Что такое образный строй стихотворения
3. Некоторые механизмы формирования образного ряда в современной
Помимо рассмотренного в предыдущей статье различия поэзии и прозы в плане формы, существует ещё одно немаловажное различие, связанное с используемой системой образов, образным рядом. Образы подразделяются (хотя деление такое субъективно) на образы поэтические и образы непоэтические. Так, в зависимости от “поэтичности” образов, стихотворение может быть названо прозаическим произведением, а повесть – поэмой.
Задавались ли вы когда-нибудь вопросом: а что, собственно, такое поэтический образ и как он формируется? Если да, то, возможно, приходили к такой или подобной трактовке: поэтический образ – это словесное выражение необыденного (прошу не путать с необычным) восприятия окружающего мира. Вообще говоря, определение это выглядит довольно размытым. Можно с уверенностью констатировать поэтичность или непоэтичность того или иного образа; можно с уверенностью сказать, что образ без синонима “поэтический” превращает стихотворение в произведение прозаическое; почти всегда можно указать на окказиональность (случайность), местный характер образа, условность его применимости в повседневном общении, но определение самого поэтического образа представляется задачей весьма сложной. Разобраться в сущности “поэтичности” образа помогает знание механизмов его формирования…
ОТСТУПЛЕНИЕ СО ССЫЛКОЙ
Как известно, одно из качеств мышления человека – ассоциативность. Любой человек мыслит, ассоциируя, соединяя слова (образы) в словосочетания (образный ряд) путём перебора ассоциаций (априори я полагаю, что любое стихотворение состоит из ряда образов – образного ряда, хотя есть большое число случаев стихотворения-образа (как единичного образа в стихотворении, так и конструкции второго уровня: образа над образным рядом) – понятие образного ряда представляется мне удобным для изложения идеи данной статьи).
Вроде бы ничего особенного не выяснилось: ассоциативность мышления относится не только к поэзии – о механизме формирования образного ряда пока ничего нового сказать нельзя. Однако в ассоциативном мышлении можно выделить несколько способов формирования образного ряда и, таким образом, определить некую поэтическую составляющую…
Позволю себе отступление: термины, применяемые далее, условны; я не претендую ни на первенство их применения, ни на удачность выбора, ни на детальность классификации. Имхо, господа и дамы: спорьте на здоровье. Ещё одно: я даю лишь небольшое количество примеров, достаточное для уяснения того или иного положения, полагая, что каждый автор самостоятельно выделит моменты приложения интересующего его приёма.
МЕХАНИЗМЫ СОВРЕМЕННОЙ ПОЭТИКИ
Суггестивный механизм, вне всякого сомнения, сделал поэзию много более “поэтичной” (необыденной, недоказуемой…). Однако мир не стоит на месте: были введены в использование и другие механизмы формирования образного ряда (сложные, в противоположность вышеизложенным – простым). На сегодня я выделяю следующие: диссоциативный, девиативный, дупликативный и диссипативный. Деление это условно и субъективно, имхо.
ДИССИПАТИВНЫЙ (от “диссипация” – рассеяние) механизм. Механизм Бродского. Создание поэтического образа достигается за счёт рассеяния читательского внимания: перескока с одной мысли на другую, неоконченных мыслей и т.д. и т.п. Собственно образ создаётся на местах перескока за счёт инерции ассоциативного мышления.
ОТСТУПЛЕНИЕ В КАЧЕСТВЕ ЗАКЛЮЧЕНИЯ
Итак, поэтический образ формируется определёнными механизмами, имеющими в своей основе ассоциативное мышление. Степень “поэтичности” образа определяется в конечном итоге возможностями самого механизма и умением поэта. Не стоит думать, что, выделив и освоив механизмы формирования образного ряда, поэт развивает свой дар. Увы, он развивает только умение; дар же определяет, насколько полно поэт может использовать своё знание о механизмах формирования образного ряда.
Что такое образный строй стихотворения
Текст, по определению М.М. Бахтина, — это «первичная данность» всех гуманитарных дисциплин и «вообще всего гуманитарно-филологического мышления. Текст является той непосредственной действительностью (выделено М.М. Бахтиным. — КН.)[1], действительностью мысли и переживания, из которой только и могут исходить эти дисциплины и это мышление. Где нет текста, там нет и объекта для исследования и мышления»[2]. Без внимания к тексту невозможна фундаментальная подготовка студента-филолога.
В 2000г. в учебные планы филологических факультетов в соответствии с Государственным стандартом высшего образования была включена новая дисциплина — «Филологический анализ текста». Эта дисциплина представляет собой интегративный курс, учитывающий и обобщающий результаты и лингвистических, и литературоведческих исследований. Она устанавливает органические и конструктивные межпредметные связи и находится на пересечении таких дисциплин, как поэтика, лингвистика текста, стилистика.
Цель нового курса — научить студентов филологических факультетов интерпретировать художественный текст на основе его основных единиц и категорий. Содержание его требует от читателя истолкования, поскольку подлинно художественный текст всегда характеризуется многомерностью смыслов и наличием имплицитной, непрямой информации. «В связи с этим, — замечает П. Рикёр, — понятие интерпретации получает вполне определенное значение. Интерпретация. — это работа мышления, которая состоит в расшифровке смысла, стоящего за очевидным смыслом, в раскрытии уровней значения, заключенных в буквальном значении. »[3] Успешность интерпретации, таким образом, связана с определением характера отношений в тексте, выделением его признаков и установлением связи его элементов. Анализ структуры текста в результате должен предварять истолкование, а в дальнейшем дополняться выводами содержательного характера и соотноситься с ними.
Основными задачами курса соответственно являются:
1) изучение признаков и основных категорий художественного текста как особой эстетической реальности;
2) рассмотрение принципов построения целостного текста;
3) выявление способов выражения авторской позиции в тексте;
4) знакомство с различными подходами к филологическому анализу художественного текста, с разными приемами его интерпретации;
5) определение методики анализа;
6) рассмотрение межтекстового взаимодействия и выявление его роли в организации художественного текста;
7) формирование у студентов умений и навыков анализа художественного текста и отдельных его категорий.
Дисциплина «Филологический анализ художественного текста» изучается на старших курсах и завершает образование студента-словесника. Она опирается на уже имеющиеся у него знания по теории литературы, теории текста, поэтике, стилистике и т.д. Занятия по филологическому анализу текста призваны синтезировать эти знания. Студент должен научиться рассматривать художественное произведение как единый, динамически развивающийся и вместе с тем внутренне завершенный мир»[4] и последовательно использовать при его интерпретации как собственно литературоведческие, так и лингвистические приемы и методы исследования текста. Лингвистический анализ помогает выявить дополнительные «приращения смысла», которые развиваются у слов и грамматических форм в тексте, показать развертывание и соотношение концептуально значимых семантических полей, определить семантику ключевых текстовых единиц и «игру» значений. «Литература не просто использование языка, а его художественное познание. образ языка, художественное самосознание языка»[5], — подчеркивал М.М.Бахтин. Как заметил X.Г. Гадамер, «в языковом оформлении человеческого опыта мира происходит не измерение или учет наличествующего, но обретает голос само сущее в том виде, в каком оно в качестве сущего и значимого являет себя человеку»[6].
Филологический анализ художественного текста предполагает взаимодействие литературоведческого и лингвистического подходов к нему. Художественный текст в этом плане рассматривается и как эстетический феномен, обладающий цельностью, образностью и фикциональностью, и как форма обращения к миру, т.е. как коммуникативная единица, в которой, в свою очередь, моделируется определенная коммуникативная ситуация; и как частная динамическая система языковых средств. Такой подход может способствовать выявлению «преобразования мертвых следов смысла в живой смысл»[7]. Он позволяет преодолеть субъективизм и импрессионистичность выводов и наблюдений, не опирающихся на рассмотрение «первоэлемента» литературы — языка, и объективировать положения, базирующиеся на рассмотрении образного строя произведения.
Предлагаемый подход к филологическому анализу художественного текста определяет его «челночный» (Л.Ю. Максимов) характер — постоянные переходы от содержания к форме и обратно. Сравним также с мнением другого исследователя — В.А.Лукина: «Анализ текста имеет циклический характер. Мы постоянно переходим от формы к содержанию и обратно, отдавая на первых порах предпочтение форме»[8]. Наблюдения над формой и ее анализ дают возможность сделать содержательные выводы, которые, в свою очередь, вновь проверяются рассмотрением языковых средств и образной системы текста в ее динамике. Именно поэтому в нашем пособии не выделяется специальный раздел, посвященный рассмотрению роли речевых средств в тексте. Их текстообразующие возможности и функции последовательно отмечаются или описываются в связи с разными аспектами анализа.
«Исследователю, — заметил А.П. Скафтымов, — художественное произведение доступно лишь в его личном эстетическом опыте. В этом смысле, конечно, его восприятие субъективно. Но субъективизм не есть произвол. Для того чтобы понять, нужно уметь отдать себя чужой точке зрения. Нужно честно читать. Исследователь отдается весь художнику, только повторяет его в эстетическом сопереживании, он лишь опознает те факты духовно-эстетического опыта, которые развертывает в нем автор»[9]. Чтобы научить студентов «опознавать. факты духовно-эстетического опыта», развертываемые автором произведения, занятия по филологическому анализу художественного текста должны носить последовательно практический характер: Поэтому и предлагаемое нами учебное пособие содержит элементы практикума. В нем представлен ряд тем, знакомство с которыми, на наш взгляд, необходимо для анализа художественного текста. Теоретические сведения, открывающие каждый из разделов[10], дополняются конкретным анализом одного из художественных произведений, который дает возможность не только углубить и расширить эти сведения, но и показать, как описанные явления «живут» в реальном тексте, как в процессе его интерпретации «действительные факты произведения получают актуализацию и становятся действительными фактами, а вне этого они лишь мертвые знаки»[11].
Анализ художественного произведения (в том или ином аспекте), в свою очередь, сопровождается вопросами и заданиями, обращенными к студентам. На основе уже имеющихся у них знаний и индивидуального эстетического опыта они должны проанализировать предлагаемые им на конкретном материале текстовые категории или приемы построения художественного произведения, а на завершающем этапе обучения сделать комплексный анализ текста небольшого объема. Он должен производиться с максимальным вниманием к структуре: «Исследование того, что хотел автор и что его одухотворяло, не может выявить его намерений, напротив, они проявляются в декомпозиции тех систем, с которыми текст связан, чтобы обособиться от них»[12].
Чтобы войти в курс дела, Вам необходимо прочесть Предисловие к сборнику.
*** Предисловие к сборнику статей о поэзии и стихосложении ***
http://www.stihi.ru/2006/03/04-728
——————————————————
Итак, вернувшись к традиционному русскому стихосложению, можно сказать:
Значение строки обусловлено тем, что самостоятельной единицей
речи является не слог, не даже слово, а ФРАЗА.
Человек говорит не слогами, не словами, а фразами.
(не путать с грамматическим понятием предложения!).
При этом фраза не является чем-то постоянным.
Так «буря мглою небо кроет» можно произнести как одну фразу.
А можно и как две «буря мглою» «небо кроет».
Разбиение на строки особенно важно, потому что без него
не всегда возможно правильно построить речевое прочтение стихотворения.
Это все теоретически.
А теперь о практической стороне дела и о характерных ошибках
и огрехах в ритмике.
«с свинцом в груди. »
«и за дверьми стоящим мраком. »
«мы не ложились спать без сказки. »
«не считающихся с ним, как с Сущим. »
«мне б в фортку крикнуть. »
«нам надо б песню запеть. «
Читая такие строчки приходится либо проглатывать буквы,
либо выбиваться из естественного ритма стиха.
(иногда при этом невольно получается извращенный
смысл «с винцом в груди» «стоящим раком», «спать без каски», «ссущим»).
Еще пример, хотя уже не столь явной, но шероховатости:
«В черепичные рыжие крыши. «
Например, ритмическая схема 4 стишия Пушкина запишется
«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.»
Идеальная ритмическая схема была бы:
—/—/—/-
—/—/—/-
реальная схема:
-//—/-//-
—/—/—/-
Но в таком виде ее даже просто прочитать трудно.
В первой строке неизбежно получается:
«кОгда дОждь отстучАл свОи гАммы. »
/-/—//-/-
При чтении вслух невольно переносится ударение
в словах «кОгда» и «свОи».
Таким образом, лишние ударения в оригинале
стоят на неудачных позициях.
Это вполне соответсвует общему правилу, которое следует
запомнить любому стихотворцу:
Я специально подчеркиваю это т.к. в своих путешествиях
по сайту стихиру сталкиваюсь с непонимаем этого правила
буквально на каждом шагу. И даже авторы, считающие себя
вполнее грамотными, ухитряются этого не замечать, и что
еще хуже, отметать такие замечания.
Что может быть объяснено разве что дурной привычкой
читать стихи глазами, а не вслух (хотя бы про себя).
Нарушение этого правила настолько сильно противоречит ритмике,
что при прочтении невольно ударение переносится на более
правильную позицию.
Например, если вместо первой строки взять:
«ВЕшний дОждь отстучАл мОре рИтмов.
«КрУпный дОждь простучАл парадИдлы.
«Когда дождь простучал парадидлы. »
«вешний дождь своим шумом наполнил. »
«Летний дождь простучал свои ритмы. «
«вешний дождь своим шумом наполнил. »
«вешний дождь дворы шумом наполнил. «
Перенос ударения в слове «дворы» звучит гораздо корявее.
«ТканерЯженыЕ птицелюди
Безмятежно клюют мОю печень,
Погружая в неё свОи клювы,
Пригибая к земле мОи плечи.»
Приходится читать по ритмике с означеными ударениями.
В самих знаках препинания ничего собственно крамольного нет.
Плохо когда они корежат ритмическую структуру строки.
Вот характерный пример:
Еще несколько примеров:
«Только сердце как ни странно \/ в чудо все же верит. »
«Иногда лишь приходя на \/ этот милый берег. «
«Только сердце как ни странно \/ в чудо все же верит. »
«Иногда лишь приходя \/ на этот милый берег. «
то создается ощущение ритмической шероховатости.
Мне неоднократно приходилось встречать стихи, в которых
происхождение шероховатости ритма на поверхностный взгляд
кажется непонятным, но, при внимательном рассмотрении,
оказывается обусловлено несоблюдением правил цезуры.
И наконец еще одно нарушение внутристрочного ритма
— лишние или пропущенные стопы.
Например:
«От боли жизни отрешиться,
но чтоб при этом сердца не лишиться. «
Заканчивая разговор о внутристрочном ритме, следует сказать
что упомянутые двух и трехсложные ритмы
(хорей, ямб; дактиль, амфибрахий, анапест)
являются наиболее распространенными, и легкими для освоения
но конечно же не исчерпывают всего.
Помимо простых возможны строки со сложными ритмами
например:
Иногда задача может оказаться очень трудно исполнимой.
Так, например, почти невозможно заставить звучать ритмический рисунок
/-/—/—/-
именно так.
Вследствие очень сильного тяготения к анапесту
—/—/—/-
Первое ударение так и тянет воспринять как спондей,
и считать за побочное. Особенно, если хотя бы в одной-двух строчках
первый слог остается безударным.
Практически неизбежно вместо своеобразного ритма получается
грязный анапест.
Я встречал на стихире подобные произведения, впрочем и сами
авторы не могли сказать ничего вразумительного на тему,
какой же ритм они пытались провести.
НЕ СЛЕДУЕТ ПУТАТЬ ТИПОГРАФСКУЮ СТРОКУ СО СТИХОТВОРНОЙ СТРОКОЙ.
Вот пример:
авторская разбивка на строки
(Саша Жданная)
«В погоне за смыслом
И нужной идеей
Мне главного
Хоть бы не проглядеть.
Как хочется часто
В душевном порыве
Хоть капельку истины
Сердцем узреть.
И не жалеть
О безумных началах,
Собой вдохновляя
Другие миры;
В погоне за смыслом
В течение жизни
Как хочется сердцу
Красивой любви. «
Согласно собственному ритму стиха, его следует разбить на строчки так:
«В погоне за смыслом и нужной идеей
Мне главного хоть бы не проглядеть.
Как хочется часто в душевном порыве
Хоть капельку истины сердцем узреть.
И не жалеть о безумных началах,
Собой вдохновляя другие миры;
В погоне за смыслом в течение жизни
Как хочется сердцу красивой любви. «
«прижав карманы
и голос к глоткам. «
И помимо ритма чисто звукового, начиная с уровня строки
появляется СМЫСЛОВОЙ и ГРАММАТИЧЕСКИЙ ритм.
И, соответственно, появляются соответствующие ошибки.
Возьмем скажем строчки (невыдуманные):
«Лишь иногда мелькнет на
Синей волне дельфинья спина. «
Звучит откровенно коряво.
Либо это грубая ошибка, либо откровенный выдрюк.
Если прочитать это как положено по смыслу и грамматике то получится:
«Лишь иногда мелькнет на синей волне
дельфинья спина. «
Менее коряво было бы:
«Лишь иногда мелькнет на синей
Волне вдали спина дельфинья. «
«Лишь иногда мелькнет на синей»
«Волне морской спина дельфинья»
убрано ложное стыкование «волне вдали»,
и сочетание «волне морской» звучит приемлемо, но разрыв
между «синей» и волной остался.
Звучит наименее коряво из рассмотренных вариантов,
Это уже что-то похожее на стихи.
хотя конечно ощущение огреха остается.
«Лишь иногда на волне на синей»
«Cверкнет вода на спине дельфиньей»
Такой огрех, когда разрываются на две строки словосочетания,
обязанные по грамматике или по смыслу стоять рядом друг с другом,
называется ПЕРЕНОСОМ.
(на мой взгляд, употребление заимствованного термина вместо
«перенос» ни к чему).
«Обрывок бечевы. Становится темнее. »
(Обрывок бечевы становится темнее)
«С которой стерли запись. Позабыв. »
(с которой стерли запись, позабыв.)
«не повернуть. От Иордана. »
(не повернуть от Иордана)
«Шалтай-Болтай я. Без утайки. »
(Шалтай-болтая без утайки)
Особого рассмотрения требует перенос в стихотворных
сценических произведениях, но это собственно не стихи, а именно
драматические произведения. У театра есть своя специфика,
поэтому здесь это обсуждать не будем.(например почему
у Пушкина переносы, весьма редкие в стихах, в драматических
произведениях встречаются чаще).
Также как другого подхода требует и оценка белого стиха в текстах пьес.
Что такое образный строй стихотворения
В художественном тексте, который представляет собой план выражения литературного произведения, языковые средства служат не только способом отображения внеязыковой действительности, но и формой художественных образов. Те «приращения смысла» (В.В. Виноградов), которые языковые средства регулярно приобретают, функционируя в тексте, определяются как их семантикой, так и их связями друг с другом, эти связи обусловливают многомерность и выразительность порождаемых ими художественных образов, также организованных в композиционном отношении.
Филологический анализ текста немыслим без рассмотрения его образов строя и, следовательно, тех языковых средств, которые служат их формой. «Структура словесного образа заключена в сложном соотношении слова как такового и слова как носителя художественной субстанции»[110]. Словесный образ не сводится к тропу, хотя тропы и играют огромную роль в создании художественного мира произведения: как уже отмечалось, любое слово в составе целого может получить образное «приращение смысла». Филологический анализ текста поэтому не должен сводиться к регистрации тропов и их квалификации, к перечислению метафор или сравнений, вырванных из контекста, в центре внимания должна быть «жизнь» образа: его связи, развертывание в структуре текста, соотнесенность с изображаемым в произведении миром и др., при этом необходимо учитывать следующие основные моменты:
1. Образные средства художественного текста зависят от предмета изображения, сюжетной ситуации, темы произведения[111] и, в свою очередь, выделяют ту или иную реалию, мотив, тему. Изображаемый мир служит источником тропов. «Этот общий принцип имеет разные проявления, которые зависят от того, как соотносится опорное слово тропа с обозначениями реалий изображаемого мира. В одних случаях реалии, на которые опирается троп, не имеют самостоятельной значимости в тексте, но ассоциативно связаны с темой соответствующего фрагмента текста и представляю! собой принадлежность изображаемого мира, оставаясь при этом за текстом; в других случаях они имеют самостоятельную значимость? так что обозначение реалии и образ сравнения совпадают»[112]. Так, в повести Л.Н. Толстого сравнение Хаджи-Мурат — репей (. Вдруг он отшатнулся от дерева и со всего роста, как подкошенный репей, упал на лицо и уже не двигался) соотносится с реалией, детально описанной в начале произведения. В стихотворении же А.С. Пушкина «В прохладе сладостной фонтанов. » метафоры и сравнения мотивируются изображаемым в поэтическом тексте миром ханского дворца, реалии которого обозначаются только в составе тропов: Поэт, бывало, тешил ханов // Стихов гремучим жемчугом. ; // Его рассказы расстилались, // Как эриванские ковры. [113]Тропы в тексте взаимодействуют друг с другом и, в свою очередь, характеризуют мир восточной поэзии.
Взаимодействие образных средств в стихотворении Пушкина, с одной стороны, создает яркую картину бахчисарайского дворца, с другой — развивает тему литературного творчества, в результате возникает обобщенный образ восточной поэзии, с которой сопоставляется поэзия другой «чудной стороны».
Характер образных средств может также мотивироваться точкой зрения персонажа, особенностями его картины мира. Так, в рассказе И.А. Бунина «Худая трава» используются сравнения снега с лебяжьим пухом, солью, звезд — со светляками, эти сравнения отражают точку зрения героя — крестьянина.
Образные средства разных типов сближаются в тексте на основе общих сем, соотносясь с его темой, и развивают его ключевые мотивы. Например, в рассказе И.А.Бунина «Петлистые уши», основная тема которого — власть зла над душой человека, порождающая «непобедимую жажду убийства», в описаниях города концентрируются тропы, связанные с мотивами смерти, греха и преступления; ср.: . обезглавленный туманной темнотой Казанский собор; мертвый Невский; точно в аду пылал багровый огонь огромного факела.
2. Словесные образы в художественном тексте отображают ту или иную картину мира, преобразуя ее в соответствии с интенциями автора и обновляя восприятие читателя. Различные аспекты этой картины прежде всего находят отражение в чувственных образах: зрительных, звуковых, одоративных и т. п. Образные средства в этом случае прежде всего выполняют изобразительную функцию, служат для визуализации описания (повествования), создают художественную реальность в богатстве красок, см., например: Снежная, пухлая крыша. вся играет белыми и синими бриллиантами (И.А. Бунин); Море, опоенное и опресненное дождем, тускло-оливково (В.В. Набоков).
«Образы погружаются в сознании в принципиально иную сеть отношений и связей сравнительно с тем положением, которое занимают их оригиналы в реальном мире. Сознание создает для них новый контекст, в котором первостепенную роль приобретают реорганизующие или, скорее, организующие картину мира ассоциативные отношения»[114]см., например: Мухи-мысли ползут, как во сне (И. Анненский); Девиз таинственной похож: на опрокинутое 8 (И. Анненский); Моя встреча с женщиной прямых линий была первым уроком ежедневной математики, науки о положительных и отрицательных величинах. о тупых углах компромиссов, об острыхуглах ненависти и убийства (Г. Газданов); Белое небо в снегу, распустилось, как время (Б. Погатавский). Эти ассоциативные отношения выражают неявную информацию, содержащуюся в тексте, и определяют открытость его смыслов.
3. Образные средства текста обращены «не только к определенному участку изображаемой действительности, но и к своим соответствиям и подобиям в тексте»[115], их соотнесенность при этом может проявляться:
А) в «множественности образных соответствий при одном предмете речи»[116], так, например, в уже рассмотренной нами книге воспоминаний В. Набокова «Другие берега» память уподобляется дому, пространству («стране»), механизму и т.п.;
Б) в повторе одного и того же словесного образа или в варьировании образных средств с тождественными компонентами семантики при изображении одного предмета речи, например, в рассказе И.А.Бунина «Ворон» сквозной образ текста, выделенный его заглавием, выражен разноструктурными средствами:
— Сравнением, открывающим рассказ: Отец мой похож был на ворона[117];
— метафорой: Невысокий, плотный, немного сутулый, грубо-черноволосый, темный длинным бритым лицом, большеносый, был он и впрямь совершенный ворон;
— метафорическим эпитетом: поводил своей большой вороньей головой;
— Творительным сравнения, завершающим текст: Он, во фраке, сутулясь вороном, внимательно читал, прищурив один глаз, программу;
В) наконец, в изображении разных реалий (лиц и др.) при помощи сходных по значению образных средств или их повторов. Вспомним знаменитое описание дома Собакевича и самого героя в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души»: Когда Чичиков взглянул искоса на Собакевича, он ему на этот раз показался весьма похожим на средней величины медведя. Для довершения сходства фрак на нем был совершенно медвежьего цвета. В углу гостиной стояло пузатое ореховое бюро на пренелепых четырех ногах, совершенный медведь[118].
Любой образ в художественном тексте может входить в группу близких ему по значению образов и развивать общий для них смысл. Образные средства вступают в тексте в системные связи: они образуют ряды (поля), для единиц которых характерны отношения эквивалентности или со- и противопоставления. Группировка этих рядов и их расположение в тексте — одно из проявлений его семантической композиции. Так, в тексте романа И.А.Гончарова «Обломов» контрастируют образы света (огня) и «потухания», сна; при этом метафора «луч», повторяясь, сближает сферы деятельной мысли и страсти и распространяется на изображение разных героев в моменты душевного подъема, ср.: луч страсти, розовый луч любви, луч мысли, в лучах ее бодрых сил, Ольга — «луч света». Одновременно в тексте романа противопоставляются разные образы жизни: жизни — (бурной) реки и жизни — плавного течения, ср., например: Он [Обломов] . все доискивался нормы жизни, такого существования, которое было бы и исполнено содержания, и текло бы тихо, день за днем, капля по капле, в немом созерцании природы и тихих, едва ползущих явлениях семейной, мирно-хлопотливой жизни. Ему не хотелось воображать ее широкой, шумно несущейся рекой, с кипучими волнами, как воображал ее Штольц[119]. Оппозиция «интенсивность» (бурность) — плавность» — частная реализация оппозиции «динамика—статика», пронизывающей весь текст и характерной, например, для тропов и сравнений, изображающих жизнь мысли. Большинство из них варьирует образные параллели «мысль — птица», «мысль — волна», включает глаголы движения: Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах. ; Она не успевает ловить мыслей, точно стая птиц, порхнули они; Мысли неслись ровно, как волны. Изображение жизни мысли при этом вновь коррелирует с описанием чувств, ср.: Чувство садится, как птица на ветку.
Противопоставления и сближения рядов тропов в тексте романа «Обломов» выявляют «норму» жизни, отличительными признаками которой выступают «свет», «огонь», «динамика». Образы же, развивающие мотив «плавного течения», в финале романа сменяются метафорой «гроб существования». В ней нейтрализуется противопоставление «жизнь — смерть», существование-сон оборачивается духовной гибелью.
Повторяющиеся образные средства связывают разные сюжетные линии текста, различных персонажей, изображение предметного мира и внутреннего мира человека. Так, в рассказе И.А. Бунина «Последнее свидание» эпитеты мертвый и мертвенный используются и в описаниях природы, и в портрете главного героя, в образной форме воплощая один из мотивов текста — мотив гибели любви, молодости, жизни, ср.: Дорога вошла в мелкий лес, мертвый, холодный от луны и росы; белый рыхлый туман стоял под скатом полей, мертвенно синея. ; Сухое, жесткое лицо Стрешнев было мертвенно.
Образные средства текста, как мы видим, располагаются в нем не хаотично, а в соответствии с авторскими интенциями. «В языке, подчиненном художественному заданию, в произведении словесного искусства композиция становится законом расположения: словесного материала, как художественно расчлененного и организованногопо эстетическим принципам целого»[120]. Для образного строя художественного текста характерны различные композиционные приемы: повтор, контраст, параллелизм, монтаж и др.
4. Образные средства одного художественного текста могут вызывать ассоциации с другим текстом или прямо отсылать к нему,в результате смысл художественного произведения обогащается полностью или частично формируется посредством обращения к образной системе иного текста, который относится к творчеству) того же автора, к предшествующей литературе или мифологии. Обратимся, например, к последнему четверостишию стихотворения А. Ахматовой «Надпись на книге» (1940), посвященного М. Лозинскому:
Итак, в процессе филологического анализа текста необходимо учитывать системность образных средств, их соотнесенность с сюжетом, изображаемым миром и друг с другом, устанавливать их межтекстовые связи, выявляющие дополнительные смыслы.
Рассмотрим систему словесных образов на материале рассказа И.С.Тургенева «Бежин луг».