Что такое солярис астрономия
Солярис планета несуществующих видов Жизни
Леонид Русак. Солярис – планета несуществующих видов Жизни / Русак Леонид Васильевич // Терра инкогнита / Совместное издание РИА «Новости», Международной академии информатизации и Уфологической ассоциации СНГ. – Январь 2000. – № 02. – 4 стр.
Станислав Лем, известный Учёный и мастер фантастических произведений, по нашим представлениям – Человек, проживший несколько сот Жизней, – Человек, сохранивший в своём Организме или, как говорят, в «родовой памяти» своего тела, немало удивительных картин прошлого. Одну из таких картин он описал в своём бестселлере «Солярис» – планете сплошь покрытой вечно волнующимся океаном, состоящим из некого подобия воды, без сомнения живой, но совершенно непонятной Субстанции, стремящейся постичь Людей и без конца создающей фантомы, пугающие Учёных своей непредсказуемостью поведения.
Исходя из того, что Человек не в состоянии придумать что-либо, что не существует в действительности, скажем: «Солярис» С. Лема – не столько фантазия, но реальность. Солярис – это планета, покрытая неизвестной нам плазмой, то есть единым для всей её водной поверхности видом элемента, состоящего из 3-х субчастиц Азота и 3-х не особо качественных субчастиц металла, который, вероятнее всего, является Никелем. Элемент Консенс-Никель состоит из 6-и неравноценных по размерам и массам частиц: более крупных – Азота, более мелких – Никеля, образующих единую шаровую поверхность, под которой в центре элемента находится небольшая частица Церия, состоящая из весьма мелких субчастиц, в построении которых отражена информация о функциях некого старого элемента – аналога элемента Углерода, находившегося в составе одной из клеток Существа из числа вымерших видов Жизни.
Естественно, сам по себе элемент Консенс-Никель с ничтожной информацией, содержащейся в его центральной части, не играет никакой роли в Природе любой планеты, но если таких элементов много, например, столько, сколько их может быть в 300-метровой толще плазмы, протяжённостью в длину и ширину по 200-300 километров, то следует осознать: информация, содержащаяся в совокупности всех элементов Консенс-Никель, может быть столь велика, что плазма получает статус самоорганизующейся Материи, обладающей своеобразным опытом, сообразительностью и стремлением к созиданию, точнее, к восстановлению вымерших форм Жизни. Тех форм Жизни, информация которых (Сущие этих видов Жизни) насытила в своё время элементы плазмы Консенс-Никеля.
На Земле, в регионах Атлантического и Индийского океанов, имеются не менее 2-х десятков слоёв плазмы, размещённых один над другим в порядке, соответствующем времени их возникновения. Самые ранние соответствуют времени образования в Протерозойской эре и находятся на глубине до 2,8 километра, более поздние – Палеозойской эры – на глубине до 1,8 километра, и самые поздние – Мезозойской эры – на глубине от 0,8 до 1,6 километра. Все эти слои известны нашим Подводникам как поверхности с заметным перепадом плотности воды или, проще, как слои «жидкого грунта», служащие опорными поверхностями для лодок с выключенными двигателями. Правда, считается, что Подводные лодки не погружаются ныне более чем на 500 метров, но не станем спешить с выводами о том, что возможно и что немыслимо.
Естественно, фантастическая планета Солярис не имеет на своей поверхности обычной воды, – её элементы обычной воды кристаллизованы вокруг элементов плазмы, возможно нескольких времён возникновения. Вместе с тем, общие молекулы водной плазмы составляют на Солярисе видимость единого, вечно взволнованного океана.
Может ли возникнуть и существовать такая планета под чёрно-синим небом с невыносимо ярким Солнцем с плотным Надпланетным пространством при отсутствии обычного воздуха? – Сама по себе не может! Но она вполне может возникнуть как результат грандиозных свершений Людей Высоких планет, которые посчитали возможным удалить со своих родных планет некоторые из самых агрессивных слоёв плазмы Консенс-Никеля, сбросив их на какую-либо необитаемую планету.
Разумеется, Людей Высоких планет, как и самих Землян, в недалёком будущем не интересует способность Стихии Консенс (нескольких видов плазмы, создающих качества разумной Материи) создавать на основе субчастиц, содержащихся в её элементах, бесчисленное количество нежизнеспособных Существ. Создаваемые ею Существа, носящие название «Астральные Сущности», всегда имеют ряд важных органов настоящих живых Существ. Но для создания аналогов Организмов Высшей Жизни их существующие органы всегда дополняются функциями, выполняемыми самой плазмой. Вместе с тем, такие Существа, не имеющие собственных представлений о всём Сущем в мире, находясь под своеобразным гипнозом этого вида разумной Материи, нередко создают видимость высокоорганизованных Существ, неплохо имитирующих все действия Животных и Людей.
Не станем говорить об Астральных Сущностях Земли (их много больше, чем всех Существ Разумной Жизни), но зададимся вопросом: чем может заниматься всепланетный океан плазмы, над которым неподвижно висит станция Исследователей Землян, наблюдающих за поведением неизвестной им Материи? – Естественно, изучать, по мере возможности, самих Людей как Высшую форму Жизни. Это вполне возможно, учитывая, что Головной мозг Человека, обмениваясь информацией своих Нейронов, посылает её не по нервным сосудам Центральной нервной системы, а в виде строго направленных импульсов с одних Нейронов на другие. Стихия же Консенс всегда может создать небольшой отток энергии сигналов Нейронов Головного мозга на свои собственные структуры и в течение нескольких суток установить их значение. Работая как сверхгигантская вычислительная машина, она в состоянии получить полное представление о всех помыслах Человека, даже если эти помыслы не оформлены в обрывки фраз, а лишь создают «зарождение» мыслей.
Конечно, для Стихии Консенс выполнить всё это не просто, но на планете Солярис, где нет смысла создавать какие-либо виды Астральных Сущностей, Стихия Консенс вполне может приложить небольшую часть своих возможностей к делу изучения Человека. И потому, естественно, она создаёт всякого рода фантомы, в том числе и прелестную девушку Крис, чтобы проследить за Людьми в различных ситуациях Жизни и лучше понять, что они собой представляют. В романе «Солярис» Стихия Консенс не проявляет какой-либо враждебности к Исследователям, находящимся на станции, она проявляет своеобразную благожелательность к главному герою романа, она бесконечно изобретательна в создании пейзажей за окном станции, она создаёт для него небольшой островок тверди и ласково омывает его руки своей плазмой. Но всегда ли она бывает столь доброжелательна с другими Людьми? – Нет, не всегда.
Такова правда Станислава Лема, такова правда Стихии Консенс. Лем – не столько Фантаст, сколько Человек видевший планету Солярис, но не сумевший познать её значение в Сверхзвёздной системе Канопус. Для Землян же её тайна нужна не меньше, чем сам Космос, который и есть арена действий Существ Высшего Разума.
Леонид Русак. Солярис – планета несуществующих видов Жизни / Русак Леонид Васильевич // Терра инкогнита / Совместное издание РИА «Новости», Международной академии информатизации и Уфологической ассоциации СНГ. – Январь 2000. – № 02. – 4 стр.
Русак Леонид Васильевич (Л. Русак)
ISNI 0000 000446875814
ISNI 0000 000446875910
proza.ru/avtor/leonidrusak
www.leonid-rusak.ru
www/leonid-rusak1.ru
Правообладатель: Гаврилова Елена Анатольевна
ISNI 0000 000446875806
Новости астрономии и космоса
Эффект соляриса. Что снится космонавтам в полете?
Астронавт в космосе. Иллюстрация.
Находившаяся на МКС итальянка Саманта Кристофоретти проводит в космосе эксперименты по исследованию сна. И, возможно, это неспроста.
Космонавты переживают порой странные, если не сказать, фантастические ощущения. О них рассказывает Сергей Кричевский, действительный член Российской академии космонавтики имени К. Э. Циолковского, профессор, доктор философских и кандидат технических наук, космонавт-испытатель.
Вопрос космонавту: Сергей Владимирович, что это за странные ощущения? Кому доводилось их испытывать?
Сергей Кричевский: В 1989 г. я пришёл на подготовку в отряд космонавтов, готовился к полёту на станцию «Мир». К сожалению, в космос так и не полетел. Но в процессе подготовки непосредственно общался с коллегами, побывавшими вне Земли.
В 1994 г. я имел несколько продолжительных бесед с одним российским космонавтом, который провёл на станции «Мир» полгода. Имени назвать не могу по этическим соображениям: этот человек ещё работает в системе. Мне он открылся потому, что, видимо, хотел предупредить: мол, имей в виду, в полёте у тебя могут возникнуть необычные и очень яркие сновидения, каких никогда раньше не было. Не паникуй, будь к этому готов и не думай, что у тебя поехала крыша.
— Как часто это происходит?
— Феномен может возникнуть в полёте не сразу, а только через месяц или позже. Может вообще не возникнуть. Управлять этим состоянием невозможно. Начинается оно внезапно и столь же внезапно прекращается.
Я знаю троих космонавтов, которые пережили такие фантастические видения.
— А какие конкретно сюжеты в них фигурируют?
— Наиболее яркий сюжет касался превращения человека в динозавра. Космонавт ощущал себя древним ящером, бегущим в стаде по склону горы, преодолевающим овраги. Он видел у себя трёхпалые лапы вместо ног, чешую на них, перепонки между пальцами, огромные когти. Чувствовал, как вздыбливаются роговые пластины на хребте. Из его пасти вырывался пронзительный крик, который он ощущал как собственный.
В первой научной статье, опубликованной ещё в 1995 г., я назвал этот космический феномен «фантастические сновидения-состояния». По сути, это изменённые состояния сознания (ИСС) человека в космосе. Некоторые космонавты отрицают их, хотя, возможно, просто скрывают. Другие считают, что это всего лишь дурные сны, вызванные мощными электромагнитными полями от кабелей и блоков оборудования на станции (об этом говорил космонавт Александр Серебров).
— А что говорят учёные? Они в курсе происходящего?
— А что могут дать исследования этого феномена?
— Он непосредственно связан с изучением нашего мозга и сознания. Что происходит с нашей психикой в условиях космоса? Мы почти ничего об этом не знаем! Рано или поздно людям придётся расселяться за пределы Земли. Как полетим на другие планеты, на Марс, как будем строить базы, жить на Луне, если не знаем, что там может произойти с психикой колонистов? А вдруг человек войдёт в ИСС и не вернётся из «шкуры» динозавра? Или будет пытаться в этом состоянии управлять космическим кораблём?
— У вас есть объяснение «космических сновидений»?
Все эти явления необходимо изучать по специальной научной программе с применением новых методов и технологий. Россия может и должна стать лидером в этих исследованиях.
Бурные волны Соляриса
Блуждая по просторам космической станции Stopgame.ru и заглядывая в различные отсеки я добрался для блогового реактора. Там была уйма дверей. Одни были знакомы, другие манили к себе неизведанностью. И я решил рискнуть и зайти в ту, на которой было написано «Литература», ведь я был готов к этому уже многие годы… еще с детства я умел читать.
Но чтение было одной из сторон этой монеты, интереснее было описывать свои впечатления. И так как школьные годы уже за плечами, своё сочинение по произведению Станислава Лема я напишу сюда! *злобный смех*
Так. Стоп. Как это вы не слышали про такого? Нет, это не очередной современный «писатель». 12 сентября вообще было 95 лет с его рождения. Что, даже про «Солярис» не слышали!? Не удивительно. Я категорически честно признаюсь: если бы любимая жена не поведала мне про день его рождения — я бы и не взялся за ту книгу, что пылилась на полке. Но провидение решило иначе и я таки приобщился.
Что, вам всё еще интересно что это за человек? Даже если нет, я возьму на себя смелость рассказать. Станислав Лем — простой польский писатель, еврейского происхождения, родившийся в 1921 году в городе Львов. И я, как человек не очень сведущий в польской научной фантастике, позволю себе назвать его польским Стругацким. Оговорюсь при этом, что с творчеством Стругацких я знаком в гораздо большем объеме чем один рассказ. Поэтому судите строго, главное чтобы справедливо. Он как и братья-фантасты пишет про космос, будущее и место человека в этом будущем. Но пишет насколько похоже, настолько же и своеобразно.
О нём не узнаем ничего, но быть может о себе
Ярким примером его творчества и является пресловутый «Солярис». И о чем же этот рассказ? Рассказ этот о многом. В первую очередь надо разобраться что же такое этот Солярис и в чем конфликт всего происходящего? Солярис — некая планета однажды в далёкой-далёкой галактике, которая находится в системе, где свет дают две звезды — красное и синее «солнце», а сама планета заполнена океаном неизвестной природы, на поверхности которого выстраиваются странные образования. Исследования этой планеты породили целую науку — соляристику. И в момент, когда читателя вовлекают в происходящее, эта наука, которая зиждется на вере в то, что этот океан — разумный инопланетный разум, находится в упадке. На счет океана составлены сотни теорий и ни одна из них не является истинной. Исследование этого циклопического образования и является камнем преткновения между работниками станции. Также разворачивается сначала несколько детективная, потом мистическая, а после — многофилосовская история.
За высокими окнами верхнего коридора пылал закат исключительной красоты. Это был не обычный, унылый, распухший багрянец, а все оттенки затуманенного, как бы обсыпанного мельчайшим серебром розового цвета. Тяжелая, неподвижно всхолмленная чернь бесконечной равнины океана, казалось, отвечая на это теплое сияние, искрилась мягким буро-фиолетовым отблеском. Только у самого горизонта небо упорно оставалось рыжим.
Это произведение заставляет задуматься о многом, задаёт уйму вопросов и не отвечает даже на половину из них. При всём этом, оно остаётся годной научной фантастикой, в которой многие научные аспекты поясняются с должной тщательностью. К сожалению, мои познания в точных науках не позволяют мне с уверенностью судить насколько они соответствуют действительности.
Тут бы и закончить разговор о книге, резюмировав — годно, читайте если только у вас нету аллергии на этот жанр. Но в наше время всеобщей глобализации, совмещения и переплетения всего и вся, нельзя не упомянуть об искусстве кинематографическом, которое и подарило нам две экранизации этого рассказа.
Люди больших способностей и большой силы характера рождаются с более или менее постоянной частотой, но выбор ими сферы деятельности неодинаков.
Солярис 1972 года В целом, всё станет ясно, если сказать, что режиссёром тут выступил Андрей Тарковский это шедевр, расходимся. То, что Тарковский умеет снимать научную фантастику, он докажет еще раз в 1979 году, когда снимет легендарный фильм «Сталкер». Правда этот жанр у него всегда очень своеобразен. Там, где, казалось бы, должны торжествовать технологии, инопланетные чудеса и прочие необычные вещи, у Андрея Арсеньевича торжествует человек. В общем тем, кто знаком с его творчеством и рассказывать не надо о его авторском стиле, а тем кто не знаком, словами не объяснишь — тут смотреть надо. Единственное, чем грешат все его работы — это затянутость некоторых моментов и кадров, которая многим может показаться чрезмерной и навевающей скуку.
«Солярис» — это книга, из-за которой мы здорово поругались с Тарковским. Я просидел шесть недель в Москве, пока мы спорили о том, как делать фильм, потом обозвал его дураком и уехал домой… Тарковский в фильме хотел показать, что космос очень противен и неприятен, а вот на Земле — прекрасно. Но я-то писал и думал совсем наоборот».
«К этой экранизации я имею очень принципиальные претензии. Во-первых, мне бы хотелось увидеть планету Солярис, но, к сожалению, режиссер лишил меня этой возможности, так как снял камерный фильм. А во-вторых (и это я сказал Тарковскому во время одной из ссор), он снял совсем не «Солярис», а «Преступление и наказание». Ведь из фильма следует только то, что этот паскудный Кельвин довел бедную Хари до самоубийства, а потом по этой причине терзался угрызениями совести, которые усиливались ее появлением, причем появлением в обстоятельствах странных и непонятных. Этот феномен очередных появлений Хари использовался мною для реализации определенной концепции, которая восходит чуть ли не к Канту. Существует ведь Ding an sich, непознаваемое, Вещь в себе, Вторая сторона, пробиться к которой невозможно. И это в моей прозе было совершенно иначе воплощено и аранжировано… А совсем уж ужасным было то, что Тарковский ввел в фильм родителей Кельвина, и даже какую-то его тетю. Но прежде всего — мать, а «мать» — это «Россия», «Родина», «Земля». Это меня уже порядочно рассердило. Были мы в тот момент как две лошади, которые тянут одну телегу в разные стороны… В моей книге необычайно важной была сфера рассуждений и вопросов познавательных и эпистемологических, которая тесно связана с соляристической литературой и самой сущностью соляристики, но, к сожалению, фильм был основательно очищен от этого. Судьбы людей на станции, о которых мы узнаем только в небольших эпизодах при очередных наездах камеры, — они тоже не являются каким-то экзистенциальным анекдотом, а большим вопросом, касающимся места человека во Вселенной, и так далее. У меня Кельвин решает остаться на планете без какой-либо надежды, а Тарковский создал картину, в которой появляется какой-то остров, а на нем домик. И когда я слышу о домике и острове, то чуть ли не выхожу из себя от возмущения. Тот эмоциональный соус, в который Тарковский погрузил моих героев, не говоря уже о том, что он совершенно ампутировал «сайентистский пейзаж» и ввел массу странностей, для меня совершенно невыносим»
Если не боитесь долгих фильмов — смотрите. И если боитесь — тоже попробуйте, вдруг понравится.
Солярис 2002 года Тут ситуация не настолько радужная советское кино — лучшее в мире, а американское — попса и слив. Казалось бы и режиссёр — Стивен Содерберг, не последний человек, обладатель оскара и тому подобных регалий. И Джордж Клуни тут хорош, играет как не в себя. Но суть фильма категорически сломана. Если без спойлеров — то это всё превратилось в обычную мелодраму со всеми вытекающими.
В фильме герои читают отрывок из стихотворения Дилана Томаса «Конец придёт всевластью смерти».
Конец придёт всевластью смерти
Нагие мертвецы сольются вместе
С открытым ветром, с западной луной,
Когда исчезнут их обглоданные кости
И под рукой и под ногами будут звёзды,
Они сойдут с ума, оставив разум свой
В пучину погрузятся чтоб воспрянуть вновь
Любовники погибнут, но не сама любовь
Конец придёт всевластью смерти.
И полновесный оригинал, для знающих словесы заморские.
And death shall have no dominion.
Dead mean naked they shall be one
With the man in the wind and the west moon;
When their bones are picked clean and the clean bones gone,
They shall have stars at elbow and foot;
Though they go mad they shall be sane,
Though they sink through the sea they shall rise again;
Though lovers be lost love shall not;
And death shall have no dominion.
And death shall have no dominion.
Under the windings of the sea
They lying long shall not die windily;
Twisting on racks when sinews give way,
Strapped to a wheel, yet they shall not break;
Faith in their hands shall snap in two,
And the unicorn evils run them through;
Split all ends up they shan’t crack;
And death shall have no dominion.
And death shall have no dominion.
No more may gulls cry at their ears
Or waves break loud on the seashores;
Where blew a flower may a flower no more
Lift its head to the blows of the rain;
Through they be mad and dead as nails,
Heads of the characters hammer through daisies;
Break in the sun till the sun breaks down,
And death shall have no dominion.
Вот. Надо оно вам или нет — решайте сами. Фильм не то чтобы плох, но он обычен в худших смыслах этого слова.
Океан разума. Станислав Лем «Солярис»
Немецкий философ Фридрих Ницше писал, что если долго всматриваться в бездну, то бездна начнет всматриваться в тебя. Примерно такая трактовка может быть у романа «Солярис» великого польского писателя-фантаста Станислава Лема. Одна из огромного множества трактовок этого многогранного произведения.
Сюжет книги разворачивается в довольно далеком будущем, в котором человечество уже давно вышло за пределы Земли и Солнечной системы, исследует далекие миры и потаенные уголки космоса. Примерно за сто тридцать лет до описываемых в романе событий была открыта планета Солярис — спутник двойной звезды, который двигается по сложной траектории вокруг обоих светил своей системы. Необычная орбита — далеко не единственная странность космического тела, к тому же далеко не самая сложная и, пожалуй, самая очевидная.
При дальнейшем изучении выясняется, что вся поверхность планеты покрыта жидкостью — плотным студенистым океаном, «жизнь» и движения которого не поддаются объяснениям с помощью известной человечеству науки. На его поверхности время от времени появляются сложные фигуры, сверкающие всем спектром цветов в свете сияющих солнц. Океан пытается копировать летательные аппараты людей и каким-то странным образом воздействует на психику самих космонавтов. По мере наблюдения за природой Соляриса на Земле развивается целая новая ветвь человеческой науки — соляристика.
В конце концов ученые приходят к выводу, что покрывающий поверхность планеты океан — это и есть единственный разумный обитатель Соляриса. Он корректирует траекторию планеты, неведомым образом воздействуя на пространство и время. Он же и сканирует разум и чувства наблюдающих за ним людей. На орбите планеты возникает одноименная космическая станция, искусственный спутник, на котором живут и работают космонавты, ученые и исследователи.
Однако грандиозное научное открытие о разумности местной экосистемы становится единственным прорывом соляристики, которая быстро превратилась в бессмысленную тупиковую науку. Самые блестящие и гениальные умы человечества, изучая Солярис, превращаются в нерадивых студентов-первокурсников с допотопными микроскопами.
Они могут лишь наблюдать за разумным океаном и фиксировать его действия, но не в состоянии дать происходящему хоть малейшее объяснение. Все теории рассыпаются в пух и прах, тонны научных докладов несут пользы не больше, чем груда пожелтевшей макулатуры. Космическая станция, научные программы и сама соляристика как наука приходят в кризис и упадок.
В этом упадке исследовательская станция и встречает доктора Криса Кельвина, главного героя романа. Финансирование скудеет с каждым годом, а экипаж сократился до нескольких человек, большинство из которых пребывают в апатии, депрессии и безразличии ко всему.
В прямом смысле слова космический аппарат населяют самые настоящие призраки. Фантомы, материализованные воспоминания людей. Кто-то, имеющий внешность тех, кого когда-то знали члены экипажа.
Не обычные приятели или случайные знакомые, а те, кто оставил неизгладимый след в душе каждого из них. Члены семей и бывшие возлюбленные, ушедшие друзья и давние товарищи. Многие из тех, кого уже нет в живых. Люди из прошлого, воспоминания о которых травмируют и жгут изнутри. Именно фантомы являются главной причиной страха и помешательства ученых на станции. Кельвину является его давняя возлюбленная Хари, покончившая с собой юная девушка. Не постаревшая ни на секунду, ровно такая, какой она осталась в воспоминаниях Кельвина.
Поначалу главный герой относится к призраку с подозрением и страхом, затем возникает научный интерес. «Воскрешенная» Хари становится подопытным кроликом, однако Кельвин проникается к фантому чувствами и постепенно начинает общаться с ней как с полноценным живым человеком.
Он приходит к выводу, что фантомы — это плоды действий разумного океана Соляриса. Пока люди бились в попытках найти хоть какое-то разумное объяснение его природе и действиям, океан в ответ изучал людей, сканировал их психику и образ мыслей, непостижимым образом считывал чувства и воспоминания, создавал призраков-фантомов.
Зачем? Поиграть на человеческих чувствах? Провести банальный эксперимент из разряда «а что, если»? Либо разумную планету охватили гуманные соображения по отношению к своим «коллегам», и океан дал им возможность снова увидеть ушедших любимых?
Провести с ними еще какое-то время, сказать то, что нужно. Хотя, с другой стороны, возможно, что действия инопланетного разума не поддаются логике с точки зрения людей.
Человеческий разум неспособен мыслить так, как однородная масса жидкости.
Зачем Солярис делает с людьми то, что делает? Еще один нераскрытый вопрос вселенной. Еще одна тупиковая проблема соляристики.
По своей проблематике «Солярис» довольно точно подходит под описание знаменитого высказывания Ницше про бездну. Люди слишком долго изучали неведомую далекую планету, и она начала изучать их. Изучать и ставить опыты. Из научного интереса или по злой воле? Понять это не представляется возможным. Проблема первого контакта поднимается в романе в том же ключе, как это делали Стругацкие в «Пикнике на обочине».
Почему человек решил, что внеземной разум обязательно выйдет на связь? Часто ли сам человек пытается установить контакт с муравьями или мхом на стволах сосен? Ищет ли общения с ветром и колебаниями морских волн? Безусловно, океан Соляриса разумен, но по-своему.
С точки зрения человеческого разума он непостижим и непроницаем, как космическая бездна и внутренность черных дыр. Один человек чувствует себя гораздо более одиноким, если вокруг него существует много безразличных к нему людей. Все человечество одиноко в космическом, в колоссальном масштабе, когда существуют иные разумы, непостижимые и бесконечно далекие.
Такие романы, как «Солярис», невозможно трактовать однозначно.
И все же он примерно об этом. О людях, о силе разума, призраках и космическом одиночестве.
https://сабскрайб (subscribe) точка ру/group/eruditsiya-i-tvorchestvo/15143393/
Журнал DARKER. №2 февраль 2018
Книжная лига
12.8K поста 59.5K подписчик
Правила сообщества
Мы не тоталитаристы, здесь всегда рады новым людям и обсуждениям, где соблюдаются нормы приличия и взаимоуважения.
При создании поста обязательно ставьте следующие теги:
«Ищу книгу» — если хотите найти информацию об интересующей вас книге. Если вы нашли желаемую книгу, пропишите в названии поста [Найдено], а в самом посте укажите ссылку на комментарий с ответом или укажите название книги. Это будет полезно и интересно тем, кого также заинтересовала книга;
«Посоветуйте книгу» — пикабушники с удовольствием порекомендуют вам отличные произведения известных и не очень писателей;
«Самиздат» — на ваш страх и риск можете выложить свою книгу или рассказ, но не пробы пера, а законченные произведения. Для конкретной критики советуем лучше публиковаться в тематическом сообществе «Авторские истории».
Частое несоблюдение правил может в завлечь вас в игнор-лист сообщества, будьте осторожны.
У Лема многие произведения пронизываются ощущением чего-то изначально необъяснимого. А книга крайне любопытна для всех ценителей НФ.
Интересно, кому адресован этот конспект?
Советские домыслы про «Солярис» очень забавны. Сам Лем писал, что его преследовала идея, что когда человечество встретит Бога то не сможет даже понять разумен ли он. Ну а фронтэнд романа притча об исполнении желаний когда получаешь не то что просишь, а то что хочешь и не знаешь что с этим делать и вообще как дальше жить и на это это дохрена наворочено.
самая любимая мной книга у С.Лема, это Сказки Роботов 🙂
отличный образчик юмористической фантастики
Любимый писатель-фантаст Королёва: 100 лет со дня рождения Станислава Лема
Век назад, 12 сентября 1921 года во Львове (тогда ещё польском) родился Станислав Лем — писатель-фантаст, футуролог и философ. Он автор пророческого романа «Сумма технологии», в котором предвидел появление виртуальной реальности и искусственного интеллекта. Его первые статьи по фантастике вышли в 1946 году, но успех пришёл с публикацией книги «Астронавты» в 1951 году. Считается, что «классический» период начался у Лема с «Эдема» в 1959 году, затем вышли «Возвращение со звезд» и «Солярис» (1961), «Непобедимый», «Сказки роботов» и «Сумма технологии» (1964), «Кибериада» (1965) и т. д.
«Солярис» был перевёден на русский Дмитрием Брускиным (а потом ещё и «исправлен» Верой Перельман). Книга стала визитной карточкой Лема, а также знаковым произведением космической и философской фантастики. При этом в СССР Станислава Лема любили едва ли не больше, чем на родине. Он сам об этом рассказывал в книге «Так говорил…Лем»:
«Когда я с делегацией писателей впервые приехал в Москву, то сразу же силой стихийного напора научной среды, студентов и Академии наук был оторван от группы, у которой была заранее расписанная программа. За две недели я практически не виделся с моими польскими коллегами. Я был то в МГУ, то на атомной электростанции, то в Институте высоких температур, а то меня и вовсе увезли в Харьков. Это были сумасшедшие недели… Приходило бесчисленное количество приглашений. Затем к этому действу присоединись космонавты Егоров и Феоктистов и полностью меня поглотили.
В Москве меня все знали и читали, сам Генеральный конструктор, то есть Сергей Королёв, создавший всю космическую программу СССР, читал Лема и любил Лема, а у нас [в Польше — прим. ред.] партийные начальники и полковники не имели обо мне ни малейшего понятия».
Интересно, что сам Станислав Лем настоящей датой своего рождения называл 13 сентября. Его родители были суеверны и изменили дату рождения в документах. Поэтому правильный «Год Станислава Лема» начнётся именно 13 сентября.
Классика фантастики
Станислав Лем, «Возвращение со звёзд», 1961 год.
Солярис
С. Лем и литературный трип
Помню попалась мне книга Станислава Лема «Рассказы о пилоте Пирксе». Первая глава не особо впечатлила, но вторая дала топки так, что до сих пор хорошо помню свои впечатления и внутренние метания. Я не мог поверить, что с человеком может быть то же, что происходило с героем в главе «Условный рефлекс». Испытание в «ванной» для меня является самым триповым в литературе( а ведь подростком я бывал в разных состояниях).
(Ниже небольшой фрагмент, может быть кого то заинтересует рассказ)
. Это было просторное помещение с бассейном, полным воды. Испытуемый – на студенческом жаргоне «пациент» – раздевался и погружался в воду, которую нагревали до тех пор, пока он не переставал ощущать ее температуру. Это было индивидуально: для одних вода «переставала существовать» при двадцати девяти градусах, для других – лишь после тридцати двух. Но когда юноша, лежавший навзничь в воде, поднимал руку, воду прекращали нагревать и один из ассистентов накладывал ему на лицо парафиновую маску. Затем в воду добавляли какую-то соль (но не цианистый калий, как всерьез уверяли те, кто уже искупался в «сумасшедшей ванне»), – кажется, простую поваренную соль. Ее добавляли до тех пор, пока «пациент» (он же «утопленник») не всплывал так, что тело его свободно держалось в воде, чуть пониже поверхности. Только металлические трубки высовывались наружу, и поэтому он мог свободно дышать. Вот, собственно, и все. На языке ученых этот опыт назывался «устранение афферентных импульсов». И в самом деле, лишенный зрения, слуха, обоняния, осязания (присутствие воды очень скоро становилось неощутимым), подобно египетской мумии, скрестив руки на груди, «утопленник» покоился в состоянии невесомости. Сколько времени? Сколько мог выдержать.
Как будто ничего особенного. Однако в таких случаях с человеком начинало твориться нечто странное. Конечно, о переживаниях «утопленников» можно было почитать в учебниках по экспериментальной психологии. Но в том-то и дело, что переживания эти были сугубо индивидуальны. Около трети испытуемых не выдерживали не то что шести или пяти, а даже и трех часов. И все же игра стоила свеч, так как направление на преддипломную практику зависело от оценки за выносливость: занявший первое место получал первоклассную практику, совсем не похожую на малоинтересное, в общем-то даже нудное пребывание на различных околоземных станциях. Невозможно было заранее предсказать, кто из курсантов окажется «железным», а кто сдастся: «ванна» подвергала нешуточному испытанию цельность и твердость характера.
Пиркс начал неплохо, если не считать того, что он без всякой нужды втянул голову под воду еще до того, как ассистент наложил ему маску; при этом он глотнул добрую порцию воды и получил возможность убедиться, что это самая обыкновенная соленая вода.
После того как наложили маску. Пиркс почувствовал легкий шум в ушах. Он находился в абсолютной темноте. Расслабил мускулы, как было предписано, и неподвижно повис в воде. Глаза он не мог открыть, даже если б захотел: мешал парафин, плотно прилегавший к щекам и ко лбу. Сначала зазудело в носу, потом зачесался правый глаз. Сквозь маску, конечно, почесаться было нельзя. О зуде ничего не говорилось в отчетах других «утопленников»; по-видимому, это был его личный вклад в экспериментальную психологию. Совершенно неподвижный, покоился он в воде, которая не согревала и не охлаждала его нагое тело. Через несколько минут он вообще перестал ее ощущать.
Разумеется, Пиркс мог пошевелить ногами или хоть пальцами и убедиться, что они скользкие и мокрые, но он знал, что с потолка за ним наблюдает глаз регистрирующей камеры; за каждое движение начислялись штрафные очки. Вслушавшись в самого себя, он начал вскоре различать тоны собственного сердца, необычно слабые и будто доносящиеся с огромного расстояния. Чувствовал он себя совсем не плохо. Зуд прекратился. Ничто его не стесняло. Альберт так ловко приладил трубки к маске, что Пиркс и забыл о них. Он вообще ничего не ощущал. Но эта пустота становилась тревожащей. Прежде всего он перестал ощущать положение собственного тела, рук, ног. Он еще помнил, в какой позе он лежит, но именно помнил, а не ощущал. Пиркс начал соображать, давно ли он находится под водой, с этим белым парафином на лице. И с удивлением понял, что он, обычно умевший без часов определять время с точностью до одной-двух минут, не имеет ни малейшего представления о том, сколько минут – или, может, десятков минут? – прошло после погружения в «сумасшедшую ванну».
Пока Пиркс удивлялся этому, он обнаружил, что у него уже нет ни туловища, ни головы – вообще ничего. Совсем так, будто его вообще нет. Такое чувство не назовешь приятным. Оно скорее пугало. Пиркс будто растворялся постепенно в этой воде, которую тоже совершенно перестал ощущать. Вот уже и сердца не слышно. Изо всех сил он напрягал слух – безрезультатно. Зато тишина, целиком наполнявшая его, сменилась глухим гулом, непрерывным белым шумом, таким неприятным, что прямо хотелось уши заткнуть. Мелькнула мысль, что прошло, наверное, немало времени и несколько штрафных очков не испортят общей оценки: ему хотелось шевельнуть рукой.
Нечем было шевельнуть: руки исчезли. Он даже не то чтобы испугался – скорее обалдел. Правда, он читал что-то о «потере ощущения тела», но кто мог бы подумать, что дело дойдет до такой крайности?
«По-видимому, так и должно быть, – успокаивал он себя. – Главное – не шевелиться; если хочешь занять хорошее место, надо вытерпеть все это». Эта мысль поддерживала его некоторое время. Сколько? Он не знал.
Потом стало еще хуже.
Темнота, в которой он находился, или, точнее, темнота – он сам, заполнилась слабо мерцающими кругами, плавающими где-то на границе поля зрения, – круги эти даже и не светились, а смутно белели. Он повел глазами, почувствовал это движение и обрадовался. Но странно: после нескольких движений и глаза отказались повиноваться…
Но зрительные и слуховые феномены, эти мерцания, мелькания, шумы и гулы, были лишь безобидным прологом, игрушкой по сравнению с тем, что началось потом.
Он распадался. Уже даже и не тело – о теле и речи не было – оно перестало существовать с незапамятных времен, стало давно прошедшим, чем-то утраченным навсегда. А может, его и не было никогда?
Случается, что придавленная, лишенная притока крови рука отмирает на некоторое время, к ней можно прикоснуться другой, живой и чувствующей рукой, словно к обрубку дерева. Почти каждому знакомо это странное ощущение, неприятное, но, к счастью, быстро проходящее. Но человек при этом остается нормальным, способным ощущать, живым, лишь несколько пальцев или кисть руки омертвели, стали будто посторонней вещью, прикрепленной к его телу. А у Пиркса не осталось ничего, или, вернее, почти ничего, кроме страха.
Он распадался – не на какие-то там отдельные личности, а именно на страхи. Чего Пиркс боялся? Он понятия не имел. Он не жил ни наяву (какая может быть явь без тела?), ни во сне. Ведь не сон же это: он знал, где находится, что с ним делают. Это было нечто третье. И на опьянение абсолютно не похоже.
Он и об этом читал. Это называлось так: «Нарушение деятельности коры головного мозга, вызванное лишением внешних импульсов».
Звучало это не так уж плохо. Но на опыте…
Он был немного здесь, немного там, и все расползалось. Верх, низ, стороны – ничего не осталось. Он силился припомнить, где должен быть потолок. Но что думать о потолке, если нет ни тела, ни глаз?
– Сейчас, – сказал он себе, – наведем порядок. Пространство – размеры – направления…
Слова эти ничего не значили. Он подумал о времени, повторял «время, время», будто жевал комок бумаги. Скопление букв без всякого смысла. Уже не он повторял это слово, а некто другой, чужой, вселившийся в него. Нет, это он вселился в кого-то. И этот кто-то раздувался. Распухал. Становился безграничным. Пиркс бродил по каким-то непонятным недрам, сделался громадным, как шар, стал немыслимым слоноподобным пальцем, он весь был пальцем, но не своим, не настоящим, а каким-то вымышленным, неизвестно откуда взявшимся. Этот палец обособлялся. Он становился чем-то угнетающим, неподвижным, согнутым укоризненно и вместе с тем нелепо, а Пиркс, сознание Пиркса возникало то по одну, то по другую сторону этой глыбы, неестественной, теплой, омерзительной, никакой…