Что такое празднословие в православии
Многоглаголание, пустословие и любопытство
Из наследия Оптинских старцев
Оптинские старцы часто напоминали о благоразумном молчании и предостерегали от многоглаголания.
«Благое говорить – серебро рассыпать, а благоразумное молчание – золото.
Лучше предвидеть и молчать, чем говорить и потом раскаиваться.
Умное молчание дороже всего. Если положить все правила благоразумия на одну весовую чашу, а на другую чашу положить благоразумное молчание, то молчание одно перевесит.
Молчание хорошо, да благовременное и благоразумное, за которым не следует раскаяние.
Когда чувствуешь, что желаешь что-нибудь сказать по страсти, – молчи. Удержись, не говори. Ведь это брань, победить нужно, тогда только отстанет».
 |
| Преподобный Варсонофий |
Преподобный Варсонофий советовал:
«Больше молчите. А если что спросят, даже в церкви, ответьте без всякой раздражительности, не показывая угрюмого вида».
Преподобный Никон писал:
«Помни монашеское правило: не начинать говорить самому, не быв спрошенным».
И хоть эти слова старца относятся к монашествующим, но и живущим в миру нужно чаще вспоминать о них. Ведь как часто мы даем непрошеные советы, задаем лишние вопросы, рассказываем что-то глубоко личное (что следовало бы сберечь лишь для близких людей), а потом раскаиваемся в этом.
«От неосторожных слов более бед, нежели от самих дел»
Преподобный Амвросий предупреждал:
«Слово не воробей: вылетит – не поймаешь. Нередко от неосторожных слов бывает более бед, нежели от самых дел. Человек словесным потому и называется, чтобы произносил слова разумно обдуманные».
Молитвенное настроение и мир в душе
Преподобный Никон учил молчанию для сохранения молитвенного настроения и мира в душе:
«После молитвы, домашней или церковной, чтобы сохранить молитвенное умиленное настроение, необходимо молчание. Иногда даже простое незначительное слово может нарушить и спугнуть из души нашей умиление.
Молчание подготовляет душу к молитве. Тишина – как она благотворно действует на душу!»
Преподобный Моисей наставлял:
«Между собою храните молчание, кроме нужного ничего постороннего не говорите, да будет чист ум ваш в молитвах. Укоряйте себя мысленно и уничижайте и худшими всех себя имейте, и Бог призрит на смирение ваше и покроет от всех искушений».
Многоглаголание и уныние
Оптинские преподобные предупреждали: те, кто не может удержаться от многоглаголания, не смогут освободиться и от множества мучительных прилогов и следующих за этими прилогами уныния и отчаяния. Преподобный Лев писал:
«W. когда не положится совершенно сохранять двери ограждениями о устнах своих, то иначе не возможно ей освободиться от смущения и мучительства сладострастнейших прилогов и таких же мыслей и от оной происходящей скуки и уныния, влекущих в помыслы всепагубнейшей отчаянности».
Пустословие и любопытство
Старцы Оптинские предостерегали и от пустословия и неосторожных слов. Преподобный Никон напоминал духовным чадам:
«Остерегайтесь шуток и неосторожных слов в обращении друг с другом. Это оговаривание и пустословие может обратиться в привычку».
 |
| Иеросхимонах Иосиф (Литовкин) (1837—1911) |
Старцы предупреждали и о вреде любопытства. Преподобный Иосиф учил:
«Любопытствовать о чужих мыслях грешно и может быть вредно. Это никак не должно дозволяться».
Преподобный Варсонофий говорил о том, что любопытство, несмотря на кажущуюся невинность, тем не менее, является смертным грехом, потому что от него бывают гибельные последствия:
«Святые отцы говорят: любопытство есть смертный грех. Некоторым кажется странным, как это любопытство ставится наряду с тягчайшими грехами, например убийством, грабительством и т.д., – а оттого, что от него бывают гибельные последствия».
Бывает и безрассудное молчание от обиды, злости или по тщеславию, и такое молчание может быть даже хуже многоглаголания.
Преподобный Никон писал:
«Молчание полезно для души. Когда мы говорим, трудно удержаться от празднословия и осуждения. Но есть молчание плохое, когда кто злится и потому молчит».
Преподобный Макарий предупреждал:
«Безрассудное и не в разуме молчание хуже многоглаголания, а мерное или малое укрепление никакого вреда не принесет, а еще смирит и подаст силу к творению подвигов и трудов. Но безмерие и в том и в другом приносит весьма великий вред».
Предостережения Оптинских старцев о вреде многоглаголания, пустословия, неосторожных шуток и любопытства актуальны и в наше время.
Будем же помнить: «За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишься» (Мф. 12: 36–37).
О грехе празднословия
Вед.: Здравствуйте! «Молчание — золото», ― тот, кто следует этой народной мудрости, не подвержен греху празднословия. Так ли это, узнаем сегодня у Митрополита Саратовского и Вольского Лонгина. Владыка, что же такое грех празднословия?
Митрополит Лонгин: Празднословие — привычка, которая свойственна очень многим людям. Думаю, что и мы с вами не всегда можем ее избежать, когда говорим о том, что нам не полезно. Наверное, самый яркий пример этого греха — осуждение окружающих нас людей. Мы часто и с большой легкостью, с желанием, начинаем осуждать тех, кто нас окружает. Все мы время от времени даем друг другу поводы для этого. Но надо знать, что ни нам самим, ни тем, о ком мы говорим, кого осуждаем, это никакой пользы не приносит. В результате получается, в самом прямом смысле, празднословие, то есть праздные разговоры, не приводящие ни к чему.
Празднословие не только бесполезно, но еще и очень вредно для каждого из нас. Осуждая или просто болтая без смысла, мы как бы «выстужаем» наше сердце и нашу душу. Святые отцы, говоря о празднословии, часто употребляли это понятие. Это как дом с открытыми окнами и дверями в мороз — там не может жить ничего доброго. Поэтому и в сердце человека, который постоянно празднословит, со временем образуется пустота, которая не дает вселиться в это сердце ничему хорошему, доброму. Кроме того, такой человек постепенно привыкает видеть во всем и во всех только плохое. Плохого действительно много в нашей жизни, но хорошего все-таки больше. Человек празднословящий об этом забывает.
Вед.: Владыка, а грешит ли человек, который говорит о добре, любви, милосердии и прочих добродетелях?
Митрополит Лонгин: Если человек, который говорит об этом, сам пальцем не двигает к тому, чтобы приобрести эти добродетели, то, наверное, грешит. Хотя, конечно, говорить о добре, милосердии, любви гораздо лучше, чем о чужих грехах.
Вед.: Владыка, а вообще может ли православный человек быть общительным? Не грешно ли это?
Митрополит Лонгин: Нет, ни в коем случае. И может, и должен, потому что в общении с людьми мы воспитываем себя, свои чувства. В конце концов, общаясь с другими людьми, мы можем говорить о самом главном — о Боге.
Вед.: Владыка, нам пришло множество вопросов. Пишет нам Алла: «Одна моя знакомая почти в каждом разговоре со мной жалуется на своих близких и сослуживцев. Сочувствовать — значит, поддерживать ее в осуждении. Говорить, что нужно любить и прощать — получается, я указываю ей на грехи. Начинаю избегать общения с ней. Посоветуйте, пожалуйста, как поступить?»
Митрополит Лонгин: Наверное, надо выражать сочувствие, но не самому факту осуждения, когда человек слышит о ком-то плохие вещи и поддакивает: «Да-да, действительно». А должно быть сочувствие состоянию человеческой души, которая видит только плохое, или которая подавлена тем плохим, которое объективно встречается в нашей жизни. Сочувствие в этом плане нужно и, я думаю, полезно. Конечно же, утешать человека надо. Так бывает, что человек, будучи как бы «погребенным» негативными впечатлениями, эмоциями, приходит к мысли, что вокруг все ужасно, плохо и ничего хорошего, даже луча света в этом темном царстве, не существует. Это не так, и человека надо постараться в этом переубедить, пытаясь показать какие-то добрые примеры, в том числе, примеры добрых чувств в окружающих нас людях. Обязательно нужно попытаться пробудить в человеке христианское отношение, правильные христианские чувства к чужим недостаткам и вообще ко всему плохому, что встречается в этой жизни. И первое из таких чувств — это снисходительность и жалость. Ведь человек, который все время осуждает, чаще всего очень требователен к окружающим, достаточно жесток по отношению к ним. А христианское отношение — это, прежде всего, жалость и сострадание. Когда они есть у человека, он спокойнее относится к недостаткам других.
Вед.: Как у Достоевского: «Простить — значит, понять». И в Евангелии: какой мерою меряете, такой и вам отмерено будет (ср: Мк. 4, 24).
Митрополит Лонгин: Совершенно верно. Главное, откуда можно научиться отношению людей между собой,— это, конечно, Евангелие. Вот почему очень важно стать христианином, чтобы разбираться в том, что происходит вокруг тебя.
Вед.: Спасибо, Владыка. Следующий вопрос задает Алексей: «Является ли осуждением разговор двух о третьем лице, если говорится объективно, то есть правда о его негативных поступках, просто констатируется факт?»
Вообще лучше никого не осуждать, не оценивать, если только это не является твоей работой. Если ты, скажем, начальствующий, то конечно, если твой подчиненный никуда не годится с профессиональной точки зрения, то ты не можешь закрывать на это глаза и делать вид, что все в порядке. Тогда ты уже грешишь больше, чем этот человек. А во всех остальных случаях, я думаю, надо как-то очень мягко, спокойно относиться к этому.
Вед.: Спасибо, Владыка. Следующий вопрос задает Лидия: «Уважаемый Владыка! Как отучить мужа ругаться матом? Мне кажется, он не совсем понимает отрицательную сторону или даже пагубность такой речи».
Митрополит Лонгин: Очень сложный вопрос. Я, честно говоря, с трудом себе представляю, как это можно сделать. Прежде всего, нужно постоянно напоминать человеку о том, что это нетерпимо, плохо, что выражаться матом, особенно при женщинах, детях ни в коем случае нельзя, да и без них тоже не стоит. Но насколько это будет действенно, зависит от взаимоотношений в семье. Если муж любит жену, он постарается услышать ее просьбу. Если он не слышит, значит, в семье такие отношения, при которых эта просьба останется втуне.
Сегодня это привычка очень многих людей, причем самых разных, не только простых, как было раньше, но и достаточно высокопоставленных, в том числе достаточно интеллигентных, ― разговаривать на этом «языке». К сожалению, она распространяется все шире, и ничего, кроме негативных последствий, иметь не может. Дело в том, что общий уровень культуры нашего народа резко снизился за последние десятилетия, и продолжает снижаться. Это очень плохо. Ведь дело в том, что само по себе это явление невозможно рассматривать изолированно от контекста, от общего состояния нашего общества. Это очень характерное проявление общего удручающего состояния нравственности и культуры.
Вед.: Владыка, Мария пишет нам: «Здравствуйте! Помогите понять значение слов ″гневаясь, не согрешайте″. Спасибо».
Митрополит Лонгин: Это связано со святоотеческим пониманием того гнева, который допустим для человека. Надо гневаться на грех, на какое-то беззаконие, но при этом не согрешать, не впускать в свое сердце гнев и его последствия, а также ни в коем случае не распространять этот гнев на кого-либо из людей.
Вед.: А это возможно?
Митрополит Лонгин: Я думаю, что при достаточно долгом опыте внутренней внимательной жизни — да, возможно.
Вед.: Владыка, нам пишет Антон: «Объясните, что значат слова из послания первого к Коринфянам: ″Жены ваши в церквах да молчат″. Это нужно понимать в прямом смысле слова?»
Митрополит Лонгин: Имеется в виду проповедь и научение. Никогда в древности вообще в каком-то собрании женщина не имела голоса, а в церковном собрании женщина не имеет права учить вере, богословствовать, каким-то образом возвышать свой голос. Это древняя практика, она сохранилась до сих пор. Это не значит, что женщина, скажем, не может читать или петь на клиросе.
Вед.: Но пусть женщины не подходят к другим и не говорят: не так стоишь, не так одет…
Митрополит Лонгин: Апостол вряд ли догадывался, что так будет со временем, но я думаю, что его слова можно распространить и на этот случай. Иногда нужно сделать замечание, потому что сейчас слишком много людей, которые в церкви могут позволить себе чудовищные вещи. У меня сложное отношение к женщинам, которые делали или делают замечания в церкви. Я знаю, каким благородным негодованием в последние годы полны все наши средства массовой информации, церковные и нецерковные, в отношении этих женщин, страшных «бабок» или, как один человек сказал, «православных ведьм», и так далее. Но вот у меня несколько иное отношение. Я считаю, что все равно в церкви должны быть люди, которые не грубо, а мягко, с любовью, но все-таки показывают человеку, впервые зашедшему в храм, как в нем можно и нужно себя вести. Да, очень плохо, когда мы обижаем человека, пришедшего в храм, и он в результате уходит и дает себе слово больше никогда не переступать церковного порога. Но ничуть не лучше, когда такой вот человек начинает своим поведением, отношением обижать тех людей, которые уже в храме находятся. Они тоже люди и заслуживают доброго к себе отношения. Поэтому вопрос этот сложнее, чем кажется на первый взгляд.
Вед.: Владыка, пишет нам Светлана: «Спаситель сказал, что потребует ответа за каждое праздное слово. Но ведь человеку свойственно забывать. В старости он уже многого не помнит. Как же он будет давать ответ?»
Митрополит Лонгин: Это образное выражение. Конечно же, не в прямом смысле будет воспомянуто каждое праздное слово человека. Мне кажется, тут надо иметь в виду не просто празднословие, а наши пустые обещания, пустые обеты, которые мы иногда даем. Например, человек что-то говорил ― и не сделал, обещал ― и не выполнил. За это, конечно, с человека будет спрошено, об этом и сказано в Священном Писании. Тем самым человек предупреждается о том, какое внимание он должен уделять тому, что он говорит, что обещает, тому, что исходит из его уст.
Грех празднословия
Если сегодня подойти к любому прохожему на улице и спросить, что такое празднословие, то далеко не каждый даст верный ответ. Еще меньше людей с уверенностью скажут, что это, на самом деле, грех. Так подробно стоит поговорить о самом понятии «празднословие», узнать его сущность, понять, как от него избавиться и не поддаться.
Что такое «празднословие»
Празднословие — это та речь, которая пуста. Это слова, которые не несут верной информации. Чтобы лучше понять смысл слова достаточно просто разобрать его или разбить на две части. «Праздно» и «словие», то есть несение народу праздных слов или ненужных речей. Этот грех появился тогда, когда человек научился говорить.
По мнению схиигумена Саввы: «Это такие слова, которые мы произносим, как говорится, от нечего делать; слова пустые, без всякого внутреннего достоинства и смысла; слова, ничего незначащие и бесцельные, которые не вызывают никакой необходимости, не имеют никакого полезного употребления. Так… говорим, лишь бы что-нибудь сказать»
Что значит празднословие в православии
В православии этот термин имеет похожее значение. Это слова, которые не благочестивы. Они не способствуют исполнению воли Всевышнего. Если слова эти неверные и пустые, если приносят вред другим людям, духовный или физический, то это грех.
Лучше понять суть этого понятия в православии поможет история о блаженной Феодоре.
Блаженная Феодора — жена византийского императора-иконоборца, мать-регент императора Михаила. Она почитается в христианской, а именно православной церкви, за защиту иконопочитания. Кроме того, женщину восхваляли и за непосредственное восстановление истинной религии. Именно она вернула иконы в Византию в обход убеждений мужа.
Важно! В православной церкви днем почитания блаженной Феодоры является 24 февраля по новому стилю.
Женщина умерла, как и все она отправилась по дороге через мытарства к Богу. Перед тем как попасть в Рай, душа проходит через бесов, которые говорят о грехах человека, совершенных за его жизнь. Всего их 20, а первым является как раз празднословие. Феодора приблизилась к бесам. Там она слышала ужасный шум, гул и смех. Наконец, и сама блаженная предстала перед бесом. Он взял лист и стал громко читать грех празднословия женщины. Бес читал о частушках, беседах, пениях, глупом смехе.
Так можно легко понять, что же такое празднословие. Вообще одним из самых ценных качеств в истинном христианине считается именно умение молчать. Есть люди, которые имеют такую черту характера по своей природе. Есть же и те, кто специально молчат, чтобы не брать греха на душу. Здесь могут быть разные мотивы и разные цели, не стоит их путать.
Что же можно отнести к празднословию?
Все это религиозные специалисты называют пустословием. Также священнослужители относят к этому греху разного рода телевизионные программы. Те, в которых обсуждается то, что не существенно и не важно. Так, сюда можно отнести и программы, обличающие или открывающие личную жизнь человека. Священнослужители относят к этому греху и радиопередачи, слова комментатора во время спортивных игр или соревнований.
Важно! Грех празднословие присутствует в каждом православном человеке. Он же и вокруг нас.
Причины появления
Святые отцы говорят, что источник этого греха таится в самом человеке. А именно в его гордыне, тщеславии, бесстрашии перед Господом, в злой привычке. Наше желание соответствовать нынешнему обществу переступает границы дозволенного. Так, человек ради успеха в той или иной компании может наговорить на другого.
Простое дело — ради поддержания беседы, согласиться с неверными слухами, передать их дальше. А ведь никто и не задумывался, что так можно сломать кому-то жизнь. Человеческая гордыня, неспособность хранить молчание, все это приводит к греху празднословия.
К чему приводит празднословие?
Каждый может заметить, что все грехи цепляются друг за друга. Они связаны и неразрывны. Это можно легко доказать на примере празднословия и лжи. Одно вытекает из другого. Сегодня человек в невинной беседе передал слух, что слышал от знакомого. Он не знает, верна ли эта информация, но все же передает ее. Завтра же, этот человек создаст свой слух. Это уже станет настоящей ложью. А ведь вранье уже является смертным грехом. Оно противно Господу.
Празднословие имеет и другие последствия. Этот грех отравляет человеческую речь, а значит и культуру. То, что говорит человек — это то, о чем он думает. Именно речь отражает внутреннее состояние души, даже когда кажется, что это обман. Бесполезные разговоры уничтожают разум. Если встретятся два мыслителя, то их беседа будет полезной для ума и человечества, а значит и всеобщей культуры. Если же встретятся два глупца, то они только потеряют остатки разума.
Стоит сказать, что празднословие — это грех, который пронизывает все наше общество, все человечество. Порой люди даже не замечают того, что говорят. В беседе друг может легко обидеть друга словами, которые не имеют ничего общего с реальностью. В придачу к этому еще и покрыть ложью, нелепыми слухами другого, а через несколько секунд просто забыть.
С каждым днем, годом, десятилетием все ниже падает цена слова. Разве же это правильно? Всего несколько столетий назад, когда человек произносил фразу: «Я даю тебе честное слово», никто не сомневался в его чести и верности обещанию. Даже самым честным людям никто сейчас не верит. «Что мне твои клятвы и твои слова?» — с каждым днем все чаще звучит именно эта фраза. Вот к чему приводит празднословие — к разложению общества, в котором и без того, не так много верности и чести.
Важно! Священнослужители говорят, что слово было дано человеку не для того, чтобы он нес глупость народу, а чтобы нес волю Божию.
Как избавиться от греха
Если человек признает свой грех, то это уже пройдена половина пути к избавлению. Встает логичный вопрос. Как же избавиться от празднословия, ведь его порождает наш разговор? Приведем ниже несколько советов:
Святые отцы о празднословии
О грехе празднословия говорили священники во все времена и во всех народах. Именно этому греху посвящен отдельный псалом из Псалтыря.
Это интересно! Псалтырь — книга из Ветхого Завета. Она состоит из 150 псалмов или песен. Каждая из них несет в себе обращение к богу в разных формах. Есть жалобные, хвалебные, предсказывающие и другие. Псалтырь был переведен с еврейского языка. Самым известным писателем псалмов считается царь Иерусалима Давид.
Приведем несколько известных изречений известных людей о грехе празднословия:
Грех есть в каждом человеке. Не бывает безгрешных, об этом нам говорил еще сам Иисус. Святым же долгом человека является следование Божьим законам и заповедям. Людям нужно стремиться к избавлению от греха, а в первую очередь именно от празднословия. Не зря именно оно стоит первым в числе всех мытарств. Именно празднословие порождает другие, более тяжкие, а затем и смертные грехи.
Празднословие — покров лжи
Что такое празднословие? Правильно ли мы понимаем это, казалось бы, хорошо знакомое и понятное слово? Можем ли чувствовать его в себе и умеем ли избегать? Над молитвой преподобного Ефрема Сирина продолжает размышлять протоиерей Игорь Прекуп.
Ранее мы говорили, что дух праздности – это такое устроение человека, при котором он страшно тяготится чем-либо наполненным высоким смыслом, потому что «положение обязывает»; любыми обязанностями именно потому, что это «надо»; любым долгом, потому что это связывает, ограничивает возможности выбора; это состояние противоположное, враждебное «перемене ума»: покаянию. Дух праздности – это дух пустоты духовной, а стало быть, и душевной, потому что душа поистине полна лишь тогда, когда живет Духом Святым. Нередко лихорадочный поиск «духовной пищи» является ничем иным, как действием того же духа праздности, побуждающего одержимого им человека насыщаться суррогатами, производить их и вновь насыщаться, чтобы перебить духовный голод, обмануть душу, подменить ей пищу духовную на душевную (из сказанного отнюдь не следует, что душе не нужна собственно душевная пища).
Эта праздность пронизывает собой всего человека, в том числе и такое важное свойство как речь. Словесность – свойство человеческого ума; слово – явление мысли, а разумность – одна из существеннейших черт образа Божия в человеке. Поэтому, когда человек позволяет духу праздности овладеть своей речью, можно сказать, что он сдался ему весь: праздность, проявляющаяся в словах, указывает на порабощение их источника – разума этому духу.
Однако следует ли из вышесказанного, что всякая речь, не переполненная славословием Бога – празднословие? Вся, скажем так, светская словесность (границу светскости в литературе, кстати, провести весьма непросто) – празднословие? Вовсе нет. Наоборот!
Вдумаемся, в чем суть празднословия, в чем проявляется эта разновидность духа опустошения? В том, чтобы вслух любоваться красотой мира сего и возмущаться его уродством, чтобы вслух же радоваться о том, что несет на себе печать Творца (быть может, и не задумываясь непосредственно о Нем), и горевать, переживая диссонанс, которым вибрирует все творение Божие, пораженное грехом? Или, может, дух опустошения проявляется в том, чтобы улавливать пульс, ритм земной жизни, его колебания, музыку, если хотите, состояния всего живого вокруг, и выражать это всевозможными способами, в том числе речью: устной, письменной, в поэзии, прозе ли – неважно – в этом разве его проявление. Нет.
Разумеется, когда человек весь уходит в свои художественные переживания, замыкаясь на них, когда это становится для него культом – вот в самой этой замкнутости, напоминающей идолопоклонство, пожалуй, да, следует признать, что без духа празднословия не обошлось, но тут же следует «отделить мух от котлет»: проявилось это тлетворное влияние именно в склонности ограничивать свои переживания миром сим, в преувеличенном к ним внимании самим по себе, вне контекста истинной подоплеки всего происходящего и переживаемого, в склонности подменять истинную духовную пищу – суррогатами. Это порочное начало примешивается к любой земной деятельности, но становится ли она от этого никчемной, пустой? – Лишь в том случае, когда эта примесь становится доминирующей, определяющей сущность творчества.
Любовь к природе как таковой, попытки осмысления мятущихся чувств и выражения их, оттачивание мастерства письменной или устной речи – это все естественное, которое не отсекать надо, из-за тлетворной примеси, а фильтровать. Поэтому празднословие меньше всего проявляется в литературе нерелигиозных авторов, которые не претендуют на проникновение в пренебесные выси, но ограничивают свои интересы поиском смысла жизни на естественном уровне и… парадоксально, ведь находят его, «сами не чуя, как края ризы Его касаются» (вспомните-ка «На краю света» Н. Лескова), потому что, когда писатель всерьез задумывается о нравственных вопросах, он неизбежно приходит, пусть неосознанно, к выводу о существовании неких метафизических основ нравственности. Причем, что интересно, чем нерелигиозный автор менее склонен фантазировать об этих основах, чем кондовее он в своих концептуальных конструкциях, тем его интуитивные прозрения чище, без всякой оккультной пены. Для примера, можно почитать произведения непрошибаемого атеиста В. Сухомлинского: такое впечатление, что он намного ближе к Царству Небесному, чем многие новоиспеченные «православные писатели», которых, на первый взгляд, не упрекнешь в празднословии – всё о божественном, да с придыханием…
Празднословие – прерогатива тех, кто претендует на «высокий штиль», рассуждает на высокие темы. И секулярный автор празднословит, когда начинает рассуждать на темы, которым ни умом, ни сердцем не сочувствует, или как бы да, сочувствует, даже способен адекватно эмоционально реагировать и давать верные нравственные оценки событиям или чьим-то поступкам, но… сам не станет не только делать того, чем восхищается, но даже ближнего своего в этом не поддержит. Ибо «идеалы – это одно, а жизнь – другое». Такой человек, рассуждая о «высоких материях», о принципах, об идеалах, о героизме, о любви, наконец, о жертвенности – празднословит.
Тем более, празднословит тот, кто трындит не просто об идеалах, а об истинах вечных, о Боге, о святости, о добродетелях… и никакой связи с делами. А говорит, быть может, все правильно. Нет, конечно, нередко бывает, что человек, рассуждая на эти темы, несет полную околесицу; тут празднословие распознать много ума не надо… хотя, прошу прощения, надо признать, что нередко и неглупые люди покупаются на полную чушь болтуна, всего лишь нахватавшегося терминологии, а то и на ходу изобретающего наукообразные неологизмы. К сожалению, даже спустя 20 лет доступности литературы о вере и Церкви, многие люди не то, что с высшим образованием, но и «остепененные», проявляют самое дремучее невежество в области элементарных знаний о традиционной религии, если не своей, то своих предков.
Самое худшее, однако, если празднословие совершается грамотно: цитаты только из лиценз… ой, простите, из благословленных источников, голос приглушен, глаз увлажнен слезой, накал благочестия на грани перехода барьера, аналогичного звуковому: вот-вот, кажется, ба-бах. – и нет его рядом: переместился в райские кущи. Все слова сами по себе верные: что-то из Писания, что-то из Отцов, где-то афоризм от древних то ли греков, то ли римлян (да еще «на языке оригинала»!), а то и просто народную пословицу или поговорку ввернет – все само по себе безупречно… А вот в контексте того, по поводу чего ведется беседа, в контексте цели, преследуемой оратором, вся его конструкция из священных компонентов, прикрывающая или, еще хуже, оправдывающая какую-нибудь гадость, весь этот саркофаг трупа смердящего, украшенный священными фразами – все это фарисействующая ложь; причем ложь какая-то кощунственная именно в силу используемого священного «стройматериала».
Получается, чем выше тема, чем красивей, возвышенней, священней и, если можно так сказать, истинней высказывания по ней, при несоответствии слов состоянию души говорящего и преследуемым целям, тем омерзительней празднословие. Когда Священное Писание цитируют, чтобы оправдать собственное невежество и попустительство злу, когда сами по себе достойные житийные примеры и святоотеческие слова тычут в нос, тупо игнорируя их неприменимость в конкретной ситуации (неприменимость не вообще святоотеческих слов и дел, а именно этих конкретно), лишь бы апеллировать к неоспоримому авторитету (попробуй, скажи, что этот пример или высказывание неуместны в данном контексте; реакция предсказуема: да он Род… Церковь не любит, гад. ) – это празднословие в своем наихудшем, извращенном, а потому кощунственном варианте.
«Праздное слово, – учит свт. Иоанн Златоуст, – есть слово, несообразное с делом, ложное, дышащее клеветой, а также, по изъяснению некоторых, и пустое слово, например, возбуждающее неприличный смех, срамное, бесстыдное, неблагопристойное». Если вдуматься, то и молитва может быть празднословием, ибо, как говорит прп. Ефрем Сирин, праздное слово – это «обещание веры, не исполненное на деле. Человек верует и исповедует Христа, но остается праздным, не делая того, что повелел Христос».
Молящийся Отцу о прощении грехов и ссылающийся на прощение своим «должникам», празднословит, если на самом деле не усиливается прощать «от сердца», если позволяет себе держать обиду и не борется со злопамятством, ну, или борется, но, как бы так сказать… без достаточного энтузиазма.
Празднословит он и делая вид, что желает, да будет воля Божия на земле так же, как и на небе. Именно, «делая вид», потому что его слова (не те, которые «правильные», а те, которые непроизвольно вырываются) и дела (опять же не те, которые «добрые», а повседневные, привычные, которыми человек как бы заявляет: да будет воля моя!) свидетельствуют о том, что воля Божия его мало волнует; если даже он ею интересуется, то лишь в плане того, как бы ее склонить к своей, а свою выдать за Божию.
При такой внутренней установке молитва Господня становится празднословием, аналогично возгласам «Боже!» и «Господи!», давно выродившимся в междометия.
Помню как-то 20 с лишним лет назад делился я со своим духовником, о. Владимиром Залипским, переживаниями: «Вот, – говорю, – бывает так, что излагаю я в школе воскресной тему. Вроде поначалу все нормально. А потом вдруг чувствую, что клинит. И не потому, что не подготовился или забыл что-то – нет, не в этом дело. Наоборот, пытаюсь говорить о том, что запланировал. Вот, только что все шло нормально: примеры вспоминались из Житий, из истории, а то и просто из жизни, сами всплывали в памяти высказывания святых Отцов, выдающихся богословов или философов, логично выстраивалась последовательность аргументации… Вдруг, бац! – клинит: еле соображаю, обосновывать тезис не получается, и вообще на душе как-то вязко… И, главное, я же понимаю, почему: не чувствую себя морально вправе говорить об этом, потому как совесть зазирает. Как быть?» – «А вы, что делаете в таких случаях?» – спросил батюшка. – «Выворачиваюсь и перехожу на другую тему, опускаю ту, которая не складывается. Но это как-то неправильно, я же должен об этом говорить…» – «Нет, ничего. Если сердце чувствует, что об этом сейчас говорить не надо, лучше, в самом деле, его послушаться. В другой раз об этом расскажете. Против совести не стоит…»
Вот это его «против совести не стоит», повторяемое от исповеди к исповеди по самым разным поводам, как-то хорошо отложилось у меня на душе. Не только потому, что он часто на это обращал внимание. В этом есть какая-то непередаваемая суть жизни во Христе. Покойный Солженицын как-то провозгласил: «Жить не по лжи!» Не будем вдаваться в дискуссии о том, насколько него самого получалось придерживаться этой линии, и не празднословие ли это в его устах тогда. В данном случае, неважно. Слова верные. Выстраданные. Как мы говорили выше, и молитва может стать кощунственным празднословием (молитва как процесс), когда она исходит от человека принципиально чуждого ее содержанию, но от этого она сама, ее слова не становятся пустыми.
Диавол – отец лжи (Ин. 8; 44). Говорят, «у каждого своя правда». Вряд ли можно сказать что-то более лживое. Нет, это истин много – больших, маленьких, относительных и абсолютных: в зависимости от их отношения к Единой Истине. А вот Правда одна. Истина – то, что есть – «естина». Но всё, кроме Того, Кто открылся Моисею с именем Сущий, относительно есть. Лишь Он есть в полном смысле слова, ибо в Нем – полнота бытия, все остальное существует относительно. Истин много. Отсутствие одного маленького, но существенного звена в цепи многих истин приводит к тому, что все они вместе составляют сплошную лукавую ложь.
Правда – то, что соответствует замыслу Божию, это само устроение мира, жизни, согласно благой Божией воле; все то, что направляет на правый, спасительный путь, хотя бы иной раз и через попущение зла. Грамотно составленный набор фактических истин может уводить от Правды, поэтому важно не запутаться в фактах, но установить ту истину, которая способствует торжеству Правды. Так вот празднословие – то, что вводит в заблуждение относительно пути Правды. Речь нам дана, чтобы мы могли сообщать ближним истину, способствующую торжеству Правды. Пустая речь та, которая сбивает с пути, хотя бы она и была переполнена сплошными истинами. Признания, которые запутывают слушателя, признания, которые не способствуют пониманию сути того, о чем идет речь – празднословие. К чему они, если формируют ложную картину, лишь порождая или усугубляя соблазн? К чему показания, которые неизбежно будут ложно интерпретированы и использованы в интересах злодея, а жертву выставят в превратном свете?
То же можно сказать и о религиозном просвещении: как мы говорим об Истине? С каким отношением формулируем «истину об Истине»? Что она для нас?
Авва Дорофей, размышляя о разных типах лжи, упоминает, в частности, о лжи самой жизнью. Между этим типом лжи и празднословием прочная (и порочная) связь: когда мы красиво рассуждаем о добродетели, но уклоняемся от ее пути – это празднословие, а поскольку своими правильными рассуждениями даем слушателям повод предполагать за нами соответствующую словам жизнь – это ложь жизнью.
То есть, празднословие – это не просто легкомысленная болтовня. Это и не ложь в прямом смысле. Это покров лжи, сплетенный из лукавства и лицемерия.
Крест – символ сокрушения отца лжи, символ победы над лукавым. Сама Истина распялась ради торжества Правды, ибо угодно было Богу «сначала принципом правды низложить диавола, поскольку тот является ее нарушителем, а затем уже и силою (низложить его) в день Воскресения и Будущего Суда. Ибо это наилучший порядок: чтобы правда предшествовала силе, и есть дело поистине божественного и благого владычества, а не тирании, где правда могла бы лишь следовать за силой» (свт. Григорий Палама).
«Да молчит всяка плоть человеча», – поется на Великом входе в Великую Субботу, – и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет…» Понятно, что не все могут посвятить жизнь целиком без остатка этому «молчанию». Не все к этому призваны. Однако то, к чему призваны в полноте лишь единицы, в меру сил каждого является всеобщим призванием. Способность вынырнуть из суеты, умолкнуть, замереть благоговейно, и продолжить мыслить и говорить с поправкой на полную свободу от «земных помышлений» – необходима каждому.
Опыт общения с человеком чуждым празднословию может оставить в душе глубокий след. Вспоминается один эпизод. Сидели мы как-то с друзьями, общались. Зашел разговор о вопросах духовного порядка. Заспорили. Они люди хоть не чуждые Церкви, но «с тараканами». Ну, а я себя этаким дезинфектором вообразил, стало быть… Градус дискуссии постепенно повышался. И вот, я в ходе спора, совершенно без всякой задней мысли, ввернул: «А вот отец Владимир»… И тут моих собеседников как подменили: весь азарт куда-то испарился, они чуть ли не на полуслове осеклись, лица их при воспоминании о покойном старце в миру, которого им тоже посчастливилось чуток знать, стали какими-то по-хорошему серьезными: «М-да, отец Владимир… ну, конечно, да… Что-то мы увлеклись». Такое чувство было, что все неожиданно для себя ясно вспомнили его лицо, скорее напоминавшее лик, и почувствовали себя детьми, которые забылись и расшалились в присутствии взрослого. Всё сразу стало таким мелким, а дух беседы увиделся таким несопоставимым с темой… Одного упоминания об о. Владимире нам оказалось достаточно, чтобы поймать себя на празднословии, ясно, отчетливо прочувствовав глупость и фальшь этого порока.