее могут быть более опосредованы. Например, несомненная, на наш взгляд, хотя и достаточно неожиданная связь между “Мудрецом” и “Филидой”. Она возникает из общего образа — уподобления гроба и колыбели. Источник, очевидно, в одной из “Венецианских эпиграмм” Гете:
В первой миниатюре “Тщетно меж бурною жизнью и хладною смертью. ” образ возникает по ассоциации: “Мира невежда, младенец, как будто закон его чуя, / Первым стенаньем качать нудит свою колыбель”. В “Филиде” же сам образ не назван, однако осуществляется как конструктивный мотив. (Этот прием использован Баратынским не однажды. Ср.: “Меж люлькою и гробом спит Москва”).
Другая ситуация в случае с “Коттерие”, эпиграммой, направленной против “коттерии московских литераторов” — кружка “Москвитянина”, известного национально-религиозными настроениями. Рядом с нею “Ахилл” — стихотворение явно апокрифического характера, где апология веры утверждается посредством античной легенды. Характерно, что стихотворение Хомякова “Давид”, составляющее очевидную аналогию “Ахиллу”, построено уже на библейской символике.
Необходимо упомянуть о некоторых особенностях в использовании иконографических элементов, т.н. политипажей, традиционно применявшихся в оформлении поэтических книг первой половины прошлого века.
Как мы уже писали, с одной стороны, издатели, как правило, располагали стандартным набором образцов, с другой — осуществлялся выбор, что уже зависело от моды, вкуса и достаточно глубоких историко-литературных предпосылок.
Так, виньеты в поэтических книгах XVIII века существенно отличаются от иконографии, принятой у романтиков. Они монументальны /буквально/, предпочитают мотивы парковой архитектуры. Преимущественно, это антологические аллегории. Аллегорическая концовка под стихотворением выполняет несколько функций: согласно классицистическим канонам она напоминает об античных образцах; кроме того, в универсальности своих сюжетов она играет роль некоторого обобщающего итога, возводит к универсуму отдельное стихотворение отдельного поэта.( 9 )
В начале XIX века культурные ориентиры меняются. Мотивы античные в аллегорических сюжетах заменяют мотивы оссианические (появляются характерные северные шлемы и т.д.). Эта мода держится до середины 20-х гг., ср. оформление рылеевских “Дум” /М.,1825/, сборника В.Олина “Кальфон” /СПб.,1824/ и др. Иконографические мотивы находятся в соответствии с тематическими установками предромантизма.
Но уже в более поздних романтических сборниках мы замечаем иную тенденцию. Мотивы концовок достаточно свободны и соединены согласно принципам не эмблематическим, но символическим. Они более не претендуют на универсальность и не должны “читаться” подобно эмблеме. Вместо парковой скульптуры находим здесь беседки, силуэты юношей и девиц, наконец, цветочные мотивы, наиболее свободные от традиционной эмблематической нагрузки.
Со временем политипажи перестают нести какое бы то ни было тематическое содержание. Затем они становятся в значительной степени родовой принадлежностью поэтических книг.
К и р е е в с к и й И.В. Полное собрание сочинений в 2-х томах.-М.,1861.-Т.1.-С.96.
К у ш н е р А. Книга стихов // Вопросы литературы.—N3,1975.-С.187.
Пушкинские тексты здесь и далее цитируются по изданию:
П у ш к и н А.С. Полное собрание сочинений в 10-ти томах.-М.-Л.:АН СССР, 1949.
См. об этом: Г у к о в с к и й Г.А. О русском классицизме //Поэтика.-Л.,1929.-Вып.V.-С.54-65.
Л о т м а н Ю.М. Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя.-Л.,1982.-С.121.
К и р е е в с к и й, ук.соч. С.36.
А л ь м и И.Л. Сборник Е.А.Боратынского “Сумерки” как лирическое единство // Вопросы литературы. Вып.3.-Владимир,1973.-С.24.
Г р и г о р ь е в а Е.Г. О назначении виньет, приложенных к поэтическим произведениям Г.Р.Державина // Труды по знаковым систе-мам.XXIII.-Тарту,1989.-С.127-139.