Что такое око со косицею

Где Илья Муромец победил Соловья Разбойника, почему его называют старым казаком и другие факты о русском богатыре

скриншот из мультфильма «Илья Муромец и Соловей Разбойника». Взят с сайта https://tv.pgtrk.com

Как у той ли то у Грязи-то у Черноей.

Славный богатырь Илья из города Мурома, из села Карачарова направлялся к славному городу Киеву в былине «Илья Муромец и Соловей Разбойник». Но на пути к городу он встретился с «силой черною», которая превратила дорогу к Киеву в непреодолимое препятствие:

«Прямоезжая дорожка заколодела,
Заколодела дорожка, замуравела.
А й по той ли по дорожке прямоезжею
Да й пехотою никто да не прохаживал,
На добром коне никто да не проезживал.
Как у той ли то у Грязи-то у Черноей,
Да у той ли у березы у покляпыя,
Да у той ли речки у Смородины,
У того креста у Леванидова. » «Илья Муромец и Соловей Разбойник»

В былине достаточно подробно описывается место, где прочно обосновался и бесчинствовал Соловей Разбойник. Однако, это местоположение не установлено. Недалеко от Курса есть село Смородинное. В том же Курско-Орловском крае несколько местностей именуется Грязью. Этими местами мог ехать Илья Муромец. Река Смородина вместе с тем и сказочна, а кресты ставили над могилами умерших в дороге.

Старый-от казак да Илья Муромец.

Еще в нескольких местах богатыря русского называются «старым казаком»:

«А й тут старыя казак да Илья Муромец
Да берет-то он свой тугой лук разрывчатый. «

Именование Ильи казаком появилось в былинах сравнительно поздно: возможно, в XVI веке. На протяжении истории имя и биография богатыря претерпевали изменения, так как менялась сама жизнь на Руси. В более ранних версиях, например, Илью именуют боярским сыном. После разгрома татарами за Муромцем закрепилось крестьянское происхождение.

Соответственно в более позднее время и преимущественно в северных районах России Илью Муромца стали называть казаком, хотя казаков в этот период не существовало. Это название пришло на Русь во времена ордынцев и обозначало низшее военное сословие. А в Поволжье «казаками» называли даже тех, кто ходил в море. Известный историк Д.И. Иловайский считает, что слово «казак» стало применительно к Илье Муромцу, благодаря его тезке, который «казаковал» в Смутное время и своей лихой жизнью был широко известен.

Название Ильи Муромца старым может указывать на то, что по тем временам богатырь совершил свои подвиги по защите русской земли, будучи уже зрелым мужчиной.

Око со косицею

«А он стрелочку каленую накладывал,
Он стрелил в того-то Соловья Разбойника,
Ему выбил право око со косицею. «

Журнал «История», Валерий Ярхо.

Источник

Анализ былины. План анализа былины Краткий пересказ былины. Из села Карачарово, которое находилось возле города Мурома, выехал удаленький дородный добрый молодец

Местные жители были очень благодарны Илье Муромцу, которого называли своим спасителем и предлагали остаться в Чернигове в качестве воеводы. Однако богатырь не собирался оставаться, и попросил показать дорогу «в стольный Киев-град». Люди рассказали ему, что в Киев вели две дороги: длинная и короткая. Длинная дорога была спокойной, проверенной, и по ней можно было без лишних приключений добраться до Киева. Также в город вела и более короткая дорога. Но она была непротоптанная, непроезженная, потому как была невероятно опасной. На этой дороге сидел «Соловей Разбойник Одихмантьев сын», который обладал удивительным даром – он свистел так громко, что все живое в округе тут же погибало: травы и цветы осыпались, деревья к земле приклонялись, а люди, если ненароком оказывались поблизости, тут же падали замертво.

Не испугался Илья Муромец рассказов о Соловье Разбойнике, и отправился в Киев по короткой дороге. Подъехав к реке Смородине, богатырь услышал звериный рык лихого разбойника. Свист был такой силы, что даже могучий конь Ильи Муромца шел, спотыкаясь. Богатырь, прикрикнув на своего верного коня, натянул тетиву лука и выстрелил в Соловья Разбойника, «выбил право око со косицею». Пристегнув злодея к стремени, Отправился Илья в Киев.

Тем временем в «гнездышке да соловьиноем» осталось три дочери. Заметив, что их отца увез с собой богатырь, они позвали на помощь своих мужей. Зятья Соловья Разбойника решили жестоко отомстить богатырю, но разбойник велел им бросить «рогатины звериные» и пригласить Илью отобедать в их дом. Соловей понимал, что богатырь обладал невиданной силушкой, и хотел с ним договориться. Однако Илья Муромец отказался от этого предложения, и продолжил свой путь в Киев, к князю Владимиру.

Илья Муромец – богатырь, обладавший невероятной физической силой, добрый и справедливый человек, заступник всех слабых и угнетенных.

(Полное былинное имя — Илья Муромец сын Ивана.) — один из главных героев древнерусского былинного эпоса, богатырь, воплощающий народный идеал героя-воина, народного заступника. У Кмиты Чернобыльского (XVI век) Илья — Муравленин, а не Муромец, у Эриха Лассоты (XVI век) — Илья Моровлин, в некоторых былинах XVII века — Илья Мурович или Илья Муровец.

Согласно былинам, богатырь Илья Муромец до 33-х лет (возраста, в котором погиб и воскрес Христос) «не владел» руками и ногами, а затем получил чудесное исцеление от старцев (или калик перехожих). Кто они — во всех советских изданиях опущено; в дореволюционном же издании былины считается что «калики» — это Христос с двумя апостолами. Калики, придя в дом к Илье, когда никого кроме него не было, просят его встать и принести им воды. Илья на это ответил: «Не имею я да ведь ни рук, ни ног, сижу тридцать лет на седалище». Они повторно просят Илью встать и принести им воды. После этого Илья встаёт, идёт к водоносу и приносит воду. Старцы же велят Илье выпить воду. Илья выпил и выздоровел, после второго питья ощущает в себе непомерную силу, и ему дают выпить третий раз, чтобы уменьшить её. После, старцы говорят Илье, что он должен идти на службу к князю Владимиру.

В былине «Святогор и Илья Муромец» рассказывается, как Илья Муромец учился у Святогора; и умирая, тот дунул в него духом богатырским, отчего силы в Илье прибавилось, и отдал свой меч-кладенец.

Лишь немногие былинные сюжеты с именем Ильи Муромца известны за пределами губерний Олонецкой, Архангельской и Сибири (Сборник Кирши Данилова и С. Гуляева). За пределами названных областей записаны доселе только немногие сюжеты:

В средних и южных частях России известны только былины без прикрепления Ильи Муромца к Киеву и кн. Владимиру, и наиболее популярны сюжеты, в которых играют роль разбойники (Илья Муромец и разбойники) или казаки (Илья Муромец на Соколе-корабле), что свидетельствует о популярности Ильи Муромца в среде вольнолюбивого населения, промышлявшего на Волге, Яике и входившего в состав казачества.

Прозаические рассказы об Илье Муромце, записанные в виде русских народных сказок и перешедшие к некоторым неславянским народам (финнам, латышам, чувашам, якутам), также не знают о киевских былинных отношениях Ильи Муромца, не упоминают князя Владимира, заменяя его безымянным королем; содержат они почти исключительно похождение Ильи Муромца с Соловьём-разбойником, иногда и с Идолищем, называемым Обжорой, и приписывают иногда Илье Муромцу освобождение царевны от змея, которого не знают былины об Илье Муромце.

Былина повествует о двух героических событиях, в которых участвует Илья Муромец: бой с войском врага – «силушкой», которой было «черным-черно», и победа над Соловьем-разбойником.

Источник

Пространство
русских сказок и былин

Обучающий лингвокультурологический
проект ИРЯиК МГУ

Илья Муромец

Илья Муромец — былинный герой, самый известный русский богатырь, сильный и смелый защитник земли русской

Соловей-разбойник

Соловей-разбойник — былинный персонаж, лесное чудовище, которое своим свистом поражает всё живое

Князь Владимир

Князь Владимир — исторический персонаж, киевский князь, глава русского государства в Х веке. В былине показан нерешительным, слабым и подозрительным

Муром

Муром — город Муром

Карачарово

Карачарово — село Карачарово, недалеко от Мурома

Киев — город, стольный Киев-град — столичный город

Чернигов

были́ны

были́ны — это эпические песни русского народа о героических подвигах богатырей

богатырь

богатырь — сильный, мужественный, храбрый и справедливый защитник русской земли от врагов

мо́лодец

мо́лодец — сильный, смелый мужчина

церковь

заутреня

заутреня — церковная служба, которая проходит рано утром

обеденка

обеденка — обедня, церковная служба, которая начинается не позднее 12 часов дня

ворон

ворон — большая чёрная птица, чёрные вороны в былине — символ вражеской злой силы

войско

войско — историческое название армии князя

воевода

воевода — глава войска

зверь

зверь — животное. В этой былине страшное и опасное

берёза

пала́ты

пала́ты — дворец князя, жилые помещения, самая большая комната, палаты из белого камня

те́рем

те́рем — красивый дом в древней Руси

богатырский конь

белокаменные пала́ты

белокаменные пала́ты — палаты из белого камня

буйная голова

буйная голова — голова у человека, который сам спокойно не живёт и другим не даёт, который постоянно рискует, никого и ничего не боится

черным-черно

черным-черно силушки — очень много врагов

по-соло́вьему

по-соло́вьему (свистеть) — свистеть как соловей

по-звери́ному

по-звери́ному (кричать) — кричать как зверь

в полсвиста

в полсвиста — свистеть не в полную силу

в полкрика

в полкрика — кричать не в полную силу

Русь — земля русская

Главная chevron_right Русские народные былины chevron_right Илья Муромец и Соловей Разбойник

Илья Муромец и Соловей Разбойник

Уровень

Илья Муромец — былинный герой, самый известный русский богатырь, сильный и смелый защитник земли русской

Соловей-разбойник — былинный персонаж, лесное чудовище, которое своим свистом поражает всё живое

Князь Владимир — исторический персонаж, киевский князь, глава русского государства в Х веке. В былине показан нерешительным, слабым и подозрительным

Географические названия

Муром — город Муром
Карачарово — село Карачарово, недалеко от Мурома
Киев — город, стольный Киев-град — столичный город
Чернигов — город

Имена существительные
Были́ны — это эпические песни русского народа о героических подвигах богатырей,
богатырь — сильный, мужественный, храбрый и справедливый защитник русской земли от врагов
мо́лодец — сильный, смелый мужчина
церковь
заутреня — церковная служба, которая проходит рано утром
обеденка — обедня, церковная служба, которая начинается не позднее 12 часов дня
конь — лошадь
ворон — большая черная птица, чёрные вороны в былине — символ вражеской злой силы
войско — историческое название армии князя
воевода — глава войска
зверь — животное. В этой былине страшное и опасное
берёза
пала́ты — дворец князя, жилые помещения, самая большая комната, палаты из белого камня
лук
те́рем — красивый дом в древней Руси

Глаголы
(найдите значениям в словаре)

Успевать — успеть
сражаться — сразиться
кричать — закричать
свистеть — засвистеть,
стрелять — выстрелить
приветствовать — поприветствовать
обманывать — обмануть
рычать — зарычать
прятаться — спрятаться

Устойчивые словосочетания

брать/взять в плен
устоять на ногах
отрубить голову

Имена прилагательные

Наречия

черным-черно силушки — очень много врагов
по-соло́вьему (свистеть) — свистеть как соловей
по-звери́ному (кричать) — кричать как зверь
в полсвиста — свистеть не в полную силу
в полкрика — кричать не в полную силу

Адаптированный текст

В один прекрасный день сильный и мужественный богатырь Илья Муромец выехал из дома родного, из села Карачарова, и поехал в Киев сражаться за землю родную, за князя Владимира. Утром он был на утренней службе в церкви в городе Муроме, а уже к обедне планировал приехать в Киев.

«Из того ли то из города из Мурома,
Из того села да Карачарова
Выезжал удаленький дородный добрый молодец.
Он стоял заутреню во Муроме,
А к обеденке поспеть хотел он в стольный Киев-град».

Дорога шла через город Чернигов. Когда Илья подъехал к Чернигову, то увидел, что окружили город войска вражеские, как чёрные вороны.

«У того ли города Чернигова
Нагнано-то силушки черным-черно,
А й черным-черно, как чёрна ворона».

Сразился Илья с тем войском и победил его.

Жители города Чернигова просили богатыря стать их воеводой, но Илья не согласился, а попросил показать ему дорогу в Киев. Узнал Илья, что в Киев ведут две дороги: длинная и короткая. Но по короткой дороге никто не ходит и не ездит, потому что там сидит на высоком дереве Соловей-разбойник, который свистит как соловей, рычит как зверь. Он рычит и свистит так страшно, что всё живое вокруг погибает.

«А то свищет Соловей да по-соловьему,
Он кричит, злодей-разбойник, по-звериному,
И от его ли то от посвиста соловьего,
И от его ли то от покрика звериного
Тёмны лесушки к земле все приклоняются, —
А что есть людей — то все мертвы лежат».

Была и другая дорога, безопасная. Но была она в два раза длиннее.

«Прямоезжею дороженькой — пятьсот есть вёрст,
А й окольноей дорожкой — цела тысяча».

Поехал Илья на своём коне богатырском прямой дорогой. Быстро проехал через реки и горы.

Подъехал Илья к высокой берёзе. Увидел его Соловей-разбойник да как засвистит, да как закричит! Даже конь богатырский не мог идти дальше. Выстрелил Илья из своего лука Соловью-разбойнику прямо в глаз. И упал тот на землю.

«Он стрелил в того-то Соловья Разбойника,
Ему выбил право око со косицею,
Он спустил-то Соловья да на сыру землю,
Пристегнул его ко правому ко стремечку булатному. »

Взял Илья Муромец Соловья-разбойника в плен и поехал дальше своей дорогой.

Когда наш богатырь приехал в Киев, князь Владимир обедал. Илья оставил на улице своего коня и Соловья-разбойника, вошёл в палаты белокаменные, поприветствовал князя и всех его гостей. Начал князь расспрашивать мо́лодца, откуда он, как его зовут и кто его родители.

Рассказал Илья князю Владимиру, что ехал он из родного города Мурома в стольный город Киев по короткой дороге. Не поверил Илье князь, сказал, что тот обманывает его и в глаза смеётся. Знает князь Владимир, что около Чернигова стоит вражеское войско, что там птица не пролетит, зверь не пробежит, да и воин на коне не проедет. А дальше на этой дороге, на высокой берёзе, сидит Соловей-разбойник.

«Говорил ему Владимир таковы слова:
— Ай же мужичища-деревенщина,
Во глазах, мужик, да подлыгаешься,
Во глазах, мужик, да насмехаешься!»

Рассказал тогда Илья князю о своих победах. И захотел Владимир посмотреть на Соловья-разбойника.

«Он выходит-то на свой-то на широкий двор
Посмотреть на Соловья Разбойника.
Говорил-то ведь Владимир-князь да таковы слова:
— Засвищи-тко, Соловей, ты по-соловьему,
Закричи-тко ты, собака, по-звериному».

Засвистел злодей по-соловьиному, зарычал по-звериному. От его свиста соловьиного, от его рыка звериного терема наклонились, а люди «. все мертвы лежат».

Испугался князь Владимир, спрятался под шубой. Только Илья устоял на ногах. Сел он на коня, вывез Соловья-разбойника в поле и отрубил ему буйную голову со словами:

«Хватит тебе свистать да по-соловьему, кричать да по-звериному,
Хватит тебе слезить да отцов-матерей,
Хватит тебе вдовить да жен молодыих и сиротать да малых детушек».

И стали после этого все называть Илью Муромца первым богатырём русским.

Адаптация текста Т.В. Шарикова

Илья Муромец — это не вымышленный персонаж, а реальный человек, ставший героем былин.

Предполагают, что родился он около 1143 года в селе Карачарово под Муромом во Владимирской области в крестьянской семье.

С детства и до 33 лет Илья был парализован, не мог ходить, а потом чудесным образом выздоровел.

Много лет служил Илья Муромец в дружине киевского князя Владимира Мономаха. Всегда был первым богатырём в борьбе с врагами.

«Я простой русский богатырь, крестьянский сын. Я спасал вас не из корысти, и мне не надо ни серебра, ни золота. Я спасал русских людей, красных девушек, малых деточек, старых матерей. Не пойду я к вам воеводой в богатстве жить. Мое богатство — сила богатырская, мое дело — Руси служить, от врагов ее оборонять».

Однажды в бою Илья был тяжело ранен. Ушёл в монастырь и стал монахом.

Умер Илья Муромец примерно в 1188 году, примерно на 45-м году жизни.

Русские люди до сих пор чтут память славного богатыря, святого Ильи Муромца.

Источник

Лев Прозоров Времена русских богатырей По страницам былин — в глубь времён Оглавление

Главная > Документ

Ему выбил право око со косицею (косица – висок).

Все три ведущих школы дореволюционного былиноведения (из которых к началу XX века ведущие позиции занимала историческая, мифологическая же почти совсем угасла) имели свои сильные стороны и свои крайности.

С критикой этих крайностей и с указанием на необходимость объединения усилий трёх ведущих направлений былиноведения выступил Н.Н. Трубицын. «Успешное изучение былевого творчества, – говорил он, – может быть. гарантировано лишь условием сочетания этих трёх принципов».

Статья с этими словами была опубликована в 1915 году. Стране, вовлечённой в мировую мясорубку, катящейся к чудовищной смуте, было не до древнего эпоса, и призыв Трубицына остался не услышанным.

Глава 4. Дискуссии по вопросам
эпоса. Советское былиноведение

Разумеется, по приходу к власти большевиков дни господствовавшей тогда в русском былиноведении исторической школы были сочтены. Два с лишним десятилетия её существования после переворота объясняются лишь тем, что у новой власти хватало других дел.

Одно только главенствующее положение исторической школы в старой России само по себе служило приговором. А уж подчёркнутое провозглашение роли древнерусской аристократии как творца эпоса, и народа как не очень радивого хранителя.

Это в стране, где аристократизм вычёркивался – вместе с носителями – из всех сфер жизни, из жизни, как таковой, а «народ» был превращён в идола (одновременно с истреблением десятков миллионов людей, этот «народ» составлявших, с разрушением уклада их жизни).

Ещё в 1909 году «буревестник» будущих хозяев страны разразился, пожалуй, пиком народнопоклонничества русской интеллигенции – неграмотной и истеричной статьёй с названием, звучащим как диагноз: «Разрушение личности».

В ней он с небывалой агрессивностью отстаивал вековой давности романтические тезисы о «народе‑творце»:

Насколько хорошо Алексей Максимович знал то, что писал, видно из того, что к «народному творчеству» он отнёс Прометея, возвеличенного интеллигентом Эсхилом (в народной мифологии эллинов этот персонаж – мелкий вороватый прохиндей и пакостник, огонь же людям даёт бог‑кузнец Гефест), индивидуальное творение Гомера – «Илиаду» и «Калевалу», авторскую поэму, на основе карельских рун созданную Ленроттом.

Остаётся удивляться, отчего к народному творчеству не отнесены «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели, которого наизусть знали многие грузинские крестьяне, или, скажем, «Божественная комедия» Данте. А насколько он действительно знал и уважал русский народ – видно из того, что он умудрился поставить в один ряд со Святогором, Ильёй Муромцем и Микулой Селяниновичем. Сатану!

И вот этот‑то человек стал законодателем в новом, «пролетарском», литературоведении.

Не может не поражать гражданское и исследовательское мужество тех учёных, что в страшных условиях «сплошного мышления всего народа» отстаивали научную истину: былина «отнюдь не является продуктом творчества крестьянского класса. Последний является лишь наследником других социальных групп. На долю крестьянства едва ли придётся сложение хотя бы одного былинного сюжета.

Наиболее существенным фактом этой крестьянской переработки является превращение важнейшего былинного героя Ильи Муромца в крестьянского сына из города Мурома села Карачарова вместо прежнего Муравленина».

Б.М. Соколов, писавший эти строки в 1929 году, полагал, что причиной такому превращению послужил уже знакомый нам казак Илья Иванович Коровин из‑под Мурома.

Но годы, когда подобные вещи можно было говорить и писать безнаказанно, стремительно катились к концу. Последним, кто критиковал историческую школу с научных позиций, был саратовец А.Ф. Скафтымов.

Потом с её представителями начали «говорить по‑другому».

Я согласен, читатель, с теми, кто считает, что Сталин, который в те годы прибирал к рукам власть в молодой Советской державе, был гением. Но даже для гения задача, которую он поставил перед собой, была неразрешима – как неразрешима была бы для него и любого другого задача вечного двигателя.

Сталин пытался построить империю, Русское государство, на основе изначально антинациональной и антигосударственной идеи Маркса и Энгельса. Задача потребовала от него обращения к корням, к истокам русской культуры – и вождь обратился к ним.

Но идеология не оставляла места для идей аристократии и требовала оставить имя творца только за «народом». И Сталин взялся за решение этой неразрешимой задачи со всей силой и неутомимым упорством, отличавшими этого человека.

«Дискуссия по вопросам эпоса», развернувшаяся с подачи вождя в советской прессе в середине тридцатых, на долгие десятилетия заморозила любые исследования происхождения былин. Было решено считать их «народным творчеством» – и точка.

«Теория» – а на деле всего лишь признание факта – княжеско‑дружинного происхождения былинного эпоса была заброшена на многие годы. Рыбаков, споря с Проппом, отмечал, что есть черта, объединяющая его с соперником – решительное неприятие «аристократической теории происхождения эпоса».

Даже когда советские учёные наткнулись на факты, в очередной раз подтвердившие правоту Всеволода Миллера, – ничего не изменилось.

В разгроме старой исторической школы, пожалуй, одно только и было хорошо – вместе с нею рухнула идея об исключительной связи былин с Киевским и даже Московским государством. Это расчистило путь для исследований догосударственной старины в былинах.

«Русские имели эпос задолго до образования Киевского государства. На Киевскую эпоху падает его расцвет. Подобно тому, как советские историки не начинают русской истории с образования Киевской Руси, мы не можем начинать историю русского эпоса с образования киевского цикла былин», – писал В.Я. Пропп в труде «Русский героический эпос».

Сейчас ученики и последователи Владимира Яковлевича иногда изображают его противостояние с Борисом Александровичем Рыбаковым как этакое столкновение свободномыслящего, не зашоренного идеологией учёного с академическим чиновником‑сталинистом.

Разумеется, это не так. Пропп был таким же сыном своего времени и своей страны, как и Рыбаков. И надобно ещё посмотреть – кто из учёных ревностней следовал велениям времени.

Вот Пропп спешит очистить «народ» от подозрений в идеализме и мистике. «В былине прямой веры в оборотничество уже нет, оно использовано только, как поэтический приём». Это про былину о Вольге‑Волхе.

А вот про Садко: «образ морского царя не составляет уже предмет веры. Он – поэтическое олицетворение моря».

Вера в оборотней не исчезла до сих пор – про бабку пишущего эти строки трезвые и здравомыслящие в общем‑то люди рассказывали, что она перекидывалась медведицей и чёрной кошкой. А уж во времена, когда записывали былины, эта вера и вовсе была всеобщей – по крайности, среди тех, кто былины пел.

И о каком «поэтическом приёме» можно говорить, когда Волх то загоняет в сети рыбу, обернувшись щукой, то превращает своё войско в муравьёв, чтобы забраться во вражью крепость?

«Поэтический приём» – это когда в «Слове о полку Игореве» Ярославна говорит, что «полетит кукушкой по Дунаю» – хотя так ни в кого не превращается и никуда не летит. Это когда муж Ярославны, князь Игорь, из плена половецкого «соколом полетел», а его спутник‑пособник, половец Овлур, «волком побежал», – ещё можно говорить о «поэтическом приёме» – хотя и на «Слове» лежит тень «настоящих» оборотней вроде Велесова внука Бояна или князя‑чародея Всеслава Полоцкого.

«Поэтическому олицетворению моря» русские крестьяне ещё в XIX веке приносили в жертву коней – животных, скажем так, не лишних в хозяйстве. К нему взывали в заговорах знахари («царь водяной и царица водяная, дайте воды на здоровье»), у него наряду с повелителями Земли и Неба просил на сон грядущий прощения русский мужик:

прости мою душеньку грешную».

Если всё это не вера – то, что тогда вера? Кроме материализма, учёный «обогатил» былины прогрессизмом («эпос. смотрит в будущее») и, конечно же, классовым сознанием («в Илье пробуждается сознание своей классовой принадлежности»).

Последнее, честно говоря, к марксовой науке о классах никакого отношения не имеет, поскольку бродячий воитель Илья никак с производством не связан, а стало быть, и ни к какому «классу» не может принадлежать – типичный «деклассированный элемент».

Более того, в двух былинах, где Проппу было угодно усмотреть классовую борьбу («Ссора Ильи с Владимиром» и «Хотен Блудович»), главные герои оказываются хозяевами холопов‑«паробков». То есть – о ужас! – принадлежат к классу. рабовладельцев!

Однако же, читатель, оставим разбор подобных нелепостей в фундаментальном труде Проппа. Заметим только, что Рыбаков, хотя и не всегда удерживался от натяжек, не подгонял настолько древний эпос под «линию партии».

Впрочем, как писал сам Владимир Яковлевич в предисловии к другой работе, «мы не будем их в этих ошибках винить – их делали величайшие учёные; дело в том, что они не могли мыслить иначе, что их мысли были обусловлены эпохой, в которой они жили, и классом, к которому они принадлежали».

Нам любопытнее, читатель, выявленные Проппом в былинах следы первобытной древности. Это, несомненно, племенной характер войн Вольги‑Волха, отражение погребальных обрядов в былине о Михаиле Потыке и так далее.

Впрочем, и в этой бочке не без ложки дёгтя – часто исследователь, сделав поразительно верное и меткое наблюдение, тут же даёт ему столь же поразительное толкование. Так, перебрав ряд былин о сватовстве («Иван Годинович», тот же «Михайло Потык», «Дунай»), Пропп делает верный вывод, что в эпосе резко осуждена женитьба на чужеземках и одобряется брак со «своими», эндогамия, говоря по‑научному.

Но, сделав это наблюдение, Пропп отчего‑то приходит к выводу, что былины эти отразили становление русского государства. Однако же государство‑то не эндогамно! Эндогамно племя. Открытая Проппом черта былин уводит нас в глубь веков – во времена складывания племени из отдельных родов.

Благодаря отказу от поисков в былинах исторической конкретики в духе Всеволода Миллера и его учеников, Пропп обнаружил в эпосе много таких очень древних черт, которыми его предшественники пренебрегали, а то и вовсе не замечали их. Но тот же отказ, отказ от идеи датирования былин вообще, помешал исследователю правильно оценить важность находок.

Его последователи не исправили, а усугубили ошибки учителя – я прежде всего о том же Борисе Путилове.

Надо отметить две интересные работы, появившиеся в свет вскоре после выхода «Русского героического эпоса» Проппа.

И.П. Цапенко в книге «Питания розвитку герoiчного епосу схiдних слов’ян» (1963) пользовался в основном методами исторической школы. Но изучение отношений былинных героев привело его к выводу, что былины возникли до Средневековья, в эпоху военной демократии.

«Никто не может доказать, – писал киевский исследователь, – что в Киеве не было какого‑нибудь вождя по имени Владимир, который жил бы в докняжеский период». Такое «посягательство на основы» не прошло незамеченным. Реакция основателей новой исторической школы не заставила себя долго ждать.

Однако кроме эмоций и громких слов («договорились до», «стремясь увести», «даже») оба почтенных ученых мало что смогли противопоставить сомнениям Цапенко. А основания для этих сомнений, как мы увидим, читатель, есть, и немалые. И недаром правоверный «историк» Д.С. Лихачев писал примерно в то же время:

«Эпические социальные отношения не вполне совпадают с особенностями жизни Киевского времени и рисуются в чертах, типичных для более раннего (выделено мною. – Л. П.) времени». Впрочем, на том ученый и остановился.

В 1965 году геохимик В.В. Чердынцев завершил работу «Черты первобытно‑общинного строя в былинах». На целом ряде примеров в ней показывалось, что изображённое в былинах общество в целом относится к догосударственным временам.

Но даже более ценным, чем отдельные находки, был сформулированный Чердынцевым метод исследования и датировки былин: «Необходимо выявить те черты социального уклада, которые содержатся в мотивах и сюжетах былин, но не определяют их, поэтому могут сохраняться при эволюции эпоса.

К подобным чертам относятся родственные отношения, брачные условия ( вспомним былинную эндогамию. – Л.П. ), группировки социальных сил, некоторые элементы идеологии былинных героев, условия смерти и погребения».

Напротив, не могли, по мысли исследователя, помочь в датировке былин черты, сохранявшиеся от первобытных времён до «эпохи капитализма». Это всевозможная ворожба (Волха ли Всеславича или Маринки Кайдаловны), вещие сны (царицы Азвяговны в той же былине про Волха), нападения врагов, уплата дани.

К сожалению, «специалисты» пренебрегли работой геохимика, не помог даже одобрительный отзыв Владимира Яковлевича Проппа. Работа его долгие годы лежала в архиве неизданной и увидела свет лишь после смерти учёного, в 1998 году, когда профессиональные историки и фольклористы повторили многие находки и открытия её автора.

Венцом и вершиной школы Проппа можно было бы считать «Былинную историю» Игоря Яковлевича Фроянова и Юрия Ивановича Юдина – но это скорее уже новая ступень былиноведения, и её мы, читатель, рассмотрим отдельно.

Несколько позже фундаментального труда В.Я. Проппа к былинам обратился другой исследователь, которому предстояло возродить историческую школу Всеволода Миллера, естественно, без малейшего намёка на аристократическое происхождение былин – уже не раз появлявшийся на этих страницах Б.А. Рыбаков.

Любопытно, что его первое обращение к былинам лежит скорее в русле трудов Майкова, нежели Миллера. Впервые, кажется, археолог сопоставил известные по раскопкам погребения русов IX–XI вв. с описанием погребения богатыря в былине о Михаиле Потыке.

Оказалось, что былина эта содержит почти буквальное и очень точное описание древнего обряда. К слову, это был бы блестящий довод против идеи Проппа о непрерывной эволюции эпоса – какой смысл был из века в век описывать давно исчезнувший обряд? В нём не было ни патриотизма, ни «классовой борьбы».

Увы, вскоре в запале споров с Проппом и его сторонниками Б.А. Рыбаков сошёл с этого многообещающего пути, предпочтя скользкую тропку подыскивания былинным героям летописных прототипов.

С полной силой это отразилось в его фундаментальном исследовании «Древняя Русь. Предания. Былины. Летописи», вышедшем в 1963 году.

Рассмотрим, читатель, один из примеров подыскивания прототипов – сам Рыбаков считал его, по‑видимому, настолько удачным, что двадцать четыре года спустя повторил его в учебном пособии «Русское народное поэтическое творчество» именно как пример исследования исторической подоплёки былин.

Реальный Тугоркан в 1094 г. женился на дочери великого князя и на правах зятя действительно мог сидеть между Святополком и его дочерью – своей женой. Вдова императора Генриха IV, Евпраксия, в эти годы действительно вернулась на Русь к своему брату Владимиру Мономаху (ок. 1097 г.).

Былинная характеристика легкомысленной и податливой Апраксы‑королевишны вполне совпадает с данными немецких хроник, где Евпраксию называли «королевской блудницей».

В летописи под 1097 годом говорится. что союзник Тугоркана Боняк, очевидно с целью гадания, начал выть в степи по‑волчьи, «и волк ему и начата волки выть мнози». Былина не забыла волков:

Да и едет Тугарин – ох да Змеевиць же

Впереди‑то бужат да два серых волка.

Ни в одной былине с другим сюжетом сопровождающие волки не упоминаются. Комплекс хронологических примет (Владимир Мономах, Тугоркан, Евпраксия Всеволодовна, половецкий хан за княжеским столом, победа над «змеем», волки) позволяет надёжно сближать былину о Тугарине с важными для Руси событиями 1090‑х годов».

На месте покойного академика, читатель, я поостерёгся бы (чтоб не сказать – постыдился) выступать с таким «толкованием», тем паче – дважды. Оно просто напрашивается на ту уничижительную критику, которой подверг её Б.Н. Путилов.

Очевидно, что всё оно основано на первой фразе о том, что эту былину «давно связывают с победой. над Тугорканом». То есть поиск доказательств предпринимается как бы с заранее известным ответом. Отождествление и впрямь давнее – его не избежал даже Пропп.

Очевидно также, что всё оно держится на созвучии имён Тугарина и Тугоркана. Былинный Тугарин не князь и не «царь», как именуют в былинах предводителей степных врагов‑татар. У него нет войска. Он не родич княгини, а её «милый друг».

Тугоркан, кстати, был тестем, а не зятем Святополка: «нашли Тугоркана мёртвого и взял его Святополк, как тестя своего». Его, наконец, побеждает не князь, а богатырь. Так что, кроме созвучия, Тугарина и Тугоркана не объединяет ничего.

А если вспомнить, что имя Тугарин было вплоть до XVI века включительно распространённым древнерусским именем, что в одном из вариантов сказки о Марье Маревне так зовут главного героя‑царевича, а само имя яснее ясного выводится из древнерусского «Туга» – горе, печаль (так звали хорватскую княжну, отсюда же наше «тужить») – то последняя связь между Тугарином и Тугорканом рассыпается.

В случае с волками и вовсе можно ничего не комментировать – натяжка просто режет глаза, однако необходимо отметить, что спутники‑волки, вопреки Рыбакову, ЕСТЬ у ещё одного героя былин – у Сокольника.

Не лучше обстоит дело и с «Евпраксией»‑Апраксой. Всякое её значение для датировки этой былины устраняется тем, что она – жена (а не сестра!) Владимира в огромном большинстве былин Киевского цикла и ничем особенно не связана с этим конкретным сюжетом.

«Королевишна» она потому, что дочь «Ляховецкого» («Политовского», «Поморянского») короля. О её «легкомыслии» поговорим ниже, пока просто заметим, что и здесь ничего общего с «королевской блудницей» западных хроник. В былинах нет «Владимира Мономаха, Тугоркана, Евпраксии Всеволодовны, половецкого хана за княжеским столом».

Рыбаков не отрицал существование у русов докиевского эпоса и даже выявил предположительно его основные темы (войны антов – которых он считал предками русов – с «женоуправляемыми» сарматами, готами, гуннами‑«хиновой»), но в былинах «узнавал» его остатки лишь в тех крайне редких случаях, когда даже его, довольно свободным, как вы, читатель, могли убедиться, методом, их не удавалось свести к летописным «прототипам».

Тем же путём, который историк и филолог Вадим Кожинов едко, но точно сравнил с поведением пьяницы, ищущего потерянный кошелек не там, где потерял, а там, где искать светлее, следовали, к сожалению, и большинство последователей Б.А. Рыбакова.

Однако не все. В статье «К вопросу о времени сложения былин» Р.С. Липец и М.Г. Рабинович вновь, независимо, по‑видимому, от В.В. Чердынцева, сформулировали принципы датировки основ былинного эпоса: «Трудно предположить, что в былинах могли быть введены искусственно архаические термины. Поэтому, когда встречаются ранние и поздние термины, преимущество для хронологического приурочения должно быть отдано более раннему термину».

Вкупе с подробными описаниями в эпосе дружинных погребений IX–XI веков, эти доводы служат не только датировке – «хронологическому приурочению», по громоздкому определению Липец – былин временем не ранее XI века.

Столь глубокое знание дружинного быта былиной позволяет раз и навсегда похоронить теорию «крестьянского» происхождения эпоса как идеологический миф, созданный демократами и недалеко ушедшими от них славянофилами (кто не верит, тот может взглянуть в «Семирамиду» Хомякова, где тот, желая, видимо, похвалить славян, восхищённо описывает их. «плебейство» и «демократизм»).

«Эта истинность и скрупулёзность в воссоздании воинского быта свидетельствуют о сложении былинного эпоса в дружинной, а вовсе не крестьянской среде, где не могло быть такого детального и «интимного» знания всех реалий вооружения».

Женить естественней предмет мужского рода – то есть меч. Он, очевидно, и был в этих эпизодах изначально на месте сабли. Сабля же в эпосе такая же чужачка, как «ружья кремневые» в древнейшей былине про Волха или стрела, входящая в бок врага и выходящая из другого. пулей.

После обстоятельнейшего труда Р.С. Липец «Эпос и Древняя Русь» дружинное происхождение былин следует считать не теорией, а окончательно доказанным научным фактом, не считаться с которым можно, лишь закрыв глаза на действительность «из высоких идейных соображений». Что советское былиноведение, собственно, и сделало.

На этой стороне труда Липец мы останавливаться не станем – всё уже сказано. Нам нужнее разработанная и углубленная методика поиска древнейших слоёв в былинах. «Одним из средств хронологизации былин может быть изучение реалий в них, позволяющих установить нижнюю границу (горизонт), позже которой былины возникнуть не могли в том виде, в котором они дошли до нас. особенно важны в этом отношении почти не изменившиеся «общие места». В этом плане сделано немало, но всё же крайне недостаточно; к тому же многое нуждается в коррективах».

Источник