Что такое религиозное песнопение

Церковные песнопения. Виды церковных песнопений

Между католиками и православными есть важное отличие — церковное богослужение в нашей традиции является полностью вокальным. Никаких музыкальных инструментов в православной церкви быть не должно. Самая распространенная разновидность песнопения — это псалмы. Но встречаются и другие варианты:

Что такое церковные песнопения

Что же представляло собой (и представляет) песнопение церковного характера? Это христианское вокальное искусство, применяемое в богослужении. Древнейшей разновидностью этого искусства историки признают псалом — хвалебную песнь, встречающуюся в Псалтири. Простейшим чтением молитвы считается литургический речитатив. Исполнение кондака относится к категории широких распевов, перемежающихся мелодичными инсталляциями.

Занимаются храмовым песнопением как отдельные исполнители, так и большие коллективы (хоры). В старину проходили даже состязания хоров, так называемые духовные концерты. Со временем религиозная музыка превратилась в сложное искусство, вышедшее за рамки чтения тропаря. Сейчас это искусство стало предметом, изучаемым в духовных семинариях.

Антифонный вид

«Антифон» в переводе с греческого означает «противогласие». Хор условно разделяется на две части — левую и правую. Исполнители усаживаются по разные стороны иконостаса и начинают петь. Вокальные партии исполняются по очереди. Антифонный вид религиозного вокала отлично подходит для исполнения стихиры. Таким образом, получается диалог певческих групп, направленный на максимально качественное исполнение длинных произведений.

Сейчас принцип двухорности встречается крайне редко. Эта разновидность храмового пения почти исчезла после 1917 года. Если хотите услышать, как люди поют антифонно, поезжайте в Грецию.

Эпифонный и ипофонный вид

Первый тип церковного песнопения означает вступление, запев. Второй — припев. Эти разновидности применяются в тех случаях, когда необходимо исполнить псалом. Ипофон используется, когда к псалму нужно что-то присоединить в финале. Тут возможны два варианта:

Респонсорный вид

Если перевести термин «responsum» на русский язык, получится слово «ответ». Святой текст здесь также может озвучиваться двумя способами:

Повторение может дублироваться двумя хорами попеременно. В финале начало первого стиха псалмодируется, а хор отвечает главному исполнителю произнесением второй половины. Прокимны поются именно таким способом. Суммируем: данный тип хорового творчества является комбинацией ипофонического и антифонного пения с вкраплениями псалмодирующего чтения.

Канонарх

Этот церковный вокал практикуется преимущественно в монастырях. Функцию канонарха можно сравнить с действиями суфлера — возглашается текст, выбирается один тон и происходит псалмодирование. Канонарх объявляет номер возгласа — в песнопении это становится своеобразной подсказкой другим исполнителям. Отметим ключевые особенности канонарха:

Гимнический песенный вид

Если песнопенье необходимо исполнить без перерывов, на едином дыхании, лучшим решением будет гимнический вид. С применением данной техники исполняются такие произведения, как «Свете тихий» и «Херувимская песнь». Этот тип подходит и для литургических песнопений, а также для утрени и вечерни. Когда священник хочет провести церемониальное действие, он тоже выбирает гимническую разновидность церковного вокала. Примером могут служить:

Помимо кондака, литургий и стихиров в православных храмах нередко исполняется акафист. Название имеет древние корни — греческое слово «кафизо» переводится как «сажусь». Это песнь, носящая благодарственно-хвалебный характер. Акафисты славят Иисуса Христа и Богородицу и состоят из 25 строф. А вот сидеть при исполнении этих произведений запрещается.

Источник

Песнопения православной Церкви

Древность употребления священных песнопений

Пение входило в состав богослужения Церкви Ветхозаветной. В Церкви христианской употребление пения освящено примером Иисуса Христа, Который после тайной вечери воспел со Своими учениками.

Несомненно, пение входило в состав богослужения с апостольского времени. Ап. Павел предписывал ефесянам и колоссянам вразумлять друг друга псалмами, гимнами и песнями духовными, разумея при этом пение именно при общественном богослужении, а не частное.

С особенною ясностью употребительность пения при богослужении апостольского времени открывается из Посланий ап. Павла к Коринфянам. Здесь апостол, указывая, каковы должны быть песнопения в богослужебных собраний христиан, вместе с тем замечает: Вся же благообразно и по чину да бывают ( 1Кор. 14. 40 ), что дает право думать, что пение не только входило в состав богослужения, но и имело свой чин и совершалось по установленному апостолами порядку.

С тех пор пение никогда не переставало быть одною из главных частей христианского богослужения.

Различие христианских песнопений по их происхождению

Уже в богослужении времени апостольского различаются песнопения трех родов: псалмы, гимны и песни духовные.

Что касается псалмов Давида, то они имеют весьма обширное употребление в богослужении Православной Церкви.

Второй ряд составляют гимны. Под этим именем разумеются, так называемые, гимны ветхозаветных отцов, именно: песнь Израиля, воспетая по переходе чрез Чермное море ( Исх. XV, 1–19 ), обличительная песнь Моисея ( Втор. XXXII, 1–43 ), песнь Анны, матери Самуила (1 Царст. II, 1–10), песни пророков: Исаии ( Ис. XXVI. 9–17 ). Аввакума (III, 1–12), Ионы (II, 3–10), песнь трех вавилонских отроков ( Дан. III, 24–90 ). Сюда же относятся: песнь Богородицы ( Лук. I, 46–55 ), молитва Симеона Богоприимца ( Лук. II, 29–32 ), молитва Захарии ( Лук. I, 68–79 ).

Употребление всех этих гимнов при христианском богослужении современно началу употребления псалмов. В IV и даже в III веках встречаются толкования на эти гимны у св. Ипполита, Дидима, Евсевия и Феодора Ираклийского. Песни ветхозаветных праведников особенно замечательны в том отношении, что они были приняты св. Иоанном Дамаскиным за основание составленных им канонов. Причиною этого было, без сомнения, давнее их употребление при богослужении, в силу чего некоторые отшельники и по составлении тропарей употребляли эти песни вместо тропарей.

В состав канонов песни ветхозаветных праведников вошли в таком порядке: первая песнь канона составлена по образцу песни Моисея по переходе чрез Чермное море; вторая – по образцу обличительной песни Моисея пред его кончиною к народу израильскому, забывшему благодеяния Божии; третья – по образцу песни св. Анны, матери Самуила, и изображает Церковь прежде пришествия Христова не плодствовавшею, подобно матери Самуила, а ныне веселящеюся о многих чадах своих: четвертая – по образцу песни пророка Аввакума, провидевшего пришествие Христово; пятая – по образцу песни пророка Исаии, воспевающего избавление Церкви от врагов: шестая – по образцу песни пророка Ионы, боровшегося со смертью во чреве китове, и изображает состояние грешника, которого душа исполнися зол и живот аду приближися; седьмая и осьмая песни – по образцу песни трех отроков, исповедывавших суд Божий над ними и народом израильским и призывавших всю тварь к прославлению Господа за сохранение их невредимыми.

Содержание девятой песни, всегда предваряемой песнью Богоматери, заимствуется из пророчественной песни Захарии, отца Иоанна Предтеци.

Наконец, третий разряд – песни духовные. Этим именем обозначаются песни, составленные и составляемые самими христианами по вдохновению духа благодати.

Они суть плод собственного духа христианина и всецело проникнуты духом благодати и истины Христовой.

С принесением благодати и открытием истины Христовой Церковь должна была прославить Бога и изобразить славу Его более выразительно, точно и подробно, нежели это возможно было в песнях Ветхого завета.

В этом состоит существенное отличие песен духовных от песнопений двух первых разрядов.

Образчики этого рода песнопений мы находим уже в Священном Писании. Такова благодарственная песнь, воспетая верными по случаю чудесного спасения ап. Петра и Иоанна и темницы ( Деян. 6, 23–30 ).

Контекст речи, равно как ритмический размер, близкий к размеру ветхозаветных песен, дают право считать за отрывки из песнопений апостольских христиан еще следующие места:

восстани спяй, и воскресни от мертвых, и осветит тебя Христос ( Еф. 5,14 );

Верно слово: аще бо с Ним умрохом, то с Ним и оживем. Аще терпим, с Ним и воцаримся: аще отвержемся, и Той отвержется нас. Аще не веруем, Он верен превывае: отрещи бо Ся Себе не может ( 2Тим. 2, 11–12 ).

Основываясь на практике апостольского времени, Церковь впоследствии с особенною силою и разнообразием развивает и обрабатывает этот род песнопений.

Наименование церковных песней

Первый разряд составляют песни, заимствующие свое наименование от содержания:

Воскресен. Это песни, общим предметом или темой которых служит прославление воскресения Христова. А так как воспоминание об этом событии приурочивается к воскресному дню, то наименование указывает вместе с тем и на время употребления этих песен.

Крестовоскресен. Содержанием его служит воспонинание о страданиях и воскресении Спасителя;

Богородичен. Так именуются песни, составленные в честь Богородицы;

Крестобогородичен. Получил свое название оттого, что в нем воспоминается плач Богородицы при кресте Спасителя. Они поются по средам и пяткам;

Догматик. В этих песнях вместе с похвалами Богоматери содержится догматическое учение о лице Господа нашего Иисуса Христа, преимущественно о воплощении и соединении в Нем двух естеств. Составитель догматиков – св. Иоанн Дамаскин. Богородичны догматики поются после стихир на Господи, воззвах и после стихир на стиховне;

Светильны. Эти песнопения поются на утрени после канона и называются так потому, что в них большею частью содержится моление о просвещении свыше. Иногда этим именем обозначаются экзапостиларии. Светильны для всех гласов помещаются обыкновенно в конце октоиха отдельно. В других книгах они не имеют надписания гласа (в минеях и триодах);

Экзапостиларий. Эта песнь также поется после канона на воскресной утрени и заменяет собою будничный светилен. Воскресные экзапостиларии составлены императором Константином Багрянородным;

Троичны. Общее содержание их – прославление Пресвятой троицы. Они поются на утрени, когда после Шестопсалмия и ектении поется: аллилуиа, и не поется при пении: Бог Господь. Они имеют отношение к службе дня и поются на глас, который по ряду поется в седмицу;

Мученичны. Это песни в честь мучеников. Они поются по октоиху во все дни седмицы на вечерне – в стихирах на стиховне (в субботу – и на Господи воззвах), на утрени – в седальнах, в канонах (кроме четверга) и в стихирах на стиховне, на литургии – в Блаженных;

Покаянные и умилительные. Общая тема этих песней – исповедание грехов перед Богом, сокрушение о них и моление о прощении. Они положены на службах понедельника и вторника в изменяемых песнях октоиха;

Мертвенные и покойны. В них содержится моление об усопших. Они положены только в службе субботы, так как в этот день Церковь воспоминает усопших. Сюда же принадлежат мертвенные тропари по непорочны, поющиеся при погребении.

Второй разряд составляют песнопения, в наименованиях которых указывается на объем их Таковы:

Стихира. Так называются песнопения, состоящие из многих стихов, написанным одним размером и большею частью предваряемых стихами Священного Писания. Название это перенесено с ветхозаветных поэтических писаний, которые у древних отцов Церкви называются стихирами, по образцу и для замены которых стали составляться христианские стихиры. По различию стихов Священного Писания, предваряющих стихиры, эти последние различаются на три вида:

1. стихиры на Господи, воззвах – это те, которые поются на вечерне и имеют пред собою стихи из 140 (Господи, воззвах), равно как из 129 и 141 псалмов;

2. стихиры стиховны или на стиховне. От первых стихир они отличаются тем, что имеют пред собою стихи не из указанных псалмов, а из разных других, равно как и вообще из книг Священного Писания, каковые стихи избираются соответственно воспоминанию дня и тому, к какому лику принадлежит святой. Эти стихиры поются на вечерне и утрени;

3. стихиры на хвалитех – те, которые имеют пред собою стихи из так называемых хвалитных псалмов – 148, 149 и 150, в которых часто встречается слова: хвалите.

Кондак и икос. В этих песнопениях изображается сущность праздника или похвала святому с тем, однако, различием, что в кондаке это содержание изложено кратко, а в икосе – пространно. Сходны эти песнопения и по внешнему виду: они написаны одним размером, большею частью оканчиваются одними и теми же словами и поются на один глас. По содержанию своему кондак и икос служат обыкновенно образцом для всего последования, к которому принадлежат: кондак представляет собой как бы тему последования, развитие которой предлагается в икосе. Потому икосы поставляются всегда после кондаков и никогда прежде. Относительно размера, изложения и гласа кондак и икос служат образцом для других песнопений последования.

Из составителей кондаков и икосов особенно известен Роман Сладкопевец, живший в V веке.

Песни третьего разряда берут свои наименования из состава, размера и образа пения. Таковы:

Канон. Обширное песнопение, составленное по известным правилам из соединения нескольких песен или од, написанных одним стихотворным размером, в одно стройное целое. От правильности и стройности соединения отдельных частей в одно целое получило свое название и самое песнопение. Канон состоит из девяти песен и служит изображением небесной иерархии и и ее песен. Такой канон называется полным. Но он может заключать в себе четыре, три и две песни. В целом каноне раскрывается одна какая-либо мысль, например, прославляется воскресение Господне, крест Господень, Богородица и т. д. На этом основании каждый канон имеет особые названия, например, Канон воскресный, Канон Животворящему Кресту Господню, Канон Богородидце и т. п.

Каждая отдельная песнь канона состоит из нескольких стихов. Первый стих каждой песни называется ирмосом. В основе ирмосов и лежат песни, заимствованные из Священного Писания. Вместе с тем, ирмос служит образцом и связью для последующих стихов, сообщает им порядок касательно числа стоп и строк и тон их пению. Последующие стихи называются тропарями. Особый ирмос, прилагаемый к концу каждой песни, называется катавасия (исполняется обоими ликами). Кроме того, весь канон делится на три части малыми ектениями. Каноны появляются в христианском богослужении очень рано, но в первованчальном своем виде они были рядом тропарей или стихир без ирмосов.

Первые ирмосы были составлены св. Иоанном Дамаскиным, он же привел тропари в стройное целое и сообщил канону его настоящий вид.

Антифоны. Это песни, которые поются на обоих клиросах попеременно. Антифоны бывают нескольких видов:

1. Антифоны кафизм. Так называются части или Славы кафизм, потому что устав назначает петь стихи кафизм попеременно двум ликам;

2. Антифоны изобразительные из псалмов 103 и 145, поющиеся на литургии вслед за великою ектениею. Когда поются изобразительные антифоны, то вместо третьего антифона поются Блаженны и между ними тропари 3-й и 6-й или иной песни канона утрени;

3. Антифоны повседневные, состоящие из псалмов 9, 92 и 94 и поющиеся вместо Блаженных и изобразительных псалмов, когда в уставе не указаны песни канона для пения на Блаженных;

4. Антифоны праздничные, поющиеся в двунадесятые праздники Господские;

5. Антифоны степенные. Это – утренние воскресные антифоны, названные так потому, что они составлены св. Иоанном Дамаскиным применительно к 15 псалмам (от 119 до 133), называвшимся у евреев песнями степеней;

Подобны, самоподобны и самосогласны. Эти наименования усваиваются некоторым песням Минеи при указании гласа, на который они должны быть петы, для чего самые песни и надписываются указанными наименованиями.

Подобен. Песнь, которая по содержанию, но чаще по размеру или тону, или по тому и другому вместе, подобна другой песни Минеи или Октоиха, начальные слова которой и пишутся сразу после слова: подобен. Почти всегда песнь, подобная другой по размеру, подобна и по гласу.

Самоподобны и самогласны отличаются от подобных тем, что для них не служила образцом никакая другая песнь, ни по содержанию, ни по размеру, ни по гласу. Различие же между самоподобными и самогласными состоит в следующем: самоподобными называются две или три песни, которые, не будучи составлены по подобию других, сходны, однако, между собою по размеру, тону и содержанию, и даже буквально. Глас, на который они должны быть петы, указывается пред ними. Самогласны суть песни, написанные совершенно самостоятельно относительно размера, тона и содержания, и глас, на который они поются, назначен им применительно к их содержанию, независимо от других песен.

Для самогласных изобретены особые напевы, отличающиеся от обыкновенных церковных гласов. Однако над ними надписывается часто и глас Октиоха, на который они должны быть петы;

Косные. Своеобразные напевы, отличающиеся протяжностью, которыми поются некоторые песнопения, например, причастны и величания. Четвертый разряд составляют наименования указывающие на положение и состояние молящихся во время пения. Таковы:

Акафист. Во время пения акафиста возбраняется сидеть. Первоначально это наименование усвоено было благодарственным песням в честь Богоматери, воспетым в константинополе по случаю избавления от врагов в 626 г. Этот акафист состоит из 24 песен, по числу букв греческого алфавита. 12 из них – кондаки и 12 – икосы. Расположены они так, что кондак и икос постоянно следуют один за другим. Темой акафиста служит первый кондак: Взбранной воеводе победительная…

Весь акафист делится на две части, из которых содержание первой (до седьмого икоса) историческое, а второй – догматическое.

Впоследствии наименование акафиста было перенесено и на другие песнопения, составленные по такому же принципу: Иисусу Сладчайшему, святителю Николаю и другим угодникам.

Седален. Наименование, противоположное первому и обозначает собою песнопение, во время которого дозволялось сидеть до слушания бывшего на седальнах чтения, состоявшего в толковании Апостола, Евангелия, или в описании жизни святого, праздника и т. п. Седальны полагаются на утрени после кафизм, полиелея и на 3-й песни канона, за которыми назначается «чтение». Однако с названием седален не соединяется непременно дозволение сидеть, и есть седальны, которые должны быть выслушиваемы стоя.

Ипакои. Эта песнь поется на воскресном навечерии, также на полунощнице после канона, на утрене пред антифонами и чтением Евангелия и по 3-й песни канона после седальна. Устав назначает петь ипакой всегда стоя.

К пятому разряду принадлежат песнопения, заимствующие свое наименование от времени исполнения их в порядке служб церковных. Таковы:

Светильничные. Поются после светильничных молитв (Блажен муж).

Прокимен. Так называется стих, предваряющий чтение Священного Писания: Апостола, Евангелия, паремии. Он заимствуется из Священного писания и кратко указывает или на содержание чтения, или на значение дня и молитвословий дня. Отсюда прокимны различаются на прокимны Апостола и прокимны дня. Прокимен дня произносится на вечерне, на литургии же произносятся прокимны апостола и дня. К каждому прокимну присоединяется стих, который находится в тесной связи с ним.

Кроме указанных, есть еще прокимны великие, поющиеся на вечернях недель Великого поста и Господстких праздников и отличающиеся от первых тем, что имеют не по одному, а по три стиха.

Аллилуарий. Стих, предваряющий чтение из Евангелия, для которого он служит как бы предисловием. Он полагается при пении аллилуиа, от которого и получил свое название. Называется также и просто аллилуиа. Кроме отношения к Евангельсому чтению, аллилуиарий может иметь отношение и к службе, и тогда называется: аллилуиа дня, аллилуиа гласа и аллилуиа праздника.

Причастен. Стих, который поется во время причащения священнослужителей.

Отпустительные. Песнопения, поющиеся в конце вечерни, утрени (на Бог Господь и по Благо есть). Отпустительными бывают тропари, кондаки и богородичны.

Шестой разряд составляют песнопения, получившие свои наименования от тех мест Священного писания, с которыми соединяется пение их. Таковы:

Благословенны. Тропари, поющиеся с припевом 12 ст. 118 псалма: Благословен еси, Господи, научи мя оправданием Твоим;

Непорочны. 17 кафизма в последованиях погребений и других: чаще – первая статия этой кафизмы в чинах погребения, так как остальные здесь имеют особые названия (2-я Заповеди Твоя и 3-я Имя Твое) от последних слов первого стиха;

Блаженны. Так называются известные евангельские стихи о блаженствах ( Мф. 5, 3 – 12 ) и те песнопения (обыкновенно тропари канона), которые поются на литургии за этими стихами. Всего чаще наименование Блаженны употребляется в последнем смысле и обозначает тропари канонов для пения со стихами о блаженствах;

Хвалитны. Хвалительные псалмы и соединенные с ним стихиры;

Полиелей. Пение псалмов 134 и 135. Название свое получило от частого повторения в указанных псалмах слова: милость и от обильного возжигания елея во время пения.

Источник: О церковном пении. Сб. статей. Сост. О.В. Лада. М.: Талан, 1997

Источник

О церковном пении

«Мы должны сде­лать все воз­мож­ное для того, чтобы изгнать мир­ской дух из нашего цер­ков­ного пения, обра­титься к древним его пре­крас­ным образ­цам, столь любез­ным сердцу веру­ю­щего и моля­ще­гося пра­во­слав­ного хри­сти­а­нина»
(Из речи Свя­тей­шего Пат­ри­арха Алек­сия I, 18 апреля 1948 г.)

После речи Свя­тей­шего Пат­ри­арха Алек­сия о цер­ков­ном пении, про­из­не­сен­ной 18 апреля 1948 года в Мос­ков­ской Духов­ной Ака­де­мии, в Пат­ри­ар­хию посту­пило мно­же­ство устных и пись­мен­ных просьб дать список одоб­рен­ных к бого­слу­жеб­ному упо­треб­ле­нию духовно-музы­каль­ных про­из­ве­де­ний. Эта просьба не могла быть выпол­нена уже, прежде всего, потому, что духовно-музы­каль­ных про­из­ве­де­ний суще­ствует бес­ко­неч­ное коли­че­ство и состав­лять списки реко­мен­ду­е­мых к испол­не­нию духовно-музы­каль­ных про­из­ве­де­ний прак­ти­че­ски бес­по­лезно.

Самый надеж­ный способ опре­де­ле­ния при­год­но­сти музы­каль­ных про­из­ве­де­ний к бого­слу­жеб­ному упо­треб­ле­нию — уметь оце­ни­вать их с точки зрения цер­ков­но­сти. Для этого не тре­бу­ется спе­ци­аль­ного музы­каль­ного обра­зо­ва­ния.

Ровно сто лет тому назад, в 1849 году, Мос­ков­ский Мит­ро­по­лит Фила­рет, пред­став­ляя в Свя­тей­ший Синод свой отзыв о пере­ло­же­нии А.Ф. Льво­вым нот­ного Ирмо­ло­гия, писал: «Теория музы­каль­ного искус­ства мне неиз­вестна. Но, около 60-ти лет тому назад научен­ный петь по Окто­иху, а потом по Оби­ходу, древним иереем, све­ду­щим в цер­ков­ном пес­но­пе­нии, кото­рого пример настав­лял не только выби­рать ноты, но и чув­ство­вать дух цер­ков­ного пения, и с тех пор посто­янно зна­ко­мый с сим пением, думаю, могу поз­во­лить себе неко­то­рое суж­де­ние о сем пред­мете». Далее в этом своем отзыве, а также и другом докладе Свя­тей­шему Синоду, от 3 фев­раля 1850 года за № 78, Мит­ро­по­лит Фила­рет выска­зал ряд заме­ча­тель­ных суж­де­ний о недо­стат­ках Ирмо­ло­гия и Окто­иха А.Ф.Львова и опро­верг учение Львова о несим­мет­рич­ном ритме древ­них цер­ков­ных пес­но­пе­ний зна­мен­ного рас­пева. Время дока­зало спра­вед­ли­вость суж­де­ний Мит­ро­по­лита Фила­рета: целые томы Окто­иха и Ирмо­ло­гия пере­ло­же­ний А.Ф. Львова не вошли в упо­треб­ле­ние.

Слова и пример Мит­ро­по­лита Фила­рета дока­зы­вают, что каждый цер­ков­ный чело­век, и не будучи музы­кан­том, может пра­вильно судить о досто­ин­ствах музы­каль­ных про­из­ве­де­ний с точки зрения цер­ков­но­сти. Но, чтобы судить пра­вильно, надо кри­тику самому ясно пони­мать смысл, зна­че­ние цер­ков­ного пения в бого­слу­же­нии и задачи бого­слу­жеб­ного пения.

Насто­я­щая статья явля­ется попыт­кой наме­тить основ­ные поло­же­ния для прак­ти­че­ских реше­ний по постав­лен­ному вопросу.

Пред­став­ля­ется есте­ствен­ным взгля­нуть на цер­ков­ное пение с точки зрения рели­ги­оз­ной пси­хо­ло­гии. Хри­сти­ан­ская жизнь есть стрем­ле­ние к обще­нию с Богом. Сред­ства бого­об­ще­ния: бла­го­дат­ные, исхо­дя­щие от Бога, — таин­ства, и есте­ствен­ные, исхо­дя­щие от чело­века, — молитвы. Молитва есть обра­ще­ние души чело­века к Богу. Наша душа имеет три сто­роны: ум, сердце и волю. Ум — свет, кото­рый оза­ряет путь жизни к Богу. Сердце — теп­лота души, с кото­рой душа пере­жи­вает свое земное суще­ство­ва­ние. Воля — это сила, энер­гия, пови­ну­ю­ща­яся то уму, то сердцу или же и уму, и сердцу.

Каким путем чело­век ближе под­хо­дит к Богу: рас­су­доч­ным или путем сердца? Путем сердца, одним умом чело­век не может мно­гого достиг­нуть в обще­нии с Богом.

«О, глу­бина пре­муд­ро­сти и разума Божия. Кто бо разуме ум Гос­по­день?» — вос­кли­цает апо­стол Павел ( Рим. 11:33–34 ). «Изу­ме­вает и пре­мир­ный ум» пред тайной вопло­ще­ния Сына Божия от Пре­свя­той Девы Марии1. И если пред одной этой тайной в изум­ле­нии пре­кло­ня­ются ангелы, а апо­столы — «витии мно­го­ве­щан­ные» — ста­но­вятся «яко же рыбы без­глас­ные», то обык­но­вен­ные люди — и пре­муд­рые, и немуд­рые, и взрос­лые, и дети, лишь в чув­ствах могут достиг­нуть Бого­об­ще­ния. При­ме­рами тому — фари­сей и мытарь, еван­гель­ская блуд­ница и Иуда Иска­ри­от­ский, Закхей и апо­стол Петр. Одно холод­ное при­зна­ние ума не при­бли­жает людей к Богу: «и беси веруют», но «тре­пе­щут» за свою судьбу ( Иак. 2:19 ); и рас­ка­яв­шийся Иуда, сознавши умом свое пре­ступ­ле­ние, не при­бли­зился к Богу ( Мф. 27:5 ).

Истин­ное Бого­об­ще­ние насту­пает тогда, когда рели­ги­оз­ные истины ста­но­вятся досто­я­нием сердца, когда воз­ни­кает сер­деч­ная вера, когда созна­ние своих грехов пере­хо­дит в чув­ство сокру­ше­ния о своих грехах. Напри­мер, если душа не только умом при­знает догмат вопло­ще­ния Сына Божия, но и серд­цем откли­ка­ется на любовь Бога, Кото­рый так воз­лю­бил мир, что Сына Своего Еди­но­род­ного дал на спа­се­ние мира,— она изли­ва­ется в словах молитв и пения. Если же нет сер­деч­ной веры, если сердце молчит, оно и не изли­ва­ется в молит­вах, и нет потреб­но­сти в пении.

Молитва и пение — одни из глав­ных средств выра­же­ния рели­ги­оз­ных чувств. Пение есть соеди­не­ние слов с музы­кой голоса. Ум выра­жает свою работу в про­стых словах, в фор­му­лах, в сухой прозе. Чув­ства не доволь­ству­ются одними лишь сло­вами, для чувств мало про­стых слов, они тре­буют воз­вы­шен­ных слов — поэзии. Это пре­красно дока­зы­вают пра­во­слав­ные бого­слу­жеб­ные книги. Они состоят из пора­зи­тельно воз­вы­шен­ных поэ­ти­че­ских тво­ре­ний, изъ­яс­ня­ю­щих рели­ги­оз­ные истины и поло­жен­ных на гласы и рас­певы. Твор­цами пес­но­пе­ний были святой Иоанн Дамас­кин, пре­по­доб­ные Косма Маи­ум­ский, Роман Слад­ко­пе­вец, Андрей Крит­ский, Ефрем Сирин и другие святые люди, кото­рые при­ни­мали рели­ги­оз­ные истины не только умом, но и пере­жи­вали их серд­цем.

Каждое пра­во­слав­ное бого­слу­же­ние есть почти сплошь пение молитв, к чему при­зы­вал св. апо­стол Павел: «Будем непре­станно при­но­сить Богу жертву хвалы, то есть плод уст, про­слав­ля­ю­щих имя Его» ( Евр. 13:15 ). Еще яснее сказал апо­стол Павел в посла­нии к Ефе­ся­нам: «Посту­пайте как чада света…, нази­дая самих себя псал­мами и сла­во­сло­ви­ями, и пес­но­пе­ни­ями духов­ными» ( Еф. 5; 8, 19 ).

Свя­ти­тель Иоанн Дамас­кин в своем ирмосе на Бого­яв­ле­ние при­зы­вает: «Раду­имся и раз­ши­рим уста, Слову пле­туще от словес слад­ко­пе­ния, имже к нам насла­жда­ется даро­ва­ний»2, то есть воз­ра­ду­емся, рас­кроем уста, чтобы Богу — Слову спле­тать из слов слад­ко­пе­ние: то, что Ему при­ятно из наших даров. Раньше преп. Иоанна Дамас­кина эту мысль выра­зил чрез­вы­чайно ярко св. Гри­го­рий Бого­слов: «Я при­ношу в дар слово, — гово­рит св. отец, — слово, как лучшее и дра­го­цен­ней­шее из всего, что имею, осо­бенно же, когда вос­пе­ваю Слово за бла­го­де­я­ния к сло­вес­ному суще­ству».

Итак, рели­ги­оз­ная жизнь есть по пре­иму­ще­ству жизнь чувств, кото­рые нахо­дят выра­же­ние в молит­вах и пес­но­пе­ниях. Цер­ков­ное бого­слу­жеб­ное пение есть язык, с кото­рым чело­век при­хо­дит к Богу, есть дар, угод­ный Богу, выра­же­ние души, бла­го­го­ве­ю­щей пред Богом и утрен­ню­ю­щей пред лицом Его. «К Тебе утрен­нюю мило­сер­дия ради…» — пел св. Косма Маи­ум­ский, то есть с ран­него утра пою Тебе, Боже, ради Твоего мило­сер­дия ко мне3. «Заутра услыши глас мой, Царю мой и Боже мой…» — молит­венно взывал пророк Давид ( Пс. 5:4 ).

Далее, зна­че­ние бого­слу­жеб­ного пения с точки зрения рели­ги­оз­ной пси­хо­ло­гии заклю­ча­ется в том, что это пение есть сред­ство обще­ния членов Церкви друг с другом.

Цер­ковь — Тело Хри­стово. Цер­ковь — оду­шев­лен­ный орга­низм, живое суще­ство, вла­де­ю­щее и живой речью, общим языком и общим голо­сом. «Состав­ляя одно тело, мы, — гово­рит Тер­тул­лиан, — схо­димся вместе в собра­ние, чтобы при­сту­пить к Богу с молит­вами сообща»4.

Ничто так не спо­соб­ствует осу­ществ­ле­нию задачи объ­еди­не­ния всех, как пение, кото­рое, по выра­же­нию св. Кли­мента Алек­сан­дрий­ского, «создает общий голос»5.

Пение роднит людей, спла­чи­вает их вокруг общего дела или общей идеи. И это всегда учи­ты­ва­лось твор­цами дви­же­ний, орга­ни­за­то­рами и исто­ри­че­ски дока­зано. Одно зре­лище без­молв­ной толпы, как бы она ни была велика, не все­ляет в нашу душу мысли об ее еди­но­ду­шии. Напро­тив, общее пение этого мно­же­ства делает толпу оду­шев­лен­ным и единым суще­ством.

Нако­нец, бого­слу­жеб­ное пение есть сред­ство настав­ле­ния исти­нам, выра­жен­ным в словах песней. «Когда мы поем песни из Минеи и Триоди, мы поем то же, что в Писа­нии, только дру­гими сло­вами, ибо все сии книги: Триоди, Минеи и прочие, — содер­жат правое и истин­ное бого­по­зна­ние»6.

Так же смот­рел и свя­ти­тель Васи­лий Вели­кий: «Святый Дух знал, что трудно вести род чело­ве­че­ский к доб­ро­де­тели, что по склон­но­сти к удо­воль­ствиям мы нера­дим о правом пути. Что же Он соде­лы­вает? К уче­ниям при­ме­ши­вает при­ят­ность слад­ко­пе­ния (мело­дию), чтобы вместе с усла­ди­тель­ными пес­но­пе­ни­ями для слуха при­ни­мали мы неза­мет­ным обра­зом то, что есть полез­ного в слове».

Бла­жен­ный Иеро­ним учит: «Да внем­лют те, коих долг есть петь в церкви, что Богу петь должно не гласом, но серд­цем, — да не слы­шаны будут в церкви теат­раль­ные песни, — но должно петь в страхе, во тщании, в веде­нии Писа­ний. Пусть так поет раб Хри­стов, чтобы не глас пою­щего при­я­тен был, но слова, про­из­но­си­мые при пении»7.

Бла­жен­ный Авгу­стин гово­рит в «Испо­веди»: «Когда со мною слу­ча­ется, что меня тро­гает больше пение, нежели то, что поется, то я при­зна­юсь, что тяжко согре­шаю, и тогда желал бы я не слы­шать пою­щего»8.

При­ве­ден­ные сви­де­тель­ства гово­рят о взгляде свв. отцов и учи­те­лей Церкви на зна­че­ние пения, как сред­ства Бого­по­зна­ния, а не эсте­ти­че­ского насла­жде­ния.

Итак, цер­ков­ное пение есть: 1) выра­же­ние рели­ги­оз­ной жизни чело­века, 2) сред­ство обще­ния живых членов церкви и 3) сред­ство науче­ния исти­нам веры.

Из ска­зан­ного сле­дует опре­де­лен­ный вывод: в церкви петь должен каждый веру­ю­щий, пение должно быть общим.

Исто­рия гово­рит, что пение с самого начала хри­сти­ан­ской Церкви было общим. В апо­столь­ский период не было хоров, а пели все. «Егда схо­ди­теся, — гово­рит апо­стол, — кийждо вас псалом имать» ( 1Кор. 14:26 ).

Иудей­ский писа­тель Филон, живший в первом веке по Рож­де­стве Хри­сто­вом, так опи­сы­вает испол­не­ние наро­дом цер­ков­ного пения: «Хри­сти­ане во время бдения, все, встав, раз­де­ля­лись на два лика посреди хра­мины, мужи с мужами, жены с женами, и на общих ликах был свой искус­ный запе­ва­тель; потом они пели Богу песни, состо­я­щие из разных стихов, то пооди­ночке, то попе­ре­менно, с при­лич­ными при­пе­вами. Нако­нец, оба лика соеди­ня­лись в один общий лик, или хор, под­ра­жая древ­нему при­меру на берегу Черм­ного моря»9.

Свя­ти­тель Иоанн Зла­то­уст в Беседе 36‑й на первое посла­ние апо­стола Павла к Корин­фя­нам пишет: «В древ­но­сти (то есть в первые три века по Р.X. — Л.П.) все схо­ди­лись и пели вместе; это мы делаем и ныне».

В древ­но­сти пение при бого­слу­же­нии всеми моля­щи­мися было столь рас­про­стра­нен­ным явле­нием, что св. Васи­лий Вели­кий, в одной Беседе, отме­чая эсте­ти­че­ский момент общего пения, срав­ни­вает мощное общее пение с вол­нами, набе­га­ю­щими на берег в час при­лива: «Если пре­красно море во время прибоя, — пишет св. отец, — то не гораздо ли пре­крас­нее собра­ние такой церкви, в кото­рой, подобно волне, уда­ря­ю­щей о берег, сово­куп­ный глас мужей и жен и детей вос­сы­ла­ется к Богу в наших к Нему молит­вах?»10 В самом деле, если пение есть выра­же­ние души веру­ю­щего чело­века и дар, угод­ный Богу, если всякое дыха­ние и вся все­лен­ная при­зы­ва­ются хва­лить Творца ( Пс. 150:6 ), то тем более в пении цер­ков­ном должен лично участ­во­вать всякий хри­сти­а­нин.

Затем, если пение есть сред­ство обще­ния веру­ю­щих, то сле­дует исполь­зо­вать это сред­ство во всей пол­ноте для объ­еди­не­ния всех моля­щихся. Слу­шать пение и запом­нить его — одно дело, но уметь самому петь с дру­гими — другое, два раз­лич­ных акта, раз­лич­ных и по своему зна­че­нию. Слушая, можно оста­ваться чуждым пению, можно отно­ситься к нему свы­сока, кри­ти­че­ски, оста­ваться с самим собой, лишь со своими впе­чат­ле­ни­ями и мне­ни­ями, так ска­зать, замы­каться в себя. Напро­тив, всту­пая в общее пение, поющий при­об­ща­ется к братии, идет с ней одним путем, забо­тится о согла­сии, гар­мо­нии, еди­не­нии.

Нако­нец, нет ника­кого сомне­ния в том, что пение вводит пою­щего в вели­кую свое­об­раз­ную школу для науче­ния исти­нам веры, всему тому пре­крас­ному, что зало­жено в цер­ков­ных пес­но­пе­ниях, что про­хо­дит мимо слуха слу­ша­те­лей, пока они не станут лично пою­щими. Цер­ковь — школа, и в ее пес­но­пе­ниях пока­зана глу­бина и изоби­лие пре­муд­ро­сти Божией.

Что все эти мысли о живом уча­стии в пении всех моля­щихся в церкви не есть плод фан­та­зии или непра­виль­ных умо­за­клю­че­ний, сви­де­тель­ствует авто­ри­тет­ное заме­ча­ние зако­но­по­ло­жи­тель­ной цер­ков­ной бого­слу­жеб­ной книги Типи­кона, или Цер­ков­ного Устава, в вер­но­сти кото­рому епи­скопы перед хиро­то­нией все­на­родно дают клят­вен­ное обе­ща­ние, а свя­щен­ники — пред посвя­ще­нием — при­сягу.

Вот это ука­за­ние: «Когда диакон воз­гла­шает: «Рцем вси…» — этот глагол не иное что дает понять, как то, чтобы всем вкупе молиться, не клиру еди­ному, но и всем, обре­та­ю­щимся в церкви. Во Святей Восточ­ной Церкви не иначе тво­рится, как и пишется. Где напи­сано: «людие гла­го­лют», то все вкупе, сколько их есть в церкви, гла­го­лют: или «Гос­поди, поми­луй», или «Подай, Гос­поди», или «И со духом твоим», или «Отче наш»… А если у нас так не тво­рится, то над­ле­жит тво­рить.

Если бы к одному клиру обра­ща­лись эти слова и ему одному ука­зы­ва­лось бы отве­чать на них, то не напи­сали бы: «людие гла­го­лют». Все это гово­рится к тому, чтобы мы познали, что все мы одно тело и раз­ли­ча­емся друг от друга только как отдель­ные члены»11.

При­ве­ден­ное выра­зи­тель­ное настав­ле­ние Типи­кона, отли­ча­ясь полной ясно­стью и опре­де­лен­но­стью своего содер­жа­ния, дает, между прочим, надеж­ное мето­ди­че­ское ука­за­ние поль­зо­ваться устав­ными заме­ча­ни­ями, рас­се­ян­ными в бого­слу­жеб­ных книгах: в Окто­ихе, Триоди, Минеях. «В Восточ­ной церкви то или иное не иначе тво­рится, как и пишется, — гово­рит Типи­кон. — …А если не тво­рится, то над­ле­жит тво­рить». Воору­жив­шись этим ука­за­нием, можно извлечь из Типи­кона много ценных данных о смысле и зна­че­нии цер­ков­ного пения и о харак­тере его испол­не­ния.

Основ­ной закон, поло­жен­ный Типи­ко­ном для цер­ков­ного пения, заклю­ча­ется в под­чи­не­нии его канону осмо­гла­сия.

Цер­ков­ные напевы кано­ни­зо­ваны, то есть вве­дены в опре­де­лен­ные рамки 8‑ми гласов.

Глас есть система мело­ди­че­ских попе­вок. Каждая гла­со­вая мело­дия есть цепь пери­о­ди­че­ски повто­ря­ю­щихся музы­каль­ных строк. Строки гла­со­вого напева отли­ча­ются необык­но­вен­ной мело­ди­че­ской ярко­стью, поз­во­ля­ю­щей лично запом­нить как их, так и повто­ря­ю­щийся период их.

Под­ве­де­ние цер­ков­ных пес­но­пе­ний под законы осмо­гла­сия имеет огром­ное зна­че­ние, ибо: 1) дает воз­мож­ность каж­дому певцу без помощи ком­по­зи­тора рас­пе­вать все вели­кое мно­же­ство бого­слу­жеб­ных пес­но­пе­ний; 2) избав­ляет слух от бес­ко­неч­ной пест­роты напе­вов, кото­рая созда­лась бы вне осмо­глас­ного канона; 3) создает основу для проч­ной пев­че­ской тра­ди­ции и, 4) что всего важнее, — дает воз­мож­ность всем, зна­ю­щим мело­ди­че­ские строки гласа, объ­еди­няться в пении любого пес­но­пе­ния, вести общее пение. Что цер­ков­ный Устав имеет в виду уча­стие всей церкви в пении, об этом сви­де­тель­ствует также уста­нов­ле­ние чина пения с кано­нар­хом и с голов­щи­ком.

Схема гла­со­вой мело­дии может быть удер­жана в слу­хо­вой памяти всяким чело­ве­ком, не лишен­ным музы­каль­ного слуха и вни­ма­ния, но текст всех стихир и тро­па­рей, даже вос­крес­ных, запом­нить невоз­можно. Кано­нарх тут и при­хо­дит на помощь поющим. На доми­ни­ру­ю­щей ноте гла­со­вого напева он моно­то­ни­рует, т. е. одно­звучно поет строку за стро­кой текста, а поющие повто­ряют слы­шан­ную строку, но уже в мело­дии. Зна­че­ние кано­нарха очень велико: он заме­няет поющим память и книгу, но в то же время вносит раз­дель­ность в испол­не­ние напева, отме­чает своим голо­сом моменты вступ­ле­ния поющих и дает воз­мож­ность всем моля­щимся петь вместе.

Такое же важное зна­че­ние имеет и голов­щик (запе­ва­тель), обя­зан­но­сти кото­рого могут сов­ме­щаться с обя­зан­но­стями кано­нарха.

Пси­хо­ло­ги­че­ски известно и понятно, что для поющих, будут то соли­сты или хори­сты, всего труд­нее начать пение, ибо для этого необ­хо­димо иметь ясное умствен­ное слу­хо­вое пред­став­ле­ние об извест­ном соче­та­нии музы­каль­ных звуков. Голов­щик громко, во все­услы­ша­ние, берет на себя первую фразу, или запев пес­но­пе­ния и, выпе­вая ее, сразу выво­дит в поле созна­ния поющих весь даль­ней­ший напев пес­но­пе­ния, и они смело его вос­при­ни­мают и про­дол­жают. Чем больше число поющих, тем нужнее голов­щик: при общем пении без него обой­тись трудно.

Цер­ков­ный Устав при­дает боль­шое зна­че­ние пению по чину ипакои и по чину анти­фона.

На бого­слу­жеб­ном языке слово ипакои озна­чает при­пе­ва­ние, припев, — такое пение, кото­рому пред­ше­ствует пение, испол­ня­е­мое певцом или мно­гими пев­цами.

В «Поста­нов­ле­ниях апо­столь­ских» (2, 57) читаем: «Один кто-нибудь пусть поет песни Давида, а народ пусть при­пе­вает заклю­че­ние стихов».

Свя­ти­тель Афа­на­сий Вели­кий 12 пишет: «Я (то есть Афа­на­сий — Л.П.), сев на своем пре­столе, велел диа­кону читать псалом: «Испо­ве­дай­теся Гос­по­деви», а народу под­пе­вать: «яко в век милость Его».

Святой Васи­лий Вели­кий в письме своем к неоке­са­рий­ским кли­ри­кам, опи­сы­вая ночные моле­ния, утвер­див­ши­еся в его время во всех церк­вах Божиих, сооб­щает: «Востав по молит­вах начи­нают псал­мо­пе­ние. И иногда, раз­де­лив­шись на две части, поют попе­ре­менно одни за дру­гими… Потом опять предо­ста­вив одному певцу начи­нать пение, прочие под­пе­вают (ШpakoЪ­oujin)»13.

Свя­ти­тель Иоанн Зла­то­уст в Беседе на псалом 3‑й гово­рит: «Возь­мем псал­тирь Дави­дов и зай­мемся тем при­пе­вом (Шpako»), кото­рый все мы под­пе­вали сего­дня: «Имже обра­зом желает елень на источ­ники водныя, сице желает душа моя к Тебе, Боже».

В Рус­ской Церкви сохра­ни­лись ипакои в пении концов Тро­ич­ных песней, в пении заклю­чи­тель­ных слов ака­фи­стов. По чину ипакои можно петь три при­пева псалма 103-го на вели­кой вечерне: «Бла­го­сло­вен еси, Гос­поди», «Дивна дела Твоя, Гос­поди», и «Слава Ти, Гос­поди, Сотво­рив­шему вся». Так же мог бы испол­няться псалом «Блажен муж…», с при­пе­вом «алли­луиа» после каж­дого стиха, псалом «Хва­лите имя Гос­подне…» киев­ским рас­пе­вом, с при­пе­вами — сна­чала крат­ким: «алли­луиа», а потом полным: «Яко в век милость Его».

Анти­фон­ное пение состоит в том, что пес­но­пе­ние или псалом делится на рав­но­мер­ные стихи, или строки, кото­рые и поются пооче­редно двумя ликами или двумя сто­ро­нами поющих. Так поются на все­нощ­ной сти­хиры, а на Литур­гии: «Бла­го­слови, душе моя, Гос­пода…», Бла­женны, про­ки­мен, «Верую…» и прочее.

Анти­фон­ное пение, ипакои, пение под кано­нарха, пение с голов­щи­ком — все это явно рас­счи­тано на боль­шие массы поющих и, несо­мненно, вызвано обы­чаем и жела­нием веру­ю­щих при­нять уча­стие в бого­слу­жеб­ном пении.

Кроме Типи­кона, об общем пении гово­рится в Корм­чей (один из источ­ни­ков рус­ского цер­ков­ного права), в тол­ко­ва­нии Валь­са­мо­ном 17-го пра­вила Лаоди­кий­ского собора: «Отцы опре­де­лили, что псалмы в собра­ниях не должны быть воз­гла­ша­емы непре­рывно, но среди них должны быть и чтения, чтобы народ отды­хал и опять пел»14.

В Боль­шом Треб­нике, в чине свя­того кре­ще­ния, об общем пении гово­рится: «Поющим всем трижды: «Елицы во Христа кре­сти­стеся…».

При­ве­ден­ные выше сооб­ра­же­ния не остав­ляют сомне­ния в том, что общее пение за бого­слу­же­нием выте­кает из самого суще­ства бого­слу­же­ния и из самого поня­тия о Церкви, как Теле Хри­сто­вом, что оно не есть какое-то нов­ше­ство, что-то искус­ствен­ное, слу­чай­ное, вре­мен­ное или только тер­пи­мое, или мыс­ли­мое в идеале, но неосу­ще­стви­мое в жизни. Напро­тив, все исто­ри­че­ские данные гово­рят, что оно было всегда в хри­сти­ан­ской древ­но­сти, и все пред­пи­са­ния цер­ков­ного Устава под­твер­ждают, что оно осу­ще­ствимо.

В итоге всех этих рас­суж­де­ний можно сде­лать опре­де­лен­ный вывод: живое и непо­сред­ствен­ное уча­стие каж­дого веру­ю­щего в хра­мо­вом пении не только допу­стимо, но и жела­тельно, и обя­за­тельно.

Перей­дем теперь к вопросу о поло­же­нии цер­ков­ного хора и цер­ков­ных певцов. Какое назна­че­ние хора в церкви, его задачи? Явля­ется ли цер­ков­ный хор есте­ствен­ным и жиз­нен­ным явле­нием, жела­тель­ным и обя­за­тель­ным, как и общее пение, или же хор есть что-то чуждое церкви и неже­ла­тель­ное?

Цер­ков­ный хор — не что-то побоч­ное, но, напро­тив, очень важное в цер­ков­ной жизни; не есть слу­чай­ное, а посто­ян­ное; хор — не внеш­ний при­да­ток храма вроде орна­мента на колон­нах или рос­писи на стенах, а один из устоев в цер­ков­ной жизни. Хор поис­тине при­над­ле­жит к жиз­нен­ным нервам цер­ков­но­сти и заслу­жи­вает самого вни­ма­тель­ного к себе отно­ше­ния.

Истин­ное зна­че­ние хора состоит в том, что он явля­ется пере­до­вым вождем поющей массы, учи­те­лем ее, руко­во­ди­те­лем ее, так ска­зать, кол­лек­тив­ным кано­нар­хом и кол­лек­тив­ным голов­щи­ком. Хор не должен отвле­кать народ от бого­слу­же­ния своей музы­кой, но должен при­вле­кать моля­щихся к Богу тек­стом свя­щен­ных пес­но­пе­ний, испол­нен­ных разумно и слад­ко­гласно.

Каждый веру­ю­щий, при­сут­ству­ю­щий в храме за служ­бами, должен не только молча молиться, но и петь вместе со всеми. Однако пению надо учиться, ибо сразу не запо­ешь. Как мла­денцы науча­ются гово­рить мате­рин­ским языком через слух, слыша слова матери, так и в церкви: чада церкви должны учиться цер­ков­ному пению через слух, слушая хор.

Хор от лица Матери-Церкви должен стать учи­те­лем веру­ю­щих, как надо петь молитвы. Хор — это избран­ные певцы из веру­ю­щих, ядро, центр, от кото­рого исхо­дят устав­ные пес­но­пе­ния, хор — это живой обра­зец, живой пример, как тре­бу­ется петь в церкви. Испол­няя пес­но­пе­ния, поло­жен­ные по чину бого­слу­же­ний, хор должен петь так, чтобы сто­я­щие в храме, наслы­шав­шись, могли усво­ить пес­но­пе­ние и так же запеть.

Это назна­че­ние хора опре­де­ляет выбор напе­вов и гар­мо­ни­за­ций, допу­сти­мую меру худо­же­ствен­ных при­е­мов хоро­вого пения, харак­тер пения хора и даже пси­хо­ло­гию и пове­де­ние регента и каж­дого певца. Хор — не без­душ­ный орган. Каждый певец — актив­ный участ­ник бого­слу­же­ния. Под­ни­ма­ясь на клирос, певец должен созна­вать, что он пришел слу­жить Богу своим голо­сом. Серьез­ность задачи должна предо­сте­речь хор от увле­че­ния музы­каль­ными эффек­тами, кото­рые почти всегда затем­няют, а иногда даже вовсе иска­жают зна­че­ние текста. Глав­ное вни­ма­ние певцов должно быть при­ко­вано к тексту и к службе в целом.

В цер­ков­ном пении можно и со сла­быми голо­сами про­из­ве­сти силь­ное впе­чат­ле­ние.

Задачи хора тесно свя­зы­вают регента хора с насто­я­те­лем храма.

Насто­я­тель, как руко­во­ди­тель цер­ков­ной жизни при­хода, должен счи­тать одним из своих важных дел рели­ги­оз­ное вос­пи­та­ние при­хода чрез пение хора и поэтому не может не сле­дить за пра­виль­ным направ­ле­нием пения хора.

Регент, пони­ма­ю­щий истин­ный смысл своего звания и при­зва­ния, должен дей­ство­вать в полном еди­но­ду­шии со свя­щен­ни­ком.

Эти задачи, конечно, не ведут к обед­не­нию бого­слу­жеб­ного пения, к суже­нию и упро­ще­нию его.

Пра­во­слав­ные бого­слу­же­ния, как уже ука­зано выше, почти сплошь состоят из пения. Сед­мич­ные и вос­крес­ные службы поются пооче­редно на восемь гласов, то есть на восемь разных напе­вов, но каждый из 8‑ми гласов имеет свои раз­лич­ные напевы для стихир, тро­па­рей, анти­фо­нов, про­ким­нов, кано­нов, све­тиль­нов.

В году 12 дву­на­де­ся­тых празд­ни­ков. Службы на дву­на­де­ся­тые празд­ники тоже имеют свои особые рас­певы. Все сти­хиры на эти празд­ники или «само­гласны», или поются «на подобны». На эти празд­ники поло­жены и особые каноны, све­тильны, тро­пари, кондаки и прочее.

Службы Пост­ной и Цвет­ной Триоди охва­ты­вают период почти в три месяца и полны непо­вто­ря­ю­щи­мися в другие пери­оды осо­бен­но­стями пес­но­пе­ний, бес­по­доб­ных по своей кра­соте. Цер­ков­ный Устав с вели­чай­шей тща­тель­но­стью опре­де­лил на все службы глас каж­дого пес­но­пе­ния, и не только глас его, но и распев, и способ испол­не­ния.

В пре­ду­пре­жде­ние нару­ше­ний Устав дает сле­ду­ю­щее ука­за­ние: «Коли­че­ство пения несть лепо пре­зи­рати ниже вели­кому зако­но­по­ло­жи­телю»15.

Про­петь пра­вильно по Уставу и бла­го­звучно все сти­хиры, тро­пари, анти­фоны, кондаки, про­кимны, ирмосы, екса­по­сти­ла­рии — глав­ное дело хора. Задача эта нелег­кая… Надо соблю­сти все исто­ри­че­ские сред­ства и приемы, выра­бо­тан­ные Уста­вом и освя­щен­ные мно­го­ве­ко­вой древ­но­стью для нази­да­ния веру­ю­щих: пение с кано­нар­хом, с голов­щи­ком, анти­фон­ное, ипо­фон­ное пение, ипакои, ката­ва­сия, подобны, само­гласны… Регент хора должен изу­чить Устав, бого­слу­жеб­ные книги, Оби­ходы цер­ков­ного пения, знать в совер­шен­стве типы зна­мен­ного и киев­ских рас­пе­вов.

Рус­ская Пра­во­слав­ная Цер­ковь вла­деет родным, неис­чис­ли­мым, музы­каль­ным пев­че­ским богат­ством. В наших древ­них крю­ко­вых руко­пи­сях рас­петы все службы на вос­крес­ные, дву­на­де­ся­тые празд­ники, на Вели­кий пост, Страст­ную сед­мицу, Пасху и период Пяти­де­сят­ницы. В 1772 году древ­ние крю­ко­вые руко­писи, по бла­го­сло­ве­нию Свя­тей­шего Синода, были пере­ве­дены на квад­рат­ные цер­ков­ные ноты. Воз­никли нотные Оби­ходы, но все они изло­жены в мело­дии только для одного голоса, пред­на­зна­чены для уни­сон­ного пения. Эти Оби­ходы явля­ются основ­ными нот­ными кни­гами рус­ского пра­во­слав­ного хра­мо­вого пения, состав­ляют его фун­да­мент.

В насто­я­щее время суще­ствуют мно­го­чис­лен­ные пере­ло­же­ния оби­ход­ных мело­дий на четыре голоса в Цер­ковно-пев­че­ских Сбор­ни­ках изда­ния Свя­тей­шего Синода, в Оби­хо­дах Пев­че­ской капеллы под редак­цией А.Ф. Львова, Н.И. Бах­ме­тева. Име­ются пере­ло­же­ния отдель­ных ком­по­зи­то­ров: А.А. Архан­гель­ского, Е.С. Азеева. А.Д. Касталь­ского, Г.Ф. Львов­ского, П.И. Чай­ков­ского, Н.А. Рим­ского-Кор­са­кова, Д.М. Яич­кова, В.А. Фате­ева и многих, многих других. Кроме того, суще­ствует боль­шое коли­че­ство безы­мен­ных пере­ло­же­ний. Сюда отно­сятся нотные четы­рех­го­лос­ные Оби­ходы мона­сты­рей, Херу­вим­ские: Симо­нов­ская, Софро­ни­ев­ская и другие.

Чем руко­во­диться в выборе пере­ло­же­ний?

Уже ука­зан­ными прин­ци­пами: пение должно объ­еди­нять веру­ю­щих и слу­жить к их нази­да­нию. Это нахо­дит для себя осно­ва­ние в Свя­щен­ном Писа­нии.

Святой апо­стол Павел в первом Посла­нии к Корин­фя­нам пишет: «Ревнуя о дарах духов­ных, ста­рай­тесь обо­га­титься ими к нази­да­нию Церкви… Когда вы схо­ди­тесь, и у каж­дого из вас есть псалом, есть поуче­ние, есть… истол­ко­ва­ние, — все сие да будет к нази­да­нию» ( 1Кор. 14; 12, 26 ).

Неко­то­рые коринф­ские хри­сти­ане любили гово­рить на собра­ниях на ино­стран­ных языках. Их апо­стол Павел не одоб­ряет: «Ты хорошо бла­го­да­ришь, но другой не нази­да­ется. Бла­го­дарю Бога моего: я более всех вас говорю язы­ками; но в церкви хочу лучше пять слов ска­зать умом моим, чтобы и других наста­вить, нежели тьму слов на незна­ко­мом языке» ( 1Кор. 14:17–19 ).

При­ме­няя прин­цип нази­да­тель­но­сти к мно­го­чис­лен­ным и раз­но­об­раз­ным пере­ло­же­ниям, сле­дует для бого­слу­жеб­ных целей пре­иму­ще­ственно поль­зо­ваться пере­ло­же­ни­ями в самом про­стом, ясном рус­ском стиле, где мело­дия не повре­ждена и звучит ясно, гар­мо­ни­за­ция — самая легкая и есте­ствен­ная.

Рус­ский народ за три почти века суще­ство­ва­ния у нас пар­тес­ного, то есть четы­рех­го­лос­ного, пения так сильно привык к гар­мо­ни­че­скому сло­же­нию, что сопро­вож­да­ю­щая мело­дию партия воз­ни­кает в слухе и на устах поющих само собой, инстинк­тивно и бес­со­зна­тельно со сто­роны пою­щего. Гар­мо­ни­за­ция мело­дии тер­ци­ями в другом голосе, с легким акком­па­не­мен­том на глав­ных сту­пе­нях у баса, вполне удо­вле­тво­ряет совре­мен­ного рус­ского певца и даже радует его. Дока­за­тель­ством служит жиз­нен­ность напи­сан­ных по такому спо­собу пере­ло­же­ний про­то­и­е­рея Петра Тур­ча­ни­нова. При­ме­рами люби­мой всеми про­стой, чистой и ясной гар­мо­ни­за­ции цер­ков­ных рас­пе­вов в рус­ском стиле, кроме про­из­ве­де­ний про­то­и­е­рея Петра Тур­ча­ни­нова, явля­ются пере­ло­же­ния Д.С. Борт­нян­ского, «Достойно есть…» М.А. Бала­ки­рева киев­ского рас­пева, пере­ло­же­ния Г.Ф. Львов­ского, литий­ные сти­хиры, сти­хиры Пасхи, «Достойно есть…» и целый ряд про­из­ве­де­ний Д.М. Яич­кова и многие другие.

Что можно иметь против слож­ной гар­мо­ни­за­ции древ­них рас­пе­вов?

Она пре­пят­ствует про­ник­но­ве­нию древ­них рас­пе­вов в массы и затруд­няет их усво­е­ние. Очень часто слож­ная гар­мо­ни­за­ция тре­бует боль­шого состава певцов и недо­ступна неболь­шим хорам. Нередко такая гар­мо­ни­за­ция в искус­ствен­ном стро­гом стиле делает мело­дию зна­мен­ного рас­пева как бы нарочно скуч­ной и сухой. Часто слож­ная гар­мо­ни­за­ция по прин­ци­пам западно-евро­пей­ской оркест­ро­вой или орган­ной като­ли­че­ской музыки совсем засло­няет мело­дию или укра­шает ее несо­от­вет­ству­ю­щими музы­каль­ными при­е­мами и эффек­тами. О рос­кош­ном гар­мо­ни­че­ском оде­я­нии, осо­бенно в запад­ном стиле, зна­мен­ных мело­дий — забота лишняя. Эти мело­дии так хороши, что в укра­ше­ниях не нуж­да­ются. Глав­ная забота — дове­сти их до слуха моля­щихся, сохра­нить мело­дии в чистом виде.

Для иллю­стра­ции инте­ресно при­ве­сти отзыв Мос­ков­ского Мит­ро­по­лита Фила­рета об извест­ной ком­по­зи­ции А.Ф. Львова на кондак «Взбран­ной Вое­воде» и на сти­хиру «Постя­щеся, братие, телесне…» — «Нотное поло­же­ние кондака «Взбран­ной Вое­воде», — пишет Мит­ро­по­лит Фила­рет, — имеет досто­ин­ство, но не цер­ков­ное. Вне­зап­ные в ходе напева то уско­ре­ния, то воз­вы­ше­ния и уси­ле­ния звуков про­из­во­дят такое впе­чат­ле­ние, как бы хотели уди­вить слу­ша­теля искус­ством, а не сооб­щить ему чув­ство, свой­ствен­ное цер­ков­ному пес­но­пе­нию. Про­слу­шав сти­хиру музыки Львова: «Постя­щеся, братие, телесне» и затем велев про­петь сию сти­хиру обык­но­вен­ным цер­ков­ным напе­вом, мы уди­ви­лись, для чего напев пра­виль­ный, удоб­ный к испол­не­нию, соот­вет­ствен­ный тексту и вре­мени, хотят заме­нить про­из­воль­ною игрою звуков, в кото­рой, может быть, найдут пищу зна­токи искус­ства, но кото­рая не может дать пищи бла­го­че­сти­вому чув­ству»16.

Что каса­ется ори­ги­наль­ных музы­каль­ных сочи­не­ний (не пере­ло­же­ний), кото­рых у нас вели­кое мно­же­ство, то не сле­дует огра­ни­чи­вать при­год­ность таких про­из­ве­де­ний к бого­слу­же­нию кругом опре­де­лен­ных авто­ров и направ­ле­ний.

Бла­го­ра­зум­ное пра­вило цер­ков­ной ико­но­мии (при­спо­соб­ля­е­мо­сти для пользы дела) не поз­во­ляет подойти к реше­нию этого вопроса с голой тео­рией. Нельзя объ­явить, что только унисон и зна­мен­ный распев есть идеал, и начать петь все уни­со­ном и зна­мен­ным рас­пе­вом. Это была бы такая же ошибка, как объ­явить иде­а­лом про­из­ве­де­ния Рах­ма­ни­нова. Идеал напева — в его объ­еди­ня­ю­щей силе. Напев тем силь­нее, чем он доступ­нее массе, чем боль­шее число поющих и при­пе­ва­ю­щих он спо­со­бен при­влечь.

Нельзя поэтому ста­вить вопрос так, что такого-то ком­по­зи­тора можно петь, а такого-то нет. Были у нас гени­аль­ные ком­по­зи­торы, и нет сомне­ний, что они не пере­ве­дутся и в буду­щем. Надо рас­смат­ри­вать каждое про­из­ве­де­ние неза­ви­симо от имени автора, отдельно. Даже у самых извест­ных цер­ков­ных ком­по­зи­то­ров, какими были Д.С. Борт­нян­ский и А.Ф. Львов, можно ука­зать про­из­ве­де­ния, раз­лич­ные в отно­ше­нии их при­год­но­сти к бого­слу­жеб­ному упо­треб­ле­нию. Неоди­на­ково, конечно, цер­ковно-бого­слу­жеб­ное зна­че­ние кон­цер­тов Д.С. Борт­нян­ского на ита­льян­ский лад и его же пере­ло­же­ния зна­мен­ного рас­пева: «Помощ­ник и Покро­ви­тель…», «При­и­дите, убла­жим Иосифа…»

Неоди­на­ково зна­че­ние нотных стихир А.Ф. Львова в духе про­те­стант­ских хора­лов и его же «Хва­лите имя Гос­подне…» на поли­е­лее или «Милость мира…» на Литур­гии свя­того Васи­лия Вели­кого, про­ник­ну­тых истин­ным цер­ков­ным вдох­но­ве­нием.

Иногда можно не заме­чать неко­то­рых недо­стат­ков пере­ло­же­ний ради пользы про­из­ве­де­ний в других отно­ше­ниях. Напри­мер, Обиход Бах­ме­тева имеет недо­статки в ритме, мело­дии и гар­мо­ни­за­ции гла­со­вых рас­пе­вов. Все же можно реко­мен­до­вать поль­зо­ваться его гла­со­выми рас­пе­вами за бого­слу­же­нием в тех мест­но­стях, где они прочно при­ви­лись и где древ­ние, лучшие, рас­певы гласов незна­комы, так как, наряду с ука­зан­ными недо­стат­ками стиля, те же про­из­ве­де­ния Бах­ме­тева имеют много других досто­инств.

Но в неко­то­рых слу­чаях, осо­бенно по отно­ше­нию к новым сочи­не­ниям, сле­дует, в случае их непри­год­но­сти к бого­слу­жеб­ному упо­треб­ле­нию, быть непри­ми­ри­мыми и бороться против допу­ще­ния их на клирос, несмотря даже на высо­кую талант­ли­вость авто­ров. Можно верить в искрен­ность рели­ги­оз­ных чувств ком­по­зи­то­ров и добрых наме­ре­ний, когда они писали свои сочи­не­ния для храма, можно нахо­дить круп­ные музы­каль­ные досто­ин­ства в их сочи­не­ниях, но, тем не менее, необ­хо­димо при­зна­вать их неумест­ными к упо­треб­ле­нию в церкви, при­рав­ни­вать их к тем гово­ря­щим на незна­ко­мых языках, кото­рых осуж­дал апо­стол Павел: «Ты хорошо бла­го­да­ришь, но другой не нази­да­ется» ( 1Кор. 14:17 ), и реши­тельно отка­зы­вать им в испол­не­нии при бого­слу­же­нии. Они хороши в музы­каль­ном отно­ше­нии, но храм — не место для раз­вле­че­ний и эсте­ти­че­ских насла­жде­ний. «При­ме­не­ние в цер­ков­ном пении искус­ства музыки, — поучает Мос­ков­ский Мит­ро­по­лит Фила­рет, — должно иметь свои гра­ницы, пере­ходя кото­рые музыка увле­кает цер­ков­ное пес­но­пе­ние в чисто музы­каль­ную область»17

Меркой для оценки таких про­из­ве­де­ний, помимо оценки по слу­хо­вому вос­при­я­тию, должно слу­жить их отно­ше­ние к пред­пи­са­ниям цер­ков­ного Устава и к нашим наци­о­наль­ным рас­пе­вам — киев­скому и зна­мен­ному. Зна­мен­ный распев ведет свое начало от при­ня­тия нашими пред­ками хри­сти­ан­ства. Цер­ков­ные напевы были при­не­сены к нам бол­га­рами и гре­ками с IX века. Святые Кирилл и Мефо­дий жили спустя лишь 50 лет после смерти творца канона осмо­гла­сия — свя­того Иоанна Дамас­кина († 776). Напевы осмо­гла­сия спре­по­доб­ного Иоанна, несо­мненно, были при­няты ими и пере­даны нам в непо­вре­жден­ном виде. Так утвер­ждают все авто­ри­тет­ные иссле­до­ва­тели древ­него рус­ского пения: про­то­и­е­рей Димит­рий Васи­лье­вич Раз­умов­ский, про­то­и­е­рей Иоанн Воз­не­сен­ский, про­то­и­е­рей Михаил Лиси­цын, Г.Ф. Львов­ский и другие. Глу­бо­кая древ­ность, вос­хо­дя­щая к вре­ме­нам до свя­того Иоанна Дамас­кина, сооб­щает особый цер­ков­ный авто­ри­тет нашему цер­ков­ному рас­певу.

При­ня­тые цер­ков­ные рас­певы были не меха­ни­че­ски усво­ены рус­ским наро­дом. Ода­рен­ный боль­шими музы­каль­ными спо­соб­но­стями, он цер­ков­ные напевы, при­не­сен­ные из гре­че­ской и бол­гар­ской Церк­вей, пере­ра­бо­тал в духе наци­о­наль­ном. У каж­дого народа есть свои наци­о­наль­ные излюб­лен­ные мело­дии и свое тех­ни­че­ское постро­е­ние их. Сохра­няя основ­ные черты при­ня­тых рас­пе­вов, рус­ский народ развил, допол­нил их своими род­ными зву­ками, обо­га­тил их, усо­вер­шен­ство­вал и соста­вил на основе их вели­кое мно­же­ство цер­ков­ных пес­но­пе­ний. Что рус­ское цер­ков­ное пение и народ­ное быто­вое пение имеют много сход­ного в постро­е­нии мело­дии, это вся­кому иссле­до­ва­телю видно сразу, хотя бы по одним и тем же общим при­е­мам постро­е­ния: смена голо­сов, чере­до­ва­ние двух поющих сторон, запе­ва­ние инте­рес­ной мело­дии одним голо­сом, при­со­еди­не­ние к ней под­го­лос­ков и потом про­дол­же­ние ее всем хором.

Эти приемы цер­ков­ного и народ­ного быто­вого пения как нельзя лучше подо­шли к тре­бо­ва­ниям цер­ков­ного Устава о пении с кано­нар­хом, с голов­щи­ком, пении ипакои, анти­фон­ном пении.

Зна­мен­ный распев не только во всем соот­вет­ствует пред­пи­са­ниям цер­ков­ного Устава, но во многом объ­яс­няет, допол­няет и раз­ви­вает его. Напри­мер, только из зна­мен­ного рас­пева мы знаем, как сле­дует испол­нять псалом 103‑й на вели­кой вечерне и как петь кафизмы на вос­крес­ной утрени. Музы­каль­ный талант всего рус­ского народа уди­ви­тельно искусно соеди­нил мело­дию зна­мен­ного рас­пева с тек­стом. Мело­ди­че­ские строки этого рас­пева обычно сов­па­дают с тек­сто­выми, и мело­дия всегда под­чи­ня­ется тексту. В текстах исто­ри­че­ски повест­во­ва­тель­ных, напри­мер, в сти­хи­рах, ирмо­сах, мело­дия при­бли­жа­ется к речи­та­тиву; в пес­но­пе­ниях пока­ян­ного харак­тера, напри­мер, «На реках Вави­лон­ских…», мело­дия дви­жется на низких нотах в объеме трех–четырех звуков; там, где выра­жа­ется вели­чие и вос­торг души, напри­мер, в сти­хи­рах Пасхи, мело­дия стре­мится вверх и тре­бует уско­рен­ного дви­же­ния.

Зна­мен­ный распев нико­гда не стре­мится пре­об­ла­дать над тек­стом, напро­тив, он стре­мится быть фоном, сред­ством к уси­ле­нию мысли текста. Это — важ­ней­шая отли­чи­тель­ная черта зна­мен­ного рас­пева. При­ме­рами могут слу­жить всем извест­ные напевы: «Се Жених грядет в полу­нощи…». «Чертог Твой вижду, Спасе мой, укра­шен­ный…», «Да молчит всякая плоть чело­веча…» В этих пес­но­пе­ниях мело­дия цели­ком устрем­лена на текст, сама же отхо­дит на задний план, при­ко­вы­вая мысль и сердца слу­ша­те­лей только к тексту.

Вообще зна­мен­ные мело­дии по про­стоте, серьез­но­сти, стро­го­сти, прав­ди­во­сти чув­ства, отсут­ствию пустого сен­ти­мен­та­лизма, по соот­вет­ствию с цер­ков­ным Уста­вом отве­чают всем тре­бо­ва­ниям, предъ­яв­ля­е­мым цер­ков­ному пению. Зна­мен­ное пение будит мысль и зажи­гает сердце огнем веры.

Зна­мен­ный распев пре­иму­ще­ственно раз­ви­вался на Севере России и сохра­нил через все века свою чистоту и стро­гость. Другая боль­шая ветвь нашего наци­о­наль­ного цер­ков­ного рас­пева — киев­ский распев, под вли­я­нием дли­тель­ной борьбы Киев­ской Руси за веру и наци­о­наль­ность, осла­бил свою преж­нюю чистоту и стро­гость, не сохра­нил в полном объеме того богат­ства мело­дий, какое име­ется в зна­мен­ном рас­певе, но при­об­рел заду­шев­ный, лири­че­ский харак­тер.

Пра­во­слав­ные веру­ю­щие в нашей стране всегда любили и ценили зна­мен­ный и киев­ский рас­певы. Во все века от начала хри­сти­ан­ства на Руси и до наших дней цер­ков­ные напевы стихир, тро­па­рей, ирмо­сов, вели­ко­пост­ные, на Страст­ной сед­мице и пас­халь­ные пес­но­пе­ния вос­пи­ты­вали в наших пред­ках ува­же­ние и любовь к Церкви и пере­да­ва­лись из рода в род, несмотря на все бури и натиски. Вот почему цер­ков­ность новых сочи­не­ний надо про­ве­рять цер­ков­ным и наци­о­наль­ным рас­пе­вом.

В тече­ние послед­них трех веков рус­ские веру­ю­щие люди с боль­шим успе­хом вели борьбу за свои древ­ние рас­певы с ино­зем­ными и ино­вер­ными вли­я­ни­ями.

В XVII веке на рус­ское цер­ков­ное пение нахлы­нули силь­ные волны като­ли­че­ско-поль­ского вли­я­ния, в XVIII веке — като­ли­че­ско-ита­льян­ского, в XIX веке (в первой поло­вине) — немецко-про­те­стант­ского, а затем (во второй поло­вине) — опер­ной като­ли­че­ской музыки.

Веру­ю­щие рус­ские люди, крепко свя­зан­ные рус­ской душой с зву­ками цер­ков­ных древ­них пес­но­пе­ний, всегда отли­чали цер­ков­ное направ­ле­ние в пении от нецер­ков­ного и про­ти­ви­лись послед­нему. Чем дальше шла борьба, тем успеш­нее было это про­ти­во­дей­ствие.

Боль­шое зна­че­ние в охра­не­нии рус­ских цер­ков­ных начал в пении имел в XIX веке Мит­ро­по­лит Мос­ков­ский Фила­рет, кото­рый почти на про­тя­же­нии 50 лет вел борьбу за сохра­не­ние древ­него цер­ков­ного пения. В Петер­бурге дви­же­ние борьбы за наци­о­наль­ный харак­тер в бого­слу­жеб­ном пении начал М.И. Глинка, а про­дол­жал М.А. Бала­ки­рев.

С конца XIX века и до насто­я­щего вре­мени идет зна­ме­на­тель­ное дви­же­ние против всего нанос­ного и чуж­дого в цер­ков­ном пении. Н.А. Рим­ский-Кор­са­ков, Г.Ф. Львов­ский, С.В. Смо­лен­ский, А.Д. Касталь­ский, а за ними многие другие вникли и пока­зали уди­ви­тель­ные кра­соты наших древ­них напе­вов и повели реши­тель­ную борьбу против всех ино­зем­ных и ино­вер­ных вли­я­ний в обла­сти цер­ков­ного пения. В резуль­тате общих усилий цер­ков­ное пение из года в год дела­ется по своему содер­жа­нию лучшим и более наци­о­наль­ным. Этот про­цесс идет под вли­я­нием все более про­яс­ня­ю­ще­гося созна­ния о зна­че­нии наци­о­наль­но­сти в искус­стве… Есть еще попытки со сто­роны неко­то­рых руко­во­ди­те­лей цер­ков­ного пения — пев­че­ских гур­ма­нов, — услаж­да­ю­щихся так назы­ва­е­мым худо­же­ственно-кон­церт­ным пением, покро­ви­тель­ству­ю­щих ему денеж­ными ресур­сами и дру­гими путями и в конце концов навя­зы­ва­ю­щими ему, может быть, несо­зна­тельно, все несим­па­тич­ные атри­буты като­ли­че­ского пения. Они отри­цают прин­цип наци­о­наль­но­сти в цер­ков­ном пении, выдви­гают прин­цип о ней­траль­но­сти искус­ства, явля­ются в своей сфере, так ска­зать, про­вод­ни­ками без­род­ного кос­мо­по­ли­тизма. Но несо­мненно, что раз­ви­тие искус­ства не может про­ис­хо­дить в отрыве от род­ного, наци­о­наль­ного искус­ства. Долг каж­дого пра­во­слав­ного дея­теля вло­жить долю своего труда в борьбу за охра­не­ние чистоты рус­ского наци­о­наль­ного цер­ков­ного пения.

Вред­ное вли­я­ние като­ли­че­ского стиля пения на пра­во­слав­ное про­яв­ля­ется в том, что музыка в като­ли­че­ском пении зани­мает глав­ное поло­же­ние, а текст — слу­жеб­ное. Орган­ная музыка в като­ли­че­ских храмах завла­де­вает душой моля­ще­гося, чрез­мерно воз­буж­дает чув­стви­тель­ность, дает широ­кий про­стор неопре­де­лен­ным мечтам, то грусти, то радо­сти, то тре­воге. Она вос­при­ни­ма­ется субъ­ек­тивно, вводит слу­ша­те­лей в состо­я­ние музы­каль­ного гип­ноза. Но для бого­слу­же­ния важно, чтобы пение объ­еди­няло моля­щихся, будило в них одни и те же мысли и чув­ства и чтобы чув­ства всех обра­ща­лись на одну опре­де­лен­ную рели­ги­оз­ную мысль. Если этого нет, пение в церкви теряет смысл.

В наших храмах пение должно быть не като­ли­че­ским, а пра­во­слав­ным. Как нельзя в пра­во­слав­ные храмы вно­сить като­ли­че­ские пре­столы, совер­шать службы в като­ли­че­ских обла­че­ниях, поль­зо­ваться сосу­дами като­ли­че­ского образца, так нельзя вво­дить и като­ли­че­ское пение.

Рус­ский народ создал вели­ко­леп­ные храмы, укра­сил их изу­ми­тель­ной ико­но­пи­сью, худо­же­ствен­ной утва­рью, обла­че­нием, и он же создал свое пра­во­слав­ное, цер­ков­ное пение.

Древ­ние храмы, утварь, обла­че­ние, ико­но­пись явля­ются нашей наци­о­наль­ной гор­до­стью и нахо­дятся под охра­ной госу­дар­ства. Такой же наци­о­наль­ной гор­до­стью явля­ются корен­ные веко­вые зна­мен­ный и киев­ский рас­певы. Обя­зан­ность бережно охра­нять их лежит на всех пра­во­славно веру­ю­щих. Нельзя выбра­сы­вать за борт свое древ­нее свя­щен­ное пение как уста­ре­лое и теперь ненуж­ное. В нем отра­зи­лось все, что дано рус­скому народу хри­сти­ан­ством, что прошло через мысль и сердца многих поко­ле­ний рус­ских людей, что легло одним из кра­е­уголь­ных камней в наше бого­слу­же­ние. Зна­мен­ный и киев­ский рас­певы созданы воз­вы­шен­ными мыс­лями и чув­ствами наших пред­ков; звуки этих рас­пе­вов и теперь воз­вы­шают нашу душу. Они — не уми­ра­ю­щие рас­певы, а вечно живу­щие с наро­дом, они — источ­ники воды живой для музы­каль­ного цер­ков­ного вдох­но­ве­ния.

Все, ска­зан­ное здесь, лишь намеки на то дело вели­кой важ­но­сти и слож­но­сти, кото­рое ука­зано Свя­тей­шим Пат­ри­ар­хом Алек­сием в его речи 18 апреля 1948 года, в целях поста­вить пение в церк­вах на долж­ную высоту и исто­ри­че­скую основу.

Но, имея широ­кие про­граммы и замыслы, сле­дует дело начи­нать с немно­гого и про­ник­нуться взгля­дом, что:

При­ме­ча­ния:

1. Ирмос 9‑й песни канона на Бого­яв­ле­ние.
2. Ирмос 3‑й песни 2‑го канона на Бого­яв­ле­ние.
3. Ирмос 5‑й песни канона на Вели­кий Пяток.
4. Тер­тул­лиан, Квинт Сеп­ти­мий Фло­ренс. Апо­ло­гия // Бого­слов­ские труды. М., 1984. Сб. 25. С. 176–219.
5. Кли­мент Алек­сан­дрий­ский, свя­ти­тель. Стро­маты. Яро­славль, 1892.
6. Посла­ние Пат­ри­ар­хов Восточно-Кафо­ли­че­ской Церкви о пра­во­слав­ной вере. Вопрос 3 // Дог­ма­ти­че­ские посла­ния пра­во­слав­ных иерар­хов XVII–XIX веков о пра­во­слав­ной вере. Сер­гиев Посад, 1995. С. 193.
7. Фила­рет (Гуми­лев­ский), архи­епи­скоп Чер­ни­гов­ский. Исто­ри­че­ский обзор пес­но­пев­цев и пес­но­пе­ния Гре­че­ской Церкви. Сер­гиев Посад, 1995.
8. Авгу­стин, бла­жен­ный. Тво­ре­ния. Киев, 1880. Ч. 1. Кн. 10. С. 305–306.
9. Фила­рет (Гуми­лев­ский), архи­епи­скоп Чер­ни­гов­ский. Там же.
10. Васи­лий Вели­кий, свя­ти­тель. Тво­ре­ния. Б. м., 1993. Ч. 1. С. 67.
11. Типи­кон. СПб., 1997. Т. 2. Л. 421.
12. Афа­на­сий Вели­кий, свя­ти­тель. Тво­ре­ния. М., 1994. Т. 2. С. 96.
13. Васи­лий Вели­кий, свя­ти­тель. Тво­ре­ния. СПб., 1911. Т 3. С. 239.
14. Корм­чая. Б. м., 1816.
15. Типи­кон. Б.м., 1877. Л. 416.
16. Доклад Свя­тей­шему Синоду от 16 мая 1854 г. № 26.
17. Фила­рет, Мит­ро­по­лит Мос­ков­ский и Коло­мен­ский. Собра­ние мнений и отзы­вов. СПб., 1885. Т. 4. С. 402.

Источник