Что такое романтическая ирония
Немецкий романтизм: диалог художественных форм и романтическая
ирония
Как известно, романтизм видоизменил существовавшую систему литературных жанров. Романтики многое предугадали в тенденциях литературного развития. В частности, они предсказали будущность роману, до них считавшемуся принадлежностью низкой литературы, и сами создали ряд блестящих образцов в этом жанре.
К числу созданных романтиками разновидностей романного жанра можно отнести роман о личности ( исповедальный или личный роман), широко представленный во французском романтизме (Шатобриан, Сталь, Констан, Мюссе, Ж. Санд), а также роман о художнике (Kьnstlerroman), особенно характерный для немецкой литературы.
Сугубо романтическим жанром явилась и лиро-эпическая поэма, представленная созданиями Байрона и Шелли, Ламартина и Виньи, Мицкевича, Пушкина, Лермонтова и др. Этот жанр с его одиноким, страдающим героем на долгие годы стал знаковым явлением для всего направления. Именно в нем нашло себе выражение смятенное состояние мятежной души и исключительность главной фигуры.
Одним из характерных жанров романтической литературы была фантастическая повесть, фантастическая новелла или сказка. В произведениях этого типа более всего давало себе простор воображение. Именно здесь человеческий дух чувствовал себя наиболее раскованным. В создании фантастических произведений особенно отличились немецкие романтики. Но и в других странах стремление проникнуть в непознанные сферы жизни приводило художников к использованию фантастики. Можно назвать, например, знаменитый роман Мери Шелли «Франкенштейн», а также сказки Нодье или повести Жерара де Нерваля, не говоря уж о новеллах Э. По.
Романтическая эпоха с ее культом человеческой личности оказалась чрезвычайно благоприятной для развития поэзии. Романтизм — время небывалого расцвета лирики, время поистине великих поэтов. Среди них самые известные — Гельдерлин и Брентано, Эйхендорф и Гейне, Байрон и Шелли, Вордсворт и Кольридж, Ламартин и Виньи, Гюго и Мюссе, Э. По и др. Жизнь романтической души отражалась в лирическом излиянии. Возможности поэтического слова и лирического самовыражения расширились необычайно. Диапазон лирического чувства простирался от задушевности простой песни до сгущенной метафоричности и смысловой многозначности философической медитации.
Классической страной романтизма волею судеб оказалась Германия. Эпоха романтизма явилась эпохой расцвета немецкой литературы, возрастания ее международной роли, когда возникли художественные произведения высочайшей пробы, и доселе не утратившие своей актуальности.
Ирония оказывалась единственным средством снятия этого противоречия, по необходимости субъективным, ибо только с помощью иронического осмысления явлений действительности творец получал возможность подняться над ними и над ограниченностью собственных потенций.
Характерными для немецкого романтизма, практически почти исключительно «немецкими» жанрами стали фантастическая повесть или сказка, ироническая комедия, фрагмент, особый романтический роман и, в частности, «роман о художнике» (Künstlerroman).
Начало « роману о художнике» было положено еще в предшествующую литературную эпоху романом В. Гейнзе «Ардингелло» (1787) и отчасти, конечно, «Вильгельмом Мейстером» Гете. Однако романтики немало постарались, чтобы по-своему поставить и решить проблему художника. В. Г. Вакенродер в «Сердечных излияниях монаха, любителя искусств», Л. Тик в «Странствованиях Франца Штернбальда», Новалис в «Генрихе фон Офтердингене», Э. Т. А. Гофман в новеллах и в романе «Житейские воззрения кота Мурра» работали в этом жанре. Именно здесь творческая личность смогла осмыслить свое место и назначение в мире, утвердить особый жизненный статус художника и его право на владение истиной.
«Künstlerroman», во многом продолжая традицию « романа воспитания», служил саморефлексии художника и искусства и включал в себя эстетическую программу творца, его художническое кредо.
Вместе с романом большие изменения претерпела новелла, образовавшая самостоятельный этап в развитии жанра. Отталкиваясь от гетевской формулировки о новелле как о «неслыханном происшествии», романтические новеллисты усилили эмоциональное звучание этого малого жанра и широко использовали в нем фантастические мотивы и образы. Отсюда вытекает пристрастие немецких романтиков к фантастике как к средству выражения непознаваемой тайны мира. Немецкие романтики создали особую форму фантастического, связанную с поэтикой тайны, с фантастикой необъяснимого и несказанного. Таковы и не подлежащие рациональному истолкованию сказки Тика, и кошмарная романтика Арнима, и «страшные» рассказы Гофмана. Фантастическое начало прочно входит в ткань художественных произведений романтиков. Оно может образовывать особое художественное пространство, может вторгаться в повседневную жизнь, может искажать ее до гротеска. В немецком романтизме фантастика становится полноправной эстетической категорией. Она диктует и свойственное именно немецким романтикам представление о сказке как о « каноне поэзии», как о своеобразном жанре жанров. Сказка возникла как порождение чистой фантазии, как игра духа, претендующая, впрочем, на глубинное постижение сути бытия и на своеобразное постижение разноликих и « чудесных» явлений жизни. Сказки создавали почти все немецкие романтики. Трудно найти хоть одну творческую индивидуальность в немецком романтизме, какая не оставила бы ни одной попытки попробовать себя в этом жанре. Иронический дух, свойственный романтическому мирочувствованию, разрешал безграничный полет фантазии и вместе с тем, как уже говорилось выше, предполагал «рефлексию». Сказка поэтому воспринималась как наиболее свободная форма для самовыражения творящего субъекта и как своеобразный миф, закрепляющий в художественной форме некие изначальные основы мироздания и его проявлений.
содержания, порой складывавшихся в афоризматическую форму, фрагментарность часто изначально образовывала структуру крупного художественного произведения. Можно в этом случае вспомнить, например, «Люцинду» Ф. Шлегеля или «Кота Мурра» Гофмана. Главным объектом иронии в творчестве ранних романтиков (Ф. Шлегель, Л. Тик, К. Брентано) являлся низменный характер окружающей жизни. Незадетым иронией оставался только тот высокий поэтический мир, который утверждался ею с помощью иронического осмысления мира существующего. На первый план выдвигалась самоценность творящего субъекта.
В самом основании романтической иронии была, однако, заложена возможность постоянного изменения, вплоть до самоотрицания. В ней содержалось и стремление к объективному постижению мира, и разрушительная сила релятивистского отношения к его разнообразным и неоднозначным явлениям. В процессе своего развития принцип романтической иронии расширялся. В иронии начала преобладать констатация объективной относительности разных ценностей мира, его смысловая многозначность. В позднем романтизме, в творчестве Гофмана например, ирония направляется не только на низменный характер действительности, но и на сам возвышенный поэтический объект. Иронически разрушается гармония единого романтического стиля. На его изломе возникают потенции новой художественности. Еще более отчетливо эти тенденции проявляются в поэзии и прозе Гейне. Его ирония открывает путь к более конкретному постижению мира в его противоречиях и, по сути, граничит с сатирой, а то и перетекает в нее. Стилистическая система становится все более многоголосой.
Примечания
1 Белинский В. Г. Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова, или Мертвые души». — Собр. соч.: В 3 т. — М., 1948. — Т. 2. — С. 300.
2 Михайлов Ал. В. Этапы развития музыкально-эстетической мысли в Германии XIX века // Музыкальная эстетика Германии XIX века: В 2 т. — М., 1981. — Т. 1.– С. 12.
3 Назовем здесь самые главные: Haym R. Die romantische Schule. Ein Beitrag zur Geschichte des deutschen Geistes. — Darmstadt, 1961; Huch R. Blütezeit der Romantik. –(о. О), 1905; Benz R. Die deutsche Romantik. — 3 Aufl. — 1940; Kluckhohn P. Das Ideengut der deutschen Romantik. — 3 Aufl. — (о. О)1953; Romantik in Deutschland. Ein interdisziplines Symposium. Hrsg. von Richard Brinkman. — 1978; Kleβmann Е. Die deutsche Romantik. — Köln,1979; Аyrault R. La genèse du romantisme allemand 1797–1804. — 2 Bde. — Paris, 1976; Murillo José Sànchez de. Der Geist der deutschen Romantik. — München, 1986; Берковский Н. Я. Романтизм в Германии. — Л., 1976; Федоров Ф. П. Романтический художественный мир: пространство и время. — Рига, 1988; Грешных В. И. Мистерия духа. — Калининград, 2001; и др.
6 Шлейермахер Ф. Д. Речи о религии к образованным людям, ее презирающим. — М., 1911. — С. 36.
7 Шеллинг Ф. В. Философия искусства. — М., 1966. — С. 184.
8 Шеллинг Ф. Система трансцендентального идеализма. — Л., 1936. — С. 387.
10 Strohschneider-Kohrs I. Die romantische Ironie in Theorie und Dichtung. — Тübingen, 1960. — S. 15. 11 Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика.– М., 1983. — Т. 1. — С. 282– 283.
13 Friedrich Schlegel. Seine prosaische Jugendschriften. — Bd 2.– Wien, 1906. — S. 251.
14 Шлегель Ф. Указ. соч. — С. 287.
18 Ханмурзаев К. Г. Немецкий романтический роман. — Махачкала, 1998. — С. 131.
19 Шлегель Ф. Указ. соч. — С. 405.
— Bd 2. — Leipzig, (o. J.) — S. 535.
21 Ханмурзаев К. Г. Указ. соч. — С. 130.
23 Цит по: Ханмурзаев К. Г. Указ. соч. — С. 297.
24 Карельский А. В. Драма немецкого романтизма. — М., 1992. — С. 43.
— С. 69–70; Смирнов А. В. К вопросу о национальных традициях в « эпическом театре» Брехта // Вопросы зарубежной литературы. — Пермь, 1972.
26 Грешных В. И. Мистерия духа: Художественная проза немецких романтиков. — Калининград, 2001. — С. 42. Теория фрагмента разрабатывалась также в другой работе этого автора, см.: Грешных В. И. Ранний немецкий романтизм. Фрагментарный стиль мышления. — Л., 1991; см. также: Das Unendliche als kьnstliche Form. Ein Symposion. — Bern-München, 1959.
Что такое романтическая ирония
Ирония и вымысел: от романтизма к постмодернизму
Глава 1. Проблема иронии
Глава I ПРОБЛЕМА
ИРОНИИ
Теории иронии
Типы иронии
Ирония и смежные категории
Романтическая ирония
Ирония модернизма
Глава II РОМАНТИЧЕСКАЯ ИРОНИЯ И МИФОПОЭТИЧЕСКИЙ ВЫМЫСЕЛ
Глава III ПРИВАТНЫЕ ВЫМЫСЛЫ МОДЕРНА
Глава IV ИРОНИЧЕСКИЕ ИЗОБРЕТЕНИЯ ПОСТМОДЕРНА
Особенность романтической иронии в том, что она органически сопряжена с вымыслом, в результате чего общее понятие иронии для нее не достаточно.
Отмечая, что романтическая ирония была духом времени, определившимся в качестве философского скептицизма и состояния турбулентности сознания на почве французской революции, Э.Мелор полагает, что парадигмой анализа может быть трактовка Ф.Шлегелем иронии как процесса самосозидания и самоограничения. 19 У романтиков пробудилось скептическое отношение к разуму, нацеленному на внешнее бытие, и стало отдаваться предпочтение любви и воображению, определяющих внутреннюю реальность человеческого существования. Романтики поняли, что субъект не сущность, а постоянное изменение и становление, многообразный жизненный процесс, что позволило им увидеть мир как хаос бесконечных возможностей, шлегелевское Fulle. Отсюда проистекало понимание ограниченности человеческого познания и языка, отрицание абсолютного порядка в природе и человеческой жизни, неприятие эгоизма и утопий прогресса. Энтузиазм романтика заключается в творчестве себя и своих мифов, энергии жизни, которые не определяются ни логической моделью, ни божественной телеологией. Однако в то же время онтология становления является саморазрушением, опирающимся на скепсис подобный установке Сократа: я знаю, что ничего не знаю. 20 Поэтому всякое утверждение, символ или ценность в универсуме становления преходящи.
В Перекроенном портном Т.Карлейля ирония выступает как противоречие непостижимой трансцендентной цели и ограниченности человеческого языка и познания, оперирующих артефактами повседневности. Стремясь к потусторонней цели и используя примитивный символический язык, субъект постоянно недопонимает Божественную идею мироздания и оказывается снедаемым саморазрушающимися артефактами.
Совершенно иное значение, согласно Э.Мелор, ирония приобретает у Кольриджа и Л.Кэрролла, где она действует в сфере морали и языка. В отличие от других романтиков Кольридж и Кэрролл взирают на универсум хаоса со страхом и трепетом, а потому их ирония образует круг риторической и теологической самозащиты.
В целом, понимая иронию романтиков как онтологию становления и разрушения, порождающую динамический хаос, Э.Мелор показывает ее творческий характер, обладающий в силу заложенного в иронии скепсиса способностью к разрушению устойчивых ценностей, символов и представлений.
Диалектическое движение к Поэзии является одновременно и размышлением, которое облачено в платье риторики, существующей также в двух разновидностях. Обыденная риторика возникает под влиянием аффекта и является ложным изменением последовательного хода мышления, патетическим отвлечением от рационально ограниченных представлений. Абсолютная риторика подразумевает бессмысленное, она выступает как интенция, более склонная к эффекту, нежели отнесению к смыслу. Это исполнение конечного текста, произведения, символизирующего бесконечное, это внутренний духовный акт употребления языка.
Обнаружив двойственность логики воображения, С.Элфорд определяет, что романтическая ирония проявляется двояко: как негативная диалектика и виртуозное исполнение. Романтическая ирония направляется двумя встречными процессами: движением от конечного к бесконечному и представлением бесконечного в конечном, т.е. эпистемологией и герменевтикой.
1) Простое остроумие и обыденная риторика синтезируют фигуральный смысл, который снимается буквальным, и в процессе анигиляции иронического происходит истощение понимания, разряжение конкретных значений. Простое остроумие соединяет два несоответствующих элемента, в результате чего возникает новый образ, вызывающий изумление. Оно статично, его примером является каламбур.
2) Комбинаторное остроумие и абсолютная риторика репрезентируют абстрактное в конкретном, создавая сочетания фундаментально гетерогенных элементов с загадочным содержанием, где нет смысла, но в процессе магической игры исполнение текста становится значимым. Комбинаторное остроумие является динамичным, ибо выходит за рамки любой логики, становясь магией или мистерией. Оно открывает возможность прозрения вечного. 35
Обращаясь далее к У.Блейку, автор указывает, что в его системе движение идет обратно по сравнению с построением Ф.Шлегеля: не эпистемология заключает в себе Поэзию, но мифопоэтическая сфера охватывает эпистемологию, целью является не единение с Абсолютом, но отделение от абстрактного Абсолюта, критицизм не является негативной диалектикой, как у Ф.Шлегеля, а предстает продуктивным творчеством, вдохновением. 36 Блейк рассуждает поэтическими символами и метафорами, в результате чего возникает не философское, а художественное понимание иронии.
В отличие от философской иронии Ф.Шлегеля, направленной от мира к абсолюту, художественная ирония У.Блейка проистекает из абсолюта.
Важно констатировать, что ирония носит игровой, иллюзорный характер, непосредственно связана с темпераментом, умонастроением, юмором. В отличие от законченных, статических форм (таких как античная ирония), романтическая ирония является открытой и динамической.
1 Jankelevitch V. L’ironie ou la bonne conscience. P.,1950, p. 55.
7. Романтическая ирония
7. Романтическая ирония
Что такое романтическая ирония и в чем ее отличие от иронии античной?
Надо иметь в виду оригинальность терминологии Зольгера, потому что обычно плохо различают символ и аллегорию. То, что Зольгер называет символом, есть просто сам эстетический или художественный предмет, данный в своей полной конкретности, когда уже нельзя отделить воплощаемую идею от той картины, в которую она воплощена. Аллегория же лучше всего понимается в басне. Различие символа и аллегории Зольгер применяет к каждому из трех видов фантазии. К первому виду фантазии он относит фантазию образную, создающую символ, чувственную фантазию, необходимую для аллегории. Второй вид фантазии связан с «чувственным выполнением», ощущением (юмор). Третий вид фантазии – символическое направление, которое касается сферы понятия. С третьим видом связана «острота» (Witz) – аллегорическое направление, которое, по Зольгеру, «снимает противоположность идеи». Символическое и аллегорическое направления объединяются в единый, абсолютный акт через иронию.
Таким образом, по Зольгеру, ирония есть, во-первых, сфера взаимоперехода идеи и действительности в том их состоянии, когда они отождествляются и сливаются в одно. Во-вторых, в этой сфере для иронии необходимо фиксировать: а) «контемплятивную», то есть созерцательную, сторону; указанная сфера должна быть перешедшим в действительность понятием; б) она должна предстать как действительность, пронизанная идеей, мыслью, несмотря на то, что всякая действительность, по мнению Зольгера, является некоторого рода гибелью идеи. Здесь идея растворяется в действительности, но вместе с тем пробуждает эту действительность к жизни, к возникновению. Гибнущая в действительности идея торжествует и создает из нее высший идеал. Это и есть, по Зольгеру, ирония.
Изложение Зольгера – отвлеченно-идеалистическое, и потому в нем не видно подлинных жизненных и интуитивных сторон романтической иронии. В том виде, как это изложено у Зольгера, ирония есть не что иное, как просто эстетическое сознание, в котором должны совпадать идея и чувственность и в котором эта сфера совпадения должна тоже даваться не только идейно и не только чувственно, но идейно-чувственно, то есть синтетически. В таком сознании все, что жизненно безобразно и уродливо, вполне уравновешено красотой и глубиной изображения в искусстве, так что оно не мешает нам, по Зольгеру, наслаждаться им эстетически. Но почему же это ирония? Вот тот интересный вопрос, на который трудно ответить, если пользоваться только отвлеченными философскими рассуждениями Зольгера, который выясняет иронию так же, как некую логическую категорию. Внутренний смысл романтической иронии, ее физиономия рисуется при помощи других категорий, хотя и менее точных логически. Ее внутренний смысл можно уловить только имея в виду общеизвестную у романтиков игру противоречиями. Известно, что романтики увлекались противоречиями человеческой жизни.
Это рассмотрение у романтиков жизни и природы как игры противоположностей, как драмы, как романа или, короче, это понимание всей жизни с точки зрения эстетических категорий как раз и является тем, что давало им возможность так для нас неожиданно и так оригинально «синтезировать» жизненные противоречия.
Но и в таком виде романтическая ирония не открывает всех своих секретов, хотя указание на то, что она является здесь по преимуществу эстетической категорией, уже достаточно отличает ее от иронии античной.
е) Последний, самый затаенный секрет романтической иронии очень убедительно формулирует Гегель, выводя романтическую иронию из абсолютного субъективизма Фихте. По Фихте, «все существующее существует только благодаря мне, «Я» может снова все уничтожить». Отсюда вывод, что «ничто не ценно само по себе и в самом себе, а ценно лишь как порожденное субъективностью «Я». «Но в таком случае «Я» может быть господином и повелителем всего и ни в какой сфере нравственности, права, человеческого и божественного, мирского и святого нет ничего такого, что не нуждалось бы в том, чтобы сначала быть положенным «Я». Вследствие этого все в себе и для себя сущее есть видимость, существующая благодаря «Я», которое властно свободно и произвольно распоряжаться ею. Оставит ли оно в силе эту видимость или уничтожит ее, это всецело зависит от желания, каприза «Я», которое уже в самом себе, в качестве «Я» есть абсолютное «Я».
Читайте также
2. РОМАНТИЧЕСКАЯ УСТАНОВКА
2. РОМАНТИЧЕСКАЯ УСТАНОВКА Придание смерти подобной значимости, разумеется, сразу же побуждает к размышлениям и зачастую понимается неверно. Во избежание этих недоразумений устремления экзистенциальной философии необходимо прежде всего предварительным образом
17. «Сильна, как смерть…» Романтическая любовь
17. «Сильна, как смерть…» Романтическая любовь Кто найдет добродетельную жену? Цена ее выше яхонтов. Мишлей 31:10 У ортодоксальных евреев этот стих открывает поэму любви, которую муж рассказывает своей жене каждую пятницу вечером перед шаббатней трапезой. Поэма написана
1. Ирония.
IV. Ирония и сарказм
IV. Ирония и сарказм «Смешное убивает». Маркс, может быть, более чем многие художники слова знал о смертельной силе смешного. Крупнейшие художники – провозвестники новых эпох – всегда пользовались этой смертельной разрушительной силой в борьбе с отживающим старым миром.
Глава VI Романтическая любовь
Глава VI Романтическая любовь Победа христианства и последовавшие за тем века варварства привели к тому, что в отношениях между мужчинами и женщинами появились мрачные черты жестокости, неизвестные в античном мире в течение многих веков, – античный мир был порочен, но он
2.5. Французская романтическая историография. Ф. Гизо, О. Тьерри, Ф. Минье, Ж. Мишле
2.5. Французская романтическая историография. Ф. Гизо, О. Тьерри, Ф. Минье, Ж. Мишле Послереволюционная Франция ответила романтической рефлексией на ужасы якобинского террора. А романтизм в целом явился ответной реакцией на антиисторизм руссоистского течения французского
Вечная ирония общественности
Вечная ирония общественности Женственность, вечная ирония общественности. Гегель Женственность как принцип неопределенности.Она расшатывает половые полюса. Женственность не просто полюс, противостоящий мужскому, она то, что вообще упраздняет различимую оппозицию, а
ИРОНИЯ
ИРОНИЯ ИСТОРИИ
§5. То же. Ирония
§5. То же. Ирония Ирония – сложная эстетическая категория. В литературе она нашла большое отражение, однако эта литература достаточно еще не исследована. Кроме того, историки литературы, литературные критики и исследователи эстетических учений занимались главным
1. Ирония до Платона
1. Ирония до Платона Слова eir?neia – «ирония» и eir?n – «ироник» нет ни в греческой поэзии до Аристофана, ни в греческой прозе до Платона. Оно толкуется в антично-средневековых словарях. Гесихий: «ирония – обман, насмешка»; Суда: «ирония – насмешка», «иронизирующие – насмехающиеся»;
Ирония самооценки
Ирония самооценки Те, кто стремится к высшему — к высочайшим идеалам и стандартам и к высшим достижениям — чаще всего имеют самый низкий уровень самооценки, поскольку сравнение себя с высшими стандартами показывает лишь недостатки собственного поведения и
2. Романтическая картина мира
2. Романтическая картина мира Важнейшую цель своего художественно-философского творчества романтики видели в максимально точном выражении становления и развития жизни во всей ее динамике. Органическому строению мира романтики искали эквиваленты в «органических»
I (Ирония)
I (Ирония) Тенбридж, 15 июля 1739 г.Милый мой мальчик!Спасибо тебе за то, что ты беспокоишься о моем здоровье; я бы уже давно дал о себе знать, но здесь на водах не очень-то хочется писать письма. Мне лучше с тех пор, как я здесь, и поэтому я остаюсь еще на месяц.Синьор Дзамбони
Романтическая парадигма
Романтическая парадигма Я сам некогда был сторонником романтической модели. Согласно этому общему воззрению, младенец при рождении (и человечество на заре своего существования) — это благородный дикарь, находящийся в полном контакте с идеально целостной и единой
Ирония (Ironie)
Ирония (Ironie) Стремление насмехаться над другими или над собой (самоирония). Ирония держит на расстоянии, отдаляет, отталкивает и принижает. Она нацелена не столько на то, чтобы смеяться, сколько на то, чтобы заставить смеяться других. Ирония не столько веселит, сколько
Романтическая ирония как «лезвие Оккама»
Дата публикации: 04.05.2014 2014-05-04
Статья просмотрена: 2220 раз
Библиографическое описание:
Епанчинцев, В. В. Романтическая ирония как «лезвие Оккама» / В. В. Епанчинцев. — Текст : непосредственный // Молодой ученый. — 2014. — № 7 (66). — С. 655-657. — URL: https://moluch.ru/archive/66/10869/ (дата обращения: 16.12.2021).
Иенские романтики во главе с Фридрихом Шлегелем поставили себе задачу вернуть к жизни античную иронию, которая получила наибольшее развитие в диалогах Платона. Для Платона она служила методом философствования, для него ирония была не более чем категорией эстетики, вышедшей из классической риторики. Еще Сократ с помощью иронии в своих диалогах пытался описать мир идеальный. У романтиков эта тяга к идеальному была выражена в стремлении постичь красоту бесконечного мира во всех его проявлениях.
Философской категорией ирония становится именно в трудах иенских романтиков. В конце XVIII века Фридрих Шлегель представил широкой публике концепцию романтической иронии в своих «Фрагментах», вышедших в журналах «Лицей изящных искусств» и «Атенеум». Шлегель считал, что любое понятие становится идеей благодаря иронии, которая способна довести понятие до его законченности в бесконечной борьбе противоположностей. Этот процесс он называл «абсолютным синтезом абсолютных антитез» [1, с. 296]. По мнению иенских романтиков, ирония вызывает у читателя чувство противоречия между безусловным и обусловленным. Это чувство Шлегель характеризовал как «чувство невозможности и необходимости всей полноты высказывания» [1, с. 287]. Исходя из этого, ирония в бесконечном соединяет противоположности и раскрывает подлинную бесконечную суть мира вещей.
В «Истории философии» Гегель писал, что всеобщей мировой иронией может считаться допущение диалектикой истинности того, что непосредственно принимается за истинное, но делалось это лишь для того, чтобы выявить внутренние разрушения этих допущений [2, с. 47]. Гегель пытался исправить, по его мнению, ошибочный подход системы романтической иронии Фридриха Шлегеля, сделавшей своим объектом критики сентиментализм. Кьеркегор справедливо указывал, что из-за этого Гегель сосредоточился на критике самого Шлегеля, а не иронии как таковой [3]. Гегель считал, что Шлегель не понял спекулятивного, а, следовательно, идея Фихте о незыблемости «Я» была вырвана из контекста. Из-за чего система Фихте стала применяться к самой действительности, выйдя за рамки мышления [4, с. 488]. Даже заявления Шлегеля о том, что «Я» является лишь конечной оболочкой, Гегель понимал как проявление иронии.
В основе системы романтической иронии Фридриха Шлегеля — субъективизм Фихте и его учение о «Я». Так, по мнению Кьеркегора, непроработанный метафизический принцип стал примяться к действительности [3]. Фихте хотел сконструировать мировую систему, когда как иенские романтики захотели получить весь мир сразу. Через систему романтической иронии Фридрих Шлегель надеялся достичь бесконечного идеала, постичь этот непознаваемый мир. Романтики верили в то, что все в этом мире имеет свою божественную суть, а все божественное — является бесконечным. Понять бесконечное можно только по средством чувства, побеждающего разум. «У нас есть понятия: единая бесконечная субстанция и индивиды, — писал Шлегель. — Если мы хотим объяснить переход от одного к другому, то сможем это сделать, лишь введя между ними еще одно понятие, а именно понятие образа, или изображения, аллегории» [1, с. 434].
Эти образы или аллегории должна была воплощать ирония. Постичь ее рационально не представляется возможным, поскольку вся она пронизана парадоксами и абсолютными антитезами. Едва ли не фабульной ее частью является непонимание, в котором и проявляется бытие. В этом непонимании, по мнению Шлегеля, проявляется талант писателя. Происхождение романтического гения объяснить нельзя. Существо его иронии всегда остается за гранью этого конечного мира. Возникает очередная ироническая оппозиция — понятности конечного мира и загадки самой иронии.
Шлегель считал, что ирония может стать средством постижения бесконечного. Она не приносит мыслителю новых идей, но помогает отсечь все лишнее. По принципу «лезвия Оккама» ирония от конечного мира вещей отсекала все ненужное, помогая разглядеть его бесконечную божественную суть. Фридрих Шлегель называл иронию «удивлением мыслящего духа самому себе» [5, с. 361]. Истинной же иронией он считал иронию любви, которая появляется из противоречия с идеей бесконечного, из-за осознания индивидуумом ограниченности и конечности своего бытия. Противоречие с бесконечным оказывается заложенным в истинной любви, поскольку чувство, как и в жизни, направляется на земной предмет. Однако это противоречие лишь подтверждает бесконечность чувства любви, в котором расцветает ирония.
В системе Сократа остроумие представляет собой дополнительный элемент иронии. Хотя Фридрих Шлегель считал его бессознательным «родственником» гения, поскольку гениальное подсознание свойственно именно поэтическому остроумию. Однако оно не настолько сильно, чтобы стать столь же самостоятельным, как ирония.
Терпкой и горькой (в отличие от иронии Сократа) называл современную иронию Шлегель. По его мнению, она покоилась на всеобщем отрицании или же тесно соприкасалась с высшим вдохновением через божественную истину. В системе Фридриха Шлегеля и всего немецкого романтизма ирония происходит из чувства неспособности выразить божественную бесконечность. Слова и средства языка не могут выразить всей полноты постижения божественного, как ее постигает дух в истине. Чувство иронии немецких романтиков помогало преодолеть любую видимость знания. Она за счет объединения в себе противоположностей редуцировала любое знание. При этом Фридрихом Шлегелем ирония была заложена в основу философской системы иенского романтизма. Для него ирония стала методом философствования. В его «Фрагментах» она проявилась полно и всецело, заявив о появлении нового направления в философии — философии романтизма.
Для романтической философии ирония стала фильтром, критикующим и подвергающим сомнению все и вся. Подобно «лезвию Оккама» ирония отсекала от истинного бесконечного знания все сомнительное и недостоверное. К тому же благодаря иронии знание становится по-настоящему бесконечным, поскольку усиливаются его сверхчувственные и интуитивные характеристики.
Это чувственная манера философствования проявилась в самом жанре беседы, столь свойственном иенскому кружку романтиков как особая форма соединения мысли и поэзии. Она получила название «симфилософии». В симфилософском стиле написана и повесть Шлегеля «Люцинда». Это особый стиль повествования, больше похожий на волну вдохновения, попытку понять и постичь бесконечную суть божественного. О сути симфилософии Фридрих Шлегель писал своему старшему брату Августу Вильгельму Шлегелю: «Особенно привлекает меня здесь Симфилософия (совместное философствование), совместная критика. Во-первых, это само по себе любимая моя идея, во-вторых, меня привлекает воплотить ее именно с тобой» [6, с. 124]. Дух симфилософии был положен в основу журнала «Атенеум» — главного печатного органа иенского кружка романтиков.
Для иенского кружка симфилософия стала синтезом искусства, поэзии и философии, сдобренным философской системой иронии Фридриха Шлегеля. Ирония, по мысли Шлегеля, должна была подвинуть весь немецкий романтизм от философии трансцедентального к философии искусства. Поскольку ирония «содержит и пробуждает чувство неразрешимого противоречия между безусловным и обусловленным, между невозможностью и необходимостью исчерпывающей полноты высказывания» [1, c. 287]. Философ, использующий иронию как метод философствования, находится в постоянном поиске, поскольку ирония все идеи и мысли его ставит под сомнение.
Ирония должна была способствовать ускорению смены эстетических парадигм. «Момент кажется созревшим для эстетической революции, благодаря которой объективное смогло бы стать господствующим в эстетической культуре современности. Но ничто великое не совершается само собой, без усилия и решимости!», — писал Фридрих Шлегель [1, c. 127]. Ирония, считал Р. Бубнер, это то, что высказывают те, кому знаком дух времени, поскольку «в требовании иронии выражается веление времени, а это веление времени — следствие обращения к истории, а именно: к контексту актуализированного в рамках современности» [7, c. 86]. В своих «Фрагментах» Фридрих Шлегель прямо называет философию — родиной иронии, которую он считал логической красотой, поскольку «везде, где в устных или письменных беседах философствуют не вполне систематически, следует поощрять иронию» [1, с. 282].
Ирония позволила Фридриху Шлегелю произвести рефлексию философии и искусства. После этого он собирался объявить о рождении поэзии будущего, в которой бы философия и искусство стали едины. О сути иронии Шлегель писал: «Одинаково невозможно как измыслить ее искусственно, так и изменить ей. У кого ее нет, для того и после самого откровенного признания она останется загадкой». Ирония никого не должна вводить в заблуждение, однако все в ней должно быть одновременно «и в шутку и всерьез». Она рождается на стыке жизненного искусства и науки, как соединение натурфилософии и философии прекрасного. В тоже время ирония является самой свободной манерой философствования и самой закономерной манерой ее проявления. Она все ставит с ног на голову, позволяя философу и художнику возвыситься над самим собой [1, с. 287].
Объединение философии и искусства должно было способствовать появлению новой объективности. Ирония ведет к абсолютной истине, а, следовательно, ищет объективное во всем субъективном.
Философская система иронии Фридриха Шлегеля стала попыткой осмысления новой эстетической парадигмы. Иронию Шлегель использовал как «лезвие Оккама», чтобы избавить философию от бесполезных догм. Система немецкого философа открыла новую эпоху в развитии европейской мысли. Использование иронии как «лезвия Оккама» позволило Фридриху Шлегелю отсечь от современной философии все лишнее, повернув ее в сторону искусства и возвращения к античным корням. Это дало возможность романтизму укрепить свои позиции в качестве новой эстетической парадигмы. Во многом из-за радикальных оценок Гегеля позитивистские идеи Шлегеля ошибочно воспринимались как часть концепции философии романтической иронии. Хотя философия романтизма во многом предвосхитила философию постмодернизма.
Постмодернизму, как и романтизму, свойственен конфликт поэта и толпы, олицетворяющий борьбу гения с посредственностью. Здесь столь же силен культ бессознательного и бесконечного, стремление к маргинальному и созданию произведений искусства на стыке социального и психологического. Также, как и романтизм, постмодернизм возник на волне противостояния бесконечного гения с конечной повседневностью и обыденностью. Оппозиционность и отрицание господствующей «классической» эстетической парадигмы сближает постмодернизм с романтизмом.
1. Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. В 2-х т. М.: Искусство, 1983. Т.1. 479 с.
2. Гегель Г. В. Ф. Сочинения в 14-и т. М.: Партийное издательство, 1929–1959. Т.10 536 с.
3. Кьеркегор С. О понятии иронии // kierkegaard.newmail.ru [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.kierkegaard.newmail.ru/works/Begrebet_Ironi.html. 24.03.2014
4. Гегель Г. В. Ф. Сочинения в 14-и т. М.: Партийное издательство, 1929–1959. Т.4 646 с.
5. Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. В 2-х т. М.: Искусство, 1983. Т.2. 448 с.
6. Friederich Schlegels Briefe an seinen Bruder August Wilhelm. Hrsg. von O. F. Walzel, — Berlin, 1890. S. 218
7. Bubner R. Zur dialektischen Bedeutung romantischer Ironie // Der Aktua-litat der Friihromantik. Hrsg von E. Behler, Johan Horisch. Padeborn, 1987. 348 p.