Что такое психологическая деталь
Что такое психологическая деталь
 | Сегодня | 803 |
 | В этом месяце | 7178 |
 | Всего | 5626304 |
Назовем первую форму психологического изображения прямой, а вторую косвенной, поскольку в ней мы узнаем о внутреннем мире героя не непосредственно, а через внешние симптомы психологического состояния. О первой форме мы еще будем говорить чуть ниже, а пока приведем пример второй, косвенной формы психологического изображения, которая особенно широко использовалась в литературе на ранних ступенях развития:
Мрачное облако скорби лицо Ахиллеса покрыло. Обе он горсти наполнивши пеплом, главу им осыпал: Лик молодой почернел, почернела одежда, и сам он Телом великим пространство покрывши великое, в прахе Был распростерт, и волосы рвал, и бился о землю.
Перед нами типичный пример косвенной формы психологического изображения, при котором автор рисует лишь внешние симптомы чувства, нигде не вторгаясь прямо в сознание и психику героя.
Одновременно повествователь может психологически интерпретировать внешнее поведение героя, его мимику и пластику и т. п., о чем говорилось выше в связи с психологическими внешними деталями.
Повествование от третьего лица дает широкие возможности для включения в произведение самых разных приемов психологического изображения: в такую повествовательную стихию легко и свободно вливаются внутренние монологи, публичные исповеди, отрывки из дневников, письма, сны, видения и т. п.
Наконец, повествование от третьего лица дает возможность изобразить внутренний мир не одного, а многих героев, что при другом способе повествования сделать гораздо сложнее.
«. он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
Здесь сложное психологическое состояние душевной смятенности аналитически расчленено на составляющие: прежде всего выделены два направления рассуждений, которые, чередуясь, повторяются то в мыслях, то в образах. Сопровождающие эмоции, воспоминания, желания воссозданы максимально подробно. То, что переживается одновременно, развертывается у Толстого во времени, изображено в последовательности, анализ психологического мира личности идет как бы поэтапно. В то же время сохраняется и ощущение одновременности, слитности всех компонентов внутренней жизни, на что указывают слова «в то же время». В результате создается впечатление, что внутренний мир героя представлен с исчерпывающей полнотой, что прибавить к психологическому анализу уже просто нечего; анализ составляющих душевной жизни делает ее предельно ясной для читателя.
А вот пример психологического самоанализа из «Героя нашего времени»:
«Я часто спрашиваю себя, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой никогда не женюсь? К чему это женское кокетство? Вера меня любит больше, чем княжна Мери будет любить когда-нибудь; если б она мне казалась непобедимой красавицей, то, может быть, я завлекся бы трудностью предприятия «. »
Но ничуть не бывало! Следовательно, это не та беспокойная потребность любви, которая нас мучит в первые годы молодости «. »
Из чего же я хлопочу? Из зависти к Грушницкому? Бедняжка! Он вовсе ее не заслуживает. Или это следствие того скверного, но непобедимого чувства, которое заставляет нас уничтожать сладкие заблуждения ближнего «. »
Обратим внимание на то, насколько аналитичен приведенный отрывок: это уже почти научное рассмотрение психологической задачи, как по методам ее разрешения, так и по результатам. Сначала поставлен вопрос, со всей возможной четкостью и логической ясностью. Затем отбрасываются заведомо несостоятельные объяснения («обольстить не хочу и никогда не женюсь»). Далее начинается рассуждение о более глубоких и сложных причинах: в качестве таковых отвергается потребность в любви, зависть и «спортивный интерес». Отсюда делается вывод уже прямо логический: «Следовательно. ». Наконец аналитическая мысль выходит на правильный путь, обращаясь к тем положительным эмоциям, которые доставляет Печорину его замысел и предчувствие его выполнения: «А ведь есть необъятное наслаждение. ». Анализ идет как бы по второму кругу: откуда это наслаждение, какова его природа? И вот результат: причина причин, нечто бесспорное и очевидное («Первое мое наслаждение. »).
«Хорошо ли я сделала, что заставила его зайти.
И в какое трудное положение поставила я его.
Боже мой, что со мной, бедной, будет?
Нет, есть средство; вот оно: окно. Когда будет уже слишком тяжело, брошусь из него.
А когда бросишься в окно, как быстро, быстро полетишь «. » Нет, это хорошо «. »
Да, а потом? Будут все смотреть: голова разбитая, лицо разбитое, в крови, в грязи «. »
А в Париже бедные девушки задушаются чадом. Вот это хорошо, это очень, очень хорошо. А бросаться из окна нехорошо. А это хорошо».
Внутренний монолог, доведенный до своего логического предела, дает уже несколько иной прием психологизма, нечасто употребляющийся в литературе и называемый «потоком сознания». Этот прием создает иллюзию абсолютно хаотичного, неупорядоченного движения мыслей и переживаний. Вот пример этого приема из романа Толстого «Война и мир»:
Еще одним приемом психологизма является так называемая диалектика души.Термин принадлежит Чернышевскому, который так описывает этот прием: «Внимание графа Толстого более всего обращено на то, как одни чувства и мысли развиваются из других, как чувство, непосредственно вытекающее из данного положения или впечатления, подчиняясь влиянию воспоминаний и силе сочетаний, представляемых воображением, переходит в другие чувства, снова возвращается к прежней исходной точке и опять и опять странствует, изменяясь по всей цепи воспоминаний; как мысль, рожденная первым ощущением, ведет к другим мыслям, увлекается все дальше и дальше, сливает грезы с действительными ощущениями, мечты о будущем с рефлексиею о настоящем».
Иллюстрацией этой мысли Чернышевского могут быть многие страницы книг Толстого, самого Чернышевского, других писателей. В качестве примера приведем (с купюрами) отрывок из размышлений Пьера в «Войне и мире»:
«То ему представлялась она (Элен) в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо-насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается и умирает, может быть притворным каким-то молодечеством отвечая на мое раскаяние!» «. »
Оба они замолчали, и молчание длилось до странности долго, минут с десять. Раскольников облокотился на стол и молча ерошил пальцами свои волосы. Порфирий Петрович сидел смирно и ждал. Вдруг Раскольников презрительно посмотрел на Порфирия.
— Опять вы за старое, Порфирий Петрович! Все за те же ваши приемы: как это вам не надоест, в самом деле?»
Очевидно, что в эти десять минут, которые герои провели в молчании, психологические процессы не прекращались. И разумеется, у Достоевского была полная возможность изобразить их детально: показать, что думал Раскольников, как он оценивал ситуацию и какие чувства испытывал по отношению к Порфирию Петровичу и себе самому. Словом, Достоевский мог (как не раз делал в других сценах романа) «расшифровать» молчание героя, наглядно продемонстрировать, в результате каких мыслей и переживаний Раскольников, сначала растерявшийся и сбитый с толку, уже, кажется готовый. признаться и покаяться, решает все-таки продолжать прежнюю игру. Но психологического изображения как такового здесь нет, а между тем сцена насыщена психологизмом. Психологическое содержание этих десяти минут читатель додумывает, ему без авторских пояснений понятно, что может переживать в этот момент Раскольников.
Художественная деталь
Художественная деталь в литературе
Теория литературы дает такое определение: художественная деталь – выразительная подробность, с помощью которой создается художественный образ. Художественная деталь помогает читателю представить изображаемую автором картину, предмет или характер в неповторимой индивидуальности. Она может воспроизводить черты внешности, особенности одежды, обстановки, переживания или поступка.
Чем отличается художественная деталь от символа
Слово «деталь» происходит от французского «detail», то есть часть, подробность. Художественная деталь в литературном произведении играет роль выразительной подробности. Деталь – это фрагмент внешнего мира или внутреннего мира героя. То есть что-то на первый взгляд несущественное, мелочь, частность играет важную роль, так как позволяет создать ёмкий художественный образ, рассказать читателю о персонаже или событии больше, чем самое подробное описание.
Детали в произведении играют подчас такое же значение, как и символы (символ в переводе обозначает «знак»), помещенные писателем в центр повествования. Также, как и символ, деталь работает на раскрытие авторского замысла, уточняет, дополняет создаваемую картину действительности, дает читателю дополнительную информацию о герое, времени, эпохе, событиях, историческом контексте.
Но в отличие от символа художественная деталь не наделена скрытом смыслом. Красные руки Евгения Базарова из романа И.С. Тургенева «Отцы и дети» подчеркивают незнатное (крестьянское) происхождение героя и его готовность к труду. Но здесь нет никакого подтекста, намека на дополнительную, скрытую информацию, до которой читатель должен додуматься. Красные руки Базарова – это просто руки крестьянина, покрасневшие от работы, химических опытов и обветренные во время долгих пеших прогулок. Под этим образом ничего не подразумевается. В то время, как символ, например буран в повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка», а равно с ним и метель в «Двенадцати» А.А.Блока и «Белой гвардии» М.А. Булгакова символизирует стихийный разгул жестокости, торжество беззакония: некая неуправляемая сила готова смести с лица земли старый привычный мир. То есть буран – это не просто снежная буря, а символ торжества пугачевской вольницы. А красные руки Базарова – это просто красные руки, без подтекста.
Функции детали:
Виды детали:
В «Бойцовском клубе» Чака Паланика выразительной психологической деталью, передающей внутреннее состояние героя, становится отпечаток счастливого плачущего лица рассказчика на футболке Боба. В романе безымянный герой-рассказчик мучается от бессонницы, причина которой неизвестна (на самом деле он страдает от бессмысленности потребительского существования), и по совету врача отправляется на встречи групп поддержки людей, больных смертельными заболеваниями, чтобы увидеть тех, кому по-настоящему тяжело. Один из этапов терапии в группах – коллективный, освобождающий плач. Рассказчик посещал собрания, но не плакал.
«А потом был Боб. Это был первый раз, когда я пришёл в группу рака яичек «Остаёмся мужчинами вместе». И Боб, здоровенный такой жлоб, надвинулся на меня и заревел. Это всё, что я помню. Боб обнял меня со всех сторон, и его голова накрыла мою. И вдруг — я потерян внутри, растворился в тёмном тихом полном забвении. И когда я, наконец, отодвинулся от его мягкой груди, на майке Боба остался мокрый отпечаток плачущего меня. Я никогда больше не ходил к врачу. Я никогда не жевал корень валерианы. Это была свобода. Потерять всякую надежду было свободой».
Отпечаток на футболке становится деталью, позволяющей дополнить образ героя-рассказчика и создать образ обретенной им на время свободы, ощущения реальности бытия.
А.П. Чехов про детали
Мастер меткой фразы и точного образа А.П. Чехов в письме брату Александру 1886 года советовал избегать в описаниях природы «общие места». Чехов рекомендует:
«Хвататься за мелкие частности, группируя их таким образом, чтобы по прочтении, когда закроешь глаза, давалась картина. Например, у тебя получится лунная ночь, если ты напишешь, что на мельничной плотине яркой звездой мелькало стеклышко от разбитой бутылки и покатилась шаром черная тень собаки».
В этом письме Чехов почти дословно цитирует свое описание в рассказе «Волк»: «На плотине, залитой лунным светом, не было ни кусочка тени, на середине ее блестело звездой горлышко от разбитой бутылки».Такое же описание мы встречаем в реплике Треплева из чеховской «Чайки»: «Тригорин выработал себе приемы, ему легко… У него на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса — вот и лунная ночь готова». Три раза использованное описание почти в одних и тех же словах одного и того же пейзажа говорит о том, как высоко Чехов ценил найденные им образы, которые удавалось создать за счет правильно подобранных деталей.
Так незначительная деталь позволяет писателю любой эпохи создать выразительный, выпуклый, зримый образ, который запускает работу внутреннего кинематографа в голове читателя, помогает ему увидеть героя, ощутить атмосферу эпохи, создает нужные писателю эмоции и ощущения, помогает донести до читателя важную для автора мысль.
Что такое психологическая деталь
 | Сегодня | 803 |
 | В этом месяце | 7178 |
 | Всего | 5626304 |
Назовем первую форму психологического изображения прямой, а вторую косвенной, поскольку в ней мы узнаем о внутреннем мире героя не непосредственно, а через внешние симптомы психологического состояния. О первой форме мы еще будем говорить чуть ниже, а пока приведем пример второй, косвенной формы психологического изображения, которая особенно широко использовалась в литературе на ранних ступенях развития:
Мрачное облако скорби лицо Ахиллеса покрыло. Обе он горсти наполнивши пеплом, главу им осыпал: Лик молодой почернел, почернела одежда, и сам он Телом великим пространство покрывши великое, в прахе Был распростерт, и волосы рвал, и бился о землю.
Перед нами типичный пример косвенной формы психологического изображения, при котором автор рисует лишь внешние симптомы чувства, нигде не вторгаясь прямо в сознание и психику героя.
Одновременно повествователь может психологически интерпретировать внешнее поведение героя, его мимику и пластику и т. п., о чем говорилось выше в связи с психологическими внешними деталями.
Повествование от третьего лица дает широкие возможности для включения в произведение самых разных приемов психологического изображения: в такую повествовательную стихию легко и свободно вливаются внутренние монологи, публичные исповеди, отрывки из дневников, письма, сны, видения и т. п.
Наконец, повествование от третьего лица дает возможность изобразить внутренний мир не одного, а многих героев, что при другом способе повествования сделать гораздо сложнее.
«. он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
Здесь сложное психологическое состояние душевной смятенности аналитически расчленено на составляющие: прежде всего выделены два направления рассуждений, которые, чередуясь, повторяются то в мыслях, то в образах. Сопровождающие эмоции, воспоминания, желания воссозданы максимально подробно. То, что переживается одновременно, развертывается у Толстого во времени, изображено в последовательности, анализ психологического мира личности идет как бы поэтапно. В то же время сохраняется и ощущение одновременности, слитности всех компонентов внутренней жизни, на что указывают слова «в то же время». В результате создается впечатление, что внутренний мир героя представлен с исчерпывающей полнотой, что прибавить к психологическому анализу уже просто нечего; анализ составляющих душевной жизни делает ее предельно ясной для читателя.
А вот пример психологического самоанализа из «Героя нашего времени»:
«Я часто спрашиваю себя, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой никогда не женюсь? К чему это женское кокетство? Вера меня любит больше, чем княжна Мери будет любить когда-нибудь; если б она мне казалась непобедимой красавицей, то, может быть, я завлекся бы трудностью предприятия «. »
Но ничуть не бывало! Следовательно, это не та беспокойная потребность любви, которая нас мучит в первые годы молодости «. »
Из чего же я хлопочу? Из зависти к Грушницкому? Бедняжка! Он вовсе ее не заслуживает. Или это следствие того скверного, но непобедимого чувства, которое заставляет нас уничтожать сладкие заблуждения ближнего «. »
Обратим внимание на то, насколько аналитичен приведенный отрывок: это уже почти научное рассмотрение психологической задачи, как по методам ее разрешения, так и по результатам. Сначала поставлен вопрос, со всей возможной четкостью и логической ясностью. Затем отбрасываются заведомо несостоятельные объяснения («обольстить не хочу и никогда не женюсь»). Далее начинается рассуждение о более глубоких и сложных причинах: в качестве таковых отвергается потребность в любви, зависть и «спортивный интерес». Отсюда делается вывод уже прямо логический: «Следовательно. ». Наконец аналитическая мысль выходит на правильный путь, обращаясь к тем положительным эмоциям, которые доставляет Печорину его замысел и предчувствие его выполнения: «А ведь есть необъятное наслаждение. ». Анализ идет как бы по второму кругу: откуда это наслаждение, какова его природа? И вот результат: причина причин, нечто бесспорное и очевидное («Первое мое наслаждение. »).
«Хорошо ли я сделала, что заставила его зайти.
И в какое трудное положение поставила я его.
Боже мой, что со мной, бедной, будет?
Нет, есть средство; вот оно: окно. Когда будет уже слишком тяжело, брошусь из него.
А когда бросишься в окно, как быстро, быстро полетишь «. » Нет, это хорошо «. »
Да, а потом? Будут все смотреть: голова разбитая, лицо разбитое, в крови, в грязи «. »
А в Париже бедные девушки задушаются чадом. Вот это хорошо, это очень, очень хорошо. А бросаться из окна нехорошо. А это хорошо».
Внутренний монолог, доведенный до своего логического предела, дает уже несколько иной прием психологизма, нечасто употребляющийся в литературе и называемый «потоком сознания». Этот прием создает иллюзию абсолютно хаотичного, неупорядоченного движения мыслей и переживаний. Вот пример этого приема из романа Толстого «Война и мир»:
Еще одним приемом психологизма является так называемая диалектика души.Термин принадлежит Чернышевскому, который так описывает этот прием: «Внимание графа Толстого более всего обращено на то, как одни чувства и мысли развиваются из других, как чувство, непосредственно вытекающее из данного положения или впечатления, подчиняясь влиянию воспоминаний и силе сочетаний, представляемых воображением, переходит в другие чувства, снова возвращается к прежней исходной точке и опять и опять странствует, изменяясь по всей цепи воспоминаний; как мысль, рожденная первым ощущением, ведет к другим мыслям, увлекается все дальше и дальше, сливает грезы с действительными ощущениями, мечты о будущем с рефлексиею о настоящем».
Иллюстрацией этой мысли Чернышевского могут быть многие страницы книг Толстого, самого Чернышевского, других писателей. В качестве примера приведем (с купюрами) отрывок из размышлений Пьера в «Войне и мире»:
«То ему представлялась она (Элен) в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо-насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается и умирает, может быть притворным каким-то молодечеством отвечая на мое раскаяние!» «. »
Оба они замолчали, и молчание длилось до странности долго, минут с десять. Раскольников облокотился на стол и молча ерошил пальцами свои волосы. Порфирий Петрович сидел смирно и ждал. Вдруг Раскольников презрительно посмотрел на Порфирия.
— Опять вы за старое, Порфирий Петрович! Все за те же ваши приемы: как это вам не надоест, в самом деле?»
Очевидно, что в эти десять минут, которые герои провели в молчании, психологические процессы не прекращались. И разумеется, у Достоевского была полная возможность изобразить их детально: показать, что думал Раскольников, как он оценивал ситуацию и какие чувства испытывал по отношению к Порфирию Петровичу и себе самому. Словом, Достоевский мог (как не раз делал в других сценах романа) «расшифровать» молчание героя, наглядно продемонстрировать, в результате каких мыслей и переживаний Раскольников, сначала растерявшийся и сбитый с толку, уже, кажется готовый. признаться и покаяться, решает все-таки продолжать прежнюю игру. Но психологического изображения как такового здесь нет, а между тем сцена насыщена психологизмом. Психологическое содержание этих десяти минут читатель додумывает, ему без авторских пояснений понятно, что может переживать в этот момент Раскольников.
Что такое психологическая деталь
Если ружьё висит на стене, оно должно выстрелить.
Это слегка перефразированная фраза Чехова относится к законам драматургии. Но если рассматривать её в контексте прозы, то ей можно отлично иллюстрировать такой инструмент писателя, как деталь.
Ружьё на стене – это деталь. Если оно висит – оно должно встрелить. То есть, если деталь вытащена на свет, она должна сработать. Не должно быть деталей проходных, просто так, для мусора и воды – все они, исходя из авторского замысла, должны, как муравьи, выполнять каждая свои уникальные задачи.
Если давать короткое определение детали, то получится так: это писательский инструмент в виде мелкой подробности, которая призвана дать характеристику образу или событию и подчеркнуть их особенности.
Это не совсем полно, но зато понятно.
Цели детали я тоже упрощу до безобразия, тоже с целью доступности для осознания.
Детали, таким образом, получим следующие:
Информационно-сюжетные
Предметно-описательные
Психологические
Символические
Сейчас по всем пробежимся, а потом обсудим какие должны быть оптимальные условия для использования.
А они должны быть. Деталь – это мелочь, подробность. Если этого будет мало – будет голо, будет скучно, будет пусто, и ветер будет свистать в пустых углах наших страниц.
Если их будет много, будет тесно, будет пестринка глазам, будет нечем дышать и сложно пробираться сквозь текст, как сквозь кусты.
Пример предметно-описательных деталей, когда просто перечисляются какие-то особенности – в данном случае – внешности.
Хозяин ресторана – живописный итальянец: на груди цепочки и бусы в шесть рядов. Волосы стянуты сзади в пучок и висят седым хвостиком. Худой. Значит, правильно питается.
А ниже пример «психологических» деталей – когда подробности рисуют и подпитывают эмоциональный уровень образа.
Увидев Евгения в раме ветрового стекла, она замахала ему рукой, как во время первомайской демонстрации, и устремилась навстречу. Глаза её на улице были яркие, как аквамарины, а дублёнка солнечная и пёстрая, расшитая шёлком, как у гуцулов.
Она отворила дверцу и рухнула рядом на сиденье, и в машине сразу стало светлее и запахло дорогими духами.
В отрывке очень компактно и кратко, но максимально выразительно подан образ женщины.
Детали здесь: цвет глаз, солнечная, пёстрая, расшитая шёлком дублёнка, дорогие духи. Вся эта кучка непринуждённо подана, одним пакетом – на зимней, скудной на цвета улице – вдруг такой яркий всплеск красок и запахов – словно букет, зимний яркий букет, похожий на заснеженный куст рябины. И слово «солнечная» придаёт всей картине мажор и положительную, энергичную экспрессию.
Кстати, тут и отличная работа с эпитетом: Вместо «жёлтая» или «рыжая», как просится сказать о дублёнке, она названа солнечной. Именнно само солнце вдруг ввалилось в машину – и всё теперь будет по-солнечному – весело, буйно, молодо..
И так именно и будет, потому что мы читаем дальше следующее:
— Ну, как живёшь? — спросил Евгений, ревнуя её по обыкновению ко всему и вся.
— Плохо! — счастливо улыбаясь, ответила Касьянова. И это значило, что сегодня опять начнутся выяснения отношений: они снова поссорятся, снова помирятся, — будет полная программа страстей.
Для примера символических деталей полезу к себе. Их есть у меня ))
«Розовый снег, фиолетовый дождь», отрывок.
По сюжету героиня приехала в дом, где 17 лет назад прошёл её медовый месяц, кончившийся печально и перевернувший всю её жизнь.
Смотрим, какими деталями всё насыщено.
Казалось бы, всего лишь описание интерьера. Но давайте смотреть, как работают детали.
Сначала просто приметы другого времени, практически другой эпохи: ковры в советском союзе висели на стенах и были признаком зажиточности. Одновременно придавали уют и теплоту. Всё, кончилась эпоха, кончился уют и тепло, всё это в прошлом, всё – растоптана, всё под ногами.
Точно так же растоптанной оказалась любовь героини, которую она сейчас вспоминает и держит в подсознании.
Картины. Они даны для атмосферности, но они, как и ковёр на полу – для неё странны. Чужды. Непонятны. То ли девушка, то ли статуэтка. То есть, непонятно – живое это или неживое. А это тоже относится к состоянию героини, которая живёт в морозе ноября словно замершая, застывшая статуэтка, не в силах расправить себя изнутри.
Все детали, описанные на картинах – для неё не родные, не тёплые, чужие. Особенно удручительна последняя, где она в безмятежном пейзаже вдруг обнаруживает тень акулы.
Какая тут символика? Оранжевый мяч – символ солнца и детства. Море – символ безбрежности жизни. Акула – символ опасности.
Героиня – мама девочки-тинейджера. Она только что нанервничалась, потому что дочь пропала несколько часов назад после ссоры. Мать чувствует вину и бегает в поисках. Дочь нашлась, но страх у матери не прошёл. И вот созвучно этому страху работает деталь картины.
Неизвестно, что там на картине произошло. Может никакой трагедии. Как и никакой трагедии не произошло с девочкой. Но материнское чувство так и будет считывать эту возможную опасность, так и будет теперь до конца дней с ней эта тень акулы, тень угрозы, тень потери…
Поэтому картина, как деталь интерьера, поднимается тут до глубокого символического образа, который можно обсуждать, над которым можно думать.
(Сознаюсь, что пока писала, ничего такого не задумывала. Вот полезно иногда себя поанализировать. Рекомендую: интересные вещи можно обнаружить! )
Ну и наконец, об условиях использования.
Самое простое правило: чем длиннее произведение, тем больше у автора прав на использование цветистых кустов деталей. Читатель будет доволен и только спасибо скажет.
и соответственно, наоборот: чем короче наш шедевр, тем чётче и компактнее должны быть детали. Так что в рассказе, миниатюре держим ухо востро, иначе мы затянем восприятие читателя, и он устанет продираться к цели. В малых жанрах деталь должна быть меткой и цепкой.
Например, в «Хамелеоне» Чехова масса подробностей, но все они максимально выверены на объём и цвет. Двери лавок. Шинель, которую то снимает, то надевает Очумелов, в зависимости от того, куда его кидает страх – в жар, или в холод. Укушенный собакой палец. Н это всё чётко на своих местах, и невозможно убрать ни одну деталь, чтобы не разрушить всю ткань рассказа.
В заключение, в качестве домашнего задания предлагаю побегать по своим новоиспечённым текстам в погоне за деталями.
посмотрите, все ли они нужны? Все ли они говорящи? И если они говорят, то о чём?
Поговорите с ними )) Они иногда знают что-то лучше нас. У них свои секреты ))
С вами была Лариса Ритта, и у нас в рамках осеннего практикума осталось последнее занятие, на котором мы помузицируем ))