Что такое страстная пятница
Новости Барнаула
Опросы
Спецпроекты
Прямой эфир
Страстная пятница: в чём обвинили и за что казнили Иисуса Христа?
Фото: Italy — Umbria Region — Assisi, province of Perugia, Church of St. Francis (UNESCO World Heritage List, 2000). Giotto (about 1267-1337). Crucifixion, fresco
Страстная, или Великая пятница – самый скорбный день для православных христиан. Церковь вспоминает последний земной день Иисуса Христа, который был предан Иудой и в мучениях умер распятым на кресте.
Согласно Евангелию, так и случилось. Предал Христа Иуда Искариот. После Тайной вечери под покровом ночи он сам явился к первосвященникам с вопросом, какое вознаграждение они готовы за эту «услугу» заплатить. В Писании говорится, что продал он Учителя за 30 сребреников. «Кого я поцелую, Тот и есть!» – сказал предатель (Мф. 26:47-49; Лк. 22:47-48; Мк. 14:44-45). Сам он сумму не называл, чтобы не продешевить. Именно первосвященники назначили 30 сребреников, желая этим унизить Христа, ведь цена равнялась стоимости раба.
Схватили Иисуса в Гефсиманском саду. Спаситель и его ближайшие ученики Пётр, Иаков и Иоанн отправились в сад небольшого селения, именуемого Гефсимания, чтобы помолиться Богу-Отцу. Свою молитву Господь завершил словами: «Впрочем, не как Я хочу, но как Ты».
Иисус спросил у воинов, кого они ищут, и услышал ответ – Иисуса Назорея.
«Это я, как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня. Всякий день бывал я с вами в храме, уча открыто, и вы не поднимали на Меня рук и не брали Меня, но теперь ваше время и власть тьмы», – отвечал Христос.
Иисуса связали, арестовали и повели на высший суд в Древней Иудее – Синедрион.
Великая Пятница. Воспоминание Святых спасительных Страстей Господа нашего Иисуса Христа
Историческое содержание
При наступлении утра Иисуса отвели к Пилату; и иудеи не вошли в преторию, говорит (евангелист Иоанн), чтобы не оскверниться, но чтобы (можно было) есть пасху (Ин.18:28). Или здесь под пасхой он подразумевает весь (семидневный) праздник, или она и на этот раз была в положенное время (в пятницу вечером), но Христос совершил законную пасху на один день раньше, потому что в пятницу хотел быть закланным одновременно с (пасхальным агнцем).
Тогда Пилат, испугавшись, отпустил им Варавву, а Иисуса предал на распятие (ср.: Мф.27:26), хотя втайне и знал, что Тот неповинен. Увидев это, Иуда, бросив сребреники (в храме), вышел, пошел и удавился (см.: Мф.27:3-5), повесившись на дереве, а после, сильно вздувшись, лопнул. Воины же, насмеявшись над Иисусом и бив тростью по голове (Мф.27:27-30), возложили на Него крест; потом, захватив Симона Киринеянина, заставили нести крест Его (ср.: Мф.27:32; Лк.23:26; Ин.19:17).
Около третьего часа, придя на Лобное место, там распяли Иисуса и по обе стороны от Него двух разбойников, чтобы и Он был причтен к злодеям (ср.: Мк.15:27-28; Ис.53:12). Воины разделили одежды Его из-за бедности (их), бросая жребий о цельнотканом хитоне, причиняя Ему множество всяческих оскорблений — не только этим, но и издеваясь (над Ним), когда Он висел на кресте, говорили: э! разрушающий храм и в три дня созидающий! спаси Себя Самого. И еще: других спасал, а Себя не может спасти. И еще: если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с Креста, и уверуем в Него (Мк.15:29-31; Мф.27:40, 42).
И если они действительно говорили правду, то подобало им без сомнений обратиться к Нему, — ведь открылось, что Он Царь не только Израиля, но и всего мира. Ибо для чего померкло солнце на три часа, да еще в полдень? — Чтобы все узнали о (Его) страданиях. Земля потряслась и камни расселись, — чтобы обнаружилось, что Он мог это сделать и с иудеями; многие тела (усопших) воскресли — в доказательство всеобщего воскресения и для явления силы Страдавшего. Завеса в храме разодралась (Мф.27:51), как будто храм гневался (разрывая свою одежду) за то, что страдает Прославляемый в нем, и всем открылось невидимое прежде (Святое Святых).
Итак, Христос был распят в третий час, как говорит святой Марк (см.: Мк.15:25), от шестого же часа тьма была до часа девятого (Мф.27:45; ср.: Мк.15:33). Тогда и Лонгин сотник, видя солнце (померкшее) и другие знамения, (устрашился) весьма и сказал: воистину, Он был Сын Божий (Мф.27:54; ср.: Мк.15:39; Лк.23:47). Один из разбойников злословил Иисуса, а другой унимал его, решительно запрещая ему, и исповедал Христа Сыном Божиим. Вознаграждая его веру, Спаситель обещал ему пребывание с Собою в раю (см.: Лк.23:39-43).
В довершение ко всем издевательствам, Пилат написал и надпись на кресте, гласившую: Иисус Назорей, Царь Иудейский (Ин.19:19). Хотя (первосвященники) и не позволяли Пилату писать так, но что Он говорил: (Я Царь Иудейский), однако Пилат возразил: что я написал, то написал (см.: Ин.19:21-22). Потом Спаситель произнес: жажду, — и Ему дали иссоп с уксусом. Сказав: совершилось! — и преклонив главу, (Он) предал дух (см.: Ин.19:28-30).
Первое показывает, что Он человек, а второе — что Он выше человека. Или кровь — для Таинства Божественного причащения, а вода — для крещения, ибо те два источника поистине дают начало Таинствам. И Иоанн, видевший это, засвидетельствовал, и истинно свидетельство его (Ин.19:35), ведь написал присутствовавший там и видевший все своими глазами; и если бы он хотел говорить ложь, не записывал бы того, что считалось бесчестием для Учителя. Говорят, будто он тогда собрал в некий сосуд Божественную и Пречистую Кровь из источающих жизнь ребер.
После этих удивительных событий, как уже настал вечер, пришел Иосиф из Аримафеи — также ученик Иисуса, но тайный, осмелился войти к Пилату, будучи известен ему, и просил тела Иисусова (ср.: Мк.15:42-43; Ин.19:38); и Пилат позволил взять тело (Ин.19:38). Иосиф, сняв его с креста, положил со всяким благоговением. Пришел также и Никодим, — приходивший прежде (к Иисусу) ночью, — и принес некий состав из смирны и алоэ, приготовленный в достаточном количестве (ср.: Ин.19:39). Обвив (тело) пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают иудеи, они положили его поблизости, в гробе Иосифа, высеченном в скале, где еще никто не был положен (ср.: Лк.23:53; Ин.19:40). (Так устроилось для того), чтобы, когда Христос воскреснет, воскресение не могло быть приписано кому-нибудь другому (лежавшему вместе с Ним). Смесь же алоэ и смирны евангелист упомянул потому, что она очень клейкая, — чтобы мы, когда услышим о пеленах и головных повязках, оставленных во гробе (см.: Ин.20:6-7), не думали, будто тело Христово украдено: ибо как можно было, не имея достаточно времени, оторвать их, настолько сильно прилипшие к телу?
Все это чудесно совершилось в ту пятницу, и богоносные отцы повелели нам творить память обо всем этом с сокрушением сердца и умилением. Замечательно и то, что Господь распялся в шестой день седмицы — в пятницу, так же как и в начале в шестой день был создан человек. А в шестой час дня был повешен на кресте, как и Адам, говорят, в этот час простер руки, прикоснулся к запретному древу и умер, поскольку подобало ему снова воссоздаться в тот же час, в какой он пал. А в саду — как и Адам в раю. Горькое питие — по образу (Адамова) вкушения. Пощечины означали наше освобождение. Оплевание и позорное выведение в сопровождении воинов — почет для нас. Терновый венец — устранение нашего проклятия. Багряница — как кожаные одежды или наше царское убранство. Гвозди — окончательное умерщвление нашего греха. Крест — древо райское. Пронзенные ребра изображали Адамово ребро, из которого (произошла) Ева, от которой — преступление. Копье — устраняет от меня огненный меч (см.: Быт.3:24). Вода из ребер — образ крещения. Кровь и трость — ими Он, как Царь, подписал красными буквами (грамоту), даровав нам древнее отечество. Есть предание, что Адамова голова лежала там, где был распят Христос — Глава всех, и омылась истекшею кровью Христовой, — почему это место и именуется Лобным.
При потопе череп Адама вымыло из земли, и кость плавала на воде, как некое явное чудо. Соломон со всем своим войском, почтив праотца, покрыл его множеством камней на месте, которое с тех пор названо «постланное камнем». Величайшие из святых говорят, что, по преданию, Адам был погребен там Ангелом. Итак, где был труп, туда пришел и орел — Христос, Вечный Царь, Новый Адам, древом исцеляющий ветхого Адама, павшего через древо. Христе Боже, по чудному и неизмеримому Твоему милосердию к нам, помилуй нас.
Великая Пятница. Что происходило на Страстной седмице
А что об этом дне говорят Евангелия? Вернемся к Утрене Великой Пятницы – службе Двенадцати Евангелий.
Первое, самое длинное Евангелие – беседа Христа с апостолами после омовения ног. Время описавший ее Иоанн Богослов не называет, но зато все четыре евангелиста единогласно подтверждают, что суд у Каиафы проходил перед рассветом: именно во время этого события апостол Петр трижды отрекся от Учителя. И сразу после его отречения запел петух, а петухи поют на рассвете. Этот эпизод повторяется во втором и третьем Евангелии.
Христа бы все равно распяли (нашли бы повод), но был бы не Иуда-предатель, а Иуда – покаявшийся грешник, типа апостола Павла.
Суд у Пилата Иоанн описал подробнее остальных евангелистов. Видимо, это связано с тем, что он был хорошо знаком с первосвященником (18,16: «Ученик же сей был знаком первосвященнику», – евангелист говорит о себе), а значит – и со всей иерусалимской элитой. Этот евангельский эпизод очень интересно разбирать с исторической стороны.
Понтию Пилату священники приводят Какого-то преступника, толком не объясняя, что Он натворил. «Раз привели, значит, злодей», – огрызаются они. «Ну и сами казните», – отвечает правитель, что, разумеется, звучит почти издевательски – приведение в исполнение смертного приговора в соответствии с местным законодательством без утверждения римской властью считалось самосудом и каралось достаточно строго. О чем священники и напоминают: «Нам не позволено никого предавать смерти».
Пилат вызывает обвиняемого и начинает допрос. Обвинение в попытке узурпации власти («Царь Иудейский») Христос отрицает: «Царство Мое не от мира сего». К философским беседам об истине Пилат не готов, поэтому просто говорит иудеям, что вины не нашел, и предлагает Обвиняемого отпустить к празднику. Иудеи упорно требуют наказания Иисусу. Пилат ничего не понимает: может, они удовлетворятся бичеванием? Но обвинители непреклонны: казнить! – и добавляют новое обвинение: «Называл Себя Сыном Божьим». Это римскому чиновнику более понятно: это император – сын богов, так что дело приобретает политическую окраску. Надо разобраться – но Иисус не отвечает. Доказать Его вину невозможно, но тут начинается шантаж: первосвященники угрожают, что донесут императору на наместника, игнорирующего «оскорбление величества».
В «пятницу перед Пасхой, в час шестой» (Ин.19,14) Пилат под давлением толпы выносит смертный приговор. Начинается крестный путь.
В Иерусалиме Крестный путь, Via Dolorosa, состоит из нескольких отрезков. Паломники идут от остановки до остановки, отсылающих к Писанию и благочестивым преданиям: падение Христа под Крестом, последняя встреча с Матерью по пути на Голгофу, место встречи с Симоном Киринеянином… Эпизод с Симоном есть во всех синоптических Евангелиях (на службе зачитываются в пятом и шестом фрагменте, от Матфея и от Марка): просто шел человек с поля, а его остановили и заставили нести орудие казни. Интересно, почему вдруг стража сжалилась над Осужденным и передала Его крест другому человеку? Или, может, это было желание поглумиться над кем-то еще? И какие чувства при этом испытывал Симон? Стыд – кто-то увидит, неправильно поймет? Злость – еще для какого-то преступника стараться, да что эти оккупанты себе позволяют? Жалость – у Него совсем, видно, не осталось сил, раз заставили вместо Него нести? Или страх – беспредельщики, сначала крест дали, потом и самого убьют.
Удивительно, но на богослужении не читается фрагмент из 23-й главы Евангелия от Луки о плачущих женщинах, которых предупредил о грядущих бедствиях Сам Христос, измученный судом и предстоящей казнью: «И шло за Ним великое множество народа и женщин, которые плакали и рыдали о Нем. Иисус же, обратившись к ним, сказал: дщери Иерусалимские! не плачьте обо Мне, но плачьте о себе и о детях ваших, ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные, и утробы неродившие, и сосцы непитавшие! тогда начнут говорить горам: падите на нас! и холмам: покройте нас! Ибо если с зеленеющим деревом это делают, то с сухим что будет?» (27:31). А на Крестном пути остановка, посвященная этой встрече, есть. Если вам доведется паломничать в Иерусалим – пройдите Via Dolorosa с Евангелием в руках, и на месте плача дщерей Иерусалимских вам тоже захочется плакать…
Это только середина Крестного пути. Ему придется еще очень многое пережить в этот страшный день.
Стоит вслушаться, чтобы ощутить хотя бы на мгновение то, что пережил Сам Бог, что бывает с каждым человеком, потому что он смертен и несчастен.
Абсолютную брошенность, покинутость, пустоту, еще до смерти наступивший ад – когда у тебя вообще больше ничего не осталось.
Даже одежду отобрали, и стоишь ты, нагой духовно и физически, перед вечностью, а вечность молчит.
Христос страдает около трех часов под палящим иерусалимским солнцем. Лука говорит, что Его мучение сопровождается «тьмой по всей земле» от шестого до девятого часа, и Господь умирает. Что это была за тьма? Солнечное затмение? Ветер из пустыни – «хамсин», несущий слепящий песок, затмевающий солнце? Грозовая туча? В любом случае: «Вся тварь изменяшеся страхом, зрящи Тя на Кресте висима, Христе: солнце омрачашеся, и земли основания сотрясахуся, вся сострадаху Создавшему вся». Эта тьма – эхо Его предсмертного крика. Бог не может умирать. Человек не должен умирать.
Страшному уроку сострадания, преподанному Господом, вняла природа, но не люди. Только безымянный благоразумный разбойник пожалел невинного Страдальца: «Он ничего худого не сделал» (Лк.23,41). Остальные – только после Его смерти, увидев великие знамения, начинают осознавать, что натворили… «Воистину Он был Сын Божий», – растерянно говорит сотник (Мф.27,54).
В середине дня в Великую Пятницу совершается последняя служба Страстей – Вечерня с выносом Плащаницы.
Снова читается Евангелие, описывающее все события от ареста до погребения Иисуса Христа. В этом богослужении, находящемся на границе Великой Пятницы и Благословенной Субботы (Лк.23,54: «День тот был пятница, и наступала суббота»), уже звучат нотки пасхальной радости:
Когда в гробнице плотию Ты добровольно заключен был, Христе, по природе Божественной оставаясь вездесущим и безграничным, Ты запер все сокровищницы смерти, Ты опустошил все царские дворцы ада – тогда и эту субботу Ты почтил Божественным благословением, и славой, и Твоим сиянием.
Когда Силы небесные созерцали Тебя, Христе, ложно обвиненного в обмане, и камень гроба, запечатанный руками тех, кто Твои нетленные ребра пронзал копьем, – они трепетали пред неслыханным долготерпением Твоим, но и, спасению нашему радуясь, взывали Тебе: «Слава снисхождению Твоему, Человеколюбец!»
Но пока это только тихое дыхание Пасхи. Перед Плащаницей поется стихира «Тебе, одеющегося светом яко ризою», посвященная тайным ученикам Христа, Иосифу из Аримафеи и Никодиму, которые нашли смелость снять Его тело с Креста и с достоинством похоронить – и ее слова очень скорбные, лишенные торжественности, хотя по тексту Иосиф уже знает о грядущем воскресении:
А затем перед Плащаницей читается канон «Плач Пресвятой Богородицы». Довольно часто можно услышать рассуждение о Страданиях и Воскресении: ну что такого страшного? Христос – Он ведь Бог, Он не по-настоящему умер, ведь знал, что воскреснет. Это в корне неправильный ход мысли.
Христос – не только Бог, но и человек. И дело даже не в том, что как человек Он не хотел умирать – Он в Гефсиманском саду молился, чтобы Чаша сия Его миновала, если это возможно. Дело в том, что Чаша Его страданий – это Чаша не только Его страданий. Человек не изолирован от других. Будучи Человеком, Христос был Учителем и Другом Своим ученикам – и Он знал, что они будут страдать. Будучи Человеком, Христос был Сыном Своей Матери – и Он знал, что Она будет страдать больше кого бы то ни было. Именно этому страданию и посвящены последние минуты Великой Пятницы:
Избавь Меня от боли, возьми Меня с Собой, Сын Мой и Бог Мой! Пусть сойду Я с Тобой в ад, не оставляй Меня одну, Я не смогу жить, не видя Тебя, Сладкого света Моего!
«Не будет Мне больше радости, – плача говорила Непорочная, – Свет Моя и Радость Моя сошла во гроб. Но Я не оставлю Его одного – умру здесь же, буду погребена с Ним!»
В конце канона Христос обращается к Матери с обещанием Своего Воскресения, и Она принимает это обещание. Но это поэзия, это мы знаем о Воскресении уже почти две тысячи лет. А тогда у гроба плакала осиротевшая Мать-Дева, Которой предстояло остаться одной на белом свете. Заботы о Ней умирающий Сын поручил Своему ученику – но для чего Ей жить дальше?
Если бы Воскресения не было, матери умирали бы от горя в тот же миг, как их детей снимали с Креста; как только фиксировалось время констатации смерти в реанимации; как только приходила похоронка из части, где служил сын… Но Одна Мать дождалась Встречи с Сыном, а значит, и остальные дождутся.
Страстная Пятница: Христос умер на кресте
Пятница Страстной Седмицы, Страстная пятница, Великая Пятница — воспоминание Святых и Спасительных Страстей Христовых. В этот день Сам Господь принес Себя в жертву за грех мира.
О Страстях Христовых в Страстную пятницу подробно рассказывают все евангелисты, поэтому богослужения этого дня насыщены соответствующими чтениям.
Богослужебные особенности Страстной пятницы
Утреня Великой Пятницы с чтением 12 фрагментов Евангелий, посвященных Страстям Христовым, обычно совершается накануне вечером (по уставу должна совершаться в ночь с четверга на Страстную пятницу). Между Евангелиями читаются и поются стихиры и антифоны, основными мотивами которых являются предательство и сребролюбие Иуды, отпадение иудеев, величие Страстей Христовых.
По обычаю, на службе «Двенадцать Евангелий» люди стоят с зажженными свечами
В Страстную пятницу никогда (кроме совпадения с этим днем праздника Благовещения) не совершается Литургия. Вместо нее утром совершаются Царские Часы со чтением паремии (фрагмент из Ветхого Завета), Апостола и Евангелия.
В середине дня Страстной пятницы совершается вечерня с выносом плащаницы. Этой службой, посвященной положению тела Господа Иисуса Христа во гроб, заканчивается цикл богослужений Великой Пятницы.
Тексты богослужений Страстной пятницы — шедевры византийской духовной поэзии, сопровождаются проникновенными мелодиями.
Страстная пятница. Антифон 5:
Страстная пятница. Антифон 15:
Днесь висит на древе, Иже на водах землю повесивый: венцем от терния облагается, Иже ангелов Царь: в ложную багряницу облачится, одеваяй небо облаки: заушение прият, Иже во Иордане свободивый Адама: гвоздьми пригвоздися Жених Церковный: копием прободеся Сын Девыя. Покланяемся Cтрастем Твоим, Христе. Покланяемся Страстем Твоим, Христе. Покланяемся Cтрастем Твоим, Христе. Покажи нам и славное Твое Воскресение.
Сегодня повешен на древе Тот, Кто повесил землю на водах, венцом терновым увенчан Царь ангелов, в ложную багряницу (царскую одежду) одет Тот, Кто одевает небо облаками, получает пощечины Тот, Кто в Иордане освободил Адама, Гвоздями пригвождается Жених Церковный, копьем пробивается Сын Девы. Покланяемся Страстям Твоим, Христе. Покланяемся Страстям Твоим, Христе. Покланяемся Страстям Твоим, Христе. Покажи нам и славное Твое Воскресение.
Страстная пятница. Прокимен, глас 4:
Разделиша ризы Моя себе и о одежди Моей меташа жребий.
Стих: Боже, Боже Мой, вонми Ми, вскую оставил Мя еси?
Страстная пятница. Ексапостиларий:
Разбойника благоразумнаго во едином часе раеви сподобил еси, Господи, и мене древом крестным просвети и спаси мя.
Разбойника благоразумного сподобил рая единовременно, Господи, и меня древом крестным просвети и спаси.
Страстная пятница. Стихира:
Два и лукавная сотвори, перворожденный сын Мой Израиль: / Мене остави Источника воды животныя, / и ископа себе кладенец сокрушенный: / Мене на древе распят, / Варавву же испроси, и отпусти. / Ужасеся небо о сем, и солнце лучи скры: / ты же, Израилю, не усрамился еси, / но смерти Мя предал еси. / Остави им, Отче Святый, / не ведят бо, что сотвориша.
Два злых дела совершил / первородный сын Мой, Израиль: / он оставил Меня, Источник воды живой, / и вырыл себе колодец разбитый; / Меня распял на Древе, / а Варавву выпросил и освободил. / Изумилось при этом небо / и солнце сокрыло свои лучи. / Ты же, Израиль, не устыдился, но смерти предал Меня. / Прости им, Отче Святой, / ибо они не знают, что соделали.
Днесь висит на Древе (Женский хор. Диск «Время поста и молитвы») 3.11MB
Днесь висит на древе, Иже на водах землю повесивый: венцем от терния облагается, Иже Ангелов Царь: в ложную багряницу облачается, одеваяй небо облаки: заушение прият, Иже во Иордане свободивый Адама: гвоздьми пригвоздися Жених Церковный: копием прободеся Сын Девы. Покланяемся Страстем Твоим, Христе: покланяемся Страстем Твоим, Христе: покланяемся Страстем Твоим, Христе, покажи нам и славное Твое Воскресение.
«Ныне висит на древе Тот, Кто повесил (утвердил) землю на водах; терновым венцом покрывается Ангелов Царь; в порфиру шутовскую одевается Одевающий небо облаками; заушения (пощечены) принимает Освободивший (от греха) Адама в Иордане; гвоздями прибивается Жених Церкви; копьем пронзается Сын Девы. Поклоняемся страданиям Твоим, Христе, поклоняемся страданиям Твоим, Христе, поклоняемся страданиям Твоим, Христе, покажи нам и всеславное Твое Воскресение».
Не рыдай Мене, Мати (Женский хор. Диск «Время поста и молитвы») 1.94MB
Не рыдай Мене, Мати, Мати, зрящи во гробе, Егоже во чреве без семени зачала еси Сына: востану бо и прославлюся, и вознесу со славою непрестанно яко Бог, верою и любовию Тя величающыя
Разбойника Благоразумнаго (Женский хор. Диск «Время поста и молитвы») 1.43MB
Разбойника благоразумнаго во едином часе раеви сподобил еси, Господи, и мене древом крестным просвети и спаси мя
Великая суббота:
Благообразный Иосиф (Стихира на целование Плащаницы) Хор Валаамского
«Благообразный Иосиф, с древа снем Пречистое Тело Твое, плащаницею чистою обвив, и вонями (благовониями) во гробе нове покрыв положи»Славно бо прославися (Хор свято-Ионинского монастыря) 2.89MB
Воскресни, Боже (Женский хор. Диск «Время поста и молитвы») 2.28MB
Воскресни, Боже, суди земли, яко Ты наследиши во всех языцех
Видео о Страстной пятнице
Проповеди на Страстную Пятницу
Святитель Лука Войно-Ясенецкий о Страстной пятнице
Свт. Лука (Войно-Ясенецкий)
Не для того нужна была жертва, чтобы умилостивился Бог, а страшная жертва принесена Христом потому, что Бог умилосердился, смилостивился над нами.
Прииди, блаженный Петр апостол, и прибавь твое святое слово к тому, что слышали мы только что от великого апостола Иоанна. — Пришел и он, и слышим мы святое слово его: «Не тленным серебром или золотом искуплены вы от суетной жизни, преданной вам от отцов, но драгоценной Кровию Христа, как непорочного и чистого Агнца» (1 Петра 1, 18-19).
Ты объяснил нам, святой Петр, от чего именно искуплены мы Кровию Христовой – от суетной жизни, которую унаследовали мы от отцов наших, от жизни в суете мирской, жизни душевной, а не духовной, в забвении величайших задач жизни нашей.
Дерзнем же теперь обратиться к Самому Господу Иисусу Христу и услышим от Него непостижимые для мира и сокровенные слова: «Я – хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира… Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6, 51, 53-56).
Вот глубочайшее и святейшее значение жертвы Христовой: Он отдал плоть Свою на умерщвление и пролил Кровь Свою для того, чтобы в великом таинстве причащения мы ели Плоть Его и пили Кровь Его; чтобы молекулы Его Тела стали молекулами плоти нашей и Кровь Его святая, вместе с нашей кровью, текла в жилах наших; чтобы таким образом стали мы причастны к Богочеловечеству и воскресил Он нас в последний день, как чад своих.
Чем же мы, убогие, воздадим Ему за безмерную любовь Его и страшную жертву Его – чем? Он Сам ответил нам на этот вопрос: «Если любите Меня, заповеди Мои соблюдите». Изольем же любовь свою и слезы свои на мертвое тело Его, лежащее пред нами на Святой Плащанице, и все силы души своей направим, прежде всего и больше всего, на соблюдение заповедей Его.
Митрополит Антоний Сурожский о Страстной пятнице
Митрополит Антоний Сурожский
Как трудно связать то, что совершается теперь, и то, что было когда-то: эту славу выноса Плащаницы и тот ужас, человеческий ужас, охвативший всю тварь: погребение Христа в ту единственную, великую неповторимую Пятницу.
Тогда, с того креста, ученики Распятого, которые до того были тайными, а теперь, перед лицом случившегося, открылись без страха, Иосиф и Никодим сняли тело. Было слишком поздно для похорон: тело отнесли в ближнюю пещеру в Гефсиманском саду, положили на плиту, как полагалось тогда, обвив плащаницей, закрыв лицо платом, и вход в пещеру заградили камнем — и это было как будто все.
Но вокруг этой смерти было тьмы и ужаса больше, чем мы себе можем представить. Поколебалась земля, померкло солнце, потряслось все творение от смерти Создателя. А для учеников, для женщин, которые не побоялись стоять поодаль во время распятия и умирания Спасителя, для Богородицы этот день был мрачней и страшней самой смерти.
Когда мы сейчас думаем о Великой Пятнице, мы знаем, что грядет Суббота, когда Бог почил от трудов Своих, — Суббота победы! И мы знаем, что в светозарную ночь от Субботы на Воскресный день мы будем петь Воскресение Христово и ликовать об окончательной Его победе. Но тогда пятница была последним днем. За этим днем не видно ничего, следующий день должен был быть таким, каким был предыдущий, и поэтому тьма и мрак и ужас этой Пятницы никогда никем не будут изведаны, никогда никем не будут постигнуты такими, какими они были для Девы Богородицы и для учеников Христовых.
Мы сейчас молитвенно будем слушать Плач Пресвятой Богородицы, плач Матери над телом жестокой смертью погибшего Сына. Станем слушать его. Тысячи, тысячи матерей могут узнать этот плач — и, я думаю, Ее плач страшнее всякого плача, потому что с Воскресения Христова мы знаем, что грядет победа всеобщего Воскресения, что ни един мертвый во гробе. А тогда Она хоронила не только Сына Своего, но всякую надежду на победу Божию, всякую надежду на вечную жизнь. Начиналось дление бесконечных дней, которые никогда уже больше, как тогда казалось, не могут ожить.
Поэтому, прикладываясь к священной Плащанице, будем это делать с трепетом. Он умер для тебя одного: пусть каждый это понимает! — и будем слушать этот Плач, плач всея земли, плач надежды надорванной, и благодарить Бога за спасение, которое нам дается так легко и мимо которого мы так безразлично проходим, тогда как оно далось такой страшной ценой и Спасителю-Богу, и Матери Божией, и ученикам.
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) о Страстной пятнице
Архимандрит Иоанн (Крестьянкин)
Длящаяся в мире жизнь Христова привела нас сегодня на Голгофу к опустевшему Кресту Божественного Страдальца, к Его гробу. А 20 столетий назад в это время вокруг Его безжизненного тела уже оставались только самые близкие, оплакивающие свою любовь и несбывшиеся надежды. Последний возглас Умирающего на Кресте «Свершишася» слышали друзья и недруги. И никто еще не понимал того дела, за которое Он умирал. Теперь же, как в капле росы отражается и играет солнце радостью жизни, так в каждой Церкви по всей земле отражаются события тех трагических и спасительных дней: вознесен Крест Господень и плащаница Христова, вещают о величайшем в истории мира свершившемся на Голгофе подвиге. На земле Спасителем и Искупителем явилось Царство Божие и зовется Оно Церковью Христовой. И сегодня уже не вместила бы Голгофа всех, принесших к прободенным стопам Спасителя свою любовь. Это Господь исполняет Свое обещание: « когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе». (Ин.12,32). Мы то сейчас, стоя у плащаницы, уже ждем Его Воскресения. Может поэтому и не можем мы прочувствовать благодатную горечь страстей Христовых, не удержать сорокодневной радости грядущей Пасхи.
Будем же, дорогие, жить Церковью и в Церкви, и будем помнить, что христианская жизнь есть жизнь Святого Духа. В стяжании благодати Святого Духа заключается смысл и нашей земной жизни. И сегодня, и ежегодно, в тишине Великого Пятка звучит к человечеству глас Божий: «Спасайтесь, спасайтесь, людие Мои»! Творец воссоздает Свое творение в новую благодатную жизнь, признаем же Бога своим Отцом, восчувствуем потребность в спасении и помиловании, и Господь — Источник благодати помилует и спасет нас.
Прот. Валентин Амфитеатров о Страстной пятнице
Протоиерей Валентин Амфитеатров
Таинственный, непостижимый час! Сын Божий преисполнен внутренних и внешних скорбей до последней степени, до последнего вздоха. И не бе утешаяй, и не бе скорбяй. Утеха Израиля, друг и покровитель всех угнетенных, забытых, несчастных и отверженных, всеми оставлен. Он, Спаситель, взывал к Богу Отцу: Боже Мой! Боже Мой! вскую Мя еси оставил (Мф. 27:46). Целитель сокрушенных сердец испытал боль заушения, терноношения, бичевания. Он вопиял воплем крепким, со слезами, ибо видел, что удалить страдания невозможно. Но что значит эта боль в сравнении с душевными страданиями, испытанными Иисусом Христом при виде бессердечности окружавшей Его среды? Этими печалями неисцелимо болела Божественная душа до минуты, когда предала Себя в руки Бога Отца. Предательство Иуды, сон и бегство учеников, отречение любимого, искреннейшего Петра, издевательство прислуг первосвященника, бессмысленные вопли неблагодарной черни, насмешки от Ирода, глумление от воинов, сопоставление с разбойником, неправедное осуждение, крестоношение по улицам многолюдной столицы, стыд обнажения среди самодовольно-невежественных зрителей, злорадования, брань сораспятого злодея… О, поистине возлюбленный Спаситель наш понес на Себе наказание и грехи всего мира. Только разве вечная мука может быть равной болезни неисцельной, какую испытало сердце Человеколюбца.
Вечное Слово Отчее, создавшее всяческая и возвестившее миру беспредельное милосердие к грешникам, смолкло.
Солнце правды, воссиявшее миру, чтобы рассеять глубокую, мертвую мглу извращенных дел и всем явить правду Божию, светлую, яко свет… и яко полудне, зашло при непроницаемом мраке клеветы, даже с укорами в богохульстве. Страшный, непостижимый сей час! Нашим бренным очам видится один образ Божественного и живоносного тела Господа нашего Иисуса Христа, тела безмолвного и бездыханного. Он не имеет ни вида, ни славы, ни доброты, умален, отвращен, поруган.
Слушайте и смотрите! Вот Царь царствующих и Господь господствующих имеет на Своей главе венец, не драгоценными камнями украшенный, а сплетенный из терния. Кто сплел для Жизнодавца этот многоболезненный венец? Человеческая гордость, безумное тщеславие. О, если мы действительно любим своего Спасителя, то в кротости, смирении и терпении сохраним закон веры и послушания слову Его во все дни жизни нашей, пока бьется в нас жизнь сердца. Если любим нашего Христа Спасителя, если нам кажется страшным день воспоминания Великой Пятницы, страданий Иисуса, то не прибавляйте к болезненному Его терновому венцу терний своих грехов и беззаконий.
Святитель Илия Минятий о Страстной пятнице
Прискорбна есть душа Моя до смерти (Мф. 26, 38).
Человечеству пришлось увидеть на земле два великих и преславных чуда: первое, это — Бога, сошедшего на землю, чтобы принять человеческое естество; второе чудо, это — Богочеловека, восшедшего на крест, чтобы на нем умереть.
Первое явилось делом высшей премудрости и силы, второе — крайнего человеколюбия. Поэтому оба они совершились при различных обстоятельствах. В первом чуде, когда Бог принял естество человека, восторжествовала вообще вся тварь: ангелы на небесах воспели радостное славословие, пастыри на земле возликовали о спасительном благовестии и о совершившейся великой радости, и цари с востока пришли на поклонение к новорожденному Владыке с дарами.
Во втором чуде, когда Богочеловек умер на кресте, как осужденный посреди двух разбойников, тогда горний и дольний мир восплакал, небо покрылось глубочайшей тьмой, земля с основания потряслась от трепета, камни растрескались. Та ночь была светлая ночь, принесшая всемирную радость и веселье, а сей день был мрачен, как день печали и скорби. В ту ночь Бог оказал человеку благодеяние, какое только мог, а в этот день человек выказал все свое беззаконие, какое мог сделать перед Богом
Ты вправе сказать, Богочеловече и печальный Иисусе: Прискорбна есть душа Моя до смерти, — ибо многи страсти Твои, велика печаль Твоя. Страдания так велики, каких еще никогда не выносило человеческое терпение; печаль так невыносима, какой еще не испытывало человеческое сердце. И поистине, слушатели, чем более я стараюсь найти в людской жизни другой подобный пример, тем более уверяюсь в том, что Его болезнь в страстях и печаль в болезни ни с чем не сравнимы. Велика была зависть в Каине против брата, но гораздо большая зависть у архиереев и книжников против Спасителя; а неправедное убийство Авелево не сравнимо с крестной смертью Иисусовой.
Велико было терпение в Исааке, когда он готовился быть принесенным в жертву от Авраама, отца своего; но несравненно более терпения в Иисусе, Который в самом деле был предан от Отца Своего Небесного в жертву ненависти врагов Своих. Велики были злоключения Иосифа, когда он был продан братьями своими, оклеветан женой Потифара и, как виновный, был ввергнут в темницу; но гораздо многочисленнее страдания Иисусовы, когда Он продается учеником Своим, обвиняется всем сонмищем, влечется с суда на суд, как преступник. Велико было уничижение Давида, когда он свергнут был с царского престола сыном своим, когда подданные от него отступились; когда его собственные слуги гнались за ним, когда он босой убегал на гору Елеонскую, когда в него бросали камни и осыпали его ругательными словами.
Митрополит Филарет (Вознесенский)
Митрополит Филарет (Вознесенский) о Страстной пятнице
Помните, возлюбленные: когда мы с вами размышляем о том, что Господь сделал для нас, то никогда не следует забывать, что вот именно ради наших грехов Он оказался во гробе. На Кресте и во гробе. Мы Его пригвоздили своими упорными и нераскаянными грехами ко Кресту, и из-за наших грехов Он теперь возлежит, безгласный и недвижимый, мертвецом во гробе. И когда будешь поклоняться Ему, лобызать Его Язвы, делай это как безответно виновный, в том, что вот Он изъязвлен, в том, что Он изранен, в том, что Он измучен, оплеван, позором покрыт и теперь — лежит в гробе.
Помни, что мы это сделали: и я, и всякий другой своими упорными грехами и своей неисправленностью. Не даром же сам Господь когда-то, когда почувствовал как-то очень болезненно неверность человеческого рода, воскликнул даже (в Евангелии это записано): «О род неверный и развращенный, доколе Я буду с вами, доколе Я буду терпеть вас!»**** Вот как Ему было вообще тяжко с нами, а тут мы, повторяю, своими грехами пригвоздили ко Кресту и положили во гроб.
Почему он был покрыт кровавым страшным потом? Когда-то святитель Димитрий Ростовский в своей вдохновенной проповеди говорил, как бы обращаясь к Спасителю: » Господи! Почему Ты покрыт кровью? Кто Тебя изранил? Не было ни Креста, ни бичевания, — ничего этого еще не было; почему Ты весь в крови?» И сам же отвечает: «Кто изранил? — Любовь изранила!» Потому что знал Богочеловек, столько возлюбивший нас, грешных, что если Он не совершит этого страшного Подвига, то наша участь, навеки! — в геенне огненной, в страшных, нескончаемых и ужаснейших мучениях, которых мы себе и представить не можем. А вот, Он взял на Себя всю эту страшную тяжесть, это тяжкое бремя греховное, и, благодаря Его святому и великому Подвигу, мы имеем возможность уповать на то, что получим прощение наших грехов, именно Им омытых. И тогда можем мы надеяться, что и нас примет Он в Царствие Небесное, так, как Он принял Благоразумного разбойника.
Литература о Страстной пятнице
Отрывок из романа «Господа Головлевы» (М. Е. Салтыков-Щедрин) о Страстной пятнице
М. Е. Салтыков-Щедрин
Иудушка и Аннинька сидели вдвоем в столовой. Не далее как час тому назад кончилась всенощная, сопровождаемая чтением двенадцати Евангелий, и в комнате еще слышался сильный запах ладана. Часы пробили десять, домашние разошлись по углам, и в доме водворилось глубокое, сосредоточенное молчание. Аннинька, взявши голову в обе руки, облокотилась на стол и задумалась; Порфирий Владимирыч сидел напротив, молчаливый и печальный.
На Анниньку эта служба всегда производила глубоко потрясающее впечатление. Еще будучи ребенком, она горько плакала, когда батюшка произносил: «И сплетше венец из терния, возложиша на главу Его, и трость в десницу Его», — и всхлипывающим дискантиком подпевала дьячку: «Слава долготерпению Твоему, Господи! слава Тебе!» А после всенощной, вся взволнованная, прибегала в девичью и там, среди сгустившихся сумерек (Арина Петровна не давала в девичью свечей, когда не было работы), рассказывала рабыням «Страсти Господни».
Лились тихие рабьи слезы, слышались глубокие рабьи воздыхания. Рабыни чуяли сердцами своего Господина и Искупителя, верили, что Он воскреснет, воистину воскреснет. И Аннинька тоже чуяла и верила. За глубокой ночью истязаний, подлых издевок и покиваний, для всех этих нищих духом виднелось царство лучей и свободы. Сама старая барыня, Арина Петровна, обыкновенно грозная, делалась в эти дни тихою, не брюзжала, не попрекала Анниньку сиротством, а гладила ее по головке и уговаривала не волноваться. Но Аннинька даже в постели долго не могла успокоиться, вздрагивала, металась, по нескольку раз в течение ночи вскакивала и разговаривала сама с собой.
Потом наступили годы учения, а затем и годы странствования. Первые были бессодержательны, вторые — мучительно пошлы. Но и тут, среди безобразий актерского кочевья, Аннинька ревниво выделяла «святые дни» и отыскивала в душе отголоски прошлого, которые помогали ей по-детски умиляться и вздыхать.
Теперь же, когда жизнь выяснилась вся, до последней подробности, когда прошлое проклялось само собою, а в будущем не предвиделось ни раскаяния, ни прощения, когда иссяк источник умиления, а вместе с ним иссякли и слезы, — впечатление, произведенное только что выслушанным сказанием о скорбном пути, было поистине подавляющим. И тогда, в детстве, над нею тяготела глубокая ночь, но за тьмою все-таки предчувствовались лучи. Теперь — ничего не предчувствовалось, ничего не предвиделось: ночь, вечная, бессменная ночь — и ничего больше. Аннинька не вздыхала, не волновалась и, кажется, даже ни о чем не думала, а только впала в глубокое оцепенение.
С своей стороны, и Порфирий Владимирыч, с не меньшею аккуратностью, с молодых ногтей чтил «святые дни», но чтил исключительно с обрядной стороны, как истый идолопоклонник. Каждогодно, накануне великой пятницы, он приглашал батюшку, выслушивал евангельское сказание, вздыхал, воздевал руки, стукался лбом в землю, отмечал на свече восковыми катышками число прочитанных евангелий и все-таки ровно ничего не понимал. И только теперь, когда Аннинька разбудила в нем сознание «умертвий», он понял впервые, что в этом сказании идет речь о какой-то неслыханной неправде, совершившей кровавый суд над Истиной…
Конечно, было бы преувеличением сказать, что по поводу этого открытия в душе его возникли какие-либо жизненные сопоставления, но несомненно, что в ней произошла какая-то смута, почти граничащая с отчаянием. Эта смута была тем мучительнее, чем бессознательнее прожилось то прошлое, которое послужило ей источником. Было что-то страшное в этом прошлом, а что именно — в массе невозможно припомнить. Но и позабыть нельзя. Что-то громадное, которое до сих пор неподвижно стояло, прикрытое непроницаемою завесою, и только теперь двинулось навстречу, каждоминутно угрожая раздавить.
Если б еще оно взаправду раздавило — это было бы самое лучшее; но ведь он живуч — пожалуй, и выползет. Нет, ждать развязки от естественного хода вещей — слишком гадательно; надо самому создать развязку, чтобы покончить с непосильною смутою. Есть такая развязка, есть. Он уже с месяц приглядывается к ней, и теперь, кажется, не проминет. «В субботу приобщаться будем — надо на могилку к покойной маменьке проститься сходить!» — вдруг мелькнуло у него в голове.
— Сходим, что ли? — обратился он к Анниньке, сообщая ей вслух о своем предположении.
— Нет, не съездимте, а… — начал было Порфирий Владимирыч и вдруг оборвал, словно сообразил, что Аннинька может помешать.
«А ведь я перед покойницей маменькой… ведь я ее замучил… я!» — бродило между тем в его мыслях, и жажда «проститься» с каждой минутой сильнее и сильнее разгоралась в его сердце. Но «проститься» не так, как обыкновенно прощаются, а пасть на могилу и застыть в воплях смертельной агонии.
— Так ты говоришь, что Любинька сама от себя умерла? — вдруг спросил он, видимо, с целью подбодрить себя.
Сначала Аннинька словно не расслышала вопроса дяди, но, очевидно, он дошел до нее, потому что через две-три минуты она сама ощутила непреодолимую потребность возвратиться к этой смерти, измучить себя ею.
— Так и сказала: пей… подлая?! — переспросил он, когда она подробно повторила свой рассказ.
— А ты осталась? не выпила?
Он встал и несколько раз в видимом волнении прошелся взад и вперед по комнате. Наконец подошел к Анниньке и погладил ее по голове.
— Бедная ты! бедная ты моя! — произнес он тихо.
При этом прикосновении в ней произошло что-то неожиданное. Сначала она изумилась. но постепенно лицо ее начало искажаться, искажаться, и вдруг целый поток истерических, ужасных рыданий вырвался из ее груди.
— Дядя! вы добрый? скажите, вы добрый? — почти криком кричала она.
Прерывающимся голосом, среди слез и рыданий, твердила она свой вопрос, тот самый, который она предложила еще в тот день, когда после «странствия» окончательно воротилась для водворения в Головлеве, и на который он в то время дал такой нелепый ответ.
— Вы добрый? скажите! ответьте! вы добрый?
— Слышала ты, что за всенощной сегодня читали? — спросил он, когда она, наконец, затихла, — ах, какие это были страдания! Ведь только этакими страданиями и можно… И простил! всех навсегда простил!
Он опять начал большими шагами ходить по комнате, убиваясь, страдая и не чувствуя, как лицо его покрывается каплями пота.
— Всех простил! — вслух говорил он сам с собою, — не только тех, которые тогда напоили его оцтом с желчью, но и тех, которые и после, вот теперь, и впредь, во веки веков будут подносить к Его губам оцет, смешанный с желчью… Ужасно! ах, это ужасно!
И вдруг, остановившись перед ней, спросил:
Вместо ответа она бросилась к нему и крепко его обняла.
— Надо меня простить! — продолжал он, — за всех… И за себя… и за тех, которых уж нет… Что такое! что такое сделалось?! — почти растерянно восклицал он, озираясь кругом, — где… все.
Стихи о Страстной пятнице
На Страстной (из романа «Доктор Живаго»)
Еще кругом ночная мгла.
Еще так рано в мире,
Что звездам в небе нет числа,
И каждая, как день, светла,
И если бы земля могла,
Она бы Пасху проспала
Под чтение Псалтыри.
Еще кругом ночная мгла.
Такая рань на свете,
Что площадь вечностью легла
От перекрестка до угла,
И до рассвета и тепла
Еще тысячелетье.
Еще земля голым-гола,
И ей ночами не в чем
Раскачивать колокола
И вторить с воли певчим.
И со Страстного четверга
Вплоть до Страстной субботы
Вода буравит берега
И вьет водовороты.
И лес раздет и непокрыт,
И на Страстях Христовых,
Как строй молящихся, стоит
Толпой стволов сосновых.
А в городе, на небольшом
Пространстве, как на сходке,
Деревья смотрят нагишом
В церковные решетки.
И взгляд их ужасом объят.
Понятна их тревога.
Сады выходят из оград,
Колеблется земли уклад:
Они хоронят Бога.
И видят свет у царских врат,
И черный плат, и свечек ряд,
Заплаканные лица —
И вдруг навстречу крестный ход
Выходит с плащаницей,
И две березы у ворот
Должны посторониться.
И шествие обходит двор
По краю тротуара,
И вносит с улицы в притвор
Весну, весенний разговор
И воздух с привкусом просфор
И вешнего угара.
И март разбрасывает снег
На паперти толпе калек,
Как будто вышел Человек,
И вынес, и открыл ковчег,
И все до нитки роздал.
И пенье длится до зари,
И, нарыдавшись вдосталь,
Доходят тише изнутри
На пустыри под фонари
Псалтирь или Апостол.
Но в полночь смолкнут тварь и плоть,
Заслышав слух весенний,
Что только-только распогодь,
Смерть можно будет побороть
Усильем Воскресенья.