Что такое дипломатическая цусима
Что такое дипломатическая цусима
Боснийский кризис. «Дипломатическая Цусима»
Решение «вести дело в затяжку» было принято в условиях, когда казалось, что сплочение балканских государств и Турции против Австро-Венгрии — перспектива ближайшего будущего. Как уже говорилось, аннексия Боснии и Герцеговины вызвала на Балканах еще более бурную реакцию, чем в России. Сербия и Черногория заявили протест. В Турции начался бойкот австрийских товаров, что принесло Австро-Венгрии крупные убытки. В самой Боснии и Герцеговине росли волнения. Русское правительство не пожалело усилий, чтобы добиться сербо-болгаро-турецкого сближения; оно помирило Болгарию с Турцией, торжественно признало Фердинанда «царем болгар», завязало с ним тайные переговоры о союзе и настаивало, чтобы Сербия сделала все возможное для сближения с Болгарией. И главное — оно продолжало переговоры о русско-турецком соглашении, которое должно было явиться основой перегруппировки сил на Балканах. Но именно в Турции Столыпина постигла неудача. В январе 1909 г. там произошла смена правительства; к власти снова пришли круги, ориентировавшиеся на Германию. Вследствие этого Эренталю удалось заключить соглашение с Турцией, по которому та окончательно отказывалась от Боснии и Герцеговины за денежный выкуп.
Изолировав Сербию, Австро-Венгрия начала открыто готовиться к военным действиям. Тон австрийских требований принял характер ультиматума: либо безоговорочно отказаться от притязаний на Боснию и Герцеговину, либо война. В России кадетские, октябристские и умеренно-правые газеты в один голос требовали «не допустить вступления австрийских войск в Белград». Но к войне Россия еще не была готова. По убеждению Столыпина и большинства его министров, об этом пока не могло быть и речи. Попытались заручиться дипломатической поддержкой в Париже и Лондоне, но ни Франция, ни Англия не желали рисковать обострением отношений с Германией, пока Россия не восстановит свои вооруженные силы. Никакой эффективной поддержки Россия не получила. Приходилось уступать.
В Петербурге попытались придать отступлению хотя бы вид соглашения, чтобы поражение не выглядело позорным. Но германское правительство соглашалось только на один «компромисс»: Австро-Венгрия попросит державы формально санкционировать аннексию при условии, что Россия заранее обещает сделать это, а Сербия откажется от притязаний на Боснию и Герцеговину без компенсаций.
8 (21) марта 1909 г. Германия предъявила России ультиматум: безоговорочно признать аннексию Боснии и Герцеговины под угрозой вторжения австрийской армии в Сербию.
10 марта Совет министров России был вынужден согласиться на аннексию Боснии и Герцеговины. А еще через несколько дней капитулировала и Сербия. Кадетской, октябристской и умеренно-правой печати оставалось лишь изливаться в бессильной злобе по поводу «дипломатической Цусимы», как называли тогда ото новое поражение царизма во внешней политике.
«Пороховой погреб»: как Балканский кризис подтолкнул европейские державы к Первой мировой войне
Первые люди пришли на территорию Боснии и Герцеговины в глубокой древности. В эпоху бронзы регион заселили иллирийские племена. В IV веке до н. э. они ассимилировали пришедших на Балканы кельтов, а в III столетии до нашей эры оказались под властью Рима. В 395 году по балканской реке Дрине прошла граница между Западной и Восточной Римскими империями. Это разделение оказалось судьбоносным для будущего Балкан — сегодня всё та же Дрина отделяет Сербию от Боснии и Герцеговины.
В VII веке на Балканы переселились славянские народы, территории к востоку от Дрины в Средние века длительное время находились под духовным и политическим влиянием Византийской империи.
С Западными Балканами дело обстояло сложнее. Босния успела попеременно побывать в зависимости от аваров, византийцев, сербов, венгров, а в промежутках пыталась строить собственную государственность. В религиозном плане в Боснии столкнулись интересы католической, православной и собственной боснийской церкви, возникшей под влиянием богомилов.
Однако в XV—XVI веках вся территория современной Боснии и Герцеговины оказалась под властью Османской империи. Из-за духовных притеснений часть сербов, хорватов и влахов бежали из Боснии в Австрию. Остальные разделились на тех, кто остался верен христианству, и тех, кто под влиянием турецких завоевателей принял ислам. Они сформировали этнос, известный как бошняки.
В XIX веке Восточную и Юго-Восточную Европу охватил кризис, связанный с постепенным ослаблением Османской империи. Славяне, греки и романские народы стали поднимать восстания, опираясь на поддержку внешних сил — России, Австрии, Англии и Франции. Турецкие территории стали потенциальным призом в борьбе между великими державами.
В преддверии Восточного кризиса
Одним из проявлений Восточного кризиса стала Крымская война, в которой Великобритания и Франция поддержали Османскую империю, чтобы не допустить усиления России за счёт «турецкого наследства». В 1856 году по результатам Парижского конгресса Россия осталась без флота и крепостей на Чёрном море, без устья Дуная и без возможности установить протекторат над Валахией, Молдавией и Сербией.
В 1871 году Лондонская конвенция позволила Санкт-Петербургу вернуть себе Черноморский флот. А в 1877—1878 годах резко нарастившая военную мощь Россия одержала серьёзную победу над Турцией и подписала с ней Сан-Стефанский мир, по которому Сербия, Черногория и Румыния стали независимыми, а Босния и Герцеговина с Болгарией (простиравшейся от Эгейского моря до Дуная) получали широкую автономию. К России отходил ряд пограничных территорий. Всё это не устроило ведущие европейские державы, инициировавшие созыв в июне — июле 1878 года Берлинского конгресса.
Англия и Австрия в ходе переговоров заняли антироссийскую позицию. Германия, хоть и была формально нейтральной, фактически поддерживала позицию Вены и Лондона. Более того, глава российского внешнеполитического ведомства Александр Горчаков, будучи больным и уже пожилым человеком, случайно показал британцам карту, на которой были обозначены гипотетические максимальные уступки России.
В итоге Черногория, Сербия и Румыния всё-таки получили независимость, но потеряли часть территории, Болгария была разделена на три подвластные Турции части с разной степенью автономности, а в Боснию и Герцеговину вводились австрийские войска.
«На Берлинском конгрессе, венчавшем Восточный кризис, по Боснии было принято половинчатое решение: формально она оставалась частью Османской империи, но подлежала при этом австрийской оккупации. При этом населению Боснии и Герцеговины гарантировались религиозные свободы. После установления в регионе австрийской администрации Вена начала вкладывать в него значительные средства — строить железные дороги, создавать финансовую систему. Фактически Австро-Венгрия пыталась превратить Боснию и Герцеговину в свою «балканскую витрину», призванную продемонстрировать всем вокруг успешность цивилизаторской миссии империи», — рассказал в интервью RT старший научный сотрудник Института славяноведения РАН кандидат исторических наук Пётр Искендеров.
По словам эксперта, официальная Вена чувствовала себя в Боснии уверенно до тех пор, пока при власти в Сербии находилась проавстрийская династия Обреновичей. Но ситуация резко изменилась после переворота 1903 года.
«Во главе Сербии стала династия Карагеоргиевичей, которая более благосклонно относилась к России. На Балканах в целом усилилась просербская пропаганда. Власти Австро-Венгрии, в которой проживало значительное количество славян, увидели в усилении Сербии и российского влияния в регионе опасность для себя», — заметил Пётр Искендеров.
Секретная встреча в замке Бухлау
Параллельно с Сербией о Боснии и Герцеговине вспомнила и Турция, в которой в июле 1908 года произошла Младотурецкая революция. Поэтому официальная Вена инициировала международные переговоры о потенциальной аннексии Боснии и Герцеговины. Она заручилась поддержкой Германии и Италии, а также обещала крупную денежную компенсацию Турции.
Переговоры с Россией оказались сложнее. Министр иностранных дел Австро-Венгрии Алоиз фон Эренталь провёл в сентябре 1908 года секретную встречу с российским коллегой Александром Извольским в замке Бухлау.
Пользуясь особым расположением императора Николая II, Извольский решил самостоятельно добиться от Вены одобрения идеи открытия черноморских проливов для российского флота, хотя и не имел на то санкции от руководства страны. В обмен он предложил фон Эренталю признать аннексию Боснии и Герцеговины. Также оба министра поддержали идею объявления независимости Болгарии. Но поскольку Извольский не имел полномочий заключать с Австрией какие-либо договоры, он обтекаемо сказал фон Эренталю, что окончательно об их соглашении объявят когда-нибудь в будущем, «в подходящий момент».
Однако австрийская сторона долго ждать не стала. Уже 5 октября 1908 года австрийский МИД заявил, что Россия поддерживает аннексию Боснии и Герцеговины, а на следующий день император Франц Иосиф публично объявил регион независимым от Турции и перешедшим под суверенитет Австро-Венгрии.
Российские власти и сам Извольский узнали о произошедшем из газет. Находящийся в дружественных отношениях с Сербией официальный Санкт-Петербург немедленно отказался от соглашений с Веной, но было уже поздно.
«Аннексия Боснии и Герцеговины сильно задела Сербию. Почти половину населения региона составляли этнические сербы, а остальная часть всё равно говорила на одном с сербами языке, поэтому Боснию в Сербии воспринимали практически как свою землю», — рассказал в беседе с RT кандидат исторических наук старший преподаватель РГГУ Вадим Трухачёв.
В Сербии и Черногории 6 октября была объявлена мобилизация.
«Австрия и Сербия стремительно скатывались к войне. Причём за спиной первой стояла поддерживающая её Германия, а за спиной второй — Россия», — отметил эксперт.
«Дипломатическая Цусима»
В Вене и Берлине понимали, что в случае попытки оккупации Сербии австрийскими войсками Россия не останется в стороне. «Полгода Европа балансировала на грани войны. В Сербии реально готовились освободить Боснию от австрийцев», — рассказал Пётр Искендеров.
Однако, по словам эксперта, в условиях кризиса Россия осталась практически в одиночестве.
«Ситуация оказалась весьма болезненной для Санкт-Петербурга. Он был противопоставлен Германии и Австро-Венгрии, а Англия и Франция его не поддержали. Одни ведущие державы открыто выступали за аннексию, другие не считали её будущее достаточно веским поводом для начала войны. Россия не смогла даже добиться проведения международного конгресса по боснийскому вопросу. Она не могла достаточно эффективно отстаивать свои интересы и интересы своих союзников, потому как мир видел, что это не та страна, которая 30 лет назад дошла практически до стен Константинополя. Теперь это была страна, получившая поражение даже от Японии. Тем более что Николай II был увлечён укреплением мощи на море и отвернулся от балканского вопроса, соответственно, утратив влияние в регионе», — отметил эксперт.
По словам Искендерова, в конце концов Россия перешла к сдерживанию Сербии. Совет министров Российской империи признал, что страна не готова к войне на два фронта. 22 марта 1909 года Германия предъявила России ультимативное требование признать аннексию Боснии и Герцеговины и прекратить дипломатическую поддержку Сербии. Против продолжения конфронтации с Берлином и Веной открыто выступил Пётр Столыпин, и Николай II на следующий день отправил кайзеру Германии Вильгельму II телеграмму, в которой согласился принять все его требования.
Под давлением Санкт-Петербурга Сербия вынуждена была 31 марта 1909 года признать австрийскую аннексию Боснии и Герцеговины.
«Для России это стало крупнейшим дипломатическим провалом, поэтому итоги Боснийского кризиса часто называют «дипломатической Цусимой», — заявил Вадим Трухачёв.
По его словам, результаты кризиса 1908—1909 годов ни для кого не были выигрышными. «Боснию и Герцеговину официальная Вена не присоединила ни к Австрии, ни к Венгрии. Регион оказался под управлением общеимперского Минфина, и это было не очень эффективно. Война на Балканах превратились в неизбежность. Именно Босния теперь стала самым горячим местом «порохового погреба Европы». И не зря выстрелы, с которых началась Первая мировая война, прозвучали в Сараеве», — отметил историк.
«Важнейший политический рубеж»
По мнению Петра Искендерова, Боснийский кризис привёл к полной утрате доверия между Россией и Австро-Венгрией, что окончательно оформило союзы Вены с Берлином и Санкт-Петербурга — с Лондоном и Парижем. «Это был важнейший политический рубеж, оказавший огромное влияние на судьбу Европы и всего человечества», — заявил он.
«События 1908 года привели к резкому росту на Балканах национализма, последствия которого мы можем наблюдать в Юго-Восточной Европе и по сей день», — подчеркнул Пётр Искендеров.
Связь событий начала ХХ века с современностью видит и эксперт аналитического центра «Платформа общественной дипломатии Сербии» политолог Екатерина Поморцева.
По мнению Екатерины Поморцевой, боснийская проблема и сегодня далека от окончательного разрешения. «Попытки назначить какую-то одну силу единственным хозяином Боснии и Герцеговины несостоятельны с исторической и геополитической точек зрения, поэтому обречены на провал», — подвела итог эксперт.
Дипломатический разгром: как Гитлер получил Чехословакию
80 лет назад, 29–30 сентября 1938 года в Мюнхене состоялась « политическая Цусима» мировой истории. Прискорбно, что до сих пор этот дипломатический разгром Запада пытаются представить звеном хитрого плана. Неизвестная современникам подноготная саммита в Мюнхене проще и страшнее.
80 лет назад, 29–30 сентября 1938 года в Мюнхене состоялась « политическая Цусима» мировой истории. Прискорбно, что до сих пор этот дипломатический разгром Запада пытаются представить звеном хитрого плана. Неизвестная современникам подноготная саммита в Мюнхене проще и страшнее.
У историков новости из телевизора или с лент информагентств вызывают смешанные чувства. С одной стороны, это постоянное ощущение дежа-вю — « где-то я это уже видел». С другой стороны, есть отчётливое понимание, что « всю правду мы сейчас не узнаем» — ключевые детали и документы вскроются через много лет.
Когда английский премьер Невилл Чемберлен в 1938 году, вернувшись в Лондон с саммита в Мюнхене, размахивал листком бумаги и говорил: « Я привез вам мир!», мало кто догадывался об истинных побудительных мотивах принятых на встрече решений. Его коллега француз Даладье летел из Мюнхена униженным и подавленным. Тем большим оказалось его удивление от радостной встречи на Родине.
Вызов и ответ
Премьер-министр Франции Эдуар Даладье, в отличие от многих политиков того времени, знал войну не понаслышке. В 1916 году под Верденом он писал в своем фронтовом дневнике: « приходилось ступать по человеческим останкам, похороненным в топкой грязи. Два трупа, немца и французского офицера, были заброшены на дерево». Фронтовик с боевыми наградами, Даладье вовсе не горел желанием росчерком пера отправлять новое поколение в окопы.
Судетский кризис — когда Гитлер обратил свой взор на Чехословакию и проблемы немецкого меньшинства — застал Чемберлена и Даладье врасплох. Ответом Невилла Чемберлена стала « воздушная дипломатия», когда он на самолёте лично отправился в Германию для переговоров с Гитлером. Предложенные фюрером условия, впрочем, сразу оказались неприемлемыми. Кризис стал неуклонно скатываться к войне.
Высокие, высокие отношения
Одной из ложных посылок конспирологов является тезис о единстве Запада и абсолютной согласованности его действий. Это глубокое заблуждение. На фоне разгорающегося кризиса, 24 марта 1938 года Невилл Чемберлен заявил в Палате общин: « в случае войны нежелательно замыкаться на тех, кто принял на себя обязательства». Фраза осторожная, но от неё веяло опасностью. Кто-то явно не расценивал союзнические обязательства как нечто незыблемое.
Сформировав правительство, свежеиспечённый премьер Франции Даладье лично отправился в Лондон. Он хотел из первых уст услышать прямой ответ о смысле сказанного. Его любопытство было удовлетворено. Чемберлен без сантиментов заявил, что Британия обязывается защищать Францию лишь в случае прямого нападения на неё.
Война за интересы третьих стран, будь то Чехословакия или Польша, под это определение явно не подпадала.
Это означало повторение событий 1936 года, когда французы без поддержки Британии не решились в одиночестве затевать войну в ответ на оккупацию Гитлером Рейнской области. Даладье вынужден был надавить на чехов и призвать к дипломатическому решению судетской проблемы.
Война вслепую
Чтобы помочь чехам в случае начала войны с немцами, французской армии пришлось бы штурмовать немецкую линию Зигфрида. Только так можно было оттянуть дивизии вермахта от чешских границ.
Французские оценки сентября 1938 года предполагали наличие у немцев 120 дивизий. Чехи имели 40 дивизий. Такое соотношение сил позволяло вермахту крушить Чехословакию одной рукой, а другой отбиваться от Франции на линии Зигфрида. Сама эта перспектива вызывала в памяти Даладье картину трупов, заброшенных на дерево чудовищной силы взрывом.
Кто-то может возразить, что Чехословакия располагала развитой системой укреплений на границах и могла постоять за себя не только на коленях. « Линию Бенеша» иногда сравнивают с « Линией Мажино». На картинках чешские ДОТы даже похожи на ДОТы французов. Теоретически они могли выдержать выстрелы 305-мм и 420-мм орудий. Однако, во-первых, наиболее сильные укрепления располагались на старой границе с Германией. Аншлюсс Австрии давал вермахту возможность атаковать чехов с запада, где укрепления были много слабее. По существу, ДОТ-ы на западной границе Чехословакии гарантированно защищали только снарядов полевой артиллерии. 150-мм гаубицы и 88-мм зенитки с ними вполне справлялись. Во-вторых, многие чешские укрепления ещё не были боеготовы в сентябре 1938 года. Они находились на завершающих стадиях постройки, но часто без вооружения, оптики и внутреннего оборудования.
Перед тем, как ехать в Мюнхен, Даладье обратился к военным, вопрошая о готовности воевать.
Начальник штаба французских ВВС генерал Жозеф Вюллемин огорошил премьера словами о полной неготовности авиации.
По его оценке, ВВС Франции располагали 1000 самолетов, немцы — 3000 ( почти угадал). Вюллемин прямо сказал, что ‘ title=>ВВС не смогут защитить армейскую разведывательную авиацию и сухопутной армии придётся воевать вслепую. Действительно, осенью 1938 года у немцев было около 600 « мессершмиттов» Bf.109, а у ВВС Франции — пока ещё ни одного новейшего MS.406.
Вюллемин в августе 38-го побывал с визитом в Германии, и ему показали люфтваффе в выгодном свете. В итоге французский генерал заявил, что если война разразится прямо сейчас, то он просит освободить его от должности и направить в экипаж бомбардировщика, чтобы умереть в бою над Германией. Под это « жизнерадостное» напутствие Даладье отправился в Мюнхен.
Дырявый воздушный щит
Стремление Чемберлена вести новую политику и перемещаться по Европе на самолёте сыграло с ним злую шутку. Из иллюминатора авиалайнера « Электра» рейс из Германии в Англию казался премьеру полётом бомбардировщика. Чемберлен кожей ощущал угрозу своей стране с воздуха.
В отличие от широкой публики Чемберлен прекрасно знал, что « лучи смерти» против авиации Третьего рейха’ data-src=/system/images/000/120/660/teaser/35fc6d62f623e11acda78ce36eb43df4fca0ed66.jpg?1579248969 data-lead=’Германия Гитлера шла от победы к победе. Казалось, уже никто в мире не сможет остановить Третий рейх. Уверенные в своём превосходстве немецкие воздушные асы устремились к Британии. И тут Третий рейх впервые потерпел поражение.
‘ title=>ПВО Британских островов сентября 1938 года опирается на самолёты-бипланы, а зениток имеется лишь 30% от необходимого. Первый « Спитфайр» британское Истребительное командование получило только в июле 38-го в 19-ю эскадрилью в Даксфорде. Самолёты прибывали темпом всего один самолёт в неделю. На « харрикейнах» летали, по состоянию на сентябрь 1938 года, четыре эскадрильи ( 3-я, 56-я, 73-я, 87-я) из двадцати девяти. Бипланы « Гладиатор» считались новыми самолётами, поступавшими в передовые эскадрильи с 1937 года.
Более старые бипланы « Гонтлет» и « Демон» всё ещё составляли ядро Истребительного командования. Они оставались в строю до августа-декабря 1939 года. Хуже того — англичане тогда ещё не решили проблему замерзания пулемётов на больших высотах.
На высоте больше 4,5 тысяч метров истребители ПВО Британии превращались в « голубей мира».
Считалось, что уже в первую неделю немецких налётов потери населения Британии составят около 50 тысяч человек. Оценки, как показала практика, завышенные, но оперировали именно ими. Стремление Чемберлена избежать войны осенью 38-го любой ценой становится как минимум объяснимым.
Друг на востоке
Союзникам часто пеняют на отказ в 1938 году от помощи Иосифа Сталина. Красный воздушный флот мог сказать своё веское слово в войне. Однако давайте посмотрим на ситуацию глазами западного истеблишмента.
Дипломатическая « Цусима»
Обескураженные прискорбным состоянием авиации своих стран, лидеры отправились в Мюнхен — в объятия Гитлера и Муссолини. Воздушная дипломатия Чемберлена в тот момент сыграла против него. Он летел без помощников и даже без главы Форин Офис ( министерства иностранных дел Великобритании. — Прим. ред.) лорда Галифакса. Английский премьер, по существу, оказался на саммите неподготовленным. Кроме того, его сразу отсадили от Даладье и союзники не могли даже словом переброситься. Злые языки потом говорили, что Даладье был в этот момент просто слегка пьян.
Именно в такой обстановке подписали соглашение, отдавшее Гитлеру Чехословакию и её арсенал. Англия и Франция выиграли время, но проиграли свой статус опоры демократии и справедливости. Чемберлен смог лишь добиться подписания Гитлером пресловутого « листка бумаги» — общей декларации о « консультациях» при возникновении спорных вопросов между двумя странами.
Впрочем, те же самые Невилл Чемберлен и Эдуар Даладье « странная война». Впрочем, такая ли уж странная?
‘ title=>объявят войну Гитлеру 3 сентября 1939 года. Тогда подавляющее большинство эскадрилий Истребительного командования ( 26 штук) уже будут перевооружены на « харрикейны» и « спитфайры». Неудивительно — ведь в 1938 году 85% военного бюджета отдали ВВС. Во Франции Даладье в октябре 1938 года обратился за помощью в перевооружении ВВС к американцам.
На вопрос о готовности страны к войне в 1939 году французские военные дружно ответят: « Мы готовы!»
Да, можно сказать, что и Даладье, и Чемберлен лично отвечали за подготовку своих стран к войне. Провалы на этом поприще вынудили их пойти на соглашение в Мюнхене. Именно в этом состоит исторический урок событий 80-летней давности. Он про военную промышленность, а не про хитрые планы.
110 лет жестокому провалу российской дипломатии
Аккурат, 110 лет назад наши дорогие соседи – двуединая монархия Австро-Венгрия, подсунули России замечательную подлянку: 5 октября 1908 года была аннексирована Босния и Герцеговина.
В Вене объяснили аннексию тем, что обо всем договорились с российским министром иностранных дел Александром Извольским. С ним на самом деле в неформальной обстановке договорились, что когда-нибудь, при удобном случае и при условии, что Россия получит, например, Проливы. Фактически Извольский был обманут, поэтому он дезавуировал слова о поддержке Россией аннексии.
Россия официально аннексию не признала, а Сербия вообще собралась воевать. Все шло к войне, кризис тихо накрывал Европу. Но тут России выложила требования еще и Германия. Фактически кайзер выставил ультиматум – Россия должна признать аннексию. И Петербург уступил.
Это поражение во внешней политике современники назовут «Дипломатической Цусимой». По сути, именно этим оно и было. Вся балканская политика России потерпела фееричный крах, не меньший, чем поражение в русско-японской войне.
Кстати, об этом моменте тоже стоит помнить тем, кто славит государя императора Николая II. Это был не настолько громкий провал как падение Порт-Артура и разгром при Цусиме. Но по последствиям, наверное, даже больший. После этого дорога к большой войне стала еще более открытой. До выстрелов в Сараево оставалось уже немного лет. А там и до августа 14-го недалеко. Но кто об этом тогда думал…