Что такое современная политика с точки зрения современной психологии
Научная электронная библиотека
2.4. Современное состояние политической психологии
Фундаментальные и систематические разработки по психологии политики начались в 1960-е годы в США под влиянием «поведенческого движения». Именно тогда словосочетание «политическая психология» приобрело отдельный и вполне самостоятельный смысл. В тот период при Американской психиатрической ассоциации была создана специальная группа для изучения психологических проблем международной и внутренней политики. В 1970 году эта группа переросла в Институт психиатрии и внешней политики. В 1968 году в американской ассоциации политических наук возникло вполне самостоятельное отделение политической психологии, а в 1979 году на его основе было организовано Международное общество политической психологии (ISPP). Данное общество объединяет около 1000 исследователей – психологов, политологов, социологов и других специалистов из различных стран [154; 251]. В 1979 году общество начинает выпускать свой специализированный печатный орган – журнал «Политическая психология» («Political Psychology»). Ежегодно общество проводит свои собрания, на которых рассматриваются и обсуждаются наиболее актуальные теоретические проблемы, такие, например, как «Национальное строительство и демократия в мультикультурных обществах», «Язык политики, язык гражданства, язык культуры» и др.
Очень скоро политическая психология, получив международное признание, стала развиваться на Американском континенте, в Европе, в Азиатско-Тихоокеанском регионе, а также в Африке, Австралии и Новой Зеландии. Однако большая часть исследователей живет и работает в США и Канаде. В их числе такие крупные ученые как П. Глэд, Ф. Гринстайн, А. Джордж, Р. Кристи, С. МакФарланд, К. Монро, С. Реншон, Р. Сигел, М. Херманн и др.
В Европе наиболее серьезные исследования в области политической психологии проведены в Германии (А. Ашкенази, Х.-Д. Клингенман, Г. Ледерер, П. Шмидт и др.), во Франции (А. Дорна, С. Московичи, А. Першерон и др.), а также в Великобритании, Испании, Финляндии, Польше, Чехии и других странах.
Первый капитальный труд по политической психологии появился в 1973 году. Это была фундаментальная коллективная монография под редакцией Дж. Кнутсон, в которой подводились некоторые итоги развития политической психологии и определялись направления дальнейших исследований. Это дало толчок к новым исследованиям и многочисленным публикациям. В 1986 году была опубликована фундаментальная книга по политической психологии под редакцией М. Германн. В этой работе глубоко проанализирована ситуация западной политической психологии того периода времени.
В целом, по мнению Д.В. Ольшанского, актуальные проблемы политической психологии группируются вокруг нескольких крупных вопросов. Во-первых, формирование политических взглядов людей, роль в этом процессе механизмов политической социализации. Во-вторых, воздействие этих политических взглядов на политическое поведение, взаимосвязь политического сознания и политических действий. В-третьих, психология принятия политических решений, роль в этом процессе механизмов власти. В-четвертых, формирование личности политического лидера, механизмы политического лидерства. В-пятых, зависимость политических процессов от культурного контекста, связь конкретной политики с политической культурой общества. Хотя, конечно, этим круг проблем политико-психологической науки не исчерпывается [154].
На развитие теории политической психологии, ее методологии, на совершенствование форм и методов прикладных исследований, практического применения достижений в решение проблем современного общества по-прежнему оказывают значительное влияние политология, политическая философия, социология, другие науки и научные дисциплины, имеющие давнюю историю. В тоже время в последние десятилетия появляются и другие области научного знания и практической деятельности. Свой вклад в развитие политико-психологической мысли вносит, например, относительно новая для России область научного знания и прикладная дисциплина – имиджелогия, в частности, политическая имиджелогия. Наиболее значимыми для политической психологии стали исследования, а также практические разработки А.А. Бодалева, П.С. Гуревича, А.А. Деркача, Г.Г. Дилигенского, А.П. Назаретяна, Д.В. Ольшанского, А.Ю. Панасюка, Е.Б. Перелыгиной, Г.Г. Почепцова, В.М. Шепеля, Е.Б. Шестопал и др.
Тем не менее, у зарубежных и отечественных политических психологов есть понимание недостаточности существующих исследований, необходимости построения общей теории, в которой объектом политико-психологического исследования был бы политический процесс в целом, а не отдельные его аспекты. Нет смысла оспаривать междисциплинарный характер исследований в области политической психологии. Однако, как показывает анализ зарубежных и российских исследований, монографий по фундаментальным проблемам науки, учебников и учебных пособий, справочной литературы, среди исследователей и авторов книг политологов, философов, социологов, историков, политиков-практиков все же значительно больше, чем профессиональных психологов. Хорошо это или плохо – время покажет. Несомненно то, что перед психологами широчайшее поле научно-теоретический и прикладной деятельности в сфере политической психологии.
Вопросы для размышления и самоконтроля
1. В чем, на Ваш взгляд, заключался вклад Античных мыслителей в зарождение политико-психологической мысли?
2. Как Вы оцениваете вклад Н. Макиавелли в развитие политической психологии?
3. Что нового привнесли в политическую психологию мыслители Нового времени (Дж. Локк, Ж.-Ж. Руссо, Ш. Монтескье и др.)?
4. Почему, как Вы считаете, в центре внимания западноевропейских ученых XIX века оказались проблемы психологии масс?
5. Что нового в развитие политико-психологического знания внес психоанализ З. Фрейда и его последователей?
6. Каковы особенности в оценке политико-психологических явлений неофрейдистами в отличие от классического психоанализа З. Фрейда?
7. Почему Г. Лассуэлла часто называют основоположником всей современной политической психологии как самостоятельного направления исследований?
8. Кто из российских ученых, на Ваш взгляд, внес наиболее весомый вклад в развитие политико-психологической мысли на рубеже XIX–XX веков?
9. Есть ли различия в развитии политико-психологического знания в России и Западной Европе? Если есть, то чем они вызваны?
10. Почему в России советского периода не признавалась политическая психология?
11. Что дало толчок развитию политической психологии в нашей стране в постсоветский период?
ПСИХОЛОГИЯ В ПОЛИТИКЕ ОТ ОБЪЯСНЕНИЯ К ВОЗДЕЙСТВИЮ
ПСИХОЛОГИЯ В ПОЛИТИКЕ ОТ ОБЪЯСНЕНИЯ К ВОЗДЕЙСТВИЮ
Текст статьи был написан в период стажировки автора в Международном Исследовательском Центре им. Вудро Вильсона в Вашингтоне.
Политика как психологический феномен
Эвристичность принятых в политических науках принципов анализа не вызывает сомнений. Однако реальность всегда богаче любых, даже и самых эффективных моделей. В частности, реальные субъекты политического процесса в значительной степени персонифицированы. На политической арене сотрудничают и конкурируют не просто представители безличных общественных групп, а живые люди. Их идеи, таланты, амбиции и ограничения оказывают прямое воздействие на политический процесс. Например, конфликт между президентом России и Верховным Советом носил объективный характер и вполне мог быть описан на традиционном для
Наиболее ярко психологические закономерности проявляются во внешней политике, где решения часто принимаются в условиях строгой секретности и дефицита времени, а предусмотренные демократическими принципами процедуры согласования и обсуждения не могут быть реализованы в полной мере. Следствием этого является более авторитарный характер внешней политики по сравнению с политикой внутренней. На процедуру и характер принимаемых решений влияет и то, что партнеры, за исключением самых близких союзников, не только не склонны давать друг другу полную информацию, но, наоборот, широко прибегают к различным видам дезинформации. Подготовленные в узком кругу, очень часто в цейтноте и почти всегда в условиях неопределенности, внешнеполитические акции несут на себе печать личностных особенностей политических лидеров (см. напр., [5]).
Кроме того, межгосударственные отношения являются одновременно и межличностными. Рядовые сотрудники, готовящие текст соглашения, говорят о Германии или США; на более высоких уровнях речь уже идет о Г. Коле или Б. Клинтоне. Для самих же лидеров человеческий контекст их взаимоотношений является порой не менее важным, чем политический. В 1948 г. Г. Трумэн вступил в конфликт с собственными дипломатами и поддержал Израиль в ООН, говоря, что он дал определенные обязательства X. Вейцману и не желает, чтобы тот считал его лжецом [7].
В политологической литературе содержится достаточно доказательств того принципиального влияния, которое оказывают на внешнюю политику параметры социального восприятия. Например, «терпимость » западных держав к Гитлеру накануне второй мировой войны частично объясняется тем, что Н. Чемберлен и Э. Даладье атрибутировали Германии не столько агрессивные устремления, сколько желание преодолеть последствия Версальского договора [4]. Собственно, это и была официальная версия германского МИДа. Различные формы искажения образа оппонента или партнера сыграли свою роль и во время войны во Вьетнаме, и в ходе переговоров по разоружению, да и в любой другой ситуации, когда государства не просто сосуществовали, а взаимодействовали друг с другом.
Но и внутренняя политика отнюдь не свободна от влияния психологических явлений. Так, динамика популярности политических лидеров, а значит, их победы или поражения на выборах никак не могут быть сведены к эпифеноменам успехов и неудач их политики. Например, после войны в Заливе рейтинг Дж. Буша достигал 85%, а накануне выборов, менее чем через два года, он не превышал 30%. Вряд ли за этот период Дж. Буш стал в три раза «хуже «.
Психологические факторы играют огромную роль в принятии политических решений. Лидер не может проверять надежность всех предлагаемых ему аргументов, например, оценивать методику статистических расчетов. Выбор того или иного варианта действий определяется
тем, насколько убедительно представили данный вариант его сторонники, в каких отношениях находятся они с лидером, насколько он им доверяет, какие мотивы им приписывает. Чем более чрезвычайной является или представляется ситуация, тем меньше возможностей для рационального анализа и, соответственно, тем больше роль межличностных отношений внутри аппарата власти [3].
Важная роль личностных компонентов в процессе выработки и принятия политических решений предопределяется еще и тем, что ни в какой, даже в сверхбюрократической, структуре невозможно составить должностные инструкции таким образом, чтобы они покрывали все возможные ситуации. В результате конкретное влияние данного человека определяется не только и не столько официальной позицией, сколько его собственной активностью, неформальным статусом и т. д. Так, влияние и власть председателя Комитета начальников штабов США генерала К. Пауэлла, занимавшего эту должность во время Войны в Заливе, определялись, в первую очередь, не должностью как таковой, а тем глубоким уважением, которое испытывали к нему американские военные. Его предшественники на этом посту, формально обладая теми же полномочиями, что и он, фактически занимали более низкие позиции в иерархии власти. В менее стабильных структурах вариации в понимании обязанностей и прав, связанных с конкретной должностью, еще более важны. Например, роль Г. Бурбулиса ни в коей мере не описывалась весьма туманными полномочиями Государственного секретаря РФ.
Конечно, и здесь есть большой простор для проявления личностных особенностей политических деятелей. Ну а в период социальных изменений роль личностного компонента многократно возрастает. Так, политики, доминировавшие на нашей политической сцене до октября 1993 г., в большинстве своем потеряли связи с поддерживавшими их силами. Например, структур КПСС, делегировавших на съезд около половины народных депутатов России, просто не существует, демократическое движение, способствовавшее избранию кандидатов, выставлявших антикоммунистические лозунги, явно ослаблено, а в некоторых районах страны просто исчезло. Прочные же связи с иными социальными группами пока не установились. В результате значительный процент наших политиков представляют лишь самих себя. Это позволяет им чувствовать себя независимыми, ответственными только перед своей совестью. Динамика их настроений и межличностных
Психологический анализ явлений политической жизни имеет если и не очень давние, то достаточно прочные традиции. В 30е гг. были опубликованы первые работы, в которых политика рассматривалась с точки зрения профессиональной психологии (см., напр., [6]). На сегодняшний день количество публикаций исчисляется многими сотнями, если не тысячами, в США выходит ежеквартальный журнал Political Psychology, активно функционирует одноименная ассоциация и т. д. Значительная часть современных работ по политической психологии отвечает самым высоким научным критериям.
Удивляет, однако, один момент. Открывая книгу, в названии которой присутствуют слова «психология » и «политика «, обнаруживаешь, что авторы ограничиваются лишь объяснением политических феноменов с помощью психологических концепций или психологической терминологии, не пытаясь показать возможности использования психологических методов и моделей в политическом процессе. В отличие от, например, работ по медицинской психологии, где за констатацией или объяснением почти всегда следует анализ возможностей воздействия и коррекции, в книгах по политической психологии практически невозможно найти следов такого подхода [2], [8]. Прикладные аспекты политической психологии остаются вне сферы внимания исследователей.
Вряд ли это может быть объяснено лишь научным пуризмом или традиционной для либералов, к числу которых принадлежит подавляющее большинство западных психологов, неприязнью к профессиональной политике (мы говорим о западных работах по той простой причине, что отечественная политическая психология находится, при самой оптимистической оценке, на стадии эмбрионального развития). Скорее всего, причина здесь куда более серьезна. Она состоит в том, что прямое использование психологических методов и схем в политике, повидимому, просто невозможно. Не случайно и то, что профессиональные психологи редко и весьма ограниченно привлекаются для подготовки политических решений и, насколько нам известно, почти нигде не занимают ответственных постов в структурах власти.
К тем трудностям, которые всегда встают на пути превращения науки в ремесло, в случае попыток использования психологии в политике добавляются и некоторые специфические проблемы.
Вопервых, работа психолога в политике никак не может быть массовой. Только политики высокого ранга могут позволить себе роскошь иметь «собственных » психологов или организовать в структуре своего аппарата психологическую службу. Такой политик должен не только обладать для этого достаточными финансовыми возможностями и властью, но и понимать важность психологических аспектов политического процесса, а также недостаточность интуитивного подхода к психологическим проблемам. Такое сочетание является крайне редким. Ну а для «штучной » работы никто не будет всерьез разрабатывать техники и методологию. Таким образом, психолог, оказавшийся внутри властных структур, вынужден сам создавать и методики, и всю идеологию своей работы.
Вовторых, стандартные методы диагностики и воздействия разрабатываются в расчете на достаточно комфортные условия. Предполагается, что психолог должен иметь возможность провести нужные замеры, обработать и обсудить
Возможные направления и методы работы
Чего не может и не должен делать психолог, работающий в политических структурах или в системе власти?
Необходимо также помнить, что применение традиционных психологических методов требует и времени, и сил. Ни того, ни другого нет и не может быть у наших политиков. Можно спорить о том, адекватно ли организован их рабочий день, делом ли они занимаются и не лучше ли было бы для страны, чтобы хотя бы некоторые из них работали поменьше, но нельзя игнорировать тот факт, что большинство из них функционируют на пределе возможностей и любой психотерапии предпочтут возможность нормально выспаться.
Традиционный заказ на личностную коррекцию или коммуникативный тренинг может поступить от человека или группы, которые только борются за место в структуре власти, готовясь к выборам или находясь в оппозиции. У этих людей обычно больше времени и они чаще склонны объяснять неудачи своих предыдущих попыток такими поддающимися, как им кажется, изменению факторами, как коммуникативные навыки или уровень «сыгранности » команды. Правда, такие представления и, соответственно, такие заказы и у нас, и за рубежом более характерны для тех политиков, которые не имеют шансов на успех. Серьезная оппозиция и реальные претенденты на власть, в общем, разделяют менталитет действующих политиков. Надо сказать, что и эффективность такого рода работы не слишком велика. Показателем этого служит, например, тот факт, что лишь очень небольшая часть активно действующих западных политиков считают целесообразным организацию психологического тренинга в рамках той подготовки, которую политические партии и группировки дают своим молодым активистам.
Деятельность профессионального психолога в рамках политических структур может, как представляется, быть эффективной в следующих направлениях.
Задача психолога, участвующего в выработке и принятии решений, двояка. Он должен, вопервых, корректировать рассматривающиеся проекты с точки зрения их психологической грамотности
Поскольку этот текст готовился до выборов 12 декабря 1993 г., у нас не было оснований говорить о последних изменениях в профессиональном составе российских политиков.
— следить за тем, чтобы в них не было заложено нереалистических ожиданий, ошибочных представлений о причинноследственных связях в человеческом поведении, чтобы они не провоцировали людей на деструктивные действия или не способствовали появлению депрессивных реакций и т. д. Второй, не менее важной задачей психолога, является психологизация самого процесса принятия решений. Как человек иной, чем все остальные, профессиональной ориентации, он должен способствовать тому, чтобы политики осознавали тот факт, что в любом их действии заложены определенные требования к поведению и чувствам граждан, и чтобы этот психологический компонент постоянно присутствовал в их сознании наравне с экономическими и иными «надчеловеческими » соображениями.
Полностью алгоритмизировать эту работу не представляется возможным. Необходимым, но, разумеется, недостаточным условием ее успеха является компетентность психолога в рассматриваемых вопросах, будь то экономика или социальные проблемы. Ни у кого из политиков, особенно в нашей напряженной ситуации, не будет ни времени, ни желания бесконечно объяснять психологу очевидные, с их точки зрения, истины. Что касается собственно профессиональных приемов, то, если ситуация позволяет, могут быть проведены замеры возможных реакций людей в различных регионах или по разным социальным группам. Однако поскольку политическая ситуация всегда сложнее любой модели, которую мы можем воспроизвести в эксперименте, более надежным представляется экспертный анализ. Целесообразным является создание экспертной группы, состоящей из психологов, психотерапевтов, психологически ориентированных социологов. Члены группы должны регулярно следить за развитием событий, получать соответствующую информацию и вообще быть личностно вовлеченными в политическую ситуацию. Собираясь регулярно или по мере необходимости (первое предпочтительнее, так как способствует формированию у членов группы и чувства ответственности, и навыков
анализа политической ситуации), эти люди могут давать заключения о психологических последствиях тех или иных акций, об их влиянии на общественную атмосферу, поведение людей, их отношение к лидерам и институтам и т. д. Эта же группа способна предлагать нестандартные пути решения кризисных ситуаций, прогнозировать возникновение конфликтов и т. д. Момент пролонгированности такой работы, участия в группе на постоянной основе представляется принципиальным. Опыт показывает, что спорадическое привлечение к экспертизе даже и весьма серьезных специалистов, но не владеющих ситуацией во всех деталях, себя не оправдывает.
Политики сильно различаются по своему отношению к мнению сограждан. Диктаторы и бюрократы могут не беспокоиться об общественном мнении, так как их благополучие и позиция не зависят от того, что думают о них люди. Политики же, зависящие от результатов выборов, к социологическим данным предельно внимательны. Часть из них, опасаясь за свое будущее, старается не делать ничего такого, что может привести к падению их популярности, во всем следует настроениям людей. Под эту позицию легко подводится и теоретическая база: «я представляю моих избирателей и не могу идти против их воли «. В то же время политики более ответственные, понимающие, что они призваны быть не просто трансляторами колебаний общественной атмосферы, а субъектами политического процесса, интересуются не только тем, что и почему люди думают сегодня, но и тем, как изменить их установки, убедить согласиться с тем, с чем они сейчас не согласны, принять то, что сегодня кажется неприемлемым и т. д. И все это, разумеется, следует сделать так, чтобы в момент выборов они вновь проголосовали «за «.
Собственно, только такие активные политики всерьез заинтересованы в проблеме воздействия на общественное мнение. Для политиков, следующих за настроениями избирателей, достаточно лишь понимания динамики установок людей и прогноза их реакций. Задача воздействия стоит перед ними только в период подготовки к выборам и только по отношению к собственному образу в глазах избирателей.
Задача воздействия особенно актуальна как минимум в двух ситуациях: когда власти приняли или готовятся принять непопулярное решение и когда есть основания считать, что общественное раздражение достигло таких пределов, что может вылиться в беспорядки и насильственные действия. Политики здесь действуют своими методами. Они организуют кампании в средствах массовой информации, выступают перед избирателями, пытаются заручиться
Диалог требует понимания того, что волнует людей сегодня, чего они опасаются, чего ждут от данного лидера. В экстремальных ситуациях, как в США в марте 1933 г., это более или менее понятно и без специальных исследований. Но в более спокойные моменты или в условиях затяжного кризиса, в котором находимся мы, интуиции уже недостаточно. Прояснение психологических механизмов, детерминирующих динамику общественного мнения, становится условием
конструктивного диалога между властью и обществом.
чего, как и положено нормальному человеку, начинают больше доверять собственной интуиции, чем написанным заранее инструкциям.
1. Burns J. Roosevelt: The lion and the fox. Harcourt, Brace and Company. N. Y., 1956.
2. Hermann M. G. (ed.) Political psychology. Contemporary problems and issues. San Francisco: JosseyBass Publishers, 1986.
3. Janis I. L. Groupthink. Psychological studies of policy decisions and fiascoes. Boston: Houghton Mifflin Company, 1982.
4. Jarvis R. The logic of images in international relations. Princeton University Press, 1970.
5. Larson D. W. Origins of containment. A psychological explanation. Princeton University Press, 1985.
6. Lasswell H. Psychopathology and politics. University of Chicago Press, 1931.
7. Poen M. M. (ed.) Strictly personal and confidential: The letters Harry Truman never mailed. Boston: Little, 1982.
8. Stone W. F., Schaffner P. E. The psychology of politics. 2nd ed. N. Y.: SpringerVerlag, 1988.
Политическая психология — Предмет политической психологии
Существует множество специфических предметов, изучаемых политической психологией: Психология лидерства, авторитет, имидж, электорат, поведение толпы, элитно-групповые отношения, массовые политические явления и т.д. и т.п.
Некоторые политические психологи выделяют три основные области в качестве специфических объектов политической психологии:
Каждая сфера включает в себя большое разнообразие специфических объектов — практически все политические явления, институты и процессы, которые затрагивают тот или иной психологический аспект.
Политическая психология тесно взаимодействует на конкретно-практическом уровне с рядом тесно связанных психологических дисциплин — прежде всего с психологией пропаганды и психологией организации и управления. С первым он связан через проблемы социальных установок, общественного мнения, массового поведения и так далее. Со второй — теоретические и практические аспекты конфликта и лидерства, особенности психологии малых и больших социальных групп.
Безусловно, группы, организации, ассоциации как объекты изучаются социологией, политологией, экономикой, но политическая психология имеет свой специфический предмет.
Предмет политической психологии
Предметом политической психологии являются психологические закономерности, характеристики, механизмы политического поведения индивидов, малых и больших групп, наций, государств и их объединений. При таком понимании определенные проявления человеческой психики, связанные с политической деятельностью, также приобретают определенный политологический ракурс изучения. В современных цивилизованных странах, в том числе и в России, политическая психология занимает постоянное место в арсенале практической политики. Политическая психология — это перспективная область исследований в мире политической науки. Даже в отечественной литературе, несмотря на идеологические табу, в период хрущевской оттепели (вторая половина 1950-х годов) появились первые разработки, хотя официально она была признана составной частью политической науки только в годы перестройки.
К услугам политической психологии обращаются президенты и сенаторы, электорат и кандидаты на выборах, а также средства массовой информации. Общественное мнение часто формируется под решающим влиянием политических психологов. Работа политических психологов является не только востребованной, но и самой высокооплачиваемой не только в России, но и за рубежом.
На наш взгляд, современная политическая психология не может быть отнесена ни к разделу политологии, ни к разделу социальной психологии. Несомненно, она имеет кровные корни в этих науках, но уже имеет свое качественное своеобразие. Области политической психологии разнообразны. Это изучение ценностей политических культур, настроений, установок и ожиданий избирателей. Не менее ценными являются исследования психологических характеристик политического лидерства и элит, формирования имиджа политиков, особенностей национального характера различных народов и этнических групп. В компетенции политической психологии можно найти анализ причин возникновения и разрешения политических конфликтов, проблем электорального поведения, конкуренции политических сил и т.д.
Методологической основой политико-психологических исследований стала современная парадигма научного знания, которая подчеркивает системный характер социально-политических, социально-экономических и социально-психологических процес
Общество, а также взаимосвязь теории и практики формирования современных человеческих сообществ различного масштаба как устойчивых многофункциональных ячеек любого общества, в том числе и российского.
Политическая психология — очень молодая наука. В 2008 году она может отметить свое 40-летие, поскольку формально время ее создания относится к 1968 году, когда в рамках Американской ассоциации политической науки был создан Отдел политической психологии, и тогда же в ряде университетов была введена специальная программа повышения квалификации политологов в области психологических знаний.
Основы и проблемы политической психологии
Современная политическая психология способна вобрать в себя лучшие методологические достижения как зарубежной (не только западной) науки, так и отечественной психологии. В эпистемологическом аспекте мы не хотели бы забывать позитивистские общеметодологические принципы построения науки, которые были основными в советской психологии: Детерминизм, генетизм и единство сознания и деятельности в их новой интерпретации.
Как самостоятельная наука, политическая психология имеет пять основных полуметодологических принципов науки, которые, помимо исследовательского, имеют этическое содержание для политических психологов.
Принцип сбалансированности и научного объективизма. Эпицентром политико-психологических исследований должна стать «зона взаимодействия политических и психологических феноменов». Попытки склониться в ту или иную сторону чреваты методологической опасностью редукционизма, то есть сведения сложных политико-психологических реалий либо к узким политическим, либо к упрощенным психологическим объяснениям.
Принцип рекламы и паблисити. Центральное место в политико-психологических исследованиях должны занимать «наиболее значимые и актуальные политические вопросы», которые «привлекают внимание общественности». Прозрачность и публичность результатов политико-психологических исследований служат дополнительным барьером против их использования в социально корыстных, антисоциальных или криминальных целях.
Принцип широкого рассмотрения социально-политического контекста политико-психологических исследований. Необходимо уделять как можно больше внимания политическому и социальному контексту анализируемых психологических явлений. Недооценка контекста ставит под угрозу надежность и адекватность полученных выводов и может привести к рекомендациям, опасным для социально-политического развития. В то же время методологический плюрализм и разнообразие способствуют расширению содержания объяснительных возможностей политико-психологической науки за счет ее широты, сначала в методологическом, а затем и в содержательном плане.
Принцип внимания к результату. Необходимо изучать не только конкретные результаты влияния тех или иных психологических факторов на политику, но и процесс формирования определенных политических явлений и процессов, а также возможные тенденции их развития.
Принцип нейтралитета. Современная политическая психология весьма терпимо относится к суждениям как о внешней, так и о внутренней политике, связанной с политической деятельностью, то есть нейтрально характеризует поведение людей в определенных политических ситуациях или их отношение к системе политических институтов и организаций общества. Это политически и идеологически нейтральная наука.
Если мы примем во внимание общие принципы построения науки общей, социальной психологии, политологии и социологии, которые являются источниками политической психологии генетически, мы сможем иметь полное представление о ее принципах.
Проблем в политической психологии много, и можно выделить две основные группы проблем.
Проблемы, связанные с объектами политической психологии. На этом уровне мы можем различать:
Первая проблема — это адаптация методов исследования. Наиболее распространенные исследовательские приемы и методы политической психологии пришли в нее из различных отраслей психологии. К ним относятся методы наблюдения, анкетирования, анализа конкретных случаев, тестирования, психологического моделирования, прогнозирования сценарного поведения и т.д. Некоторые методы заимствованы из социологии (особенно различные разновидности методов опроса). Некоторые методы заимствованы из политологии (например, метод сравнительного историко-политического анализа, метод сценарного моделирования и прогнозирования, в различных модификациях).
Основной процессуальной особенностью политической психологии является системный подход к выбору методов исследования, соотносимых по сложности с феноменами политики, и формирование методологических батарей исследований, позволяющих сочетать преимущества и минимизировать недостатки отдельных процедур из разных исследовательских областей.
Вторая проблема — формирование адекватной политико-психологической интерпретационной модели, которая позволит нам осуществлять не только «первичную», но и «вторичную» обработку информации, извлекать и реинтерпретировать именно те данные, которые вписываются в концептуальную систему политической психологии и решать исследовательские задачи этого научного направления.
Третья проблема — обратный перевод исследовательских данных политической психологии на понятный язык потребителей из сферы массовых информационных процессов, для выработки политической стратегии и тактики, принятия и реализации политических решений на различных уровнях, политического прогнозирования.
Политическая психология как наука о политическом поведении
В политической психологии, как дисциплине, изучающей взаимосвязи психологических и политических процессов, принято видеть источник всех политических процессов, в том числе и массовых, в психологических процессах, состояниях и характеристиках личности (Э. Фромм, Г. Олпорт, Е. Богарус и др.). А «политический человек» в этой перспективе понимается как «продукт личных психологических мотивов, перенесенных в публичную сферу» (Лассуэлл). Это определение нуждается в дополнении: в концепции А.И. Юрьева «политический человек» — это «человек, находящийся в отношениях с властью, осуществляющий власть или подчиняющийся власти», «человек, характеристики которого определяются взаимодействием с властью и влиянием политической среды, в которой он находится», «человек, который действует так, «как он не действовал бы без власти». Обобщая определения политического человека, можно сделать вывод, что сама политика «является прежде всего психологическим феноменом, а уже потом идеологическим, экономическим, военным и т.д.».
Политическое поведение определяется значительной частью исследователей как совокупность всех действий (поступков и взаимодействий), которые осуществляются в политической сфере и различаются по степени их влияния на власть. А.И. Юрьев выделяет 4 уровня политического поведения: политическая деятельность, политическая работа, политическая работа, характеризуя политическую деятельность, в отличие от политической активности, как наиболее примитивную форму политического поведения: «Самые черные страницы политической истории человеческого общества написаны языком политической деятельности, ограниченной только своей и чужой властью. В этом случае достойные человеческого смысла, нормы заменяются сиюминутными обстоятельствами и вовлекают в морально-правовое дело множество ничего не понимающих и погибающих людей.»
В современной политической и психологической науке большое количество исследований посвящено изучению факторов, обуславливающих электоральную активность людей. В результате этих исследований мы знаем, какие агенты социального влияния в конечном итоге определяют исход выборов. Все известные на сегодняшний день избирательные технологии направлены на включение социально-психологических механизмов, регулирующих поведение избирателей (сами избирательные технологии принято определять как совокупность способов воздействия на массы с целью повлиять на их поведение при голосовании и заставить их проголосовать за определенного кандидата. Однако проблемы: а) какие компоненты психики человека обеспечивают успешность, эффективность такого воздействия; б) какие методы используются для такого воздействия (каковы механизмы реализации такого воздействия), до сих пор изучены слабо. Данная проблема весьма актуальна, поскольку исследователи отмечают, что в настоящее время единственно правильный подход к организации предвыборной кампании характеризуется пониманием необходимости органичного соединения практического опыта политической борьбы и научных знаний. A. И. Юрьев, говоря о мотивации политического поведения, отмечает, что политика не возбуждает никаких специфических потребностей человека — речь идет только о человеческих потребностях. Люди должны руководствоваться в политической жизни под влиянием интересов и потребностей, в том числе неудовлетворенных, которые формируются вне самой политики. Они ожидают от тех, кто представляет власть, подтверждения их значимости, а не просто удовлетворения их политических или материальных желаний. Власть должна заботиться о людях, думать о них и служить им, а не быть к ним равнодушной тесно связаны с мотивами потребностей как движущими силами поведения. Они могут быть неосознанными, но в то же время довольно сильно влиять на восприятие человека. Образ власти опосредован личностно-формирующими мотивами (поэтому, например, так называемый властный характер стимулирует положительную оценку авторитарных политиков).
Система политического восприятия человека — это конфигурация идей и установок, в которой они функционально взаимозависимы и которая представляет собой ментальную картину мира с вероятными причинно-следственными связями. Роль установок важна в этой системе, поскольку они опосредуют внешние стимулы, исходящие из ситуации, и внутренние стимулы, определяемые потребностями человека. В повседневной жизни установки создают предрасположенность к тому, чтобы обычно замечать одни аспекты авторитета и игнорировать другие при оценке его деятельности (оценка личных качеств политика часто отделяется от суждений о его политике или взглядах).
В структуре самой установки есть три компонента: когнитивный, эмоциональный и поведенческий. Когнитивный компонент предполагает наличие у человека предварительных знаний, интереса к политике. Она объясняет индивидуальный отбор информации о тех политиках, о которых человек уже знает и на которых направлено его внимание. Эмоциональное отношение к политическому объекту (нравится — не нравится, приятно — неприятно) обычно предшествует критическому восприятию такой информации. Роль эмоционального компонента возрастает, когда действия объектов отношения или развитие ситуации затрагивают личные потребности и интересы людей (президентские выборы, когда вместе с главой государства определяется характер развития страны, что напрямую влияет на личную жизнь людей. Наконец, поведенческий компонент — это готовность действовать, например, осознанное намерение голосовать за того или иного кандидата.
Другим важным элементом системы верований является вера как достаточно интернализованный тип отношения, своего рода ядро личности. Идеологические убеждения играют особую роль в нашей стране, где по ним можно судить о политических взглядах человека и его решении по голосованию. Ассоциация политика с определенной идеологической платформой может как добавить ему «очков» (для сторонников), так и отнять (у противников этой идеологии).
Рассматривая проблему мотивации политического поведения, нельзя обойти вниманием вопрос влияния бессознательных факторов на политическое поведение человека, поскольку мотивация политического действия многогранна, в ней сочетаются как сознательные, так и бессознательные импульсы, а то, что мыслится, артикулируется тем, что не мыслится.
Мотивация поведения в политике возникает в результате конфликта между социально адаптированными и неадаптированными импульсами личности, а психологические характеристики личности отражаются в ее политическом поведении. Исследователи отводят разную роль влиянию иррационального на политическое поведение человека. Так, А.И. Соловьев считает, что роль иррациональных механизмов в определении политического поведения «тем больше, чем меньше человек понимает природу и причины политических событий». Аналогичной точки зрения придерживается Л. Г. Герчик, который, говоря о соотношении рационального и иррационального в поведении человека, утверждает, что это соотношение возникает не случайно, а регулируется определенной ситуацией, т.е. может регулироваться. В этой связи автор утверждает, что «когда ситуация ясна, когда у человека есть много информации, доступной для его понимания, когда он может принять осознанное решение на основе логики и опыта, рациональное преобладает. Когда человеку приходится строить свое поведение в условиях недостаточной или противоречивой информации, а иногда и избытка информации в сочетании с трудностью ее понимания, на поверхность выходят силы, ранее скрытые в глубинах бессознательной психики, заставляя человека реагировать иначе, чем взрослый, то есть на основе логики и совокупности опыта. Они заставляют человека реагировать не как взрослый, то есть на основе логики и совокупности жизненного опыта, а как ребенок, который руководствуется не разумом, а желанием уменьшить психологическую боль, напряжение и тревогу кратчайшим путем, чтобы добиться удовлетворения своих сиюминутных желаний без учета реалий окружающей действительности. Эти позиции кажутся нам справедливыми, но лишь отчасти. При определенных условиях физиологические импульсы действительно могут вытеснить все другие формы оценки и регуляции поведения. Например, голод или страх могут стать такими психологическими доминантами, которые вызовут бунты, восстания или революции, и наоборот, в некоторых случаях социальные эмоции могут преодолеть влияние иррациональных побуждений. Подтверждение этому можно найти в работе А.М. Зимичева: «Человек (в отличие от животного) может некоторое время не есть, не спать, ограничивать другие свои потребности ради дела, идеи, цели, к которой он стремится. Но все это требует высокой энергии». «Высокая энергия» может служить лишь необходимым условием для поведения, противоречащего человеческим инстинктам. Для того чтобы поведение человека сознательно выстраивалось в противовес инстинктам, необходимо нечто большее — усилие воли, активизация мыслительных процессов и т.д. В то же время нельзя игнорировать тот факт, что бессознательное является неотъемлемой частью психической структуры и неизбежно влияет на поведение человека (даже если он на 100% осознает природу и причины политических событий). «Прищуриваться» во фрейдистском смысле на бессознательные компоненты политического поведения (и электорального в частности) было бы, конечно, излишне, но необходимо, на наш взгляд, рассмотреть сознательные и бессознательные факторы, влияющие на политическое поведение в системе, в их неразрывном единстве.
Таким образом, все попытки объяснить политическое и особенно электоральное поведение только с позиций психологии сознания рисуют заведомо неполную картину, во многих случаях подменяют реальные поведенческие мотивы придуманными мотиваторами и обречены на провал. Необходимость учета неосознанных поведенческих мотивов ставит нас перед необходимостью поиска новых методов изучения политического поведения и новых подходов к объяснению результатов.
Принятие политических решений как психологический процесс
Политика — это процесс взаимодействия между коллективными субъектами, публичный мир. Отдельный политик обычно не принимает решения единолично; он представляет интересы тех, кого он представляет. В этом смысле картина политической жизни выглядит запутанной и обезличенной. Всегда возникает вопрос: «Какие силы стоят за тем или иным заявлением и действием?». Политическая психология, с другой стороны, интересуется психическими механизмами, которые управляют процессом принятия решений.
Решение — это умственная операция, которая уменьшает неопределенность проблемной ситуации, процесс выбора курса действий для достижения результата. В зависимости от преобладающих психических механизмов различают интеллектуальные, эмоциональные и волевые решения.
Первенство в разработке конкретной концепции политического решения принадлежит Аристотелю. Он писал о «рациональном выборе».
Мышление в государственном управлении основано на практико-политическом типе знания, которое включает в себя цели (то или иное благо) и способы их достижения (дела, поступки).
Начало психологическим исследованиям в области принятия решений положил У. Эдвардс в 1954 г. Эксперименты подтвердили, что, делая выбор, человек руководствуется субъективными значениями вероятности событий. Охарактеризуем психологические эффекты, которые возникают в сознании человека при принятии решения.
Иллюзия контроля. Вера в контролируемость ситуации влияет на оценку вероятности события. Например, ситуация конкуренции повышает уверенность в себе, человек переоценивает успех. Именно поэтому процесс демократических выборов так важен для функционирования политической системы.
Доступность информации. Человек оценивает вероятность события на основе того, насколько легко он может вспомнить примеры этого или похожих событий. Часто нет никаких реальных причин оценивать событие как более вероятное, но оно произошло недавно, оказало сильное эмоциональное воздействие и часто освещалось в СМИ. Иллюстративную информацию при прочих равных условиях легче запомнить. Зная эти психологические механизмы принятия решений, можно влиять на выбор избирателя с помощью эффективной политической рекламы и связей с общественностью, на решение присяжных (деятельность прокурора и адвоката), на выбор стратегии лидера (работа спикеров, депутатов) и так далее. Таким образом, политическая практика влияет на поведение лиц, принимающих решения. В декабре 1993 года, во время выборов в Государственную Думу России, политологи были ошеломлены непредсказуемым успехом В. Жириновского и поражением гайдаровского «Выбора России»
Зарождение политической психологии в России
В истории науки в России также существовали определенные политико-психологические традиции, хотя и не слишком сильные и многочисленные. Оказалось, что круг таких проблем не относится к сфере последних в силу особенностей национального менталитета и, соответственно, особенностей национальной науки. Вообще, гуманитарной науки как таковой в России практически не было вплоть до XX века (когда, конечно, гуманитарной наукой вообще можно считать то, что возникло и развивалось в рамках ортодоксального марксизма-ленинизма). В таких случаях функции понимания гуманитарных проблем, принципиально важных для общества, берет на себя вымысел. На самом деле, если мы внимательно присмотримся, то найдем большое количество политико-психологических проблем у Л.Н.Толстого, Ф.М.Достоевского, даже у А.С.Пушкина в его «Борисе Годунове» или «Капитанской дочке». Это, конечно, совершенно отдельный уровень проблем, который заслуживает совершенно особого внимания и тщательного рассмотрения. Пока мы можем лишь констатировать тот факт, что, начиная с А.С. Пушкина, политико-психологические проблемы активно разрабатывались в русской литературе, причем не только в прозе, но и в русской поэзии. И не только в тенденциозных стихах Владимира Маяковского, таких как «Владимир Ильтяков» (Владимир Владимирович Владимиров). Маяковского, например, «Владимир Ильич Ленин», но и, например, в совсем другой поэме С.И. Есенина «Пугачев».
На фоне столь мощной интеллектуальной прослойки попытки исследовать политико-психологические проблемы в адекватных научных рамках выглядели гораздо менее убедительно. Тщательный анализ позволяет нам назвать лишь несколько достойных имен. Так, Н.К. Михайловский в своей теории «героя» и «толпы» объяснял отношения между лидером и массами своего рода «подражательными рефлексами» — в целом следуя в этом вопросе за Г. Тардом, Ш. Сигеле и Г. Лебоном. Здесь Н.К. Михайловский не был оригинален. По мнению Н.К.Михайловского, лидер-гипнотизер превращает толпу в «человеческие автоматы», готовые следовать за ним, куда бы он ни пошел.
В противовес этим взглядам, решительно споря с ними, известный русский физиолог, исследователь мозговых процессов В.М. Бехтерев отмечал, что в периоды волнений и смут вовсе не «герой» определяет политическое поведение масс. В такие периоды ими движут особые «коллективные рефлексы». По мнению Бехтерева, именно толпа сравнивает людей с животными и действует рефлекторно. В чем-то рефлексологическая политическая психология была чем-то новым, даже на фоне гораздо более развитой науки Запада.
Подчеркнем значительный вклад российских ученых-медиков и физиологов в изучение психологических проблем политики. Они внесли свой вклад в развитие жанра политического портрета. Так, в России начала XX века большой популярностью пользовалась книга психиатра П.И. Ковалевского «Психиатрические очерки из истории». Она содержала серию портретов политических деятелей от царя Давида до Петра I, от Александра В. Суворова до пророка Мухаммеда, от Жанны д’Арк до Наполеона. Учитывая сильный психиатрический уклон автора в его анализе, мы не будем здесь подробно анализировать эту книгу, хотя и отмечаем ее определенный интерес. Не менее интересна одноименная книга Г.И. Чулкова о русских царях, в которой дана целая серия талантливых и уже чисто психологических портретов ряда русских правителей.
Есть и некоторые достижения в российской историографии. Так, в частности, В.0. Ключевский первым представил сравнительно подробный анализ влияния массовой психологии — в частности, феномена массовых настроений — на развитие динамичных политических процессов и кризисных ситуаций. Таким образом, он заложил основы политико-психологического понимания российской истории. Психологические факторы и их роль стали важными для В.О. Ключевского особенно ярко проявляется в ходе крупных политических сдвигов и потрясений. Например, согласно V.O. Ключевского, знаменитые «бунты» начала XVII века создали особые условия для жизни общества. «Во-первых, была нарушена политическая традиция, древний обычай, на котором держался порядок в Московском государстве». Во-вторых, «смута поставила государство в такие отношения с соседями, которые требовали еще большего напряжения народных сил для внешней борьбы», чем прежде. «Из этих двух изменений возник ряд новых политических концепций, утвердившихся в сознании москвичей, и ряд новых политических фактов…». Говоря современным языком, в это время произошли большие изменения в политической культуре российского общества. «Прежде всего, люди Московского государства принесли с собой из потрясений Смутного времени богатый запас новых политических понятий, с которыми их отцы еще не были знакомы….. Это начало политических размышлений». Например, одним из таких вновь возникших понятий было «настроение общества». «…Внутренние трудности правительства усугублялись глубокой переменой в настроении народа. Новая династия имела дело с другим обществом». Это общество, по словам В.О. Ключевский, понял главное за четырнадцать лет смуты: «Государство может быть без государя.
На рубеже XIX-XX веков Г.В. Плеханов в своих работах рассматривал некоторые политико-психологические проблемы. Затем наступило время участников Февральской революции 1917 г. П.И. Милюков в своих работах пытался проследить развитие русской политической культуры и, в частности, особенности русского политического сознания. Примерно такой же исторический опыт был проанализирован с психологической точки зрения П.А. Сорокиным, более известным как социолог.
В дальнейшем значительный комплекс политико-психологических идей был не только высказан, но и реализован на практике Лениным и его соратниками в ходе революции 1917 года, а также в период до и особенно после революции. Можно по-разному относиться к идеологическим взглядам Ленина (в частности, мы уже приводили выше пример достаточно убедительной критики Г. Лебоном социализма и его «апостолов»), но нельзя закрывать глаза на главное. В.И. Ленин и элита большевистской партии сумели проявить себя исключительными политическими практиками в самых сложных условиях. Прежде всего, сам В.И. Ленин, который был политиком значительной силы, также сумел вовремя осмыслить свои политические действия. На этом аналитическом уровне еще предстоит серьезное исследование практического политико-психологического наследия Ленина — после того, как утихнет идеологическая шумиха вокруг его имени.
Однако к концу 1920-х годов, спустя дюжину лет после Октябрьской революции (1917), все российские исследования в области политической психологии были практически прекращены. Они практически сошли на нет и возродились только в начале 1980-х годов. Причины очевидны: тоталитарный режим не нуждался в знании или учете человеческой психологии — ее заменяла единая идеология. Давайте обратим внимание на некоторые любопытные факты. Во-первых, все современники, описывающие события 1917 года, используют термины «восстание» и «переворот». Термин «революция» встречается в единичных, чисто пропагандистских случаях (публичные выступления самого Ленина). Оно появляется в относительно широком обиходе новой элиты только с 1920 года. Во-вторых, до середины 1920-х годов официально отмечались две даты: годовщина Февральской революции и годовщина Октябрьского восстания. В дальнейшем годовщины февральских событий перестали отмечаться, а слово «революция» в сочетании с прилагательным «социалистическая» стало относиться исключительно к октябрьским событиям. В-третьих, и наконец, эпитет «Великий» появился в конце 1920-х годов. Таким образом, «Великая Октябрьская социалистическая революция» возникла не как реальное событие, а как феномен массового политического сознания. Это лишь один из примеров достаточно эффективного практического использования политической психологии российскими руководящими кругами того времени.
Как уже упоминалось в предыдущей главе, следующий этап в развитии политической психологии в России начался только во второй половине 1980-х годов. Это было связано с пересмотром монополии марксистских взглядов на социальное и политическое развитие, а также с растущей потребностью общества узнать больше о себе. Так родилась описанная выше «психология политики».
На современном этапе российская политическая психология постепенно становится частью мировой политической психологии. Опыт психологического осмысления последних лет российской истории, тех масштабных социально-политических реформ, которые пережило и продолжает переживать российское общество, представляет собой уникальный материал. Ее уже начали и, видимо, продолжат исследовать российские и западные исследователи, особенно в рамках концепций модернизации политической культуры, политического сознания и самосознания, модели «человека политического» в целом.
Современное состояние политической психологии
Фундаментальные теоретические разработки в самой политической психологии, уже выделившейся из отдельных политико-психологических фрагментов некоторых более общих конструктов, начались в США в 1960-х годах под влиянием так называемого «бихевиористского движения», которое тогда нарастало во всей западной гуманитарной науке. Затем бихевиоризм превзошел по популярности даже психоанализ, который он вытеснил. Соответственно, все науки пытались объяснить почти все явления «поведенчески». Для развития политической психологии он оказался удивительно благоприятным.
Именно тогда сочетание слов «политическая психология» приобрело отдельное и вполне самостоятельное значение. Соответственно, сначала в рамках Американской психиатрической ассоциации была создана лишь специальная группа, занимающаяся психологическими проблемами международной политики. В 1970 году эта группа преобразовалась в Институт психиатрии и внешней политики Ассоциации. Наконец, в 1968 году, как отмечалось выше, Американская ассоциация политических наук учредила специальную секцию по политической психологии, на базе которой в 1978-79 годах было основано Международное общество политической психологии (ISPP).
В настоящее время это общество объединяет около 1000 исследователей — психологов, социологов, политологов, психиатров и других специалистов из разных стран, которые специально изучают психологические аспекты внутренней и внешней политики. С 1979 года это общество издает свой профессиональный орган — журнал «Политическая психология». Начиная с конца 1960-х годов, сначала в Йельском университете, а затем и в других ведущих университетах США, начали преподавать специализированные курсы по политической психологии. К 1990-м годам в 78 университетах США и Канады предлагалось более 100 курсов по политической психологии. Только лекции и семинары по политической психологии посетили более 2 300 студентов бакалавриата.
В 1973 году под редакцией Дж. Кнутсона появилась первая фундаментальная коллективная монография, подводящая определенные итоги развития политической психологии и намечающая направления дальнейших исследований. После этого монографии стали появляться десятками. В 1986 году появился новый фундаментальный труд по политической психологии под редакцией М. Херманна. В этой книге с наибольшей полнотой анализируется практически вся современная западная политическая психология. На подходе новые книги, в которых уже учтен опыт последних десятилетий.
В целом, реальные проблемы всей политической психологии группируются вокруг пяти основных вопросов. Во-первых, существует вопрос о том, как именно закрепляются и развиваются политические установки людей, то есть вопрос о механизмах политической социализации. Во-вторых, это вопрос о том, как и какое влияние политические установки оказывают на политическое поведение, то есть вопрос о взаимосвязи между политическим сознанием и политическим действием. В-третьих, вопрос о том, как принимаются политические решения — вопрос о механизмах власти и влияния на них. В-четвертых, это вопрос о том, как формируется личность политического деятеля — вопрос о механизмах политического лидерства. В-пятых, и наконец, существует вопрос о том, как политический процесс зависит от культурного контекста — вопрос о том, как конкретная политика соотносится с политической культурой общества в целом. Хотя, конечно, этот набор проблем не отражает всех приоритетов современной политической психологии.
Безусловно, сами западные политические психологи осознают недостаточность существующих исследований даже по наиболее важным политическим проблемам, а также необходимость построения такой общей политико-психологической теории, в которой объектом психологического изучения был бы политический процесс в целом, а не его отдельные части, аспекты и компоненты. Однако максимум, на что пока претендует реально существующая политическая психология — это создание «карт», на которые нанесены уже известные континенты и острова знаний политической психологии.
В этом контексте стоит обратить внимание на то, что некоторые практикующие политики в западных странах также серьезно занимаются политической психологией. Возможно, за этим стоит просто определенная неудовлетворенность знаниями, которые может дать наука. Политик обычно берется за то или иное дело только по собственному желанию и особенно тогда, когда его явно не устраивает материал, предоставленный советниками, консультантами и экспертами. Время покажет, хорошо это или плохо. Однако трудно не согласиться с тем, что включение самих политиков в регулярные занятия политической психологией дает дополнительный стимул для дальнейшего развития.
Так, М. Дукакис, один из кандидатов на пост президента США на выборах 1988 года, активно работает в области теории политической психологии. Такие известные политики, как Р. Никсон и Д. Локард попытался придать психологический смысл их политическому опыту. Российские политики М. Горбачев и Б. Ельцин. В целом, изучение политической психологии становится все более престижной профессией.
Идеи политической психологии были широко распространены задолго до того, как политическая психология оформилась как отдельная наука. Более того, в ранней истории человечества проблемы «субъективного фактора» были даже более значительными, чем сегодня — просто из-за менее развитого «объективного» фактора. Великие ораторы Древней Греции (Демосфен) были первыми, кто открыл механизмы влияния на разные типы людей. Древний Рим (Плутарх, Суетоний) открыл и описал механизмы осуществления личной власти, обретения власти и борьбы за власть. Большую роль в развитии политико-психологических идей сыграл Аристотель, описавший прежде всего человеческое содержание различных форм политической организации власти. Но все это были единичные выводы, догадки, размышления, политическая психология античности не могла стать самостоятельной наукой, потому что она еще слишком непосредственно практиковалась.
Появление «Государя» Макиавелли в эпоху Возрождения сыграло принципиально важную роль в развитии всех направлений политической науки, особенно политической психологии. Набор политико-психологических факторов, которые признавались важными для организации власти и правления, значительно расширился. Искусство психологической игры, учет психологии подданных, умение разрешать конфликты и, прежде всего, руководствоваться основным принципом «цель оправдывает средства» — вот те моменты, которые Макиавелли считал наиболее важными для успешного правителя. Самым уязвимым местом своей позиции Макиавелли считает неизбирательность средств. По этой причине термин «макиавеллизм» стал нарицательным в политике. Но именно по этой причине «Государь» до сих пор считается лучшим практическим руководством для правителей. Эпоха Просвещения обогатила политическую психологию взглядами целого ряда философов — Т. Гоббса, Дж. Локка, Ж.-Ж. Руссо и, главное, Ш. В целом эта эпоха значительно продвинула понимание не только общих, но и весьма специфических психологических факторов политических процессов. Более того, эпоха Просвещения стояла у истоков жанра книжных описаний наблюдений и размышлений такого рода, а также их философского и методологического осмысления. Действительно, именно эпоха Просвещения заложила базовые философские основы тех уже вполне конкретных направлений в политической психологии, которые в той или иной степени уже были намечены предшествующей историей, но начали активно развиваться практически сразу после этой эпохи.
Девятнадцатый и двадцатый века в истории политических психологических идей отмечены доминированием двух школ. Во-первых, это исследования толпы, которая показала свою силу в политических событиях X IX. Век показал (Г. Тарде, С. Сигеле, Г. Лебон). Толпа, как правило, несла социалистические идеи — соответственно), анализ политической психологии социализма стал продолжением исследований психологии масс). Г. Лебон заложил основы политико-психологического анализа политических режимов и идеологий. К сожалению, в дальнейшем это направление не прижилось. Во-вторых, на рубеже веков психоанализ Фрейда развился в самостоятельную школу. Психоанализ Фрейда, который показал свою экспансию в политико-психологическую область. Помимо изучения психологии толпы (Фрейд считал, что поведение человека в толпе сравнимо с гипнотическим поведением), психоанализ ввел ряд методологических приемов в повседневную практику зарождающейся политической психологии. Его наиболее важным вкладом стал метод создания психобиографий отдельных политических лидеров, а также психоистория как своего рода «психобиография» эпохи. Своеобразным итогом психоанализа стало возникновение Чикагской научной школы. Его самый выдающийся представитель, Г.Д. Лассуэлл, попытался объединить психоанализ с политологией в рамках «бихевиористского движения», которое вытеснило психоанализ. Такой сложный синтез привел к неожиданному успеху. Фактически, существование западной политической психологии восходит к трудам Г.Д. Лассуэлла.
Развитие политико-психологических идей в России заметно отставало от мирового развития. Это во многом компенсировалось тем, что в русской культуре функции гуманитарного знания в целом и политической психологии в частности, в отсутствие соответствующих наук, взяла на себя художественная литература. А.С.Пушкин, Л.Н.Толстой, Ф.М.Достоевский внесли большой вклад в собрание политико-психологических наблюдений и размышлений по актуальным вопросам. В чисто научных рамках стоит отметить работы Н.К. Михайловского, автора теории «героя» и «толпы». В историческом контексте многие политико-психологические размышления можно найти в работах В.О. Ключевский. В.М. Бехтерев объяснил политическое поведение значительных групп людей с рефлексивно-физиологической точки зрения. Значительный вклад в практическое воплощение политико-психологических идей, а также в отражение реальных политических событий внесли лидеры и участники русской революции, сначала Февральской, а затем Октябрьской (1917).
Во второй половине 20-го века политическая психология наконец-то смогла оформить свой официальный научный статус: Появились соответствующие корпоративные организации, университетские курсы, журналы, монографии и т.д. Политики стали нуждаться во все большем количестве профессиональных политических психологов, а некоторые политики сами занялись политической психологией. Но с ростом статуса и престижа появились новые, ранее неизвестные проблемы для политической психологии. Возникла необходимость разработки ближайших, тактических и стратегических перспектив развития, проблема саморефлексии самой науки. Современное состояние политической психологии — это достаточно динамичное состояние постепенно нарастающего развития. Главное, что скорость этого развития возрастает, что особенно характерно для российской политической психологии. После периода своего полуподпольного существования она стала неотъемлемой частью мировой политической психологии. Учитывая, что за последнее десятилетие Россия предоставила наибольшее количество эмпирического материала политико-психологического характера, можно смело прогнозировать дальнейшую и более тесную интеграцию российской политической психологии в мировую науку.
На странице курсовые работы по психологии вы найдете много готовых тем для курсовых по предмету «Психология».
Читайте дополнительные лекции:
Образовательный сайт для студентов и школьников
Копирование материалов сайта возможно только с указанием активной ссылки «www.lfirmal.com» в качестве источника.
© Фирмаль Людмила Анатольевна — официальный сайт преподавателя математического факультета Дальневосточного государственного физико-технического института