Что такое оссианическая лирика

28.10.202320.04.2022 admin 0 Comments

Литературные странствия Оссиана

Ю. Д. Левин, Оссиан в русской литературе (конец XVIII- – первая треть XIX века), «Наука». Л. 1980. 206 стр.

Так называемые поэмы Оссиана принадлежат к числу произведений, оказавших наиболее мощное воздействие на литературный процесс XVIII века, Оссианизм стал подлинно всеевропейским литературным движением, взрыхлившим почву для практически одновременного появления романтизма в различных странах.

С выходом новой книги Ю. Левина раскрывается еще одна глава в истории европейского оссианизма. К фундаментальным исследованиям, посвященным распространению поэм Оссиана во Франции и Германии, добавилась работа о судьбе поэм шотландского барда в России. Конечно, Ю. Левин отнюдь не первый, кто касается этой проблемы, но никогда раньше она не ставилась и не решалась с такой полнотой и систематичностью и на таком обширном материале.

Первое, что вырисовывается даже при беглом знакомстве с книгой Ю. Левина и приложенной к ней библиографией русского оссианизма (на библиографии мы остановимся несколько позже), это масштабы изучаемого явления. Становится ясно, что речь идет не о разрозненных эпизодах в творческих биографиях отдельных писателей, но о действенном факторе литературного процесса на протяжении полустолетия: с 70-х годов XVIII века до 20-х годов XIX.

Беспрецедентный успех поэм Оссиана Ю. Левин объясняет тем, что они «отвечали преромантическим тенденциям в европейских литературах» (стр. 15). Преромантическая культура выработала своеобразную эстетическую утопию, считая нецивилизованное состояние общества наиболее благоприятным для поэтического творчества. Соответственно, текст, который считался древним, заранее обладал для читателей второй половины XVIII века особым авторитетом. Но дело состояло в том, что поэмы Оссиана, переработанные Макферсоном с учетом вкусов своего времени, отвечали представлениям эпохи о прошлом гораздо лучше, чем подлинные фольклорные произведения, которые также часто публиковались в этот период. Ю. Левин отмечает целый ряд преромантических черт в поэтике поэм, вызвавших к себе всеобщий интерес. Здесь и концепция «естественного» человека, и психологизм, и значительная роль пейзажа, и «лирический характер повествования» (стр. 15). В связи с последней особенностью отметим жанровое новаторство Макферсона.

Идея о том, что народный дух выражается в героическом эпосе, была тогда общепринятой. К тому же сильно сказывалось влияние поэтики классицизма, считавшей такой эпос высшим жанром. Но время эпоса уже прошло. Макферсон нашел способ примирить это противоречие. Формально его «Фингал» и «Темора» – эпические поэмы, но по сути это коллаж лирических монологов, скрепленных единством поэтического настроения. Обратим также внимание на характер этого настроения. Макферсон проявил немалое чутье, изобразив древнего барда не в зените своей мощи и величия, но дряхлым старцем, поющим о миновавших временах. Через этот образ ему удалось передать свою ностальгию по героическому прошлому. Субъективизируя эпос, Макферсон по существу делал эпическую поэму такой, какой ей следовало бы быть в представлениях его времени.

Подобный эпос легко членился на фрагменты. Ю. Левин анализирует пристрастия русских писателей в выборе отрывков для переводов и переложений. Наибольшей популярностью, как показывает автор, пользовались фрагменты, отличавшиеся повышенной эмоциональностью тона.

Несколько разделов книги Ю. Левина посвящены восприятию поэм Оссиана в литературе русского сентиментализма. Начиная со строк из программного стихотворения Карамзина «Поэзия»: «…Так песни Оссиана, // Нежнейшую тоску вливая в томный дух, // Настроивают нас к печальным представленьям; // Но скорбь сия мила и сладостна душе», – исследователь связывает оссианизм сентименталистов с распространенной среди них философско-этической концепцией «мучительной радости» – возвышенного наслаждения, которое получает душа от созерцания собственных меланхолических переживаний. Он демонстрирует, что «в сознании многих русских литераторов конца XVIII в. Оссиан объединялся с поэтами-сентименталистами» (стр. 21), прежде всего с Юнгом. Анализ приспособления творчества Оссиана к сентиментальным вкусам, который дает Ю. Левин, вполне убедителен, но представляется, что автор преувеличивает чуждость этой трактовки духу источника. Поэмы Оссиана не только воспринимались, но и создавались в связи с сентиментальной поэзией.

Огромный материал, собранный Ю. Левиным, подтверждает, что термины «сентиментальный» и «преромантический» обозначают не разные явления, а грани единого литературного процесса. Так, отношение к Оссиану «одного из ярких представителей русского преромантизма» (стр. 79) Г. Каменева и такого последовательного сентименталиста, как М. Муравьев, носит черты несомненного сходства, а одним из проявлений связанного с оссианизмом «европейского преромантического фольклоризма» в России оказываются «сентименталистские опыты конца XVIII в. по сближению литературы с фольклором» (стр. 62). В этой перспективе открывается возможность подойти к последним десятилетиям XVIII века как к единой литературной эпохе, игнорируя барьеры, разделявшие отдельные группировки. Но этот вопрос выходит далеко за пределы проблематики настоящей рецензии.

Значительные изменения претерпевает восприятие поэзии Макферсона – Оссиана в первой четверти XIX века. Прежде всего, в сознании русских писателей и читателей поэзия эта уже существовала обособленно от породившей ее культуры, что открывало простор для субъективных и во многом произвольных интерпретаций. Страницы, посвященные этому периоду, – одни из самых удачных в книге. Ю. Левин тщательно анализирует, как прочитывали Оссиана декабристы, вкладывавшие в написанные в подражание ему произведения собственное понимание задач и назначения поэзии, как Жуковский в «Эоловой арфе» сочетал оссиановские мотивы с средневековым аксессуаром и темой несчастной любви царской дочери и бедного певца, как лицеист Пушкин преломлял Оссиана в духе Парни. Все это, по точной мысли исследователя, «свидетельствовало о том, что Оссиан как литературное явление утратил в их сознании конкретные черты и особенности, стал своего рода общим понятием, довольно смутным и расплывчатым» (стр. 118).

Это подготавливало произошедший во второй половине 20-х годов упадок интереса к творчеству шотландского барда, который Ю. Левин анализирует в последних разделах своей работы. Надо сказать, что история литературы сама позаботилась об эпилоге для исследования Ю. Левина. Им стало замечательное стихотворение Кюхельбекера «Оссиан (Воспоминание о картине Жироде)», написанное в 1835 году. Осужденный поэт жил в то время жизнью миновавшей эпохи и чувствовал себя, подобно Оссиану, дряхлым обломком великих времен, что и придало силу его произведению. За пределами крепости, где был заточен Кюхельбекер, Оссиан уже мало кого волновал.

Для работ Ю. Левина вообще характерна опора на собственные фундаментальные библиографические изыскания. Эта черта, так сильно проявившаяся в рецензируемой книге, во многом определяет стиль научного мышления автора, который точнее всего было бы определить как позитивный. Прежде всего, это сказывается в том, что Ю. Левину удается избежать соблазна, который с неизбежностью встает перед исследователем, пишущим о литературном влиянии: соблазна преувеличить его масштабы. Он обсуждает только те произведения, в которых ориентация на Оссиана не может быть поставлена под сомнение, исключая многое из того, на что обращали внимание его предшественники. Конечно, материал, находившийся в распоряжении автора, и так достаточно велик, и все же проявленная Ю. Левиным требовательность в отношении критериев отбора составляет ценную особенность его исследования. Тем не менее, думается, нарисованную Ю. Левиным картину можно дополнить одним, но весьма значительным текстом. Речь идет о последних строфах, написанных Державиным.

Мысль о том, что барды своими песнями сохраняют для потомства дела героев, – одна из центральных в поэмах Оссиана и повторяется там бессчетное множество раз. В этом контексте державинская «река времен», которая «топит в пропасти забвенья» не только «народы, царства и царей», но и воплощенную в искусстве память о них («А если что и остается // Чрез звуки лиры и трубы, // То вечности жерлом пожрется//И общей не уйдет судьбы»), полемически соотнесена с размышлениями древнего барда, тем более, что, как отмечает сам Ю. Левин, Державин «воспринял творческие импульсы от оссиановской поэзии» (стр. 35).

Эпоха, открывшая историческое мышление, внезапно столкнулась с бесконечностью истории и с преходящестью не только отдельного человека, но и общественных институтов, которые казались вечными и претендовали на незыблемость. И если Макферсон устами Оссиана противопоставлял разрушительному действию времени вечность поэзии, то Державин полустолетием позже отказывается и от этой иллюзии. Стихотворение, которое он не успел завершить, должно было называться «На тленность».

Помимо строгости при выборе привлекаемого материала, строгость научного мышления Ю. Левина имеет другой, еще более важный аспект. Это взвешенность и аргументированность суждений относительно эволюции русской литературы. Исследователь совершенно отказывается от масштабных и далеко идущих концепций, ограничиваясь выводами, непосредственно вытекающими из собранных им данных. Эту особенность книги Ю. Левина можно, на наш взгляд, только приветствовать, ибо в последнее время не так уж редко появляются литературоведческие работы, в которых глобальность концепций сочетается с приблизительным знанием материала, облегчающим их авторам оперирование вынутыми из контекста и произвольно интерпретированными фактами.

Исследование Ю. Левина, в котором каждое итоговое суждение основано на серьезнейшей изыскательской работе, представляет убедительную антитезу подобной практике.

«Оссиан в русской литературе» – книга, имеющая специальный характер и рассчитанная главным образом на специалистов. И все же, думается, она будет интересна не только историкам русского романтизма и преромантизма. Бытование творчества того или иного писателя в инонациональной литературе – тема, имеющая свои особенности, диктующие литературоведу, так сказать, жанр и поэтику исследовательской работы. Рецензируемая книга – образец такого жанра, образец, мимо которого не может пройти ни один ученый, работающий в данном круге проблем.

Источник

Оссиан: жизнь мистификации

А.-л. Жироде. Оссиан встречает тени павших героев. 1802.

Оссиан (англ. Ossian), правильнее Ойсин (Oisin), а в соответствии с ирландским произношением, Ошин, — легендарный кельтский бард 3 века. От его лица написаны поэмы Джеймса Макферсона и его подражателей.

В честь Оссиана назван кратер на Европе – спутнике Юпитера..

Согласно преданию, Оссиан был сыном легендарного кельтского героя Финна, или Фингала МакКума и его жены Садб, живших в Ирландии в 3 веке. Об обстоятельствах рождения Ойсина повествуется в прекрасной и поэтической саге: «Преследования Диармайда и Грайне» (явно прототип позднейшей повести о Тристане и Изольде).

Как Фингал, так и его сын Ойсин управляли «финиями» или «фениями» (своего рода кельтской военной аристократией), которые составляли в древней Ирландии постоянную армию (фианну), пользовавшуюся огромными привилегиями. Доступ в неё был обставлен разными трудностями; желающий получить звание финия должен был обладать не только военной доблестью, но также быть поэтом и знать все «12 книг поэзии». Страна много страдала от такого привилегированного сословия, заявлявшего притязания даже на ограничение королевской власти. В конце III в. ирландский король Карб вступил в открытую борьбу с фианной, во главе которой стоял Ойсин.

Дж. Рейнолдс. Джеймс Макферсон. до 1792 г.

В середине 17 в. Джеймс Макферсон опубликовал прозаические переводы на английский язык нескольких поэм, принадлежавших, по его словам, барду III века Оссиану. Обстоятельства публикации таковы.

Осенью 1759 г. в курортном городке Моффате (на юге Шотландии) начинающий поэт Джеймс Макферсон, бывший тогда гувернёром при 11-летним Томасе Грэме, познакомился с Джоном Хоумом, автором нашумевшей в то время трагедии «Дуглас» (1756). По свидетельству Хоума, однажды разговор зашёл о старинной поэзии шотландских горцев, и Макферсон сообщил ему, «что в его распоряжении имеется несколько образцов древней поэзии». Хоум не владел гэльским языком (язык кельтской группы, на котором говорили шотландцы), но упросил Макферсона перевести несколько поэм, чтобы Хоум смог составить представление о духе и особенностях гэльской поэзии. Эти переводы произвели на Хоума сильное впечатление, и он поспешил познакомить с ними своих друзей в Эдинбурге — философов Дэвида Юма и Генри Хоума, лорда Кеймса, историка Вильяма Робертсона, политэконома Адама Смита, составлявших т. н. «избранный кружок» Хью Блэрф). Блэр, по его собственному выражению, потрясённый высоким поэтическим духом, которым были проникнуты переводы, пригласил к себе Макферсона и не без труда убедил заняться переводами всех имеющихся в его распоряжении гэльских поэм. Итогом этой работы стало издание в июне 1760 г. г. в Эдинбурге небольшой книжки под названием «Отрывки старинных стихотворений, собранные в горной Шотландии и переведённые с гэльского или эрского языка», содержащей пятнадцать таких отрывков. Имя переводчика не было названо. Успех книги потребовал нового издания, дополненного ещё одним отрывком и осуществлённого в том же 1760 г. В предисловии, которое анонимно написал Блэр, высказывалось предположение, что публикуемые отрывки являются фрагментами большого эпического произведения о войнах Фингала и что многочисленные предания о нём можно ещё разыскать в горной Шотландии.

Блэр уговорил Макферсона оставить место гувернёра и отправиться в горы на поиски уцелевшего гэльского эпоса. После сбора необходимых средств по подписке в конце августа 1760 г. Макферсон отправился в шестинедельное путешествие по графствам Перт, Аргайл и Инвернесс и островам Скай, Саут-Уист, Норт-Уист и Бенбекьюла, входящим в группу Гебридских островов, после чего в октябре приехал в Рутвен. Затем он предпринял второе путешествие на побережье графства Аргайл и остров Малл.

Таким образом, к 1763 г. Макферсон издал две большие поэмы Оссиана — «Фингал» и «Темора» — и 21 малую поэму Оссиана. 11 из 16 фрагментов «древней поэзии» вошли как вставные эпизоды в эти поэмы. Поэмы имели в Шотландии и за ее пределами огромный успех, началась своего рода «оссианомания». Они стали символом этнической гордости шотладцев.

Затем Макферсон обратился к политической деятельности, неоднократно выступал как политический памфлетист и историк, но его публикации на этом поприще особого успеха не имели. Поэтому последовавшее в 1765 г. издание двухтомных «Творений Оссиана» являлось почти точным повторением обоих сборников, только в другом полиграфическом оформлении. Лишь при подготовке издания «Поэмы Оссиана» (перевод на английский язык 1773 г.), не меняя содержания поэм, Макферсон подверг их значительным стилистическим правкам. Тогда же поэмы были расположены в новой, исторической последовательности: том I — «Кат-лода», «Комала», «Карик-тура», «Ойна-морул», «Кальтон и Кольмала», «Сражение с Каросом», «Катлин с Клуты», «Суль-мала с Лумона», «Фингал», «Лаемой», «Дар-тула». «Смерть Кухулина», и др. Более к поэмам Оссиана Макферсон не возвращался.

После публикации «Фингала» на Макферсона обрушились просьбы, переходящие в требования, предъявить подлинные древние рукописи, с которых был выполнен перевод. Макферсон всячески затягивал дело, ссылаясь на свою занятость. Ответом стало издание, содержащее гэльские тексты одиннадцати из поэм Оссиана (включая «Фингала» и «Темору»), вышедшее в 1807 г., уже после смерти Макферсона. Эти тексты, однако, не внесли ясность в вопрос о подлинности поэм Оссиана: по мнению многих исследователей, язык, на котором они написаны, — современный Макферсону гэльский с характерными англицизмами, а сами «оригиналы» — обратные переводы английских «Поэм Оссиана» на гэльский язык. Никаких древних рукописей, хоть сколько-нибудь близких к поэмам Оссиана, до сих пор не найдено, а сами поэмы теперь считаются мистификацией.

Ф. Жерар. Оссиан. Начало 19 в.

В Англии Вальтер Скотт и поэты Озыерной школы и даже Байрон испытали это влияние, но нигде не было оно так прочно, как в Германии, где поэты-романтики (Клопшток, поэты «Бури и натиска») явились его верными адептами, и даже Гёте заставил своего Вертеа сказать:

«Оссиан вытеснил из моего сердца Гомера. В какой мир вводит меня этот великан! Блуждать по равнине, когда кругом бушует буря и с клубами тумана, при тусклом свете луны, гонит души предков слушать с гор сквозь рев лесного потока приглушенные стоны духов из темных пещер и горестные сетования девушки над четырьмя замшелыми, поросшими травой камнями, под которыми покоится павший герой, её возлюбленный!».

Показательно, что до конца 18 в. в Германии было опубликовано четыре полных перевода «Поэм Оссиана» и 34 частичных; а в 20 в. именно в Германии, а не в Великобритании, вышли единственные текстологически комментированные издания «Отрывков» и «Поэм Оссиана».

Итальянский перевод поэм Оссиана, выполненный Чезаротти, сопровождал Наполеона Бонапарта во всех походах, что придало моде на Оссиана во Франции официозный характер: на оссианические сюжеты сочинялись драмы и оперы, а художники Жерар, Энгр и др. писали картины для наполеоновской резиденции Мальмезон.

Оссианизм в русской культуре

Влияние поэм Оссиана легко проследить и в России. Первые отрывки из Оссиана попали в русскую печать уже в 1778 г. г. в переводе романа Гёте «Страдания юного Вертера», в который вместе с восторженным отзывом включены «Песни Сельмы». Вскоре, в 1788 г. г. вышли «Поэмы древних бардов» А.И. Дмитриева, представляющие собой вольный пересказ поэм Оссиана, а первое русское стихотворение на сюжет Оссиана в том же году написал И.И. Дмитриев,Г.Р. Держвин, А.Н. Карамзин, Баратынский, Жуковский и Пушкин, Лермонтов и другие поэты оставили множество переводов и подражаний Оссиану–Макферсону.

А.С. Пушкин. Кольна (подражание Оссиану)

(Фингал послал Тоскара воздвигнуть на берегах источника Кроны памятник победы, одержанной им некогда на сем месте. Между тем как он занимался сим трудом, Карул, соседственный государь, пригласил его к пиршеству;Тоскар влюбился в дочь его Кольну; нечаянный случай открыл взаимные их чувства и осчастливил Тоскара.)

Источник быстрый Каломоны,
Бегущий к дальним берегам,
Я зрю, твои взмущенны волны
Потоком мутным по скалам
При блеске звезд ночных сверкают
Сквозь дремлющий, пустынный лес,
Шумят и корни орошают
Сплетенных в темный кров древес.
Твой мшистый брег любила Кольна,
Когда по небу тень лилась;
Ты зрел, когда, в любви невольна,
Здесь другу Кольна отдалась.

В чертогах Сельмы царь могущих
Тоскару юному вещал:
«Гряди во мрак лесов дремучих,
Где Крона катит черный вал,

Первый полный перевод с очень популярного в 18 в. французского перевода Летурнера сделан Е. И. Костровым, много позже вышел перевод Е.В. Балобановой и пересказ Ю. Д. Левина.

Во второй половине 19 в. поэмы Оссиана были забыты:

«…среди тысячи англичан или шотландцев средней литературной культуры (если только они не горцы) вы не встретите ни одного, кто бы прочёл страницу Оссиана… Макферсоновского Оссиана не читают; отчасти им восхищаются те очень немногие, кто все же прочёл его, а называют его „чушью“ сотни… и в их числе, я полагаю, большинство тех, кого считают современными глашатаями культурного мнения».

Среди поэтов Серебряного века в своем творчестве вспоминали Оссиана Н. Гумилёв и О. Мандельштам.

Для них образ Оссиана стал собирательным образом героев северных саг.

О.Энгр. Сон Оссиана. 1813.

Осип Мандельштам

Я не слыхал рассказов Оссиана,
Не пробовал старинного вина;
Зачем же мне мерещится поляна,
Шотландии кровавая луна?

И перекличка ворона и арфы
Мне чудится в зловещей тишине;
И ветром развеваемые шарфы
Дружинников мелькают при луне!

Я получил блаженное наследство —
Чужих певцов блуждающие сны;
Свое родство и скучное соседство
Мы презирать заведомо вольны.

И не одно сокровище, быть может,
Минуя внуков, к правнукам уйдет;
И снова скальд чужую песню сложит
И, как свою, ее произнесет.

Оссиан и русская литература

На иностранных языках

Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов

Источник

Оссианизм

Европейский Оссианизм восходит к 1760, когда в Эдинбурге были анонимно изданы на английском языке «Отрывки старинных стихотворений, собранные в горной Шотландии и переведенные с гэльского или эрзейского языка». Сборник был подготовлен шотландским школьным учителем Джеймсом Макферсоном (1736-96) и вызвал небывалый интерес. В 1762 Макферсон выпустил под именем легендарного барда кельтов Оссиана (или Ойсина), жившего в 3 веке в Ирландии, книгу «Фингал, древняя эпическая поэма», в 1763 — эпическую поэму «Темора», а в 1765 вышел двухтомник сочинений Оссиана, с которого и начинается европейская известность его поэм. Воспользовавшись записями ирландских сказаний 12 века и шотландскими легендами 16 века, Макферсон выдал свои подражания за перевод. Поэтическим открытием Макферсона стал «оссиановский» пейзаж: «Перед читателем высятся окутанные облаками угрюмые горы и холмы… Пенистые ревущие потоки низвергаются с высоты; бурный ветер проносится над бесплодными равнинами, поросшими вереском и чертополохом, и гонит клубы тумана, поднятые с топких болот и озер; темное море катит белопенные валы на замшелые скалы. И над всем простирается суровое небо, где пролетают мрачные тучи, несущие тени павших героев» (Левин). Полемика по поводу подлинности поэм Оссиана возникла в Англии сразу после первых публикаций: С.Джонсон объявил их вымыслом самого Макферсона. Однако оссиановскую традицию продолжили поэты «Озерной школы» и Дж.Байрон. В Германии и Франции поэмы Оссиана стали вестницами предромантизма. На их основе И.Г.Гердер создал теорию народной поэзии («Отрывки из переписки об Оссиане и песнях древних народов», 1773), а Ф.Г.Клопшток, объявив Оссиана германцем, пытался воссоздать древнюю германскую поэзию. Оссианом увлекались Ф.Шиллер, поэты «Бури и натиска». Гёте включил собственный перевод из Оссиана в роман «Страдания молодого Вертера» (1774). Европейской славе Оссиана способствовал французский перевод П.Летурнера (1777). Оссианизм проявился в поэзии и прозе Ф.Р.де Шатобриана, А.Ламартина, В.Гюго.

Оссианизм в России

В России первое упоминание об Оссиане относится к 1768; в 1788 вышел первый русский перевод А.И.Дмитриева («Поэмы древних бардов»), в 1792—полный прозаический перевод Е.И.Кострова. Оссианизм получил выражение в стихах Г.Р. Державина («На взятие Измаила», 1791; «На взятие Варшавы», 1795 и другие оды), в повестях и «Письмах русского путешественника» (1791-95) Н.М.Карамзина, в трагедии В.А.Озерова «Фингал» (1805), в элегическом творчестве К.Н.Батюшкова, в ранней поэзии В.А.Жуковского и ранних стихах Е.А.Баратынского. Юный Пушкин опубликовал стихотворение «Кольна (Подражание Оссиану)» (1814), а первую песнь «Руслана и Людмилы» (1820) начал заимствованными у Оссиана (поэма «Картон») словами: «Дела давно минувших дней, Преданья старины глубокой». М.Ю.Лермонтов в юношеском стихотворении «Гроб Оссиана» (1830) обращается к легенде о шотландских корнях своего рода. Поэмы Оссиана отозвались в поэзии декабристов (К.Ф.Рылеев, В.К.Кюхельбекер), повлияли на становление русского романтизма. Оссианизм проявлялся и позднее (О.Э.Мандельштам. «Я не слыхал рассказов Оссиана…», 1914).

Слово «Оссианизм» произошло от английского Ossianism.

Источник

Влияние оссианизма на литературу, живопись и парковое искусство

Министерство образования и науки Российской Федерации

ГОУ СПО «ВЫБОРГСКИЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ КОЛЛЕДЖ»

ВЛИЯНИЕ ОССИАНИЗМА НА ЛИТЕРАТУРУ, ЖИВОПИСЬ И ПАРКОВОЕ ИСКУССТВО

специальность 050709 «Преподавание

1. Кельтская мифология как истоки оссианизма………………..5

2. Особенности поэм Джеймса Макферсона…………………….8

3.Черты оссианизма в литературе и живописи…………………11

4. Влияние оссианизма на характер парка Монрепо…………. 17

Его называют скальным пейзажным парком эпохи романтизма, северным романтико-поэтическим парком, еще называют оссианическим.

Характеристикам “пейзажный” и “ романтический” парк посвящено много исследований. Мы же остановимся подробнее на термине “оссианический” парк.

В нашем исследовании мы выясним причину интереса к древней северной культуре, к кельтской мифологии в конце 18 и начало 19 века, в эпоху предромантизма и романтизма. Рассмотрим явление, которое оказало влияние на духовную жизнь европейских стран, включая и садово-парковое искусство.

Предмет – черты оссианизма в литературном и парковом искусстве.

Цель: выявить истоки и сущность оссианизма, на основе чего объяснить в характеристике парка Монрепо понятие “оссианический парк”.

· изучить и проанализировать круг источников по теме;

· выявить понятие “оссианизм”;

· раскрыть черты оссианизма и их влияние на литературу, живопись и парковое искусство.

1. КЕЛЬТСКАЯ МИФОЛОГИЯ КАК ИСТОКИ ОССИАНИЗМА.

Под именем кельтов (римляне называли их галлами) известно сильное и многочисленное племя, в глубокой древности уже заселявшее Европу. (См. карту на слайде № 2) Кельтов считают первыми выходцами из Азии в Европе. Жрецы кельтских богов назывались друидами. Они совершали все свои обряды в дубовых рощах, которые считались священными. В незначительном числе сохранились кельты и до нашего времени в Британии, в Уэльсе, Ирландии и Северной Шотландии. Сохранились устные предания кельтов. Они сходны в шотландском и ирландском творчестве.

Согласно древней ирландской легенде [14], на земле некогда существовали братства фениев — «священные отряды», которые охраняли земли Ирландии от сил тьмы и разрушения. Исследователи считают, что впервые отряды фианов были организованы королем Фиахадом в 300 году до н. э. Эти формирования состояли из трех подразделений, образцом для которых послужили римские легионы. В каждом из этих подразделений в мирное время насчитывалось до трех тысяч воинов, но во время военных действий они получали значительное подкрепление. Главной задачей этих формирований была охрана побережья Ирландии и вообще всей страны; их немедленно перебрасывали в графство, подвергшееся вооруженной агрессии. В течение шести месяцев в зимнее время воины этих отрядов ставились на постой к местным жителям, а в летнее время должны были сами добывать себе пропитание охотой или рыбалкой. Жили они в лесах и на глухих болотах, закаляя организм столь суровыми бытовыми условиями.

Финн был также легендарным бардом.

Остановимся также на этом понятии, т. к. оно важно для нашей работы. Бардами кельты называли членов особенной касты, которая должна была воспевать подвиги храбрейших воинов. Кельты почитали касту бардов даже выше своих королей. Они были и народными певцами, и выполняли обязанности религиозные, отправление которых передавалось от отца к сыну. При каждом храме был свой бард; на него возложена была обязанность воспевать славные деяния бога, которому он служил, За этим высшим классом бардов следовал второй, воспевавший героев на поле сражения. Третий и низший класс составляли барды, жившие при дворе королей.

У Финна было двое сыновей: Фергус и более известный из них, Ойсин (Оссиан Осийн). Фергус Сладостные Речи был бардом фианов, а также, во многом благодаря дару вкрадчивой и медоточивой речи, их дипломатом и посланником на всех переговорах.

А имя второго сына Оссиана из устных преданий шагнуло в другие века и звучит в произведениях до наших дней.

По легенде, когда Финн встретил свою будущую жену, она была превращена в оленя. Финн вернул ей человеческий облик. Но некоторое время спустя проклятье снова вернулось, и беременная Садб, превратившись в олениху, покинула мужа. (Эта героиня эпоса изображена на картине Г. Гаудензи «Богиня Садб» (1994), Говарда Джонсона «Превращение Садб» (1997) и на полотне Энна Луиса Жеродо «Смерть жены Финна Маккула» См слайды № 4) Отсюда имя Ойсена — «молодой олень». Со своим сыном Финн воссоединится только через 7 лет. Оссиан – тоже великий воин и поэт. По легенде Оссиана полюбила за силу и красоту прекрасная Ниам, и он ушел за ней в страну Вечной Юности, беззаботно прожил там несколько веков и потому не видел, как закончились дни фениев. Но однажды его сердце затосковало по прошлому, и он решил вернуться — повидать Финна и фениев. Тогда Ниам дала ему белого коня и заклинала об одном — чтобы он не сходил с него на землю, ибо тогда он превратится в немощного старика и не сможет вернуться назад. Конь перенес его через века. Вернувшись к людям через сотни лет, он не узнал прежних нравов и обычаев, все казалось ему чужим. Люди измельчали, ничего не осталось от великих крепостей. Страдание испытал Осейн от сожаления, что не разделил он судьбу воинов. Не удалось ему вернуться и к Ниам, потому что пришлось ступить ему на землю — и он в мгновенье ока постарел. Безрадостными были его последние дни, оплакивал он фениев и рассказывал о своем отце, о себе и обо всех героях фианы. Старый и слепой, брал он свою арфу, чтобы петь людям о том, что они утратили: о подвигах и битвах героев и красоте дев, о великой доблести и великой любви. Таким Оссиана изобразили, Тончи на литографии «Оссиан» и Жан на своей картине «Сон Оссиана», (Слайд №5), Гиасинто Гаудензи «Бард Оссиан» (1994), (Слайд № 6). Эти сказания и стали называться преданиями Оссиана.

Мифы о Финне и его армии относят к III веку н. э. Но окончательное формирование их закончилось к XII веку. Ученые считают, что образ Финна не имеет исторического прототипа, является мифическим

2 ОСОБЕННОСТИ ПОЭМ ДЖЕЙМСА МАКФЕРСОНА

В XVIII веке шотландский поэт Джеймс Макферсон (слайд № 7) использовал народные песни и сказания для создания образа древнего барда Оссиана [21].

В 1760 г. в Эдинбурге вышла книга автора под названием «Отрывки старинных стихотворений», собранные в горной Шотландии и переведенные с гэльского или эрского языка». Макферсон в предисловии к своему изданию называет себя переводчиком старинной рукописи, сохранившей поэзию барда Оссиана, жившего в Шотландии в III веке. Долгие годы шло расследование о подлинности поэм, и вопрос многие считают спорным. В действительности большинство критиков считают, что «Поэмы Оссиана» являлись произведением Макферсона, использовавшего сюжеты и мотивы фольклора, которые он лишь обработал.

Макферсоновские поэмы Оссиана – это лиро-эпический цикл с центральным героем Фингалом, королем легендарного древнего государства Морвен, располагавшегося на западном побережье Шотландии. Здесь находился королевский дворец – Сельма. Автором поэм объявлялся старший сын Фингала, воин и бард Оссиан, доживший до преклонного возраста и воспевающий подвиги героев былых времен. Цикл состоит из крупных поэм («Фингал» и «Темора») и ряда малых поэы, например «Карик-тура», «Война Инис-тоны», «Кат-лода», «Песни в Сельме» и др.

С первых строк Макферсон задаёт меланхолический дух, который затем пронизывает все произведение и становится первой характерной их чертой:

Война и любовь – две основные темы в поэмах Оссиана. Война составляет главное занятие оссиановских героев, ее дополняет охота. Битвы, погоня за зверями, воинские забавы, пиры неизменно чередуются на протяжении поэм. Войны ведутся против чужеземных пришельцев из Лохлина (Скандинавии), о чем рассказывается в “ Фингале”, против римских захватчиков, о чём повествует поэма «Карос» и против незаконных владельцев престола, чему посвящена «Темора». Главные участники битв, кроме Фингала и Оссиана, – Кумалл, Кухулин, Картон, Оскар, Фергус, Духомор и другие. Самым ярким из них является Кухулин. Теме его героических подвигов посвятили своё творчество несколько художников. Кухулина изобразили Г. Гаудензи на картине «Кухулин», Дж. Лейендеккер на картине «Кухулин в бою» (1992). Скульптуру этого героя мы нашли на здании почтамта в Дублине (слайд №8) А Художник посвятил герою цикл картин: «Непобедимый Кухулин», «Путь к замку Скатах», Чудесное плаванье». (Слайды №9)

Вот как описывается дух битвы:

«Но Фингал явился в силе своей и смеялся бахвальству спесивца. Они охватили друг друга, руками, они боролись на поле. Стопы их взрывают землю. Их кости трещат, как корабль в океане, когда он скачет с волны на волну. Долго трудились они; ночью пали они на гулкой равнине, как два дуба, сплетясь ветвями, свергаются с треском; с горы. Рослый сын Морни связан; победа одержана старшим» [20].

Но там он на скале лежит,

Сей дуб, до облак вознесенный,

Стремленьем бури низложенный,

Когда восстанешь ты, Картон! [16]

«Морна, прекраснейшая из женщин, любезная дочь Кормака – карбара. Почему ты сидишь среди круга камней, одна в скалистой пещере? Хрипло рокочет поток. Стонет под ветром старое дерево. Пред тобой возмущенное озеро и мрачны тучи на небе. Но ты, словно снег на вереске, и кудри твои, как туман Кромлы, когда клубится он на скалах и сияет в лучах заката. Груди твои, как две гладких скалы среди многоводного Бранно; руки твои, как два белых столпа в чертогах Фингала могучего» [20]..

С другой стороны – это героини, сопровождавшие мужчин, облачившись в мужские доспехи, способные пронзить мечом врага.

Меланхоличный настрой подчёркивает печальный сюжет: многочисленные любовные истории, о которых рассказывается в поэмах, почти никогда не имеют счастливого конца. Герой обычно гибнет на войне, на охоте, а его возлюбленная погибает или умирает от горя:

К берегу притекает скорбная Моина;

Взор ее прелестный слезы орошали;

Ветры раздували косы распущенны.

Вопль ее унылый издали я слышал:

В горести старался возвратиться к берегу;

Но восточные ветры, паруса раздравши,

Унесли корабль мой в бездну океана.

С той поры злосчастной я не видел боле

Ни потока клутска, ни драгой Моины.

Во стенах Балклуты жизнь она скончала. [16]

Лиризм стал важным новшеством, способствовавшим успеху поэм шотландского барда. Макферсон представил своим читателям не просто рассказы о прошлом, но проникнутые личным чувством творения престарелого слепого певца, который был сам некогда победоносным вождем, а теперь, вещая о подвигах своих соплеменников – героев, прославляет их, оплакивает и скорбит о собственной горькой участи. Образ Оссиана часто присутствует в поэмах: он то действует сам в описываемых событиях, то беседует с тенями умерших героев, то обращается к небесным светилам, морям, землям, часто размышляет о земной юдоли:

Сегодня ты любуешься с теремов высоких,

А завтра, вдруг налетевши, пустынные ветры

В разваленных сенях твоих засвистят, завоют

Вокруг полуистлевшего щита славных предков. [16]

Другое новшество поэм Оссиана, отличавшее их от привычного эпоса, заключалось в своеобразном психологизме. Рассказчик сообщает не только о поступках героев, но и об их чувствах, мыслях, переживаниях, раскрывает их душевный мир. Он приводит речи героев, обращенные к самим себе. Эмоциональный мир героев обычно согласуется с переживаниями рассказчика.. При этом Оссиан и его герои в самих горестях находят некое наслаждение, упиваются своей печалью, испытывают «радость скорби»:

Печали юности твоей. –

Уныние, как тьма сгущена,

Сокрвывша древних блеск лучей,

Мрачит днесь душу Клесамора,

На бреге, где шумящая Лора

Течет, извившись средь полей

И предки где твои витали,

Повеждь нам скорби юных дней

И жизни твоей печали [16]

С настроением барда согласуется и окружающая природа. Представленный в поэмах северный и морской пейзаж тоже явился поэтическим открытием, ранее неведомым в литературе. Такими изобразил барда и природу Николай Абилдгард на полотне «Оссиан» (Слайд № 10)

Седой волчец сребристую там главу возносит,

И мох густой колеблется дыханием ветра,

Из окон лишь пустынные выглядывают звери,

Сквозь мрачный лист в развалинах разросшегося терна.

Уж пусты днесь прекрасные чертоги Моины,

Вселилось безмолвие в дому ее предков.-

Возвысим песнь уныния, воздохнув, оплачем

Страну иноплеменную, опустевши ныне.. [16]

И над всем этим простиралось суровое небо, где, проносятся мрачные тучи с тенями павших героев и являются небесные светила. Особенно часто пейзаж озаряется луной, тусклый свет короткой, с трудом пробивающийся сквозь волны тумана и смутные края облаков, гармонирует со скорбными думами слепого барда, оплакивающего ушедшие дни былой славы:

«Дочь небес, ты прекрасна! Покойный твой лик приятен. Ты выступаешь в красе своей, и следуют звезды лазурной твоею стезей на востоке. Явленье твое, о луна, веселит облака и озаряет одетые тьмою края. Кто сравнится с тобой в небесах, дочь молчаливой ночи? Звезды стыдятся при виде тебя и отводят блеск зеленых очей. Куда ж ты уходишь с пути своего, когда возрастает тень на лике твоем? Есть ли чертог у тебя, как есть он у Оссиана? Обитаешь ли ты во мраке скорбей? Может быть, сестры твои пали с небес? Может быть, нет уже тех, кто веселился с тобою в ночи? Да, светило прекрасное, пали они, и ты часто скрываешься, чтобы оплакивать их. Но и сама ты однажды ночью падешь, покинув лазурный свой путь в небесах. Звезды поднимут тогда зеленые главы; они, что стыдились при виде тебя, исполнятся радости» [20].

Особенностью поэм Макферсона. является меланхолический и драматический. колорит, суровый и элегический пейзаж, населенный призраками погибших.

ЧЕРТЫ ОССИАНИЗМА В ЛИТЕРАТУРЕ И ЖИВОПИСИ.

Макферсона были переведены на все европейские языки; ими зачитывались все образованные люди. Произведение это сыграло очень большую роль в истории всемирной литературы; влияние его не переставало чувствоваться до половины нашего столетия. На сюжеты поэм художники писали картины, композиторы оперы.

Темы кельтских легенд и поэм Макферсона стали темами картин многих художников. В 1974 году в Париже и в Гамбурге демонстрировалась международная выставка «Оссиан и искусство около 1800 года». Только на ней было представлено 126 произведений художников. К теме Оссиана обращаются художники и в наши дни. Нами найдено несколько картин. На данную тему. Кроме перечисленных выше работ, следует отметить картины «Оссиан, вызывающий призраков» Жерара Франсуа Паскаля (1801), акварель Волошина «Оссиан»,. (См. слайд №11) Как мы видим, к теме Оссиана обращались художники 19 и 20 века. Каждая работа своеобразна, но их роднит романтический дух, мрачноватый лиризм. Даже на картине «Апофеоз» Жироде Триозона, воспевающей победы Наполеона, мы видим седого старца Оссиана. Так живопись связывает героическую тему своей эпохи со старинной героической темой.

Велико влияние поэм на Гёте. Отрывки из Оссиана он поместил в роман «Die Leiden des jungen Werthers». Его Вертер читает Шарлоте перевод «Песен в Сельме». Гёте описывает северные скалы, пустоши и волны, среди которых пылают великие страсти:

«Слышу с гор, в рокоте лесных потоков, едва уловимые стенания духов в пещерах и рыдания смертельно тоскующей девушки у покрытых мхом и заросших травой четырех камней над могилой павшего в честном бою возлюбленного!»

Макферсон оказал влияние на творчество поэтов Озерной школы (Вордсворт, Саути, Кольридж), которые обращались к идеализированному средневековому прошлому.

Вордсворт рисует «глубокую горную долину с звенящими ручьями, когда…сильные ветры качают широкую грудь озера и оно поёт, играет и рокочет тысячами бурлящих волн, ветер пригибает к земле верхушки деревьев и шумит в тростнике…».

Баллады Кольриджа имеют характер национальных преданий и меланхолическое настроение. написаны на сюжеты из истории и легенд ряда стран.

Оссианизму отдали дань и Виньи, и Мюссе, и, особенно, Ламартин, Образами Оссиана вдохновлялись Гюго, Байрон:

Ни ярких звезд, ни солнца, ни луны,

И все же в этом сумраке я вижу,

Какие-то угрюмые громады,

Но только не похожие на те,

Которые светилися в пространстве

Своими ореолами и были,

Как мне тогда казалось, полны жизни.

….Вкруг тех сияли огненные кольца

И диски лун, напоминая землю;

А здесь все страшно, сумрачно! [21, 715]

В их творчестве находили живой отклик те особенности макферсоновской оссианической поэзии: обращение к национальному прошлому, к неприкрашенной природе, к простой нецивилизованной жизни, народным сказаниям, выдвижение на первый план естественного чувства, скорбного, меланхолического.

Одним из первых русских писателей, в чьем творчестве отразилось воздействие оссиановской поэзии, был Гаврила Романович Державин. [16] отмечает, что влияние на мотивы поэзии автора оказали: крестьянская война, французская революция, участие России во второй турецкой войне. В поэзии Державина отразились героические мотивы и мотивы, связанные с близкой ему северной природой.

В “Песни по взятии Измаила” (1790), отобразилось соединение мрачных картин и мужества, призыва к героизму. Примером оссианического духа являются строки:

Уже в Евксине с полунощи

Меж вод и звезд лежит туман,

Под ним плывут, дремучи рощи;

Средь них, как гор отломок льдян,

Иль мужа нека тень седая

Сидит, очами озирая;

Как полный месяц, щит его;

Как сосна, рыдна обоженна;

Глава до облак вознесена,

Орел над шлемом у него. [16,119]

Оссианические черты обнаруживаются в оде “На взятие Варшавы” (1795),

Стихотворении “ На кончину Ольги Павловны” (1795) и др.

В 1794 г. после смерти жены Державин переводил“ Карик – туру”, потому что он находил созвучие своим чувствам. Сильнее всего проявляется оссианизм в оде “ Водопад” (1794), где тема могущества державы воплощена в зловещей картине ночи, катастроф и страшных видений:

Но кто там идет по холмам,

Глядясь, как месяц, в воды черны?

Чья тень спешит по облокам

В воздушные жилища горни?

На темном взоре и челе

Сидит глубока дума во мгле! [16,143]

Иной характер носил Оссианизм Карамзина, который знакомился с поэзией шотландского барда по английскому тесту Макферсона еще в юношеском возрасте. Автор больше размышляет о непрочности человеческих завоеваний, о бренности и обреченности всего земного. Карамзина больше привлекают картины природы. Примером является дикий оссианический пейзаж в балладе” “Раиса” (1791).

Исследователь его творчества [9] отмечает, что автору был близок главным образом оссианический психологизм, меланхолическая тональность. А вот строки самого Карамзина об отношении к данной теме: « Оссиан! Ты живо чувствовал сию плачевную судьбу всего подлунного и для того потрясаешь мое сердце унылыми своими песнями!” [5]

Эти же мотивы у в стихотворении «Меланхолия. Подражание Делилю»:

О меланхолия! Нежнейший перелив

От скорби и тоски к утехам насажденья!

Веселья нет еще, и нет уже мученья;

Отчаянье прошло.… Но слезы осушив,

Ты радостно на свет взглянуть, еще не смеешь

И матери своей, Печали, вид имеешь.

Бежишь, скрываешься от блеска и людей,

И сумерки тебе милее ясных дней. [19, 163-164]

В стихотворении “Поэзия “ (1787) он подчеркивал, что, хотя “песни оссиана “ настраивают нас к печальным представлениям; но скорбь сия мила и сладостна душе”. В этом состоял эмоциональный пафос сентиментализма самого Карамзина, близкие ему эмоции выражались в произведениях других русских сентиментализмов. Они описывали дикие, мрачные, меланхолические пейзажи.

Сентиментальные черты отличают наиболее значительное произведение русского оссианизма – трагедию (крупнейшего русского драматурга) “Фингал”(1805). «О пьесе, поставленной в петербургском Придворном Театре, критик А.[2] писал:

» Томный, но величественный, как полная луна, восседящая над пустынями обширных морей, явился нашему Озерову слепый старец Оссиян и одним движением златого щита своего озарил брега Каледонские….дикость характеров и мест, старинные храмы, игры и тризна, скалы и вертепы: все вместе с арфою и стихами Озерова, облеченное северными туманами, придает пьесе этой какую-то меланхолическую занимательность» [Вестн. Европы, 1817, ч. XCIII, Ќ 9, с. 36-37, 46-47].

. все покрыто здесь угрюмой ночи мглой,

Все время в прах преобразило!

Где прежде всего скальд гремел на арфе золотой,

Там ветер свищет лишь уныло! [18,244]

В русском оссианизме этого времени существовало направление, элегическое, наиболее ярким образцом, которого служит баллада “Эолова арфа” (1814).

Багряным щитом покатилась луна;

Струистым сияньем покрыта она;

Легли великаны по гладким водам [20, 132]

Вдали ты зришь утес уединенный;

Пещеры в нем изрылась глубина;

Темнеет вход, кустами окруженный,

Вблизи шумит и пенится волна.

Вечор, когда туманилась луна,

Здесь милого Эвлега призывала;

Здесь тихий глас горам предавала

Во тьме ночной печальна и одна.

В балладе «Осгар» (1814) мы находим строки, где описана мрачная природа, задан угрюмый тон смерти, скорбь по погибшим:

Побегли вспять враги – и тихий мир герою!

И тихо все вокруг могильного холма!

Лишь в осень хладную, безмесячной порой,

Когда вершины гор тягчит сырая тьма,

В багровом облаке одеянная туманом,

Над камнем гробовым уныла, тень сидит,

И стрелы дребезжат, стучит броня с колчаном,

И клен, зашевелясь, таинственно шумит.

ёв отмечает, что в «Воспоминаниях о Царском селе» памятники русским победам изображены Пушкиным в о духе оссианизма:

С холмов кремнистых водопады

Стекают бисерной рекой.

…В тени густой угрюмых сосен

Воздвигся памятник простой… [17,7]

Он же утверждает, что поэмы Оссиана способствовали формированию в поэзии П. – лицеиста лиро-эпического повествования.

Я не слыхал рассказов Оссиана,

Не пробовал старинного вина;

Зачем же мне мерещится поляна,

Шотландии кровавая луна?

И перекличка ворона и арфы

Мне чудился в зловещей тишине;

И ветром развеваемые шарфы

Дружинников мелькают при луне!

Я получил блаженное наследство-

Чужих певцов блуждающие сны;

Свое родство и скучное соседство

Мы презирать заведомо вольны.

И не одно сокровище, быть может,

Минуя внуков, к правнукам уйдет,

И снова скальд чужую песню сложит

И как свою ее произнесет.

Мотивы грусти, безнадёжности, безвозвратно ушедшего прошлого звучат в стихах В. Соловьёва (1894)

Эти мшистые громады

Сердце тянут как магнит.

Что от смертного вам надо,

Что за тайна здесь лежит.

Снова долгий тихий вечер,

Снова море, снова скалы.

Снова солнце искры мечет

Над волной роскошно алой.

Волны быстро нижут кольца.

Кольца рдяного заката.

Сердце! Сердце! успокойся:

О влиянии оссианизма на творчество русских поэтов можно сказать словами : «Северной поэзии прилично искать источников в баснословных преданиях народа, имеющего нечто общее с ее народом. Северный поэт переносится под небо, сходное с его небом, созерцает природу, сродную его природе, встречает в нравах сынов ее простоту, в подвигах их мужество, которые рождают в нем темное, но живое чувство убеждения, что предки его горели тем же мужеством, имели ту же простоту в нравах и что свойства сих однородных диких сынов севера отлиты были природою в общем льдистом сосуде»[6].

Макферсон с созданным им образом Оссиана оказал влияние и на развитие садово-паркового искусства. Явлении, которое Дмитрий Сергеевич Лихачев называл «оссинианизмом» [7] с его меланхолией особенно ярко проявился в характере парка Монрепо. Это заслуга его хозяина Л. Николаи и его последователей.

Одно из последних произведений Л. Николаи – « Имение Монрепо » представляет собой поэтическое описание этого парка.

В поэме Николаи отражено новое понимание природы, которая, согласно веяниям времени должна стать основой парка. В следующих строчках он объясняет стремление сохранить в парке нетронутую природу:

Природа множество явлений нам дает.

И столь же много чувств имеет сердце,

Что им созвучны: буре – страх,

Отдохновенье – тишине, отчаянье – пещере,

Ручью и лугу – радость на душе,

Серьезность мыслей – лесу, наслажденье – роще. [31]

Николаи объясняет и свою задачу как создателя своего детища:

Познать намеренья природы в каждом месте,

Угадывать и быть в согласье с ней,

Как слабой, так и удрученной,

Усилить впечатленье, коль молчит,

Сокровищами ощущений и искусства.

Ее пробелы заполнять

И изменять, подобно ей, картины

То плавным переходом, то смешеньем,

С умом выстраивая в ряд –

Вот в этом мастерство садовника-поэта. [31]

В поэме «Имение Монрепо» Николаи мы находим и эту тему. Узы дружбы соединяли его с царской семьей: Павлом I, Марией Федоровной. Николаи говорит, что среди скал нашлось место павильону «Мариентурм» с барельефом императрицы, колонне Павла и Александра Автор говорит о любимых уголках парка, посвящённых людям, с которыми он расстался:

Но более всего милей моей душе,

Лишь башня, что стоит там одиноко

В знак благодарности: Марии не воздать

Не мог за доброту, и верность, и заботу.

Без башни как бы нет меня.[31]

Настроение парка подчёркивают спускающиеся к воде склоны скал, склепы захоронений с надгробными памятниками. На острове – кладбище деревья лиственных пород не высаживались, поэтому отсутствовали яркие краски, ели создавали ощущение вечного покоя, тишины, задумчивой грусти, мрачноватого настроения. Не зря Федор Глинка советует: « В одной из опустелых башен, заросшей мохом и полынью, приличнее всего положить песни Барда древних времен Оссиана».

Орест Сомов описывает в 1830 году свой вечерний визит в Монрепо как путешествие среди колоссальных руин: « Встречаешь поминутно то самородную пещеру, заслоненную с одной стороны вросшим в землю гранитом, который, однако же, в двух местах оставил место для входа; то подобие древнего храма, у коего остались только три поросшие мхом стены без крыши, и посредине коего, вместо жертвенника, лежит огромный гранит, который разве только рука допотопных исполинов могла бы сдвинуть с места; то видишь над своей головой, в заломе скал, ужасной величины архитрав, или просто, целый обломок утеса, оборвавшийся на скалы и одним углом висящий на воздухе».

В поэме о Монрепо Николаи показывает, что в парке черты оссианизма несут Лавкадская скала и грот Медузы, замок Людвигштайн, в котором будто бы обитает призрак шведского короля Эрика XIV.

.Замок называли еще и Эрихштайном – скалой Эрика, поскольку с ним связана самая красочная из придуманных Николаи легенд, в которой тоже отразились черты оссианизма. Вспомнив о кровавой истории шведского короля Эрика XIV, он сочиняет, как брат заточил и уморил его здесь:

Дух Эрика еще в ночи бушует,

Вкруг камня ходит и клянет, грозит.

И громыхает, и трясет цепями,

И грот Медузы слышит его рев.[31]

По мнению ёва, северная тема в парке Монрепо отличается от других романтических парков тем, что она роднится с мотивами финского эпоса. И это не случайно. Кельтская тема заменена в нашем крае финской из-за соседства с этой страной и сходства природы. Эти мотивы отразились на архитектуре парка: здесь была помещена скульптура Вяйнемяйнена, выполненная скульптором Таканеном. признает, что «соединение оссианского пейзажа с мотивами «Калевалы» следует признать очень удачным» [7].

Создатель образа барда Оссиана шотландский поэт Джейм Макферсон и его поэма имел большой успех, и оказала сильное влияние в конце XVII начале XIX века на духовную жизнь европейских стран. К теме древней Шотландии и Ирландии обращались тогда и поэты, и драматурги, и художники сначала Европы, а позднее России.

Особенностью произведений многих поэтических произведений авторов разных стран в это время является меланхоличное и драматичное настроение, суровый и элегический пейзаж, населенный призраками погибших. Идея красоты природы обогащена идеей красоты гармонической и героической личности Ностальгия по тому, что любишь и с чем разлучен, меланхолия — именно это чувство отражалось в поэзии сентименталистов и романтиков.

Как считает ёв, поэты-романтики повлияли на создание парков (А. Попп, Н. Львов, В. Гёте). Благодаря им оссианизм проник и в парки, и придал им особое очарование, которое создавалось гармонией дикой природы и талантом архитекторов, скульпторов. Это относится в большей мере к нашему парку Монрепо. Настроение этого парка передаётся посетителю, влияет на его настроение, вызывает воспоминания о прошлом, ведёт к размышлениям..

Оссиан принес ту гармонию дикой природы и силы человеческой личности, к которой стремились художники, архитекторы и писатели того времени

И сейчас во время прогулки в парке Монрепо, когда вечерний туман или предрассветная дымка окутывает скалы, становится зыбкой грань между видимым и невидимым мирами, древние саги звучат в шуме сосен и в шелесте волн. И в душе просыпается ностальгия — так хочется, чтобы в нашу жизнь вернулись воспоминания о друзьях и любимых, мечты о подлинных чувствах, о великой доблести и великой любви. И тогда наше воображение населяет уголки парка тенями Оссиана, Финна-Маккула, Моины, Садб и героев всех тех авторов, которые в юности зачитывались поэмами Макферсона и продлили жизнь героям кельтского эпоса.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1.Библиотека всемирной литературы. Серия первая. Том 8. Исландские саги.

2.Бочкарев историческая драматургия начала XIX века ( гг.). Куйбышев, 1959, с. 179-186.

5.Карамзин русского путешественника. Повести. М., 1980, с. 526.

6.Левин в русской литературе. Л., 1980.

7.Лихачев садов. К семантике садово-парковых стилей. Л., 19с.

9.Маслов Карамзина. Прилуки, 1928.

13.Пономарева Л. В. Художественный мир Оссиана в лицейской лирике

14.Предания и мифы средневековой Ирландии. М.,1991.

15.Шарыпкин литература в России. Л., 1980, с. 100-105

18. Батюшков. Сочинения в 2 томах. Т. 1. Опыты в стихах и прозе. Произведения, не вошедшие в «Опыты»…Сост., подгот., текста, вступ., статья и момент. В. Кошелева. – М. Художественная литература, 198с.

19. Карамзин. Избранные сочинения в 2 томах. Издательство «Художественная литература» Москва – Ленинград, 1964, стр. 1-272

24. http://www. /articles/simbolon/

25. http:/// «Иллюстрированная мифологическая энциклопедия»

29.В. Брюсов. Избранное. Для учащихся ст. классов средней школы.-М:с.

31. Фонд ГИАПМЗ «Парк Монрепо» (переводы).