Что такое вечная весна
Вечная весна – Егор Летов
«Вечная весна» – песня Егора Летова, сочинённая в 1991 году и впервые опубликованная в альбоме «Сто Лет Одиночества», релиз которого состоялся в 1993 году. По форме является рок-балладой в психоделической стилистике. Регулярно исполнялась на электрических концертах последних лет существования группы «Гражданская Оборона». Является одной из лучших песен в русской рок-музыке.
История создания песни
В авторских комментариях к CD-изданию альбома «Сто Лет Одиночества» 2005 года Егор Летов пишет, что «Вечная весна» является ключевым произведением всего цикла. Именно после её написания автор понял, что им был взят некий новый уровень и ничего подобного прежде им сочинено не было. Как только появилась эта песня, стало понятно, что случайных и лишних вещей в новом альбоме не будет, чем и объясняется отсутствие дополнительных материалов на переизданиях этого концептуального полотна.
Само произведение также издавалось в альтернативной версии сведения на переиздании альбома «Прыг-Скок» (Мистерия звука, 2005 и Выргород, 2014) и в ряде концертных сборников, в том числе и на видеоизданиях. Кроме того, песня изредка исполнялась на акустических концертах Егора Летова.
Егор Летов – «Вечная весна» – слушать
Егор Летов – «Вечная весна» – текст песни
Под столетними сугробами библейских анекдотов
Похотливых православных и прожорливых католиков,
Покинутых окопов и горящих муравейников.
Вечная весна в одиночной камере.
Под затопленными толпами домами, площадями,
Многолюдными пустынями, зловонными церквями,
Раскалёнными х…и и голодными влагалищами.
Вечная весна в одиночной камере.
Сквозь зеркальные убежища, словарные запасы,
Богохульные мыслишки и непропитые денюжки,
Обильно унавоженные кладбища и огороды.
Вечная весна в одиночной камере.
Воробьиная
Кромешная
Пронзительная
Хищная
Отчаянная стая голосит во мне.
Сотни лет сугробов, лазаретов, питекантропов, стихов,
Медикаментов, хлеба, зрелищ, обязательных лечебных
Подземельных процедур для всех кривых горбатых –
Вечная весна в одиночной камере.
Воробьиная
кромешная
пронзительная
хищная
отчаянная стая голосит во мне.
Песня запоминается благодаря повторяющемуся рефрену «вечная весна в одиночной камере».
Слухи и домыслы
В начале студийной версии композиции явственно слышится громкий вдох музыканта. Это обстоятельство в своё время породило массу нелепых легенд и домыслов. Например, один из поклонников посчитал, что во время записи вокала Егор пролил себе на брюки стакан горячего чая и решил найти подтверждение своим домыслам непосредственно у автора, задав ему вопрос в рамках проводившегося на официальном сайте «Гражданской Обороны» офлайн-интервью. В ответ на нелепицу спрашивавший был поднят Летовым на смех.
В чем смысл песни Егора Летова «Вечная весна»?
Егор Летов — настоящая легенда русского рока. Его заслуженно называют крестным отцом русского панк-рока, а также по праву считают его королем этого направления. В России Егор Летов известен также как поэт, художник, звукорежиссер. Самый масштабный проект за всю его жизнь — группа «Гражданская оборона».
Песня «Вечная весна» вышла в 1993 году в рамках альбома «Сто лет одиночества». Сборник стал вторым в истории группы, но, как признавался сам Егор Летов, для него — это лучшее, что он писал. Альбом стал единственным в истории группы, проникнутым атмосферой психоделики. Да и сам автор песен признается, что все песни были написаны в состоянии измененного сознания. «Вечная весна» стала ключевой песней альбома и создала центральной. Впоследствии, альбом вошел в топ-50 самых значимых музыкальных произведений в истории по версии журнала «Афиша».
Смыл песни
Перейдем к самому смыслу песни. Существует версия, что название песни — прямая отсылка к скульптуре Родена «Вечная весна», где двое возлюбленных находятся в объятиях друг друга.
Первые же строки настроены сатирически по отношению к церкви. Католики и православные полностью погрязли в собственных пороках — похоти и чревоугодии. Следом говорится о том, что люди перестали сражаться за нормальное существование. Они поселились в огромных домах — «муравейниках» и не в силах больше ничего сделать. Наступила холодная зима, которая заморозила души людей. Припев состоит всего из 2 строк, которые повторяются. Говорится о том, что «весна» рано или поздно наступит, но все те, кто хотят жить в хороших условиях, окажутся в тюрьме.
Следующие строки говорят о том, что современный человек по своей сути остается одиноким даже в толпе. Города перенаселены, но выражение «многолюдными» пустынями еще ярче описывает ситуацию. Казалось бы, людей вокруг много, но никто из них не представляет из себя ничего. Слово пустыня используется в переносном смысле и значит, что умов и душ, способных создать хоть что-то стоящее — единицы. Следующее предложение содержит название половых органов в сочетании с эпитетами раскаленными и голодными. Тут обыгрывается поговорка «куй железо пока горячо». То есть, нужно зачать ребенка, который в данном контексте может привнести выгоду. Снова повторяется двухстрочный припев с тем же значением.
Третий куплет насыщен определениями в переносном смысле. Можно говорить о том, что внешность сейчас играет большую роль, нежели внутренние качества. Добро и зло поменялись местами, а главными стали «понты». Люди перестали бороться за свои взгляды, предпочитая наглую лож. Богохульство всегда наказывалось людьми, но это всегда были только мысли, не подкрепленные никаким физическим началом.
Далее идет интересное сравнение. Люди удобряют землю навозом, но и сами люди, разлагающиеся на кладбищах — хорошее удобрение. По сути, получается круговорот — мы удобряем землю и получаем плоды, питаемся ими, а после смерти становимся пищей для земли. Жизнь человека вернулась к началу. Как раньше люди были вынуждены искать пищу, размножаться и умирать, так и сегодня получается, что человека берет от природы все, но в обмен не дает ничего. «Горбатого могила исправит» — то, к чему ведет вся эта песня. Поэтому, к альбому идеально подошло название романа Габриэля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества» — города растут, но из-за пустых людей найти родственную душу практически невозможно.
Новое в блогах
Вечная весна
Под столетними сугробами библейских анекдотов
Похотливых православных и прожорливых католиков
Покинутых окопов и горящих муравейников
Вечная весна в одиночной камере
Вечная весна в одиночной камере
Под затопленными толпами, домами, площадями
Многолюдными пустынями, зловонными церквями
Раскаленными х. и и голодными влагалищами
Вечная весна в одиночной камере
Вечная весна в одиночной камере
Сквозь зеркальные убежища, словарные запасы
Богохульные мыслишки и непропитые денежки
Обильно унавоженные кладбища и огороды
Вечная весна в одиночной камере
Вечная весна в одиночной камере
Воробьиная, кромешная, пронзительная
Хищная, отчаянная стая голосит во мне
Воробьиная, кромешная, пронзительная
Хищная, отчаянная стая голосит во мне
Вечная весна в одиночной камере
Вечная весна в одиночной камере
Сотни лет сугробов, лазаретов, питекантропов
Стихов, медикаментов, хлеба, зрелищ обязательных
Лечебных подземельных процедур для всех кривых-горбатых
Вечная весна в одиночной камере
Вечная весна в одиночной камере
Воробьиная, истошная, оскаленная
Хриплая, неистовая стая голосит во мне
Воробьиная, истошная, оскаленная
Хриплая, неистовая стая голосит во мне
Воробьиная, истошная, оскаленная
Хриплая, неистовая стая голосит во мне
Воробьиная, истошная, оскаленная
Хриплая, неистовая стая голосит во мне
Странности платонической любви. «Вечная весна» Марка Потреля
Название новой книги Марка Потреля «Вечная весна» отсылает, разумеется, к одной из самых известных скульптур Огюста Родена, считающейся олицетворением эротического влечения, половой страсти. Скульптуру, в которой увековечен поцелуй обнаженных мужчины и женщины, Роден сотворил из мраморного монолита, и, переходя от рукотворного памятника, исполненного в мраморе, к литературному тексту, можно сказать, что Марк Потрель столь же тщательно и бескомпромиссно отшлифовал своё творение, как Роден «Вечную весну», существующую, кстати, в нескольких вариантах.
О книге Марка Потреля в программе «Культурный дневник»
No media source currently available
Парижский писатель, которому под 50, заходит в букинистический магазин на набережной Сены, и навстречу ему поднимается женщина. Ее седина находится в контрасте с лицом и телом, не просто «сохранившими следы былой красоты», – герой книги видит перед собой красивую без всяких оговорок женщину и испытывает влечение к ней с первого взгляда.
Имена женщины и мужчины в романе не названы. Он рассказывает историю их любви, а Она уверенно ведет его за собой, указывая ему путь, который считает единственно верным, путь, ведущий к «Вечной весне».
Чем же влюбленные заполняют бесконечные часы ежедневных свиданий? Они гуляют по Парижу, ходят в рестораны, но главное, ведут бесконечные разговоры, причем каждый разговор влечет за собой другой, еще более напряженный и захватывающий, и в какой-то момент Он понимает, какой эротический потенциал несет в себе диалог, разговор во всех его проявлениях, начиная от куртуазного «Вы» и рассуждений о высоких материях и кончая обсуждением выбора тех или иных блюд в ресторане, когда влюбленные уже перешли на ты. Во время одной из прогулок по набережной Сены Он пытается вспомнить, какое переживание детства напоминает ему разговор с Ней, и вдруг вспоминает.
Летний день на морском берегу, и я, вместе с другими мальчишками, пытаемся запустить змея. Но нитка, которой привязан змей, слишком короткая, и наш «летательный аппарат» всё время мечется по воле ветра направо-налево и падает на песок. Но стоит только перерезать нитку, и змей поднимется выше-выше в синее небо, на недосягаемую высоту.
Серьезный разговор о книге Марка Потреля «Вечная весна» немыслим без напоминания о своеобразной манере этого писателя, которого я назвал бы «писателем скрытых смыслов».
Своими простыми на первый взгляд текстами Потрель загадывает читателю загадки, уводящие вглубь литературы и вглубь веков.
Когда Он и Она не гуляют по самым красивым местам Парижа, они сидят в ресторане, и во время их пиршеств Она объясняет Ему, что значит по-настоящему любить и что такое любовь, любовь платоническая. И здесь наступает черед читателя вступить в непростую, требующую интеллектуального усилия игру. Он и Она пируют, и она посвящает его в тайны платонической любви, не упоминая, разумеется, что выступает здесь в роли жрицы Диотимы из «Пира» Платона, к которому восходит само понятие платонической любви.
Все участники Пира говорят о том, а каково же истинное значение слова «любовь». Сократ – главный оратор на той встрече. Он утверждал, что в юности ему преподавали «философию любви». Педагог – Диотима – жрица и провидица. Сократ задает Диотиме вопрос вопросов о природе Эроса, который, по словам Диотимы, есть проявлением божественного в человеке и находит самое высокое свое выражение в любви к прекрасному.
– Пусть так, чужеземка, ты говорила прекрасно. Но если Эрот таков, какая польза от него людям?
– А это, Сократ, я сейчас и попытаюсь тебе объяснить.
Итак, свойства и происхождение Эрота тебе известны, а представляет он собой, как ты говоришь, любовь к прекрасному. Ну, а если бы нас спросили:
– «Что же это такое, Сократ и Диотима, любовь к прекрасному?» – или, выражаясь еще точнее: «Чего же хочет тот, кто любит прекрасное?»
– Чтобы оно стало его уделом, – ответил я.
Но твой ответ влечет за собой следующий вопрос, а именно: «Что же приобретет тот, чьим уделом станет прекрасное?»
Я сказал, что не могу ответить на такой вопрос сразу.
– Ну, а если заменить слово «прекрасное» словом «благо» и спросить тебя: «Скажи, Сократ, чего хочет тот, кто любит благо?»
– Чтобы оно стало его уделом, – отвечал я.
А что приобретает тот, чьим уделом окажется благо?
– На это, – сказал я, – ответить легче. Он будет счастлив.
Этот момент диалога с Диотимой, о котором рассказывает Сократ на Пиру у Платона, и есть момент рождения понятия «платоническая любовь». Вот что говорит Диотима:
– Не удивляйся. Мы просто берем одну какую-то разновидность любви и, закрепляя за ней название общего понятия, именуем любовью только ее, а другие разновидности называем иначе.
Одним из волнующих моментов небольшой книги Потреля является момент первой встречи возлюбленных. Рассказчик уверен, что он уже много лет ожидает именно этой встречи, прямо как в обращенных к Диотиме стихах Фридриха Гёльдерлина (здесь в переводе Ефима Эткинда):
Как твой лик высок и светел!
Как я долго ждал, скорбя!
Прежде, чем тебя я встретил,
Я предчувствовал тебя.
Возвращаясь от «Пира» Платона к роману Марка Потреля «Вечная весна», то есть совершив скачок во времени на две с половиной тысячи лет, я далеко не исчерпал те «загадки», которыми изобилует книга.
После первого же разговора с Ней в букинистическом магазине на берегу Сены рассказчик обращает внимание на её негромкий чудесный и мелодичный голос. Слова, которыми Он описывает Её голос, повторяют практически слово в слово то, что говорит король Лир о голосе Корделии в сцене третьей Пятого акта трагедии:
У ней был нежный, милый, тихий голос –
Большая прелесть в женщине.
Здесь уместен, разумеется, вопрос: а как воспримет книгу читатель, не знакомый с «Пиром» Платона, с мифом Диотимы, с драмами Шекспира, с поэзией Гёльдерлина? Я бы ответил на вопрос так: читатель, знакомый с названными и со многими другими текстами, получит от книги Марка Потреля еще большее удовольствие, чем читатель, этих текстов не знающий.
И вот финал, в котором Он описывает Её так:
Она генерирует собственное электричество, совершенно автономна и обладает своим собственным центром, наподобие маленького Солнца. Рассказывая мне это, она улыбается.
Мы можем сидеть так лицом к лицу, как представляется, до конца времен, до исчезновения наших тел. Глупые люди, наверное, скажут, что поскольку между нами нет секса, то речь идет о дружбе, но ведь дружба может быть многозначна, полна неожиданностей, забавна, хрупка, трогательна и содержать в себе эротический потенциал.
Именно поэтому между нами остается искра, позволяющая накапливать энергию молнии, молнии, пробегающей между небом и землей.
Вечная весна в одиночной камере
Начало нынешнего века для рок-н-ролльной России — пора юбилеев. Маститые музыканты один за другим справляют N-летия своих групп, принимают поздравления с личными круглыми и солидными датами. Для кого-то это повод для торжества, для кого-то — время подведения итогов. Кто-то уже стар, а кто-то вечно молод. И только ГРАЖДАНСКАЯ ОБОРОНА, как обычно, выламывается из общего ряда, и 20 лет со времени ее основания (как и 40-летие Егора Летова) не воспринимаются умом и не ощущаются душой. И как дата, и как повод, и как факт.
А ведь в лучших своих интервью Егор Летов — Игорь Федорович Летов, младший брат знаменитого авангардно-джазового саксофониста Сергея Летова, ценитель и литературы, и поэзии, один из любимых писателей коего Достоевский, а поэтов — Введенский, — рассказывает интереснейшие вещи именно об искусстве: об атональности как способе организации музыкальной ткани, о разнице между английским и американским видением рока, о психоделии и ранних гаражниках, о своем понимании литературных текстов, — рассказывает с удовольствием, увлечением и знанием дела, с радостью от того, что его в кои-то веки спросили об этом. И пусть он никогда не оперирует самим термином “искусство”; пусть творчество для него — прорыв, скачок в неведомые дали, ниже кладбища, выше солнышка, и поэзия — езда в незнаемое (словами также любимого им Маяковского), и процесс писания песен, музыки — шаманство, медитация, прямой контакт с космосом (любовь, кстати, — тоже); пусть натуральная звуковая грязь всегда была ему ближе отточенности музыкальных изысков, а неумение играть и петь не причислялось к человеческим недостаткам; пусть для него вершина в оценочной шкале творений характеризуется словом “Настоящее” (всегда с большой буквы), да и рокер, в его понятиях, — нелюдь, то есть не-человек, а значит, существо вне любого прикладного контекста. Пусть так. Но ведь невозможно не заметить, что Летов — отличный, талантливейший мелодист! Косвенным признаком этого служит та самая популярность его песен мимо понимания текста, которая приводит и к хоровому пению в подворотнях, и к серии Трибьютов — благодарный материал, как правило, убитый чужим воплощением, потому что мало написать хитовую песню, надо ее уметь и спеть, и сыграть, и осмыслить, и понять. У Летова превосходный голос: можно послушать и авторский сольник “Вершки И Корешки”, и фирсовскую акустическую запись “Русское Поле Эксперимента”, чтоб, отвлекшись на время от фирменных Летовских форсажей, надсадного крика и яростного ора, услышать роскошный глубокий голос, большой диапазон, способность тонко интонировать. Знаю людей, могущих снимать вокальную манеру Летова достаточно близко к оригиналу и даже исполнять полноценную программу из его песен, — они всегда, коли уж берутся за “Русское Поле” или “Мясную Избушку”, ставят эти песни последним номером: после них голос садится примерно на сутки. Летов иной раз поет эти громадные, тяжелейшие не только для восприятия, но и для исполнения вещи в середине программы, — поет запросто, и его хватает еще на час. Летов — интереснейший автор: не только умелый коллажист, но и новатор, выработавший на основе изначально чужих поэтических приемов собственную манеру письма, свой особенный язык: мало что в песнях и стихах, но и в устной и письменной речи (особенно это видно в тех его интервью, которые он посчитал нужным взять сам у себя); за исследования его творчества пока брались немногие (Алексей Курбановский, например), и оно еще ждет своих диссертантов.
Или не стоит, может быть, поверять алгеброй гармонию? Искать смысл, сравнивать словесные конструкции и мелодические линии, выискивать прототипы и отсеивать оригинальные находки? Все равно ведь приходится констатировать, что главное, что привлекает и будоражит в Летове, — это его личность. Его энергетика — сценическая, прежде всего. Его уникальный драйв, который распределяется среди внимающих по двум отчетливо раздельным потокам: негатив и позитив, некрофилия и оптимизм, суицидальность и жизнеутверждение. Чернушный вариант почему-то всегда всасывался более жадно и смаковался с наибольшей тщательностью. С цитатами, примерами и упреками. Обильность инвектив в его текстах была предметом восхищения эстетствующей богемы (которая по той же причине сейчас обожает ЛЕНИНГРАД) и городской шпаны (у коей в кумирах равнозначно гулял СЕКТОР ГАЗА). Особенно на ура лихие рефрены вроде “Пошли вы все на х. ”, “Винтовка это праздник, все летит в п. ду!” или “Все в порядке, за. бись!” шли в середине-конце как символ перестроечной свободы или, соответственно, непростительной вседозволенности; это было необычно, эпатажно, круто. Не так-то просто было разглядеть, что для Егора-поэта, Егора-песнетворца мат всегда оказывался всего лишь одним из средств выражения чувств и описания состояний; слова в ряду слов, откуда в нужный момент берется единственно нужное, максимально достоверное в требуемом контексте: пограничные состояния (надо ли говорить, что в те времена гонений они были для Летова постоянны?) описываются пограничной лексикой. Максимально острая часть дома — громоотвод. Когда на тебя рушится стена, едва ли ограничишься слабым “увы”. Надо еще помнить, что древнейший смысл мата — сакральность: это слова-заклинания, слова, описывающие потаенное, смутное, скрытое, запретное. И она из главнейших функций Летовских песен — медитация, ритуал, шаманизм, заклятие духов, если угодно. Связь с космосом, с иными структурами бытия. Это особо заметно в альбомах “Прыг-Скок” и “Сто Лет Одиночества”, где и музыка от линейного мелодизма уходит в психоделику, размывается стеной звука, и текст отсылает к древним заклинаниям-заговорам, но и в ранних песнях и программах медитативность тоже есть, она просто не так явна. И классические альбомы ОБОРОНЫ 1988 года (пост-панк-готические, однокрасочные), и столь же хрестоматийные 1989-го (почти нойзовые, нарочито грязные), — все притапливающие валом звука мелодические линии и заставляющие мучить воображение в тщетной попытке разобрать текст — из этой истории. Да и ранние КОММУНИЗМЫ, коли уж на то пошло, сделаны в этой же технике, сродственной самодельной практике сосредоточенного повторения любого слова раз сто подряд: тогда это слово неизбежно станет абсурдным, новым, лишенным въевшегося смысла. В КОММУНИЗМАХ бралось “расширенное слово” (советская эстрадная песня, пропагандистское стихотворение, трибунная речь) — и проговаривалось, пропевалось, воспроизводилось именно на уровне медитации с целью вывернуть наизнанку и показать суть. Суть часто оказывалась нелепа, но еще чаще — страшна: в поздней, совсем не смешной “Хронике Пикирующего Бомбардировщика” изначально благостный книжный фрагмент про пойманного и съеденного Мересьевым ежика одной лишь интонацией заставлял трястись от отвращения и ужаса. Летов на сцене (с группой) в тот период — чистый шаман: то дикие метания и падения, то странная, не вяжущаяся со смыслом песни, угловатая, безумная пластика, кружения по периметру подобно зверю в невидимой клетке, — двинулось тело кругами по комнате, без постороннего усилия, само по себе.
А строчки из песен в обвинение или оправдание можно приводить любые. Ведь интерпретация тоже сугубо индивидуальна, и каждый берет свое там, где видит свое. Недаром одна из самых частых песенных цитат из Летова — “Я иллюзорен со всех сторон”, а из других источников — выработанная кем-то формула: “Что такое Егор Летов, не знает никто”. Я не проницательнее других, я тоже не знаю. И можно ли препарировать живого человека? Но артист всегда публичен — в этом тоже его одиночество, — и, если незауряден, обязательно подвергается искуствоведческой вивисекции (не говорю о жизнеописательной, часто творимой презренными методами папарацци). Насколько корректной и беспристрастной, — это зависит уже не от него.
Если говорить о духовном росте, об эволюции Летова-художника, то, анализируя альбомы от первых к последним, можно заметить удивительную вещь: Егор живет наоборот. Совершая постоянные прыжки от частного к общему, от мира к надмирному, от быта к бытию, снимая с себя оболочку за оболочкой, слой за слоем. Первые 10 лет это движение шло со всё возрастающей скоростью. Взросление на совковых реалиях, эпатаж, политический памфлет, нигилизм — ПОСЕВ, ранняя ОБОРОНА — пролетает резко и проходит без осложнений, как ветрянка, оставив, возможно, лишь два-три струпа на теле. Стоп! Наступившая взрослость, не помедлив, начинает разматываться назад, отрабатывая и отбрасывая все мифы всевозможных возрастных этапов, в том числе социально обусловленных. За пару лет от себя отстреливается “Хроника. ” как настоящая война с ее психологией и мифологией, и “Солдатский Сон” как война понарошку, глупые дембельские песни, магией голоса поднятые до реальных, больных чувств. обе войны прожиты не в реальной жизни, но обе — всерьез. Отработаны, взвешены, отмерены и разделены. “Лет Ит Би” — хипповая, уличная юность, светлая, наивная и прекрасная, с прозрачной музыкой и мантрой про Бетти и Джека на коллективно-бессознательный мотив “Lady In Black” URIAH HEEP, выламывающейся в дворовую “Стоп Для РОЛЛИНГ СТОУНЗ” — тоже про войну, но уже ненастоящую, мальчишески романтизированную. Выход в позднее детство — еще всего лишь внешнее, знаковое. Но и эту шкуру — долой, и дальше идет “Прыг-Скок” с подзаголовком “Детские Песенки”: Маленький принц из сказки для взрослых, плюшевый мишутка и червячки из детских снов, “на цыпочках подкравшись к себе, я позвонил и убежал” — детство надо трогать лишь так, ибо оно хрупко и непознаваемо: среди детей нет аналитиков, — и весь этот цветной мир (раньше красок не было, песенный мир Летова казался черно-белым с редкими привнесенными вкраплениями неуместных цветов) обрамлен языческими, шаманскими, психоделическими вещами-заговорами-заклинаниями “Про Дурачка” и “Прыг-Скок”, — и частное человечье детство тем самым обращается в зарю всего человечества. И далее — “Сто Лет Одиночества”: через мучительную потерю Янки, как защита, и обрыв, и реквием (не только “Офелия”, но и весь альбом, если вслушаться) — падение в эмбриональное состояние. “Первый срок отбывал я в утробе, ничего там хорошего нет” у Высоцкого и “Вечная весна в одиночной камере” у Летова — это об одном и том же, хотя и очень по-разному. После этого, последнего броска — какие слои снимать, куда выпадать дальше? Только в новое рождение, другую жизнь.
Многие помнят шок от политической переориентировки Летова в 1993-94 годах, от его “Русского прорыва”, публичных речей, новых сподвижников и деяний. Многие тогда от него отвернулись. Кто-то увидел в нем предателя воспитанных им же идеалов анархии и протеста; кто-то недоуменно осознавал, что строчки “при коммунизме все будет за. бись” и другие подобные теперь нужно воспринимать не как изощренную издевку, а в буквальном смысле; кто-то посчитал, что Егор “продался” и занимается саморекламой. Я не собираюсь его защищать и толковать лишь в его пользу то, что он тогда говорил и делал: за все, что не касается мистических сторон бытия, человек может и должен отвечать сам. Но почему-то никто не додумался сопоставить этот непонятный период с возрастом Летова. На пороге тридцатилетия человек часто обнаруживает в себе творческий спад, мучительно переоценивает жизненные ценности, сомневается в правильности избранного дела, ищет новые пути самореализации. Из метафизической утробы Егор вывалился вот в такую свою новую жизнь; не научившись еще заново творить, не найдя пока нового себя, направил силы, энергию, мысли, требующие выхода, вот в это русло. Да, конечно, все мы в ответе за тех, кого приручили, но вспомним еще раз о том, что творчество людей, подобных Летову, крайне индивидуалистично (и поэтому ему в середине 90-х так плохо удавались массовые гимны и марши): для тех, кому в ОБОРОНЕ кач важнее смысла, политические метаморфозы Егора не стали определяющими, а рефлексирующие чистоплюи вообще-то должны бы уметь обходиться без духовных подпорок в лице музыканта, только что пережившего острейший возрастной и творческий кризис.
Егор выбирался из него долго, поэтапно и медленно. Темп взят совершенно иной, разгон идет вовсе не со старта. “Солнцеворот” и “Невыносимая Легкость Бытия” — альбомы с чрезвычайно откровенными названиями, но по наполнению и силе не идущие ни в какое сравнение с предыдущей парой. Тщательная работа над реставрацией и изданием старого материала: воссоздание и анализ былого себя. “Звездопад” — меланхоличный сборник кавер-версий. Зарубежные гастроли как проба на излом. Снисходительное разрешение на Трибьюты как один из методов посмотреть со стороны на былое своё. Интервью Летова последних лет посвящены творчеству; недавние его музыкальные эксперименты (например, альянс с братом Сергеем) демонстрируют зрелость. Долгожданный новый альбом с как всегда многозначительным названием “Долгая Счастливая Жизнь” вышел в юбилейное полугодие. Можно искать и находить в этом любую символику. И вообще что угодно. Егор Летов все равно будет делать только то, что он может, хочет и способен делать.
И на все вопросы отвечать: всегда живой.